ГЛАВА IX. ОТ ОЗЕРА БАРИНГО К ОЗЕРУ ВИКТОРИЯ НЬЯНЗА
Нджемпс находится примерно в пяти милях от озера Баринго. Мы до сих пор сохранили нашу собственную жизнь, сражаясь, и мы нигде не платили дикарям дань. Но у нас было большое стадо, благодаря чему мы обменивали мясо на овощи, зерно, мед и рыбу. Туземцы сами страдали от голода и вряд ли были готовы расстаться со своими продуктами за одежду и ткани, а тем более, за украшения. Но я платил козами и овцами, и таким образом нам удалось купить соответствующий запас «veri-veri», своего рода красного проса, а также меда и ежедневного пополнения нашего рациона рыбой. Из кукурузы мы приготовили какую-то еду, которая, сваренная в соленой воде, стала очень вкусным дополнением к нашему молоку.
Среди овец, которых мы привезли с собой, эти масаи здесь и там узнавали животных, которые были украдены у них их кузенами с плато Лейкипия, с которыми они жили в смертельной вражде. Конечно, я не мог согласиться вернуть их без обменного эквивалента; если бы я согласился на это, я должен был бы скоро избавиться от всего моего стада. Считалось, что мы жили в дружбе друг с другом, будучи объединенными нашей общей враждой по отношению к их соплеменникам с плато.
Я очень скоро оправился от усталости марша по Лейкипии, но, к сожалению, г-н фон Тидеманн не смог восстановить свое здоровье за четыре дня, которые мы провели на озере Баринго.
Относительно низменная область между горами Донго Гелеша на востоке и плато Камазия на западе, находилась на высоте 3400 футов (1000 м) над уровнем моря, и в первый раз, после долгого перерыва, у нас теперь были более теплые ночи, в то время, как дни все еще оставались довольно прохладными.
Вся эта низменность заполнена своего рода красноватой глиной, в которой солнце делает большие трещины и расщелины. Недостатком этого региона является исключительная сухость, которая часто губит урожай и вызывает голод. Масаи, которые, в отличие от своих собратьев на возвышенных плато, занимаются сельским хозяйством, освоили очень изобретательный метод орошения; но эффективность этого орошения зависит от состояния реки Гуасо-Тигериш, которая почти высыхает в этом сезоне года.
Я посетил озеро Баринго в воскресенье 12 января. Кстати, мы увидели огромное количество всех видов животных. Но у самого озера их было видно не так много, потому что оно окружено по южному берегу широким поясом тростника, через который нужно пробираться, чтобы достичь воды.
Масаи этих регионов, названные людьми народа ванганоэси «вакуафи», то есть «торговцами», – имя, которое, кстати, неизвестно среди самих масаев, – значительно сократились численно и утратили воинственность, и, следовательно, были более скромны, чем их наглые кузены на плато. Они ранее принадлежали к большому племени, которое в начале этого столетия было полностью побеждено и разбросано во всех направлениях другими масаями. Часть из них была оттеснена еще дальше на север к озерам, обнаруженным графом Телеки, отчасти к Усагуа, отчасти до Кавирондо, и недалеко от берегов озера Виктория. Эти люди умны и, безусловно, способны к культуре. Они гостеприимны по отношению к незнакомцам, потому что ждут от них защиты от племен других масаев, которые время от времени нападают на них. Торговые иноземцы, будь то арабы или европейцы, также заинтересованы в постоянном поддержании здесь этой колонии мирного и дружелюбного масайского племени.
Я высказался по этому поводу в докладе, который подготовил в Баринго 10 января для немецкого комитета «Эмин-паша» и который не мог быть опубликован в течение длительного времени:
«Племя масаев-баринго было бы очень важно для общего открытия Центральной Африки и для освоения великих плато, через которые шел наш путь. Здесь, дружелюбие туземцев напоминает мирный оазис среди враждебных сил. Экспедиции, которые движутся на восток, пробираются к северу или западу, могут здесь отдыхать и набираться сил для преодоления дальнейших трудностей, которые лежат перед ними. Известно также, что селение Нджемпс у озера Баринго наряду с другими образует один из крупных центров торговли слоновой костью в Восточной и Центральной Африке. Я считаю, что очень важно в интересах цивилизации и общей европейской торговли защищать колонию этих разумных и покорных масаев, живущих здесь, от истребления, которым им постоянно угрожают масаи с плато и люди восук. Одним словом, я считаю необходимым создание сильной европейской станции у озера Баринго. По моим оценкам, пять белых мужчин и двадцать пять хорошо вооруженных аскари с достаточным количеством боеприпасов были бы вполне достаточной силой для обеспечения мира в этой очаровательной долине; и я также считаю, что такое учреждение очень скоро окупит себя, как прибыльный коммерческий завод. Я должен был бы, несомненно, сделать это сам, если бы мне дали полномочия и защитили от дальнейшего судебного преследования со стороны англичан. Но в данный момент я не могу это сделать также по причине того, что большая часть моих ресурсов была захвачена грубой силой в Занзибаре и на побережье. Между тем, чтобы, по крайней мере, что-то сделать, я заключил договор с масаями-баринго, который заверяет их в дружбе со стороны немцев, и отдает их земли в мое распоряжение. В то же время, 9 января я поднял германский флаг в Нджемпсе. Я думаю, что не ошибусь заявляя, что в настоящий момент черно-бело-красный флаг – это тот, которого больше всего боятся воинственные масаи; и до тех пор, пока этот вопрос не будет решен в Европе, я считаю, что германский флаг должен развеваться здесь. Соответственно, я провозглашаю Нджемпс немецким владением. Я считаю, что я имею право это сделать, потому что Баринго с Нджемпсом к северу от Экватора, явно не включен в лондонское соглашение, и является ничейной территорией.
Отсюда, как я полагаю, можно было бы установить надежное сообщение с Ода-Бору-Рувой на севере Кении, и если Эмин-паша все еще находится в Ваделае, я готов сотрудничать с ним в этом плане, чтобы была создана сеть европейских станций, которая распространилась бы в сердце Африки и которая могла бы поддерживать навигацию на реке Тана. Это стало бы чрезвычайно важным действием, как для торговли, так и для внедрения цивилизации в Восточной и Центральной Африке».
В заключение этой цепочки рассуждений я уже 8 января заключил со старейшинами следующий договор:
«Нджемпс на озере Баринго, 8 января 1890 года.
Старейшины вакуафи (масаев-баринго) в Нджемпсе пришли и просят дружбу доктора Карла Петерса. Они слышали, что он победил масаев, которые являются их врагами. Старейшины заявляют, что они признают доктора Петерса своим господином и просят его обратиться к Его Величеству Германскому Императору за включением страны Баринго в защищаемую Германией территорию.
Доктор Петерс, после нескольких часов переговоров с собранием вакуафи, заявляет, что готов предоставить им свою дружбу и защитить их от масаев, пока он находится у озера Баринго. Он заявляет, что готов поднять германский флаг, чтобы показать масаям, что он рассматривает территорию Баринго, как свое владение, и что она находится под его защитой.
Регулирование дальнейших отношений жителей Нджемпса и территории Баринго доктор Петерс оставляет за собой.
Передача территории Баринго доктору Карлу Петерсу и принятие под защиту его новых друзей торжественно ратифицированы подписями обеих договаривающихся сторон и формами обычными среди вакуафи, а также подъемом германского флага внутри ограждения поселка Нджемпс. Однако, доктор Петерс заявляет, что все еще готов, если это возможно, вступить в переговоры с Эмин-пашей, с чтобы передать ему эту свою территорию и власть над этим регионом».
Карл Петерс – подпись.
Старейшины вакуафи из Нджемпса, Баринго:
Лаонаниа – знак вместо подписи
Сомбеджа – знак вместо подписи
Баезалат – знак вместо подписи
Лонголетеа – знак вместо подписи
Лендека – знак вместо подписи
Нендалом – знак вместо подписи
Свидетели:
Хусейн Фара,
Муса Дар-эс-Салам
Рукуа
Бвана Мку
Записано верно, Фон Тидеманн – подпись.
Нджемпс, 8 января 1890 года».
9 января германский флаг был поднят в ограждении Нджемпса, и был виден далеко по всему региону.
Я действительно ожидал найти здесь английскую экспедицию, поскольку мистер де Винтон еще ранней зимой 1888 года, отговаривал меня от экспедиции на том основании, что здесь уже находилась английская экспедиция, которая уже тогда должна была возвращаться с вызволенным Эмин-пашой. Я воспроизведу здесь свои мнения, поскольку они ясно указывают, каково было мое настроение в те дни.
Я ожидал встретить здесь белого человека, возможно, мистера Мартина, но нигде не было видно следов хоть какой-нибудь экспедиции. Я предположил, что здесь, наконец, будут выполнены пророчества мистера де Винтона и что возвращающаяся спасательная английская экспедиция появится на моем пути, и мне останется только отступить по ее следам к побережью океана. Еще в Адене, когда я был на пути к Занзибару, я встретился с мистером Свэйном, который был упомянут как лидер английской восточно-африканской экспедиции. В Момбасе в апреле я увидел г-на Ласта, который возвращался из Укамбы, чтобы потом снова вернуться туда. Когда я был в Виту, в начале июля, я услышал, что кто-то, принадлежащий к экспедиции г-на Джексона, «поспешно вернулся из внутренних районов и обустроился в Малинди. После этого я удостоился своими глазами наблюдать, как мистер Пиготт и мистер Смит возвращались на Среднюю Тану.
По правде говоря, было достаточное количество возвращающихся английских восточно-африканских экспедиций без всякого результата. Господин де Винтон и его друзья распространяли эту информацию и сказали, что Эмин-паша уже находился в лагере какой-то английской экспедиции у Баринго, и что я должен встретить эту экспедицию здесь. Но никаких следов экспедиций мы не обнаружили.
Я слишком хорошо знаком с жевательными способностями носильщиков Занзибара, чтобы поверить, что четыреста из них могут протиснулся через территорию Баринго, не оставив ощутимых следов. Поэтому я склонен думать, что ни одна английская экспедиция никогда здесь не была.
Для нашего дальнейшего продвижения к западу мне аришлось перепаковать грузы носильщиков, сделав их более тяжелыми. Грузы вьючных животных были облегчены, особенно трех верблюдов, которые шли вообще без груза и были использованы только в случаях необходимости. «Сэр, пусть они идут, как джентльмены!» – сказал Хусейн Фара.
Я сам участвовал в подготовке колонны, так как хорошо знал, что впереди лежала необитаемая Ангата Ньюки. Как я уже заметил, вопрос о продовольственном снабжении в африканских экспедициях является главной задачей лидера, который должен отдать ему должное. Стэнли может многое рассказать о страданиях, которые его экспедиция терпела от голода в своем походе на Арувими. Читая это повествование, я не мог не думать: «Да, но Стэнли вообще не чувствует, что в этих строках он раскрывает свою непростительную ошибку?». Теперь я знаю, что не всегда начальник экспедиции несет ответственность за такое несчастье, хотя в целом я убежден, что именно в этом случае лидер должен расспрашивать о своем маршруте, прежде чем он приведет сотни людей в голодные регионы. Но этот Стэнли, даже в своем третьем путешествии по лесу, когда он был полностью ознакомлен со всеми обстоятельствами и трудностями предстоящего перехода, снова рассказал о «голодающем лагере». До этого я не скрывал своего восхищения им, особенно как лидером экспедиции. После прочтения его отчета о путешествии через первобытный лес мое мнение о Стэнли несколько изменилось.
Перед выходом от озера Баринго я выдал каждому из моих людей рацион на двенадцать дней, и, поскольку у меня было еще около четырехсот голов скота, я счел, что 13 января могу с чистой совестью начать продвигаться на запад к Кавирондо.
В тот день мы расположились лагерем примерно в семи милях к западу от Нджемпса, у прекрасного изгиба реки Гуасо-Тигериш, где в свое время граф Телеки останавливался лагерем на несколько недель.
На следующее утро нам пришлось подняться на стену плато Камазия, которое круто спускалось на равнину. Мы начали свой марш до восхода солнца, и теперь все время поднимались вверх, а солнце жарило все сильнее.
Плато Камазия во всех отношениях не похоже на плато Лейкипия. Но как и последнее, оно образует ряд уровней или террас.
Я заставил моего друга-туземца Лаонания показать нам путь до первого водопоя в Камазии. Мы прошли до полудня, но воды нигде не было. Наконец мы остановились у ручья, который очень скудно стекал в иссохшее русло Гуасо-Камнье, где мы были вынуждены разбить лагерь на очень стесненной площадке, ограниченной склоном горы. Перед нами был крутой склон восточной части Камазии.
Жители Камазии – вакамазия, это обычные масаи, и настолько же наглы, как их соплеменники на плато Лейкипия. Хотя они знали, что мы побили этих последних, местные дикари вели себя шумно и бесцеремонно, так что я выгнал их из лагеря. Однако, они принесли нам хороший мед, а их нахальство не дошла до столкновения.
15 января наш путь привел нас к гребню Камазии, вынудив нас показать навыки по скалолазанию, которые, к моему удивлению, были продемонстрированы. Те, которые «шли, как джентльмены», имели честь нести только сомалийца Ахмеда, который заболел плевритом. В то время как восточный склон Камазии очень сух, на западной стороне есть серия ручьев, а следовательно, и свежие плантации.
В Нджемпсе, по просьбе моего носильщика Пембы Моты, я оставил его больную жену на попечение масаев-баринго, а накануне носильщик Чамсин, который нес какую-то железную утварь и хромал, не прибыл в лагерь. Утром 15 января Пембой внезапно овладела тоска по жене и, незадолго до того, как экспедиция продолжила марш, он скрылся, оставив свой груз на земле.
В этот день я снова разбил свой лагерь на очень ограниченном пространстве на углу горного склона, чуть выше маленького ручья. До этого народ Камазии воздерживался от враждебных демонстраций против нас. В полдень мне сообщили, что местные масаи пытались похитить овец из нашего стада, но были быстро отправлены в бегство сомалийцами, стрелявшими в них. К трем часам Пемба Моту внезапно появился бегом, совершенно голый и без оружия. Он сообщил, что вакамазия убили Часмина и отняли у него груз; что они также попытались захватить его, Пембу Моту, и что только оставив все свои вещи ему удалось убежать и вернуться в экспедицию.
Хотя это был явный casus belli (повод в войне – лат.), я сразу не мог решить, следует ли нам избежать новых столкновений и вернуться назад, чтобы опять проделать трудный марш через гребень Камазии, но уверовав в своих людей, я отдал приказ своим людям встречать все враждебные действия со стороны вакамазия применением оружия на поражение.
16 января утром мы продолжили марш на запад, пересекая холмистую территорию. Вакамазия неоднократно пытались проникнуть в наше стадо, но были отброшены сомалийцами, некоторые из дикарей получили свои пули.
Было почти двенадцать часов, когда мы достигли западного склона плато Камазия и получили крайне неприятный сюрприз в виде другой крутой, скалистой стены, отделенной от нас широкой долиной. Стена, по всей видимости, простиралась безгранично и к северу, и к югу. Мне сказали, что это земля Эльгехо, где люди были очень агрессивны; гораздо злее, чем вакамазия.
После принесения в жертву «козла мира» с людьми на высшем уровне плато, я начал спуск, который был выполнен более легко, чем мы могли ожидать. Неожиданно я увидел, что дорога была завалена кустами и ветками, а за этим барьером лежали пятьдесят или шестьдесят туземцев с копьями и натянутыми луками. Туземцы наивно полагали, что таким образом смогут получить дань за проход по их территории, но немедленно отказались от этого намерения, когда я указал на них сомалийцам, как на объект для обстрела. Эти туземцы были испорчены Томсоном, который платил дань направо и налево, о чем говорит в своей работе «Через Масаиленд». Он и его люди были здесь остановлены несколько раз и платили дань тканями, бусами и проволокой, чтобы получить разрешение на проход.
Когда вакамазия пытались получить дань захватом части моего скота, а также убили Часмина, со своей стороны потеряв за все время троих человек, они решили, что теперь все квиты, и пора заключать мир. Теперь они пришли объяснить нам, что готовы быть нашими друзьями, не получив плату за проход экспедиции по их территории.
В этот день я расположился лагерем на западном склоне горного хребта. Люди Камазии, которые теперь стали весьма любезны, принесли нам продукты для продажи, и мы с удовольствием наслаждались тихим днем, когда наше внимание внезапно привлек грохот мушкетов на некотором расстоянии под террасой, на которой находился наш лагерь.
Что бы это могло быть? Арабский караван или европейцы? Английская экспедиция? Возможно, Стэнли, или даже сам Эмин-паша?
Вакамазия, которые стояли вокруг, быстро освободили меня от сомнений сообщив, что это был караван Джумы Кимамета, хорошо известного мне из книги Томсона, а также из описания путешествий графа Телеки.
Вскоре на склонах холма появились передовые фигуры. В быстрой последовательности они произвели несколько выстрелов в воздух. Я ответил одним выстрелом из моей палатки, а затем отправил старшину носильщиков Мусу и моего слугу Буана Мку, чтобы встретить новых пришельцев и приветствовать их. Вскоре после этого в моей палатке появились шесть живописных арабов, совладельцев приближающегося каравана.
Я чувствовал себя, как моряк, плывущий по совершенно пустынному океану, возможно, в Полярном море, внезапно увидевший другой корабль. Арабы казались нам почти соотечественниками, потому что они говорили на кисуахили, который мы неплохо знали, и они пришли из Пангани, района, который я так хорошо знал из опыта прежних лет. Здесь, среди масайских племен, исчезают противоречия интересов белой и арабской расы. У нас есть общая цель, а именно, укрепить авторитет более цивилизованных рас среди диких туземцев, которые, со своей стороны, практически не различают европейцев от арабов.
Засада туземцев вакамазия
Арабы сказали мне, что они пришли от озера Туркана и некоторое время задержались в Энгаботе.
Я спросил их, есть ли у них новости об Эмин-паше.
«Эмин Паша – кто он?»
«Белый человек, живущий по ту сторону Туркана, на Ниле. Неужели люди Туркана никогда не говорили с вами о таком человеке?»
«Нет никогда».
«Что вы можете сказать о территориях на севере?»
«Окрестности Туркана – это сухая земля. Жители мирные, но в прошлом году туда приходили масаи и увели верблюдов».
«Что можете сказать об Энгаботе?»
«Люди в Энгаботе раньше были мирными, но теперь они испортились».
«У вас есть какие-то новости из Кавирондо?»
«Говорят, что в Кавирондо есть белый человек, который пришел в Кабарас вокруг озера».
«Белый человек, пришел с побережья или изнутри?».
«Он не пришел с побережья. Говорят, у него много женщин и солдат. Но кто ты и откуда ты?»
«Я немец, и меня зовут Купанда Шаро – в Европе зовут доктор Петерс. Мы прошли вдоль Таны через землю галлов и через землю масаев на плато Лейкипия. Мы победили масаев и сожгли Элбеджет. Вы увидите у нас остатки стад, которые мы отняли у них».
«Вы побили масаев? Это очень хорошо! Белые люди теперь бьют масаев. Буана Мкубуа (граф Телеки) побил людей васук на севере в прошлом году».
«Мы обязаны сражаться повсюду, так как мы не хотим платить дань, а эти люди нападают на нас. Здесь, в Камазии у нас была перестрелка».
«Очень хорошо, но куда ты хочешь пойти?»
«Я пойду к белым людям на Ниле и, в первую очередь, в Уганду. У вас есть новости из Уганды?»
«Из Уганды нет, но вы получите всю информацию в Кавирондо, там люди очень хорошие. Вы можете отправиться туда без ружья – всего лишь с палкой. Там тоже есть много еды, и вы получите всю информацию, которую захотите, там тоже живут вангвана, у которых вы можете купить продукты».
Это было интересное сообщение, но наше воображение особенно взволновало известие о белых людях. Информация, принесенная арабами, звучала загадочно, и мы предположили, что она должна иметь какую-то связь с целью нашей экспедиции. Я подарил арабам несколько волов, и спросил их, не возьмут ли они письмо от меня на побережье Индийского океана. Они согласились и под приветствия моих людей вернулись к своей колонне, пообещав навестить нас еще раз вечером.
Великой была радость среди моих людей от новостей, которые мы услышали. Общепризнанное мнение гласило, что если белый человек с большими стадами крупного рогатого скота находится в Кавирондо, он должен быть немцем, потому что другие белые нации не водили за собой стада крупного рогатого скота – так думали мои носильщики и солдаты.
После завтрака я написал краткий отчет немецкому комитету «Эмин-паша» о продвижении экспедиции до сего времени. Этот отчет благополучно прибыл в Занзибар в начале апреля и стал первым фактическим свидетельством того, что наша экспедиция жива, а не была уничтожена. Эта приятная работа заняла меня до шести часов вечера.
После обеда арабы, среди которых особенно цивилизованным выглядел Буана Мку, из Пангани, снова пришли к нам. Я угостил их какао с сахаром, а после того, как начался дождь, мы приятно побеседовали несколько часов в моей палатке. Арабы очень подробно распрашивали меня, чтобы получить информацию о плато Лейкипия, через которое они, похоже, выбрали свой маршрут. Наш разговор продолжался в темноте.
Я до сих пор забыл упомянуть, что выйдя из Масаиленда, мы полностью остались без средств освещения внутри палаток. Вряд ли в Европе может быть понятно количестве лишений, связанных с этим незначительным обстоятельством. Мы полностью зависели от солнца и луны; и когда яркой луны не было, мы были вынуждены ложиться в постель примерно в шесть часов вечера, или сидеть у костра. Только когда мы приехали в Уганду, мне пришла в голову мысль о том, чтобы изготовить свечи из наших запасов жира и скрученного в фитиль хлопка.
Я могу упомянуть в этом месте, что англичане в Ламу изъяли у меня шестьсот сигар, так что для этого наркотического наслаждения нам пришлось полностью зависеть от наших трубок и собственного табака. На Баринго также была израсходована последняя бутылка коньяка; и теперь мы были ограничены напитками в виде кофе, чая и какао, которые, я могу заметить, в высшей степени способствовали нашему здоровью.
На прощание я подарил Буана Мку бочонок с порохом и новый халат. На следующее утро была еще одна встреча с взаимными благочестивыми пожеланиями, и мы расстались. Белый человек, который, как говорили арабы, жил в Кавирондо, был предметом, который занимал наши мысли во все время марша и часто оживлял наш разговор впоследствии. Но болезнь господина фон Тидеманна продолжалась, и он обычно ложился спать, как только заканчивался дневной переход.
Теперь мы направлялись в Эльмуттьей, который лежит в большой низине, которая простирается между Камазией и Эльджейо в северо-западном направлении и пересекается рекой Вэйвэй.
В этот день умер сомалиец Ахмед, который был похоронен вечером его соплеменниками при свете пылающих факелов.. Эти похороны были очень фантастическим зрелищем. Сомалийцы молились с диким энтузиазмом. Затем каждый магометанин торжественно просил мертвеца, чтобы тот упомянул его имя, когда встретится с Аллахом.
Не понимающие языка сомалийцев посторонние, которые были свидетелями этой необычной сцены, должны были принять этот ритуал за ужасное заклинание, с магическими формулами и призывом злых духов.
В этой местности ночью формируется очень необычный вид посредством костров, которые поддерживаются в деревнях, построенных на холмах. Это зрелище уже привлекало нас на озере Баринго, а здесь оно оказалось еще более своеобразным.
Я слышал, что в Эльджейо есть много провизии; но люди здесь явно сторонились нас. Поначалу проявив наглость, как и вакакамазия, они все еще не чувствовали себя в безопасности, когда приближались к нам, зная о судьбе постигшей родственные им племена в Камазии, и особенно, в Масаиленде. Они одеваются, как вакамазия, которых они также напоминают по внешнему виду, в короткие плащи, свисающие с плеч, что оставляет тело полностью обнаженным. Они носят тонкое копье длиной около семи футов, а также лук и стрелы. Язык здесь, как и во всех землях этого региона, является диалектом общего языка масаев.
По рекомендации Буана Мку я сразу же по прибытии сюда нашел проводника по имени Киробани, который, как говорили, знал дорогу к Кавирондо и, за награду в виде скотины, был склонен проводить нас туда. Мы сговорились с ним за пять овец и разумное количество других вещей.
Поскольку поставки растительной провизии не были достаточными для марша через саванну, которая лежала перед нами, я решил остаться здесь на следующий день, чтобы увеличить запас. Утром я сразу же отправил своих людей в деревни на склоне горы, чтобы купить зерно, овощи и другие продукты, но они вернулись днем, не выполнив задания. Туземцы ничего не хотели продавать; и все мои собственные усилия в этом направлении, продолжавшиеся до вечера, были бесполезны.
К моему огорчению, в этот день в мой лагерь также прибыл дезертир из прошедшего ранее арабского каравана. Этого негра я, к сожалению, не мог прогнать, поскольку арабский караван уже ушел слишком далеко, и поэтому, я был вынужден взять его свою колонну. Имя этого человека было Буана Марамба, и он был уроженцем Момбасы.
Когда я возобновил марш 18 января, Киробани, несмотря на его решительное обещание, так и не появился. Поэтому я послал людей искать его, а тем временем направился со своей колонной к скалистой стене, на которую нам пришлось лезть.
Киробани, который уже получил авансом часть своего платежа, был обнаружен моими людьми, спрятавшимся на поле мтамы. Я подошел к нему и сказал: «Вперед, старик! Покажи нам путь к Кавирондо». Короткий возглас «A-a-a!» был ответом на мое обращение. Я сказал: «Вперед!». Опять он зарычал, «А-а-а!» Тогда я взял его за плечо и слегка встряхнул. Он зашипел, как кошка при встрече с собакой. Мое терпение было исчерпано. Удар в лицо и шнур, затянутый на его шее сомалийцами, продемонстрировали Киробани, что я не склонен к тому, чтобы мои контракты были разрушены таким бесцеремонным способом. Он сразу стал вести себя очень вежливо и услужливо, пошагав в гору с самым веселым видом. В этот день утром я был вынужден убить предпоследнего из моих верблюдов, так как он не смог пройти по скалистому пути.
Немногим раньше двенадцати часов, я расположился лагерем на мысе, на полпути вверх по склону, где журчал ручеек.
На стоянке я заковал в цепь Киробани, который неожиданно стал «нашим очень хорошим другом», и в этом положении его навестила семья. Я хорошо накормил его, и он сказал, что теперь я мог бы освободить его от цепи, потому что он «был рад пойти с нами в Кавирондо». Но я не был достаточно убежден в чистосердечии этого дикаря, поэтому он остался закованным.
Чтобы подкрепить нашего последнего оставшегося верблюда, сомалийцы приготовили для него целую овцу. К моему большому удивлению, животное ело мясо довольно жадно и до последнего кусочка.
В этот день все наши усилия по закупке продовольствия для каравана потерпели неудачу. Туземцы ничего не продавали, а с другой стороны, их поведение не было настолько враждебным, чтобы с нашей стороны оправдать объявление войны.
Вечером налетел сильный дождь, который мы с радостью приветствовали, потому что это укрепило надежду на то, что нам удастся найти воду на Ангате Ньюки («красная равнина»). Но ночь была темной, а форпосты укрылись от ливневых дождей под крышей палаток сомалийцев. Здесь появился шанс для Киробани, которым он не преминул воспользоваться. На следующее утро он исчез, с цепью вокруг ноги. Он мог делать только самые короткие шаги, но, несмотря на это, его так и не нашли. Соответственно, мне пришлось столкнуться с неприятной необходимостью идти вперёд на Кавирондо без проводника.
Всю ночь в деревнях над нами раздавался дикий вой и рев. Жители в эти темные часы вели себя враждебно, и своим воинственным шумом, видимо, хотели запугать нас. Утром, когда мы продолжили наш поход по скалистому склону, они выглядели достаточно растерянными и напуганными.
Восхождение становилось круче и круче. Миновав деревни, мы вошли в полосу лесов. Здесь нам удалось заключить сделку с тремя туземцами из Эльджейо, которые согласились за вознаграждение провести нас к плато. Когда лесной пояс был пройден, мы подошли к уступу горы, где я остановился, чтобы подождать стадо и ослов. Здесь мне сообщили, что два осла упали и не могли идти дальше, и что часть стада отстала.
Со всех сторон местные туземцы сопровождали нас в количестве многих сотен, а их поведение по отношению к нам было явно более двусмысленным, чем в предыдущие два дня. Наконец наше стадо вышло из лесистых зарослей, и теперь мы пошли вверх по головокружительному пути по краю скалы.
По имеющейся у нас информации, на самой высокой точке плато Эльджейо увенчанной лавовым колпаком, который опускается отвесно и является довольно труднодоступным, его пересекает расщелина, по которой можно подняться вверх, как по лестнице. Но для этого, конечно, необходимо знать, где находится эта расщелина.
Там, где лава покрывает утес есть другой уступ, на котором есть место для лагеря каравана. Это уступ уже был занят толпой ваэльджейо (местными масаями), и когда я появился на нем, с передовой стражей, мои три проводника внезапно отошли в сторону и отказались показать мне вход на скалистую лестницу. На все мои уговоры они отвечали упрямым: «Ааа!», И когда я наконец приложил руку к одному из проводников, чтобы заставить его выполнить свой долг, за который ему выплатили аванс, внезапно раздался воинственный клич среди ваэльджейо. Они размахивали своими копьями и демонстративно двигались на меня, а от скалы отражалось и распространялось повсюду эхо их завываний.
С нашей стороны сразу раздались выстрелы из мушкетов в воздух. Ваэльджейо бросились в разрыв между сомалийцами и стадом, чтобы украсть скот. Когда ваэльджейо тоже начали осыпать нас сверху стрелами, мы начали стрелять на поражение, в результате чего, трое из них были убиты, а остальные быстро исчезли за валунами справа от скалы. «Нам удалось захватить одного из дикарей, которого привязали за шею веревкой и заставили показать нам восхождение в расщелине.
Укрывшись за каменными валунами ваэльджейо продолжали воинственно завывать и посылать в нас стрелы, абсолютно безрезультатно. Я время от времени стрелял из своей двуствольной винтовки, для которой у меня все еще было пятьсот патронов, в их направлении, чтобы держать орду на расстоянии. Сомалийцы внизу, которые не успели соединиться с нами, также очень скоро разгромили своих противников; и через час ожидания мне было приятно видеть не только мое стадо, но и оставшегося верблюда и ослов, которые прибыли к месту нашей временной остановки.
Мы пошли дальше к последнему каменистому подъему. К сожалению проводник, несмотря на мое предупреждение, внезапно отпрыгнул со скалистой тропы прямо в пропасть, цепляясь за кусты, пытаясь бежать. Один из моих людей, который привязал дикаря к себе веревкой, был сдернут вниз и погиб, как и пытавшийся сбежать проводник. Мне было жаль, потому что мы теперь знали дорогу, и туземца было можно отпустить раньше.
Наконец, мы поднялись на вершину, и перед нами на высоте 2700 футов (800 м), лежал густой лес можжевеловых деревьев, в который вела тропинка. Здесь я остановился, чтобы подождать всю колонну. Постепенно носильщики отдышались, и я должен был немедленно отправить их обратно, чтобы облегчить бремя вьючных животных. Мне сообщили, что верблюд, застрял в узком проходе между скал и не мог двигаться ни вперед, ни назад. Я был вынужден дать приказ перерезать ему горло, чтобы он не попал в руки туземцев, и освободить место для прохода колонны. После двух часов напряженного труда все мы были наверху.
Под нами, на головокружительной глубине, лежали поселения ваэльджейо, от которых мы теперь были в безопасности; перед нами лес, который должен привести нас к Ангате Ньюки. Дорога была намного сложнее из-за какой-то жгучей крапивы, которая нависала над ней с обеих сторон. Полчаса пути привели нас к противоположному склону горы, и теперь перед нами лежала Ангата Ньюки, которая отделяет Эльджейо от Кавирондо. День был серый и холодный, как в горной местности Шотландии. Время от времени моросил небольшой дождь, и холодный осенний ветер свистел с севера по степи, которая лежала перед нами.
В этот день я расположился лагерем на несколько миль дальше, на краю густого леса. Мы сегодня не нашли воды, но я увидел черную болотистую почву, из которой мои люди выжали жидкость, хотя и достаточно песчаную, отфильтровали ее, как могли, и это позволило нам хотя бы сварить суп и мясо, а нам с Тидеманном выпить по чашке чая.
На следующее утро мы отправились в западном направлении по полностью безлесной, поросшей скудной травой Ангате Ньюки * («красная равнина» – название, оправдывающееся в сухой сезон, когда вместо травы здесь присутствует только красная глина). Справа на северо-западе мы увидели гору Элгон **. Эта плато Ангата Нюки, по своему характеру и структуре, точно соответствует плато Лейкипии, которое оно даже несколько превосходит по высоте. Все огромное плато высотой около 4000 футов (1200 м) постепенно снижается к югу, к озеру Виктория Ньянза.
* Сейчас это место называется – Великая Рифтовая долина – прим. переводчика
** Элгон – гора на границе современных Кении и Уганды. Высота 4321 м – прим. переводчика
Но в то время как плато Лейкипия было населено людьми, здесь, в Ангате Ньюки, мы попали в совершенно необитаемый регион. Не так давно здесь жили племена, связанные с вакамазия и ваэльджейо. Они были уничтожены до последнего человека, южными племенами масаев, и теперь эти пустынные степи в дождливый сезон пересекают только великие стада антилоп и зебр, а также носороги и буйволы. Перед нами, на горизонте, поднимались холмы Сурронгаи, которые нам придется пройти, чтобы добраться до Кавирондо.*
* Кавирондо – прибрежная область на северо-востоке от озера Виктория Ньянза – прим. переводчика
В горе Элгон, по словам Томсона, есть уникальные пещерные структуры, которые привели его к предположению, что много лет назад здесь трудились цивилизованные люди. Какое историческое действие когда-то проходило на этой чудесной сцене?!
Теперь мы вышли из сухой зоны. Облака на горизонте сгущались и обещали бурю над Ангатой Ньюки. Ежедневно темные небеса извергались в сильных ливнях на жаждущую землю, которая уже покрывалась новой свежей зеленой травой. Подобно грохоту барабанов, тяжелые капли падали на тенты палаток, вспышки молниеносных дротиков по темной равнине теперь ослепляли белым и синим светом, и, подобно выстрелам из пушки, громогласное эхо катилось издалека с юго-запада, от региона озера Виктория Ньянза.
Гора Элгон на карте
Температура воздуха довольно прохладная и приятная. Ночи не такие холодные, как на плато Лейкипия, а с другой стороны, дни менее жаркие. Проблема с водой также отпала.
Уже в первый день мы пришли к южному притоку реки Нсойя, и чем дальше мы продвигались к западу, тем больше встречалось созданных дождями ручьев, так что, нам приходилось часто пересекать около десятка из них за одно утро.
Перед нами, на северо-западе, слева от Элгона, открывались ворота, которые могли привести нас к землям Эмин-паши. А что, если мы будем продвигаться прямо к нему? Искушение достаточно сильное, но мы все еще не знали, насколько проходим такой прямой маршрут к Экваториальной провинции; и, с другой стороны, Кавирондо манило нас таинственной фигурой белого человека, о котором нам говорили арабы в Камазии. Поэтому вперед, по прямой линии, к горам Сурронгай!
Гора Элгон
В качестве ориентира для марша я с самого первого дня выбрал возвышение на холмах Сурронгай, которое, в отличие от других высот, выглядело довольно белым и явно образовало восточное крыло этой гряды. Белый цвет возник, как я потом выяснил, из-за того, что трава на других холмах была сожжена туземцами, а здесь осталась нетронутой, в результате чего пожелтела в сухой сезон.
22 января мы пересекли реку Гуасо Марим, и на следующий день подошли к холмам Сурронгай. Ангата Ньюки становилась все более и более пышной, чем дальше мы продвигались на запад. На западе также появились великолепные лесные массивы, а следуя по течениям ручьев мы, спустя некоторое время, наткнулись на веерные пальмы, которые не встречали уже давно. Количество диких животных увеличивалось с каждым днем. Стада буйволов тысячами паслись по краю леса, срываясь в грохочущий галоп, когда в одного из них попадает ружейная пуля. 24 января я пять раз стрелял в буйволов, все пули попали в цель, но только один гигантский экземпляр, достался мне в качестве добычи, поскольку преследование раненых, даже в течение четверти часа, было бы слишком большой задержкой для экспедиции. Чтобы дать моему народу время разделать огромную тушу, я в полдень основал свой лагерь у западного склона холмов Сурронгай.
Гора Элгон (слева) и Великая Рифтовая долина (внизу)
Это был скучный, дождливый день, но все мы были в радостном волнении; так как точно знали, что на следующее утро мы должны добраться до плодородной земли Кавирондо, где мы надеялись получить новости об объекте нашей экспедиции.
Незадолго до двух часов в моем лагере внезапно появились четыре вандоробо. Я пригласил их остаться с нами на ночь, а на следующий день показать нам удобный путь в Кавирондо, который находился на значительно более низком уровне. В этот день 25 января, было доказано, что курс, которого я придерживался без отклонений от Эльджейо, был совершенно правильным. Почти по прямой линии мы вышли к Кабарасу, отклонившись от этого главного селения всего на полмили к северу.
Мы начали марш сначала к краю гор Сурронгай, а затем сразу же увидели перед нами деревни и плантации Кавирондо, среди которых были веселые, многообещающие дымы, поднимающиеся к небу.
Вандробо издали показали нам Абурам Зонда, главное место Кабараса, а затем попросили разрешения вернуться, так как они воевали с народом Кавирондо. Я удовлетворил их просьбу.
Перед нами стояла трудная задача найти путь к нижним землям. Ангата Ньюки здесь образует почти перпендикулярную стену высотой 1400 футов (420 м) и, на первый взгляд, казалось невозможным начать спуск. Дважды мы были вынуждены вернуться, потому что снова и снова натыкались на места, где спуск был буквально перпендикулярным. Наконец я обнаружил более пологий спуск; и здесь, идя впереди с сомалийцем Омаром, я нашел путь для каравана, сначала по рыхлым камням, а затем по траве высотой с человека.
В течение двух часов все спустились вниз, и теперь я возобновил свой марш точно в западном направлении, в соответствии с ориентиром, который я установил раньше. Мы шли почти до трех часов дня и остановились, когда оказались рядом с ручьем, напротив первых плантаций людей вакавирондо. По своему обычаю, я хотел первым встретиться с жителями страны, а не показать туземцам усталый и голодный караван, который они увидят на следующее утро сытым и освеженным отдыхом.
Я прошел вперед, с Рукуа, Хуссейном и двумя другими сомалийцами. Затем, выбрав удобное место, этих двух сомалийцев отправил назад, чтобы привести сюда всех людей. Прошло больше часа, прежде чем им удалось привести стадо, и было почти шесть часов вечера, когда Рукуа, которого я отправил позже, сумел найти носильщиков и г-на фон Тидеманна, которые заблудились и пошли в неправильном направлении на юг. У нас было достаточно времени, чтобы установить палатки, прежде чем стало темно, а затем на нас набросился обычный бурный дождь. Но кухня была под крышей палатки, и поэтому мы могли наслаждаться укрепляющим силы супом и каким-то блюдом из баранины. Однако г-н фон Тидеманн все еще болел.
В лагере перед Кабарасом
На следующее утро, всего за полчаса, мы пришли к первым деревням жителей Кабараса. Я выстрелил два раза в качестве приветствия, а затем, с флагом впереди, мы под удары барабана двинулись по столице страны, Кабарасу. Селение было окружено стеной из глины, у северного входа сидели старейшины, готовые приветствовать нас. «Джамбо Сана!» – раздался крик. Мы повернули налево за пределы поселения, и расположились под какими-то могучими деревьями, чуть ниже южной стены Кабараса.
Мой первый вопрос был, естественно, о белом человеке в Кавирондо. «Есть ли в Кавирондо белые люди?
«Да» – был единогласный ответ.
«Сколько их?»
«Некоторые говорят, что двое, а другие – четверо».
«У белых людей много солдат?»
«Да, очень много, и каждое утро они дуют в трубу, как и вы».
«Вы знаете имена белых людей? Один из них зовется Эмин-паша? Среди них есть турки?»
«Эмин Паша? Мы его не знаем».
«Откуда пришли белые люди? Они пришли с берега или вышли изнутри?»
«Они пришли с юга, вокруг Ньянзы».
«Их лидера зовут Стэнли?»
«Да, да, совершенно верно, Стамулей».
С этими вопросами я неоднократно обращался к нескольким из вакавирондо, и всегда получал тот же ответ: «Да, конечно, Стамулей. У этих людей коровы и быки, большое стадо, а их начальника зовут Стамулей!»
Для нас это была очень важная новость. Мог ли Стэнли, о чьем продвижении я не знал ничего, кроме того, что он отступил назад от Мвутана Нзиге, и, возможно, отправился к озеру Виктория Ньянза, а оттуда в Кавирондо, чтобы связаться с Эмин-пашей из этого места; или был ли Эмин-паша с ним, хотя, туземцы не знали имя паши?
Я сразу сел и написал следующее письмо:
«Кабарас, 2 января 1890 года
Сэр, по прибытии сюда сегодня утром я получил известие, что европейцы находятся в Ква Сунду. Когда я прибуду в Ква Сунду в среду или четверг, я буду рад встретить любого джентльмена, который окажется в этом месте.
Имею честь. Доктор Карл Петерс».
Адрес: «К любому европейскому джентльмену, который может быть в Ква Сунду или в Кавирондо».
Это письмо я немедленно отправил с двумя сомалийцами, Саметером и Джамой Исмаилом, которых в качестве проводника повел местный житель. Сомалийцам я приказал доставить мне ответ в Ква Сакву, место, в которое я собирался прибыть на следующий день.
Между тем, я с огромным интересом наблюдал замечательные фигуры людей Кавирондо, которые толпились в моем лагере. В больших бутылках из тыкв они приносили зерно всех видов, а также мед, помимо яиц, птиц и молока. Мужчины одеты в фартуки, но дамы ходили максимально обнаженные; замечательный контраст с Масаилендом, где наблюдалось обратное. Только замужние женщины носили фартук очень ограниченного размера, кольца на предплечьях рук, на ногах и в ушах, а также цепи на шее. Незамужние девушки ходили в костюме Евы. *
* Более подробно туземцы Кавирондо с многочисленными старыми фотографиями конца 19-го, начала 20-го века описаны в VI главе книги Уильяма Ансорджа «Под солнцем Африки». Книга впервые переведена на русский язык в начале 2018 года и доступна в интернет-магазине ЛитРес.
Женщина и мужчина вакавирондо (туземцы Кавирондо)
Влияние народов банту здесь обнаруживается повсюду. Сохранились фрагменты быта некогда могущественного племени масаев-баринго, называемого вакуафи, которые были изгнаны из Ангаты Ньюки южными масаями. Здесь вакуафи обычно служили своего рода «ландскнехтами» для местных вождей (которых нередко называют султанами), и по сути, составляли основной воинский контингент во всем Кавирондо.
Томсон многое может рассказать об опасности своего положения в Кавирондо. Он даже рисковал быть убитым. Должен признаться, что мы не испытывали никаких тревог среди этих простых и общительных людей. Фактически, все происходило так, как говорили арабы в Капте, можно было идти сюда без оружия, и только с тростью. Среди самих масаев Томсон проявлял мягкость и податливость, о которых я уже говорил. Эта доброжелательность не исходила из христианского чувства любви к ближнему. В своей книге «Среди масаев» он рассказывает, как вакавирондо проявляли к нему высокомерие и вели себя нагло. Далее он, якобы, заставил их понять, что он смирился с таким поведением потому, что был гостем в их стране, и далее признает, что из-за некоторого желания мести, долгое время подавляемого, он не имел ни малейшего желания встречаться с этими «гневными негодяями». С таким нерешительным лидером и его люди тоже старались держаться подальше от вакавирондо, которые по-существу являлись ветвью народа масаев.
Сам я всегда находил, что эти масаи в Каворондо очень хорошо относились к нам, и я ни разу не был вынужден пресекать наглость с их стороны.
Изобилие продуктов в этой стране оказало на нас и моих людей впечатляющий эффект. Птицы были жирными и нежными. Мед был совершенно белый, как сахар, и восхитительно ароматный на вкус. У нас было также молоко и яйца, которые были съедены вареными или в виде омлета. Бобы и кукуруза, а также зерновые плоды всех видов, потребляемые с молоком, как каша, или соус сопутствующий мясу, сообщили приятное изменение нашей обычной мясной диете; а славные бананы, съеденные сырыми или запеченные в жире и сахаре, создали отличный десерт. Весь мир появился в новых цветах; особенно тогда, когда таинственные белые люди были в непосредственной близости.
27 января мы отпраздновали день рождения Императора специальным ужином, а 28-го числа под бой барабана мы отправились с нашим проводником по хорошо утоптанным дорожкам на юг. Ландшафт стал более сельским, с близлежащими деревнями и сытыми стадами волов, которых можно было увидеть на лугах. Когда мы проходили мимо поселений, люди подходили и предлагали кукурузу, молоко и мед для продажи. Здесь наша репутация победителей масаев нам сильно помогла. Я смею утверждать, что в силу этого факта мы были более популярны в Кавирондо, чем в любой другой части нашего марша, поскольку здесь масаи с юго-востока достаточно известны своей жестокостью и опасной дикостью.
Вакавирондо (туземец Кавирондо)
Между двумя деревнями, на прекрасной, богато культивируемой равнине, я в этот день расположил свой лагерь и развернул германский флаг, чтобы он был виден издалека со всех сторон.
Не успели мы поставить палатки, когда внезапно раздался выстрел в низине под нами, и сразу после этого пять человек, одетых в белые рубашки, приветливо размахивая руками спешили к нам.
«Идут посланцы от белых людей!» – сказали вакавирондо, и сразу же прибывшие были приведены моими сомалийцами ко мне.
«Кто вы?» – спросил я.
«Мы вангвана с побережья озера, сыновья и люди султана Кавирондо по имени Саква. Султан послал нас, чтобы мы пригласили вас в его страну».
«Какие белые люди в Кавирондо, и что вы знаете о них?»
«Они англичане – мистер Джексон, мистер Мартин и еще два человека».
«Как долго они здесь?»
«В течение многих месяцев, но совсем недавно они отправились в Эльгуми и дальше, чтобы охотиться на слонов».
«Что они здесь делают?»
«Они построили станцию в Ква Сунду и покупают слоновую кость. К ним приходили посланцы из Уганды, там сейчас идет война, и никто не может туда пройти. Арабы отбили Мвангу и убили всех христиан. Англичане не хотят идти в эту страну».
«Англичане друзья с твоим султаном?»
«Саква, наш султан, великий и богатый, он не любит людей, которые приезжают сюда, чтобы покупать слоновую кость и стрелять других животных. Саква любит всех людей, которые понимают толк в войне. Мы знаем, что ты побил масаев, и поэтому Саква будет вашим другом, он отправил нас объявить об этом и пригласить вас завтра отправиться в его резиденцию в Ква Саква, чтобы вы там сделали свою станцию, у Саква не будет друзей-англичан, он любит немцев. Ты пойдешь?»
«Я еду в землю турок, к Эмин-паше. У вас есть вести о нем?»
«Турки, как говорят, живут там (посланник указал на север), но они очень далеки, у нас нет известий о них. Эмин-пашу мы не знаем».
«Знаете ли вы путь к Уньоро?»
«Уньоро очень далеко, мы не знаем пути туда. Шесть лет назад сюда пришел белый человек, он хотел поехать в Уганду, но ваганда (туземцы, населяющие Уганду) убили всех его людей. Ваганда очень плохие, и никто из нас не ходит в том направлении».
«Отправляй посланников к султану и скажи ему, что я прибуду к нему завтра, что я хочу поехать в Уганду и прийти туда, как друг. Все остальное я буду обсуждать с ним завтра лично».
Уньоро (красным) на карте современной Уганды
Итак, теперь информация о таинственных белых людях в Кавирондо прояснилась; и, по правде говоря, «гора родила мышь». Мы встретили экспедицию Джексона, и, вероятно, жители Кабараса услышали упоминаемое имя «Стэнли», с которым эта экспедиция должна была сотрудничать.
Следующие дни дадут дальнейшую информацию, и поэтому на сегодняшний день мы полностью воздержались от догадок.
На следующее утро мы двинулись в юго-западном направлении. Повсюду мы видели огромные стада крупного рогатого скота. «Все они принадлежат султану Саква», – сказал проводник. Масаи, которые пасли скот, поспешили к нам, чтобы выразить уважение. После того, как мы пересекли богатую Нсойю, перед нами выросли огромные красные стены и высокие ворота Ква Саквы, уже не деревни, а города.
Плотная толпа вышла к нам из ворот, и мне сразу сообщили, что сам султан со своими братьями идет навстречу, чтобы произнести подходящее приветствие. Но, поскольку я не знал намерений этих людей, я отдал приказ приготовить к действию огнестрельное оружие.
Таким образом, в тесном строю мы двинулись к северо-восточным воротам города. В трехстах ярдах справа, на обочине, росло гигантское дерево, и под этим деревом сидел Саква со своими людьми. На его шее висела большая бронзовая цепь, а его руки были украшены медными кольцами. Он держал копье в правой руке, и рубаха из хлопчатобумажной ткани покрывала его тело. Когда я подошел к нему, он встал со своего места и шагнул ко мне, протягивая руку. Рука об руку мы двинулись с торжественным эскортом к входным воротам Ква Саква. Широкий ров окружает стены этого селения. Войдя в ограждение, чужеземец сначала попадает на большое открытое пространство, окруженное домами военного гарнизона. Оттуда он проходит ко второму большому пространству, окруженному широким кругом многочисленных домов султана. Все эти дома полны сотнями его женщин. Султан предложил, чтобы я жил здесь. Я мог либо жить в его домах, либо поставить здесь свои палатки. В то же время он указал на двух жирных быков, которые должны были стать моей пищей на сегодня, и каждое утро, пока я оставался там, приводили двух других быков. Затем в больших кувшинах было принесено коричневое пиво, к которому добавили мед, яйца, птицу и молоко, а также золотисто-желтые бананы. Скоро были подготовлены дома для моих людей; палатки были установлены, и в час пополудни впервые германский флаг уже развевался посреди Ква Саква.
Едва я удобно расположился в своей палатке, помылся и побрился, как привык делать это каждый день после марша, как внезапный выстрел у южных ворот объявил о новом визите. Сюда прибыли туземцы из английской экспедиции, которые приветствовали нас, и от них я получил более определенную информацию об интересующих меня объектах, и особенно от Али Сомаля, который, как мне сказали, оставался начальником станции в отсутствие четырех белых мужчин. Мне сказали, что у экспедиции было пятьсот носильщиков, и они были вооружены винтовками «Ремингтон» и снабжены боеприпасами. У них было более 50 ящиков патронов, все еще находящихся на складе станции.
Во второй половине дня сам Али Сомаль специально пришел сюда к нам из Ква Сунду, чтобы поприветствовать нас. Это был молодой сомалиец, интеллигентного внешнего вида и почти с джентльменскими манерами, в совершенно европейской одежде. Он очень любезно нас приветствовал и сразу же сообщил что приглашает нас прибыть, как можно скорее, на его английскую станцию. Он сказал: «Мистер Джексон сильно обиделся бы на меня, если бы я позволил вам жить здесь. Он очень пожалеет, что сейчас отсутствует, но в любом случае, вы должны подождать, пока он не вернется».
«Но куда мистер Джексон ушел? Возможно, он прошел через Эльгуми к Эмин-паше?»
«Ни в коем случае, если бы он отправился к Эмин-паше, он бы, конечно, взял меня с собой. Нет, он охотится. Уже некоторое время он провел на Эльгоне и убил несколько слонов и теперь, вероятно, пошел к северу с той же целью».
«Но если он только хочет охотиться, почему он берет с собой четыреста пятьдесят человек и всех белых людей на север? Он пришел в этот регион только, чтобы охотиться?»
«Не так. Нам было поручено связаться со Стэнли из этого места, чтобы поддержать его экспедицию в нильских странах. Но Стэнли отправился обратно на западную сторону озера Виктория, и поэтому мы не смогли помочь ему».
«Стэнли отправился на западную сторону озера Виктория? Но потом он снова вернулся к Эмин-паше, и, возможно, Эмин-паша ушел с ним?»
«Нет, Эмин-паша остался в своей стране. Со Стэнли еще один белый человек вышел на юг. Эмин-паша воевал с вангоро, которые побили его людей и оттеснили к северу. Сейчас Эмин-паша совсем один в Экваториальной провинции, и добраться до него отсюда невозможно».
«Откуда вы это знаете?»
«Мистер Джексон был бы необыкновенно рад поехать к Эмин-паше или, в любом случае, в Уганду, но он не смог этого сделать, поскольку все племена к западу от нас враждебны, и мы просто нашли бы свою смерть, если бы пошли туда. Вангоро не хотят иметь ничего общего с белыми, а в Уганде правят арабы. Ваганда убивают каждого белого человека, который приходит в их страну, и экспедиция, которая двинется в эти регионы, обречена с самого начала».
«Вы получали новости из Уганды?»
«Да, неоднократно. Последняя депутация от племени ваганда в настоящее время все еще находится в моем лагере, и вы можете расспросить их сами. Христиане Уганды уже несколько раз отправляли нам просьбу помочь им, и они согласились признать свою территорию британской колонией, но г-н Джексон всегда отказывался от этого, заявляя, что он слишком слаб для выполнения такой миссии. Подождите мистера Джексона, он все объяснит вам более четко. Через 14 дней он должен вернуться».
«Я не могу ждать здесь четырнадцать дней, потому что через несколько дней я уйду отсюда на запад».
«Вы собираетесь отправиться на запад?»
«Конечно, если Эмин-паша сейчас один в своей провинции, ему нужна срочная помощь».
«Но ехать на запад совершенно невозможно: вы будете идти к смерти. Эмин-паша разбит и уже не тот, кем он был».
«Если Эмин-паша был разбит, ему нужна помощь еще больше. Более того, откуда вы знаете, что продвижение на запад невозможно?»
«У нас есть хорошая разведка в каждой соседней стране. Я могу показать вам письма из самой Уганды, если вы захотите их увидеть. После того, как вы их увидите, вы откажетесь от плана по уничтожению всех ваших людей. Я особенно заинтересован в этом, в вашей экспедиции есть двенадцать моих братьев-сомалийцев, чьи жизни я бы хотел спасти. Прочитайте письма из Уганды завтра, и вы скажете, что я прав».
«Хорошо, теперь идите к сомалийцам, которые передадут вам новости из вашей страны. Пока вы остаетесь в Ква Саква – вы мой гость».
Что же я узнал? Большая английская экспедиция несколько месяцев назад ждала Эмин-пашу на границах нильских стран, не попытавшись двинуться к нему навстречу. Отряд Эмин-паши был разбит племенем вангоро, а сам он остался одиноким на своем посту, в то время как его белый компаньон (видимо, Казати*) ушел со Стэнли на побережье океана! Уганда в руках арабов, и Каба-Рега, которого я, по описанию Эмина, знал как его верного друга, теперь враг европейцев и самого Эмина! Понятно, что я не был в восторге от этих известий, в подлинности которых у нас не было оснований сомневаться. Но из хаоса моих чувств не исчезла одинокая фигура Эмин-паши в мире враждебных сил – махдистов и вангоро. Как мы можем колебаться? Теперь нам необходима вся наша решимость, чтобы спешить и помочь ему, или пасть вместе с ним.
* Гаэтано Казати (1838—1902) – итальянский путешественник. В 1878 году отправился в северо-восточную Африку. В апреле 1883 года вместе с российским путешественником, доктором Юнкером, был гостеприимно принят Эмин-пашой в управляемой им провинции. В 1886 году прибыл в Уньоро, где был взят в плен восставшими махдистами. Приговоренный к смерти, был освобожден, когда его тюремщики узнали о приближении отряда Генри Мортона Стэнли. После освобождения Казати примкнул к блокированному в своей провинции Эмину – прим. переводчика
Но надо подождать, возможно, следующий день принесет больше информации. Утром, в первую очередь, поступила просьба от стороны султана Саквы. Он рано появился перед моей палаткой, чтобы сделать мне следующее предложение:
«В двух часах пути к северу от этого места, – сказал он, – обитает грабительское племя мангати на земле, которую мы называем Нгоро. Эти люди постоянно вторгаются на мою территорию, угрожают моим стадам и сжигают мои деревни Они разграбили всю территорию на запад, от реки Нсойя. Я неоднократно умолял англичан отбросить этих мангати и предложил, если они это сделают, поднять английский флаг над Кавирондо, но англичане – люди страха; они заперлись на своих станциях и боятся борьбы с людьми мангати. Теперь пришли вы, немцы, которые победили самих масаев, я дам вам всех своих аскари (туземных солдат). Затем вы победите мангати, а я подниму ваш флаг и дам вам половину своего скота, который вы отобьете у мангати».
«Но что мне делать с мангати? Я не думал о борьбе с ними. Мы были вынуждены сражаться с масаями потому, что они напали на нас в первыми. Мы, немцы, на самом деле, сражаемся только тогда, когда на нас нападают, или когда люди под нашей защитой подвергаются нападениям».
«Хорошо, мы отдаем себя под вашу защиту. Вы станете нашим господином, если побьете мангати».
«Даже если бы я хотел сделать вам такую услугу, я не смог бы это в настоящий момент. Я должен идти на запад, к большому белому человеку, который там живет. Если я отстреляю здесь все свои патроны, как мне добраться до моего друга на Ниле?»
«Вы в любом случае не сможете добраться до Нила, там обитают ваганда, которые очень плохие, и убивают всех, кто приходит к ним. Некоторое время назад среди нас был белый человек, который также хотел отправиться в эти земли. Ваганда убили его и всех его людей.
«Но разве васога (жители Усоги) тоже плохие? Если я пойду по этой стороне Нила, через Усогу, а потом мимо Унджоро, мне нечего бояться ваганда».
«Васога и ваганда – это одно и то же», – сказал он. «Васога – рабы Мфальме (короля) Уганды и должны делать все, что он им говорит».
«Но к тому времени, когда новости о нашем марше дойдут до Уганды, мы уже пройдем Усогу, и если васога помешают нам сделать это, мы победим их так же, как мы победили масаев».
«В Усоге есть много людей ваганда, и у них там очень много ружей. Все племена до тебя были ими побиты. Но если вы попытаетесь вступить в войну с людьми ваганда и васога, то вы будете разбиты. Лучше победите мангати и примите нас в качестве подданных. Между тем, мы отправим новость вашему белому человеку. Если он такой великий, как вы говорите, он пошлет вам солдат, чтобы вы могли благополучно прийти к нему. Мы очень хорошо знаем, что вон там, по направлению к заходящему солнцу, живут турки (египетские солдаты в Экваториальной провинции), и что у них много ружей. Если их султан – белый человек, ждите от него новостей, а затем вы доберетесь до него благополучно».
«Теперь я понял все твои слова, иди и оставь меня в покое, чтобы я мог помолиться моему Богу. Сегодня днем я отвечу тебе».
Заманчивая часть предложения Саквы заключалась в том, что, приняв его, я буду уверен, что мой тыл в Кавирондо обеспечен. Если мы победим мангати, наша репутация на западе также значительно возрастет; и это, возможно, будет решающим фактором в вопросе нашего марша к Усоге. С другой стороны, не в моих традициях атаковать под германским флагом племя, которое раньше не совершало враждебных действий по отношению к нам. Соответственно, я решил, что, хотя я и поддержу султана в подавлении племени грабителей на юге, я не позволю германскому флагу или любому из нас, белых людей, участвовать в этом деле.
Я выделил на следующее утро тридцать человек под руководством Хусейна Фары, с условием, что султан также поставит под командование Хуссейна всех его аскари. Подвластные султану масаи и банту должны дать отряду возможность продвигаться к территории мангати той же ночью, чтобы они могли напасть на своих противников и разгромить их на следующее утро перед восходом солнца.
Саква согласился со всеми требованиями; но, как и любой негр наврал, чтобы задача не показалась мне трудной, и я не отказался от ее выполнения. Вместо того, чтобы отряд Хусейна напал на врага между четырьмя и пятью часами утра, как я и требовал, было уже от семи до восьми часов, прежде чем воины достигли Нгоро, так как расстояние до этого места оказалось в два раза больше, чем мне наврал султан.
Мангати проснулись, отвели свои стада в тыл и ждали моих людей, построившись для битвы. Последовало очень упорное и даже кровопролитное сражение, в котором Хуссейн совершил ошибку, не следуя тактике, которую мы всегда применяли на практике, атакуя с криком «Ура!» после нескольких залпов. Он двигался вперед осторожно и держась от противника на расстоянии.
Подойдя поближе к месту боя, мы все утро слышали грохот ружей, а также видели пламя, поднимающееся над некоторыми деревнями на юге.
К трем часам дня солдаты Саквы были первыми, кто вернулся гордо маршируя и распевая суровую военную песню в ритмичной манере, что-то вроде следующего: «Ху, ху, ху, ху!», а затем прибыли мои люди, исполняя свою собственную военную песню. Мангати действительно были разбиты, потеряли две деревни и пятьдесят шесть человек; но Хуссейну не удалось овладеть стадами скота, а запас патронов экспедиции, значительно сократившийся еще до этого боя, был сведен к минимуму. У меня теперь было только от сорока до пятидесяти патронов на человека для магазинных винтовок. После сражения у нас было несколько раненых. С другой стороны, весь Кавирондо, несомненно, был восхищен нашим маленьким отрядом, и это известие быстро полетело на запад до Уганды. В тот же вечер Саква заставил убить волов для моих людей, а на следующий день поднял большой черно-бело-красный флаг на холме в его столице на флагштоке высотой в пятьдесят футов (15 м). Его жены исполняли в честь нас танцы.
В конце концов, это означало, что у нас осталось мало патронов, и с таким незначительным запасом боеприпасов теперь нужно было отправиться на опасную территорию Нила?
Договор, который я заключил с Саквой 1 февраля, содержал следующее:
«Султан Саква из Кавирондо просит доктора Карла Петерса поднять в его владениях германский флаг. Он безоговорочно признает доктора Петерса своим господином.
Доктор Карл Петерс обещает защищать султана Сакру и помочь ему в завоевании всего Кавирондо, насколько это согласуется с другими планами доктора Петерса.
Султан Саква торжественно поднимает германский флаг сегодня в своей столице. Обе стороны заверяют этот договор подписями свидетелей.
Доктор Карл Петерс – подпись.
Султан Саква – знак.
Свидетели
Сын султана Лутония Вауа
Брат султана Куэю
Сын султана Саньялут
Хуссейн Фара, лидер аскари-сомалийцев
Муса – староста носильщиков
На основании этого договора я оставил султану следующее письмо для англичан:
«Султан Саква просил меня о моем флаге, и я удовлетворил его просьбу, чтобы у меня была поддержка в тылу для моего дальнейшего продвижения к Эмин-паше. Султан Саква поклялся мне, что он будет править своей территорией от моего имени и будет использовать ее ресурсы для целей моей экспедиции и для претворения любых других возможных планов в этой части Африки. Поэтому я заявляю, что земля Кавирондо принадлежит мне, и с этих пор султан Саква правит ею с моего согласия. Соответственно, я расцениваю любое нарушение прав султана Саквы, как нарушение моих собственных прав.
Доктор Карл Петерс». (Подпись)
На следующее утро, несмотря на назойливые просьбы Саквы остаться в его городе, я отправился под бой барабана через возделанную трудом земледельцев страну на юг, чтобы в этот день разбить свой лагерь на английской станции Ква Сунду. Здесь я должен получить определенную информацию, касающуюся страны на западе, чтобы я мог принять решение, могу ли я рискнуть на переход через Уганду и есть ли у меня шанс обойти эту страну и продвигаться вперед до Уньоро.
Германский флаг над столицей Кавирондо