5
Вообще-то бедные в Уайтчепеле не учились, но богатство семьи Финча – это был совсем другой уровень. Еще в те времена, когда Одри надеялась меня впечатлить, она устроила мне Гугл-ликбез о лучших людях школы (читай: самых богатых). Она показала мне фотографию Финча на каком-то мероприятии. На снимке он был на пару лет младше и выглядел эксцентричным ботаником, зажатым между роскошной блондинкой и красивой темнокожей женщиной с ожерельем, которое понравилось бы Элле: что-то вроде падающих звезд, нанизанных на цепь.
Финч был худой и невысокий – чуть выше меня, но весь его облик так и кипел энергией, которая окружала его, словно аура. Волосы его, казалось, растут сразу во всех направлениях, быстрые глаза были кофейного цвета – чуть светлее, чем его кожа. Одевался он примерно как Боб Дилан на старых фотках: тяжелые рабочие ботинки и штаны с высокой талией. Представления не имею, как он добивался, чтобы форменные школьные штаны сидели на нем так высоко.
Все это не имело для меня абсолютно никакого значения – все, кроме одного: Финч знал, кто я такая. Большинство этого не знало, а если бы и знало – вряд ли кто озаботился бы. Подумаешь, внучка какой-то давно забытой литературной знаменитости, почти никому не интересной в современном мире – особенно в школе, где в благотворительных целях порой объявлялись мероприятия вроде уроков игры на гитаре, даваемых звездным родителем кого-нибудь из учеников. Только своим обычным невезением я могу объяснить тот факт, что в Уайтчепеле обнаружился целый один представитель вымирающего вида фанатов Алтеи Прозерпины, и именно он умудрился выяснить, кем я ей прихожусь. Финч подкараулил меня у шкафчика в раздевалке еще в мою первую неделю в новой школе.
– Привет, ты ведь Алиса Прозерпина?
– Кто тебе это сказал?
Финч просиял. Я уже видела его на уроках, он даже показался мне симпатичным парнем, – но в тот момент мне ужасно хотелось стереть эту ухмылку с его лица.
– Одри. Не то чтобы она мне именно сказала… – он сделал боб-диланский жест рукой – достаточно красноречивый, чтобы объяснить без слов, почему Одри скорее пойдет закупаться одеждой в секонд-хенде, чем снизойдет до разговора с ним.
– Я – Алиса Кру, – тихо поправила я, глядя ему через плечо. Мама давным-давно решила отказаться от претенциозной бабушкиной фамилии ее собственного изобретения и щедро предложила мне выбрать себе любую фамилию по вкусу. Я выбрала эту в восемь лет, после того как прочла «Маленькую принцессу»[5].
Парень согласно кивнул.
– Понял. Прозерпина – это немного слишком. В смысле, уж я-то знаю. Технически, я сам – Эллери Оливер Джан-Нельсон-Абрамс-Финч. – Он заметил выражение ужаса на моем лице и усмехнулся. – Да, честно. Часто интересуются, что выходит, если женятся двое людей, у каждого из которых составная фамилия с дефисами. Вот это самое и выходит. Я решил остановиться на Финче.
Проходящие мимо нас ребята кивали Финчу, а меня мерили специальными взглядами «для новеньких». Я должна была давно к этому привыкнуть, но никак не могла.
– Очень увлекательно, Финч, – сказала я более ядовито, чем собиралась. Он сморгнул, но не отступил.
– Книга твоей бабушки – это нечто особенное, – сообщил он, понизив голос. Я отлично знала этот тон: благоговейное бормотание религиозного фанатика. Он всегда вызывал у меня острый дискомфорт – и еще что-то вроде ревности, в исследование которой я не хотела углубляться.
– Я ее никогда не видела, – отрезала я, шумно захлопнув шкафчик. – Ты наверняка знаешь о ней больше моего.
Я даже не была уверена, что это ложь. Загвоздка была в том, что наверняка мы знали об Алтее одно и то же и из одинаковых источников – из вторых рук. С тем исключением, что Финчу посчастливилось прочесть книгу. Прежде, чем он успел сказать что-нибудь еще, я протолкалась сквозь толпу в раздевалке и ретировалась по коридору.
Судя по всему, наш первый разговор должен был бы стать и последним, но Финч обладал талантом всюду попадаться мне на пути.
Сперва я наткнулась на него в парке – он совершал пробежку. Сначала я подумала, что он убегает от хулиганов, но разглядела на его ногах противоестественно белые кроссовки и догадалась, что красивая вельветовая курточка и джинсы – это его тренировочная одежда.
– Алиса! – окликнул он меня на бегу счастливым голосом; волосы летели за ним по воздуху, лишь слегка придерживаемые наушниками.
Неделю спустя я наткнулась на него в книжном на Пятьдесят седьмой улице. Получилось, как в плохом кино: я вытащила с полки толстенный потрепанный том Йейтса – и в отверстии между книгами обнаружился Финч, вернее, кусочек Финча в окошке с Йейтса шириной. Он задумчиво грыз ноготь и читал Пэтти Смит.
В третий раз я встретила его под маркизой дорогого ресторана в квартале от дома Гарольда. Высокие окна были распахнуты, но все равно большинство посетителей сидело за мраморными столиками, вынесенными наружу. Финч делил столик с мужчиной, в котором я по фото в Интернете опознала его отца, и костлявой стриженой блондинкой, ковырявшейся ножом в мисочке с крем-брюле. Финч поймал мой взгляд раньше, чем я успела отвернуться, и вскочил, как на пружинках. Не прошло и пары секунд, а он уже вылетел из-за стола и зашагал рядом со мной.
– Ты меня просто спасла, – сообщил он. – Я там уже отключаться начал. Думал, моя жизнь прошла в созерцании, как моя мачеха четверть часа заталкивает в себя кусочек десерта, а все воспоминания о прошлом – просто программа Матрицы. Привет, Алиса!
– Привет, – нервно отозвалась я. Я как раз шла с работы, так что моя блузка была вся в крошках печенья, а волосы от пота торчали, как иглы.
– Ты пахнешь кофейными зернами, – сказал парень, когда мы дошли до угла. – Прекрасный запах! – Он с тоской оглянулся на ресторан, лицо его было таким страдальческим, что я чуть не рассмеялась. – Ладно, боюсь, мне придется вернуться туда.
– Наблюдать за мучительными пытками десерта.
Его улыбка на долю секунды коснулась глаз, как солнечный блик на темной воде. Потом он развернулся и пошел обратно.
После той встречи он взял за обыкновение по утрам поджидать меня у шкафчика в раздевалке, прислонясь к нему в характерной позе, напоминающей фильмы восьмидесятых.
– Привет, Кру, – обычно говорил он, пока я жонглировала учебниками, выбирая нужные на сегодня, и в конце непременно подхватывал книжку-другую, чтобы помочь мне донести их до класса. У дверей класса он возвращал учебник с таким видом, будто это была понятная только нам двоим шутка. Внимание Финча служило мне щитом. Теперь в школе я была не только странненькой приемной сестрой Одри, но и приходилась кем-то Финчу… Только вот кем? Объектом благотворительности?
Подругой?
Не совсем то слово – но довольно близко к действительности. Я почти ни с кем не общалась. Не потому, что другие не пытались идти на контакт – в любой школе найдется доброхот, готовый удочерить новенькую. К тому же я выгляжу безобидно – миниатюрная блондинка с темными глазами, с мягким и удивленным взглядом, который меняется только когда я злюсь.
«Какая же ты милая, просто сладкая кисонька, – как-то раз сказал мне один учитель – тихонько, чтобы никто не расслышал. Это было в Нэшвилле, в мою первую неделю в девятом классе. Слова учителя и то, как он на меня при этом смотрел, проникли мне под кожу, как яд. Я нашла способ излить этот яд наружу – выплеснула термос горячего кофе на клавиатуру его ноутбука. Меня не поймали. Однако с тех пор я страстно возненавидела несоответствие моего отражения в зеркале тому, как я себя на самом деле ощущала.
Но с Эллери Финчем все было иначе. Я выросла в атмосфере, пропитанной волшебными сказками и злой судьбой, работавшей точно, как механизм, так что не особо верила в совпадения. С Финчем нас действительно что-то связывало. Я никогда не могла определить, что именно, однако это нечто заключалось в самом его существе. Может, это была наша связь через Алтею, может, то, как постоянно пересекались наши пути – словно у конькобежцев, выписывающих восьмерку. А может, мне просто хотелось снова и снова видеть игру света в его глазах, от которой по моей коже пробегала волна жара.
Странно, что место Одри пустовало – она никогда не пропускала сценическое мастерство, – однако я приняла ее загадочное отсутствие как дар небес. Она слишком любила находить в людях слабые места и тыкать в них пальчиком. За нами с Финчем, например, она с удовольствием наблюдала с таким выражением, будто смотрела сериал.
Мое предчувствие оправдалось – Тоби определил нас в пару, при этом подмигнув со значением. Это меня страшно смутило, я так и вспыхнула от стыда – не только за себя, но и за него. Учителя, которые любят сватать учеников друг другу, – зрелище столь же жалкое, как и те, что позволяют бегать за собой девчонкам-подросткам с крашеными губами.
Я притворилась, что ищу что-то на дне рюкзачка, ожидая, когда краска отхлынет от щек. Наконец я пересела к Финчу, который уже открыл для нас книгу – «Стеклянный зверинец» Теннесси Уильямса.
– Привет, Кру.
– Привет, Финч, – отозвалась я.
– Будешь читать за Лору – или давай я?
Я терпеть не могла Лору – она слишком походила на персонажа сказки. Не такой, как писала моя бабушка – насколько я знала, ее женские персонажи пили кровь или устраивали еще что покруче. Нет, Лора принадлежала к худшему виду красоток из сказок братьев Гримм: нежная, тихая, ожидающая, когда наконец прискачет на коне кавалер и спасет ее. И внешность у нее наверняка была вроде моей.
– Бери Лору ты, – быстро сказала я.
Следующую четверть часа мы читали диалоги. Финчу это удавалось на редкость хорошо. Большинство учеников не старалось, а те, кто старался, переигрывали и говорили ненатуральными сценическими голосами – виной тому был школьный миф, что Тоби на самом деле тайно ищет среди нас актерские таланты. Надо было видеть, как, например, та же Одри натужно кривляется в роли Кошки Мэгги[6].
Когда прозвенел звонок, Финч подчеркнуто протянул мне руку на прощание – как будто пародируя собственный жест. Это была черта его характера – постоянная нотка самоиронии. Как будто он приглашал других посмеяться над ним раньше, чем это произойдет без его участия. Постоянная роль новенькой располагает к углубленному изучению антропологии на примере американских школьников, и парни такого типа мне уже попадались в прошлом. Собственно, мне попадались парни любого типа.
Я чуть помедлила, но ответила на его пожатие.
– Надо бы нам как-нибудь встретиться не случайно, а намеренно, – предложил Финч, слегка задержав мою руку в своей. – И где-нибудь вне школы. Как тебе такая идея?
Я отняла руку, лихорадочно перебирая в уме причины ответить отказом. Я постоянно нужна Элле… Мы все равно скоро уезжаем… Нас преследует злая судьба… Может, Элла и думала, что это все – лишь сон, но после прошлой ночи я не собиралась на это покупаться.
Финч явно нервничал. Голос его слегка дрожал, так что последнее слово растянулось, будто он заикался. Его приятели наблюдали за нами от дверей – длинный тощий парень, чьего имени я не помнила, потому что оно было одним из немногих нормальных в этой школе – Майк? Марк? – и Астрид, девчонка с косой, которая почему-то смотрела на меня глубоко уязвленным взглядом.
– Ладно, – сказала я. – Давай.
Он улыбнулся и отступил на несколько шагов, засунув руки в карманы. Мимо проскочила, слегка толкнув меня, одна из подружек Одри – со специальным смешком, намекающим, что она слышала наш разговор. Финч нервно обернулся, я проигнорировала ее и кивнула ему на дверь, стараясь поскорее собрать вещи в рюкзачок – от смущения руки плохо меня слушались.
Неужели это все? Посетившая меня мысль была похожа на строчку песни. Загадочное нечто между нами, которое росло, как живое, и притом не пугало, мерцая где-то на задворках разума, как радостная тайна… Неужели это всего-навсего такая глупость, как школьный романчик? Мы усядемся рядом за столиком в кофейне, и Финч попытается взять меня за руку?
Я быстро прокрутила в уме историю нашего общения – вот я ему грублю, вот он пытается быть смешным, вот мы молча идем рядом по коридору – и мысль о том, что ему этого мало, что ему нужно от меня что-то еще, пробежала по моей коже, как чьи-то потные пальцы.
Я вспомнила слухи о Финче, которые дошли до меня вскоре после нашего первого разговора, – такие истории всегда лезут из щелей в маленьких школьных сообществах вроде Уайтчепела. Из-за этих слухов я прекратила отшивать Финча – потом появились и другие причины, но эта была первая. Кое-что о новой жизни отца Финча с новой женой. Кое-что о его матери, о таблетках, о ванной, запертой изнутри… Мама Финча была в своем роде знаменитостью в узком кругу, так что подробности ее смерти обсуждались в новостях.
Все это заставило меня подмечать некоторые мелочи – то, как внезапно погасали глаза Финча, когда он не шутил и не смеялся. И то, что он шутил и смеялся больше всех, кого я знала. Может быть, между нами и впрямь наблюдалось некоторое сходство. Мы оба вели себя на людях наилучшим для выживания образом, а истинную сердцевину держали в тайне даже от себя самих.