Пракино апельсиниан
Она прочитала о том, как Хаос родил Эреба-мрак, Метиду-мысль, Эрота-Агапию-любовь и Хепри-насекомое. (Ей сразу же сделался симпатичен Эрот-Агапия, потому что драгоценнее любви ничего нет и быть не может на Свете. И до чего же странно, что любовь всё же возникла из Хаоса!) И о том, как Метида просыпала бусины, и одна из них стала Солнцем. А Эрот-Агапия и Хепри вылепили по глиняному кому и пустили ходить по орбитам вокруг бусины…
Значит, у бога любви есть целая своя планета! Которая находится как раз там, где предполагают учёные – по ту сторону солнца! Это и есть Цитрон, который однажды увидели земляне и сложили стихи, о котором предполагают учёные! Кошки отвалились. Было уже не так больно.
У Хаоса – самые разные исчадия, на то он и Хаос. Есть прекрасные, есть жуткие и жутчайшие. У Хепри восемь тонких лапок, членистое пузо, усики, твердый хитиновый панцирь и хитиновые челюсти. Он – страшнее всех насекомых на Земле, и куда страшнее своего земного подобия – жука-Скарабея. Если Хепри явится людям, их охватит ужас. Но Хепри никогда не показывается. У него есть причины прятаться…
А когда Эрот-Агапия появляется, люди видят сияние! Потому что он – глиняный, почти круглый. А глиняные боги блестят и лоснятся. Эта глина никогда не обжигается и не высушивается, она всегда влажна и упруга, как человеческое тело.
Ком белой глины, который скатал себе Эрот-Агапия, вначале служил ему местом для прогулок и сна… Он назвал свою планету «Цитроном».
«Да разве этому можно верить? – усомнилась Цветка. – Откуда Гесиод знал, что делал там, на своей планете, Эрот-Агапия? Как он мог подглядеть? И не он же её назвал, а люди! Да это же просто миф, догадки, архетипы, вылезшие из мира подсознания в мир слов, разве можно этому верить?!… А может быть это – изначальное знание людей, врожденное? Может быть – правда?! Ведь и она догадалась об Апельсине ещё в детдоме! И почему творец не мог назвать свою планету так же, как потом люди?»
Цветка сама не заметила, что уже не думает стонать, а очень уютно свернувшись на диване, водит белым пальчиком по странице.
Эрот-Агапия разукрасил Цитрон растениями – хвощами и папоротниками, липами и баобабами, пальмами и орхидеями, маками и ромашками – каждое из растений было совершенно и вечно, декоративно и ароматно. А между тем их создатель оставался одинок в Космосе среди кровной родни, непохожих на него исчадий Хаоса… Ему нужно было слепить себе подобных, чтобы не быть одиноким.
Эрот-Агапия слепил людей-андрогинов. Он изготовил их из белой небесной глины, но помягче, чем та, из которой был слеплен сам. Их необожженная плоть так же блестела, как его плоть. Все они были его подобиями, бесполыми и совершенными, а называл он их «другими». Потому что они были как он, но другие.
«Откуда впоследствии и произошло слово „друзья“. Очевидно, цитронный язык и есть тот праязык, от которого взяли начало все остальные языки», – подумала Цветка.
«Другие» оказались так похожи на своего Творца и между собой, что одинаково ходили и летали, у них даже были одни и те же мысли и желания. Тогда Творец догадался варьировать их черты и формы. Фигурки все более разнились, и, наконец, «другие» стали действительно другими – и даже начали удивлять своего создателя неожиданными вопросами и затеями. С тех пор тысячелетиями белая небесная глина нежила пальцы Эрота-Агапии— он лепил себе друзей.
«Потом этот эстет, должно быть, стал лепить их из пластилина. Наверняка ему понравился пластилин. Может, это он его и придумал. Прапластилин. Может быть, это он подсказал Егорушке, как слепить мушарик. И мне!»., – фантазировала Цветка.
Забот у народа Эрота-Агапии не было, а одни только приятные хлопоты. Народ жил в безмятежности, но не в праздности – он читал Книгу Жизни. Он познавал радость, любовался миром, занимался искусством.
Цитронаты не пребывали в мучительном невежестве относительно причин мира и собственного назначения, не было на Цитроне мрачной роковой загадки бытия, потому что не было болезней и смерти. Эрот-Агапия всё делал тщательно и прочно, его поделки не ломались и не портились от времени.
«А ведь я об этом догадывалась, – вспомнила Цветка. – Вот именно так всё себе и представляла, как будто знала! Над вопросом о страдании бились настоящие философы, и они решили, что без зла не было бы и добра, – думала Цветка. – Я не философ, но мне кажется, зло отвратительно и не нужно. Страдания не возвышают, а унижают, причём безмерно. А добро прекрасно само по себе… Добро – это полновесный мир, а зло – вред и порча мира. Добро – настоящая жизнь. Добро – это и есть мир, где всё правильно смонтировано и слаженно. А философы… они придумали необходимость страдания в утешение страдающим людям».
…А так как у цитронного народа не было загадки бытия, земных, известных людям искусств, тоже не было. Тех, чьи корни произрастают из тоски и извечной тайны. Неоткуда было им произрасти на Цитроне! Вовсе не было литературы, искусства богооставленности. Цитронаты видели своего Создателя, могли разговаривать с ним, и даже дотрагиваться до него – зачем им эти вечные вопросы?
Искусство было безмятежно. Андрогинны наслаждались творчеством так же, как их Творец. Их прекрасный мир служил источником вдохновения, и они его воспевали. Плоды их искусства не были вещественны. Музыка, повисев в воздухе, исчезала. Так же и живопись. Музыка создавалась без инструментов, была заложена в естество цитронных людей, как в естество земных людей заложены пение и танец. Живопись цитронатов создавалась без основы и красок, кистей и прочих принадлежностей – одной силой воображения.
«А архитектура? Без пульманов, ластиков, бульдозеров и подъёмных кранов? – представила Цветка. – Получается, на Земле здания возводятся с таким рабским трудом, а музыка производится посредством инструментов просто по причине несовершенного устройства земного человека. Земляне имеют мало возможностей, им приходится пользоваться многочисленными предметами и инструментами. На Земле бывают люди-арфы и люди-флейты, люди-контрабасы, люди-трубы, люди-гитары, люди-рояли и люди-автомобили, даже люди-грузовики и люди-подъёмные краны», – додумала Цветка. – Да это же просто кентавры! Кентаврическая цивилизация!»
А на Апельсине всей промышленностью занимается демиург Эрот-Агапия. А люди пользуются его изделиями. Землёй, домами, своими собственными способностями. И занимаются искусствами.
…Зримые и слышимые образы, которые растворялись в воздухе и появлялись из него… Которые можно воспринимать, но не осязать… Цветка поняла, что Гесиод пытался описать искусство кино. Прообраз кино, оказывается – невещественные, бесплёночные ролики цитронатов, плоды их радостной фантазии. Пракино цитронаты крутили силой воображения прямо в цитронном воздухе! Только судя по описанию Гесиода, пракино было более синтетическим искусством, чем фильмы на Земле. Земное кино против цитронного – как пишущая машинка против лазерного принтера. Кроме картинки и звука, в нем жили ароматы, дуновения, осязание, вкус, тепло, прохлада, пространство, свежесть и прозрения.
Но Эрот-Агапия великий бог, не потому, или не только потому, что создал совершенный мир. Он изобрел дружбу и любовь. Его мир зиждется на дружбе и скреплен любовью. Да, конечно, теперь кажется, всё просто! Мир удобно облегает цитронатов, и они любят этот мир. Никто там не имеет изъяна, поэтому они дружат. Вместе вкушают небесную манну и смотрят кино. Но такой закономерной и естественной любви-дружбы не было во Вселенной, пока не существовало Цитрона!
Хаос не любил своих детей. А дети Хаоса… Эреб качался на месяце-люльке, Метида вертелась перед зеркалом. Каждый был сам по себе. И от грусти одиночества Эрот-Агапия изобрел дружбу, слепил себе друзей-андрогинов.
А потом его озарило, и он создал любовь. Он осторожно разделил андрогинов надвое… Получились половинки – двойняшки с единой душой и мягкими животами. И эти двойняшки стремились друг к другу, каждый стал любить другого как самого себя. И сильнее, чем себя. Любить похожесть другого, и его инакость, и тот же самый сияющий совершенный мир, Цитрон, но через его глаза, как через увеличительные линзы…
На Цитроне все происходило не так, как об этом повествуется в страшных земных мифах. Люди-половины никогда не теряли друг друга, напротив, не расставались. Не могли расстаться.
Прочитав об этом, Цветка поняла, что она, скорее всего, тоже из этих разделённых цитронатов-андрогинов! Только она потерялась… Потому что она не приспособлена существовать без своего Егорушки, совсем не приспособлена. Для неё мука – каждая минута одиночества, она – часть, а не целое. Вот почему она всегда ощущала себя инопланетянкой на этой Земле…
Половины андрогина получились неровные – на одной зазубрина, на другой зубчик. И творческие способности, воображение и фантазия тоже было поделено неровно. У одной половины оказались краски, у другой основы под них. У одной – струны, у другой – смычки. Таким образом был разделён и весь творческий арсенал. И получилось так, что творить половинчатые люди могли только воссоединяясь. Любовь и творчество стали для них единым переживанием.
На цитронных просторах появился жанр любовного пения… Но совсем не романсы! Цитронаты крутили свои ролики и свою любовь прямо в просторах цитронного неба. Их фильмы вместо печального земного катарсиса завершались космогоническим оргазмом, который и был прозрением сути вещей. Их эротическое творчество являлось хвалой Эроту. А оттого, что они, летая, пели, родилась земная легенда об ангелах, парящих в небесах и поющих хвалу Создателю.
Эрот-Агапия-креативщик творил и творил, казалось, создавать можно бесконечно – как черпать из бездонного резервуара живую воду. Фантазия Эрота-Агапии умножалась, красота в его руках приобретала новые личины и грани, совершенство разнообразилось.
Эрот-Агапия был тогда безмятежен, как и его народ. А народа кривобокой вопиющей безобразием Земли до времени не было во Вселенной, как и эстетики безобразного.