Вы здесь

Опыты жизни. Психологические эссе. О вранье (А. В. Кирьянова)

О вранье

Вранье отвратительно. Вранье отталкивает. Ржа есть железо, а лжа – душу, – как говаривал Горький. Когда человек врет, он проявляет неуважение – считает окружающих доверчивыми глупцами. И о таком вранье мы еще напишем и поговорим. Но есть такое вранье, которое у меня лично вызывает умиление. И разоблачать не хочется. Век бы слушала… Трогательное вранье. Как у писателя Карла Мая, который врал, что знает девяносто три языка. Финский, норвежский и диалект апачей при этом он не считает. Таких успехов он достиг, потому что спит всего три часа в неделю: скажем, со вторника на среду – час, и потом еще в выходные – два. А остальное время изучает языки. И пишет свои приключенческие романы из жизни индейцев. Это Карл Май рассказывал своим читателям, отвечая на письма, в которых читатели интересовались, как ему удалось стать таким умным и гениальным. Письма читателей он тоже сочинял сам. Очень восторженные хвалебные письма. Ровным счетом ничего страшного нет в таком вранье. Или вот седой генерал в отставке очень любил со мной гулять вечерами. Во дворе. Он меня был старше на сорок пять лет. И был участником войны, награжденным многочисленными орденами за храбрость и мужество. Но мне он рассказывал, как его захватили гестаповцы. И у них в гестапо работала очень красивая дама-психолог. Чем-то похожая на меня. Я понимала, что в гестапо никаких психологов не было. А были палачи и убийцы. Но с удовольствием слушала увлекательную историю про то, как эта дама-психолог раздобыла такие «кошки» – ну, знаете, как раньше у электриков были. И, подчинившись влиянию речей генерала – тогда еще лейтенанта – помогла ему организовать побег. Он слез по отвесной скале, держа в зубах парашютно-десантный нож. А потом помог этой даме порвать с фашистами и начать новую жизнь. И даже подарил ей столик на колесиках и огромный букет алых роз. Так мы гуляли во дворе вечерами. Он был очень старенький, хромал, но держался с военной выправкой. Я очень его любила. И его дикие истории – тоже. Особенно – историю про дирижабль, на котором над фронтом пролетал товарищ Сталин. И вот этак вот помахал рукой лично моему другу. Я знала, отчего сочинял свои истории генерал. Он был очень одинокий. Совсем один. И очень старенький и больной. И он боялся, что если он будет рассказывать правду о кровавых боях и потерях, я не стану с ним гулять. Правда – она жестокая и не слишком интересная. Вот он и придумывал истории, как дряхлая Шахерезада. Чтобы мы ходили по двору под ручку, и я ему поправляла шарф. Который всегда сбивался оттого, что генерал бурно жестикулировал, изображая товарища Сталина на дирижабле. А потом он умер. И я горько плакала. И, когда кто-то вот так вот врет – или фантазирует – я никогда не разоблачаю и не спорю. Это от одиночества. От такого одиночества, когда сам себе готов письма писать, как автор приключенческих романов Карл Май…