Подворье господина Кокорева
Здание гостиницы «Кокоревское подворье» (Софийская набережная, 34) построено в 1860-е годы по проекту архитектора А. Васильева.
Род купцов Бахрушиных гораздо более известен, чем купцов же Кокоревых. Тем не менее, «Кокоревское подворье» на Софийской набережной несравненно известнее «Бахрушинского подворья» на Софийской набережной же.
Причина тому в обустройстве гостиницы Кокоревых. Отсюда – и престиж, и слава.
Нет, Василий Кокорев был не последний человек своей эпохи. Павел Бурышкин так писал о Кокореве в своем исследовании «Москва купеческая»: «Василий Александрович Кокорев был сын солигалического купца средней руки, торговавшего солью. Мать его была женщина редких качеств, и всю свою жизнь Кокорев внимательно слушал ее советы. Семья была старообрядческая, принадлежала к беспоповскому поморскому согласию, и Василий Александрович до конца дней своих остался верен верованию отцов. Получил он весьма малое образование, нигде не учился, кроме как у старообрядческих начетчиков, никакой школы не кончил. Рано начал он заниматься торговой деятельностью и на ней приобрел необходимую в жизни опытность. Отсутствие книжных знаний пополнил чтением и вошел в ряд людей глубокой культуры; был хорошим оратором, красочно и остроумно – со словечками – выражал свои мысли; обладал литературным талантом и оставил ряд трудов, из которых самый значительный носит название „Русская Правда“».
Деньги Кокорев тратил со вкусом. Среди его деяний – множество весьма разнообразных и вполне достойных. Тот же Бурышкин писал: «Ставши богатым человеком, Кокорев дал полный простор и своей энергии, и своей творческой инициативе. Он был одним из пионеров русской нефтяной промышленности, создав еще в 1857 году, в Сураханах, завод для извлечения из нефти осветительного масла, и Закавказское торговое товарищество, а впоследствии – Бакинское нефтяное общество. Он организует Волжско-Камский банк, сразу занявший видное место в русском финансовом мире; утверждает Северное страховое общество; строит в Москве знаменитое Кокоревское подворье, где имеется и гостиница, и торговые склады, – сооружение, которое стоило 21 миллиона, – цифра рекордная по тому времени; наконец, участвует в создании русского Общества пароходства и торговли.
Помимо своей деятельности в области народного хозяйства, Кокорев немало работал и в области общественной. Высшей точкой его общественной карьеры был год после Крымской войны. По совету Кокорева, во время Крымской войны откупа были сданы на новое четырехлетие без торгов, и это было временем наибольшего его значения. По окончании войны он обратил на себя внимание торжественной встречей, организованной черноморским морякам, приехавшим в Москву. Представители московского купечества в ноги кланялись защитникам Севастополя, а откуп разрешил героям три дня пить безданно и беспошлинно…
Общее оживление и пробуждение общественного мнения после Крымской войны встретили в нем горячего сторонника. Над его либерализмом подсмеивались и в шутку называли его «русским Лафитом».
Поэт Н. Ф. Щербина находил, что на Кокорева нет и рифмы на русском языке, чтобы достойно воспеть его деяния. Но когда в первые годы царствования Александра II началось движение в пользу освобождения крестьян, – как это ни странно теперь, эту реформу нужно было пропагандировать, – он занял в ряду защитников отмены крепостного права одно из первых мест. На обеде в Английском клубе (1857) он произнес речь, напугавшую московского генерал-губернатора. Кроме того, издал ряд брошюр, в частности «Миллиард в тумане». Эта кличка так и осталась за ним в Москве».
Кроме того, господин Кокорев был знаменитым коллекционером. Тем не менее, Кокоревы не выбились в «ведущую пятерку» купеческих родов Москвы.
* * *
Гостиница была, однако, хороша. Пусть не дешевая, однако же престижная. Просторная, солидная, украшенная множеством наличников и арок. Было в ней при этом что-то романтическое, более того, загадочное. Чехов, к примеру, говорил в письме к приятелю, писателю Леонтьеву-Щеглову: «Вы опять в мрачном „Кокоревском подворье“. Это Эскориал, и Вы кончите тем, что станете Альбой. Вы юморист, по натуре человек жизнерадостный, вольный, Вам бы нужно жить в светленьком домике, с хорошенькой голубоглазой актриской, которая весь день пела бы Вам тарарабумбию, а Вы, наоборот, выбираете все унылые места вроде Кокоревки».
Впрочем, это место вовсе не было таким уж сверхъестественно унылым. Больше того – Чехов сам при случае там останавливался. А также Верещагин, Крамской, Репин, А. М. Васнецов, Чайковский, Мельников-Печерский, Мамин-Сибиряк и множество других, не менее маститых современников.
И, конечно же, важную роль играло местоположение гостиницы. Художник Верещагин вспоминал: «Задумав написать Наполеона, я выбрал именно Москву, потому что здесь завязан был узел нашествия на Россию двунадесяти языков, здесь разыгралась самая страшная картина великой трагедии двенадцатого года. Я чувствовал необходимость бывать возможно чаще в стенах Кремля для того, чтобы восстановлять себе картину нашествия, чтобы проникнуться тем чувством, которое дало бы мне возможность сказать правду о данном событии, правду, не прикрашенную, но такую, которая действовала бы неотразимо на чувство русского человека».
Находилась бы гостиница В. Кокорева где-нибудь на Пресне – вряд ли бы Верещагин выбрал именно ее. А так – строго напротив Кремля, лучшего и пожелать невозможно.
Впрочем, близость Кремля привлекала и тех, кому он не был нужен «по делу». Чайковский признавался: «Как у меня хорошо в гостинице! Я отворяю балкон и беспрестанно выхожу любоваться видом на Кремль».
Вид там и вправду был, что называется, на уровне.
Разве что бытописатель Н. Скавронский жаловался: «Хорошо бы, пожалуй, у Кокорева в гостинице у Москворецкого моста, да уж слишком русским духом пахнет, чересчур!»
Но не для всех это было препятствием.
Правда, со временем дела у Кокорева пошли на спад, он продал гостиницу новым хозяевам, которые назвали ее скромненько – «Софийское подворье».
* * *
Рядом же возвышается пресимпатичнейшая колокольня церкви Софии Премудрости Божией, в честь которой, собственно, назвали набережную.
Но, несмотря на значимость этого храма, городские жулики его не обходили стороной. К примеру, газета «Московский листок» сообщала в 1889 году: «24 мая, из церкви св. Софии на Софийской набережной, во время совершения поздней литургии, неизвестно кем похищено серебряное кадило, висевшее на подсвечнике, стоящее 50 рублей».
Не состояние, конечно, но и не плохие, в общем, деньги.