Сумасшедшая Цветка
Вначале Борисандревич звал её просто Светка.
Вечерами Светка возвращалась домой, еле волоча ноги, вялая и безжизненная, как побитая. На все вопросы отвечала, что гуляет по улицам… Наконец, почти через год сосуществования, Борисандревичу стало любопытно, где она целыми днями пропадает, и он решил понаблюдать за ней.
Утром Светка спустилась с девяти ступеней, шустрая, стремительная, как стрелка. На метро добралась до Полянки (он – в соседнем вагоне). Пошла по улице, озираясь по сторонам, уже не такая стремительная и уверенная. Заметила зазывную афишу, и завернула на выставку кошек.
Там побродила (наблюдал из соседнего зала), посидела в уголку, как будто ждала кого-то. На кошек взглянула только мимоходом, а Борисандревича и подавно не приметила. Никого не дождалась, вышла…
Оттуда её понесло на Таганку. Побродив по Большой Коммунистической, она юркнула в кафешку с заманчивой вывеской «Блюз», и пугливо уселась за столик. Борисандревич смотрел через большое окно. Светка, поволынив за столиком, помусолив меню, с тоскою взглянув на официантку, заказала рюмку розового «Мартини», и на удивление жадно выпила.
За соседним столиком между тем расположилась безобразная, неоформленная, склонная к расширению компания, а чуть поодаль – расфранченная дама с шампанским и кудрявым юношей. В этом окружении Светка совсем съёжилась и замерла, а потом, когда официантка отпустила её, тихонько выскользнула.
Долго брела, мрачная и понурая, зигзагообразным маршрутом, шаталась по подворотням, пока не устроилась на крылечке в одном из дворов, села и обхватила голову руками. Там просидела до темна. Борисандревич истомился недоумением, стоя за углом.
Неужели вот так она проводит каждый день? И назавтра он опять последовал за ней. Даже отложил важное дело.
Она вышла из дому опять свежая, быстрая, как стрелка, с сосредоточенным лицом, сжатыми губами. Доехала до метро Проспект Вернадского, вышла и понеслась прямиком в Дельфинарий. Он вспомнил, как вчера в переходе метро она задержалась перед афишей. Внизу, под цветной фотографией сияющего мокрыми боками дельфина в прыжке, красными заковыристыми буквами было набрано: «Есть древнее предание: кого поцелует дельфин, будет счастлив в любви. В конце представления дельфин Егорушка целует одного из зрителей».
Но Борисандревичева бродяжка не дождалась кульминационного поцелуя. Она спустилась с амфитеатра так внезапно, что Борисандревич почти упустил её из виду. Но догнал. Она еле-еле тащилась. На метро добралась до Старого Арбата. Купила банку пива и устроилась у фонтанчика. Но сидела недолго – шарахнувшись от первого же прохожего, задавшего праздный вопрос, убежала.
Борисандревич продолжал недоумевать. Он не находил объяснения ее поведению, не видел мотив. И тогда он заключил, что мотива совсем нет, просто девочка тронутая, потому и слоняется без толку. Он успокоился уверенностью, что решил эту задачу так же правильно, как решал все задачи до сих пор.
Но он не решил. Он не догадался, что Светка ищет апельсинианина. А пока ищет, читает Землю помимо воли – строки метро, улиц, дворов… Грязь, хромая собака, затоптанный луч…
На третий день Борисандревичу было уже неинтересно наблюдать. А она как раз в тот день явилась измазанная оранжевой краской.
– Села на покрашенную скамейку.
Джинсы, куртка, сумка и перчатки – все пришло в негодность. Борисандревич завернул её барахло в большой лист газеты и затолкал в мусоропровод. А на следующий день Светка пришла опять измазанная в такой же оранжевой краске.
– Ты опять села на ту же скамейку? – захохотал он.
– Да, – призналась она, – скамейка меня притягивает. Ведь оранжевой планеты нет на свете, так какая разница?
– Может быть, лучше будешь рисовать красками, чем сидеть в них?
Борисандревич подарил ей коробку красок. И прозвал «Цветка» вместо «Светка». Но она не рисовала, она всё так же шлялась. Только полупрозрачный бочонок с густой насыщенной оранжевой гуашью достала из коробки и поставила на прикроватный столик.