Глава 5
– Конечно же, все это не моего ума дело, – примирительно болтал Альфред фон Гейнц. – Раз уж эти… добрые христиане с лицами язычников входят в состав посольства братства Святой Марии, значит, так надо. Политика – дело тонкое, а я всего лишь простой солдат, преданный императору. Потому прошу извинить меня, и пусть наши новые братья во Христе проявят смирение и не гневаются на меня. Могу я вам еще чем-нибудь помочь?
– Можете, – в беседу вступил пан Освальд. – Милейший барон, вы не подскажете, какой нынче год?
Поляк уже был в курсе, что побег из эсэсовского хронобункера, осуществлялся не только в пространстве, но и во времени. Но нельзя же спрашивать вот так в лоб, в самом деле!
– Год? – глаза у барона округлились и полезли чуть не под самое забрало.
Да, действительно, странный вопрос для посла секретной миссии.
Альфред фон Гейнц повернулся к Бурцеву:
– Правильно ли я понял, что брат Святого ордена спрашивает…
– Да, барон. – Бурцев печально скривил губы. – Во время стычки с разбойниками нашего несчастного брата сильно ударили по голове. Он… он немного не в себе.
– Проклятые швейцарские алебарды! – немец отозвался с сочувствием и пониманием. – В свое время моему деду тоже здорово досталось в битве при Лаупане. Шлем несколько смягчил удар, но домой дедушка вернулся не в себе. И долго не протянул. Что ж, такое случается. Я надеюсь, ваш спутник излечится с Божьей помощью.
– С Божьей помощью, с Божьей помощью, – эхом отозвался Бурцев, – на него лишь уповаем в молитвах своих. И несчастный брат наш уже исцеляется. Но все же будет лучше, если вы ответите на его невинный вопрос, благородный Альфред. Именно вы, раз уж страдалец обратился к вам. Это … это успокоит немного его мятущуюся душу. Если вам не трудно.
Освальд недовольно хмыкнул, слушая юродничанье спутника. Ничего, переживет…
– Конечно! Конечно! – поспешно закивал барон. – Мне совсем не трудно. Сейчас 1410-й год от рождества Христова, а день и месяц…
Его не дослушали.
– Что-о-о! – мятущаяся душа Освальда отнюдь не желала успокаиваться.
Бурцев тоже не удержался – крякнул досадливо. Да уж, не до веселья. Незнакомый пятнадцатый век на дворе…
– Что-то не так? – встревожился барон.
– Нет, все в порядке. Просто у брата приступ.
– Как зовут вашего брата?
В этот раз поляк опередил Бурцева.
– Я – Освальд! – громко и торжественно отчеканил он. – Освальд Добжиньский!
Провозгласил это пан с таким видом, будто готов был немедленно сразиться с любым, кто посмеет оспаривать его заявление. Здесь, однако, слыхом не слыхивали о благородном разбойнике, пролившем два столетия назад немало немецкой кровушки. Не вызвал удивления у барона и тот факт, что рыцарь в тевтонском плаще кличет себя добжиньцем.
– А-а-а, добжиньские земли! – протянул Альфред фон Гейнц. – Как же, как же, слышал, знаю… Орден Святой Марии недавно отбил их у поляков. До нас доходят слухи, будто это может стать поводом к большой войне.
– Ох, станет! Еще как станет! – со скрежетом зубовным пообещал Освальд.
Пылающий взгляд поляка заставил барона повернуть коня в сторонку.
– У вас еще есть раненые, благородный Конрад? – осведомился фон Гейнц, косясь на Освальда.
– Нет. Один только.
– М-да… алебарды… страшное оружие, – пробормотал немец и перевел разговор в иную плоскость. – А скажите-ка, господин комтур, кто эти милые девушки?
Барон теперь с интересом разглядывал Аделаиду и Ядвигу.
– Это не девушки, – строго ответствовал Бурцев.
– А? Дамы?
– Сестры ордена.
– И они что, тоже входят в состав посольства?
– Они нам… помогают в пути. Готовят пищу, стирают…
Аделаида часто-часто заморгала. Раскраснелась, возмущенная, раскрыла и захлопнула рот, душимая гневом, не в силах произнести ни слова. И – хорошо… Истерики орденской «сестры» им сейчас только не хватало.
– …за лошадями смотрят, прислуживают. Ну и так, вообще…
– Вроде служанок?
– Вроде.
– Я так и понял, – удовлетворенно кивнул барон. – Я слышал, что в орденских замках несут службу женщины. Только никогда прежде не думал, что они сопровождают братьев-рыцарей в походах…
– Сопровождают-сопровождают. А что в этом такого? Или вы сомневаетесь в целомудрии братьев ордена Святой Марии, барон?
Альфред испуганно качнул шлемом:
– Нет, что вы, ничуть… Мне просто странно, что орденская челядь одевается так… своеобразно, – рыцарь не отводил глаз от нелепого медиумовского балахона Аделаиды. – Вероятно, этот черный мешок связан с какими-то обетами?
– Че-лядь?!
Казалось, малопольскую княжну, обретшую, наконец, дар речи, хватит удар. Агделайда Краковская успела еще что-то возмущенно и неразборчиво пискнуть. К счастью, умница Ядвига, зажав Аделаиде рот, вовремя оттащила княжну в сторонку.
– Что с ней? – изумился фон Гейнц.
– Да так… немного не в себе, – вздохнул Бурцев. – Нервы. Сами понимаете, сестре пришлось многое пережить.
– О, да! Подлые, подлые швейцарцы!
– А одежды – это… это… наказание, в общем. Вроде покаянной власяницы.
– Сестра провинилась?
– Да. Слишком много о себе возомнила. Забыла о смирении.
– Гордыня – тяжкий грех, – неодобрительно покачал головой Альфред. – В особенности для женщины.
– Ну, вот и я о том же.
Бурцев улыбнулся. В чем-то он с этим германцем нашел взаимопонимание.