Операция «КЛОНдайк». ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОБЕГ (Неонилла Самухина, 2011)

Глава первая

Санкт-Петербург, 1998 год

Леонид стоял у окна, прижавшись лбом к стеклу и слепо уставившись в черный проем, за которым бушевала непогода. Его затопили воспоминания о событиях почти пятнадцатилетней давности. Он увидел их так ясно, словно это все происходило вчера, и вновь ощутил ужас, вспоминая тот момент, когда перед ним в милиции положили фотографии, убеждая, что это жуткое обгоревшее тело – его Есения…

«А она была жива!.. – потрясенно думал он. – Я же чувствовал, что она жива, не мог поверить в ее смерть!»

Дед Охмнетыч, с которым Леонид долго переписывался после гибели Есении, умер восемь лет назад, так и не узнав, что ее больше нет. Леонид не стал ему сообщать о смерти девушки, чтобы не расстраивать старика, хватит ему и одной Медведушки, и в конце каждого письма всегда передавал привет от Есении. Зная теперь, что Есения тогда не погибла, Леонид с облегчением перестал укорять себя за этот обман.

«Жива… Значит, они тогда обманули меня, мерзавцы…» – думал он и чувствовал, что мир на глазах постепенно приобретает другой смысл и звучание.

Перед его мысленным взором вновь встало ее дорогое лицо. Он не забыл его, как обычно забывают лица давно ушедших людей, и фотография Есении, бережно им хранимая, была здесь совсем ни при чем. Он просто не мог ее забыть… Ее облик навсегда врезался в память.

Все эти годы Леонид делил женщин на похожих на Есению и не похожих на нее. Но ему так и не встретилась та, которая смогла бы вытеснить Есению из его сердца. И теперь он был безмерно рад этому.

Громко хлопнула входная дверь, и Леонид очнулся от своих мыслей. Из коридора послышались шаги. Скорее всего, это была мама, спешащая с Марией Ивановной к неожиданно приобретенному внуку.

Спохватившись, Леонид повернулся к дивану, на котором тихо лежал его сын.

Мальчик молча смотрел на него. Лицо его было серьезным, лишь глаза, ее глаза, выдавали тщательно скрываемое волнение и любопытство.

Несколько долгих секунд Леонид всматривался в него, словно боясь окончательно поверить и ошибиться, а потом, шагнув к дивану, сел и, приподняв сына за плечи, крепко обнял его.

– Сынок, с мамой все в порядке? – тихо спросил он, страшась услышать, что с ней могло случиться что-нибудь плохое. Второй раз он не смог бы пережить ее потерю, особенно теперь, после того как узнал, что она не погибла тем злосчастным летом.

– Мама жива… – словно прочитав его мысли, ответил Лёня и робко обнял отца, уткнувшись ему носом в плечо. – Она мне недавно все рассказала…

– Да-да, – прижимая к себе мальчика и гладя его по волнистым волосам, прошептал Леонид и почувствовал, как его глаза начало пощипывать от неожиданно подступивших слез.

Ворвавшиеся в комнату Серафима Васильевна и Мария Ивановна переглянулись и растерянно замерли на пороге, не зная, что делать, и боясь помешать им.

– Сынок… – тихо позвала Серафима Васильевна, робко подходя к дивану.

– Да, мама? – продолжая прижимать к себе своего сына, Леонид, не стесняясь, поднял к ней мокрое от слез лицо.

Мать, впервые увидев Леонида плачущим, охнула и, сразу как-то до конца осознав, что все сказанное мальчиком – правда, обхватила Леонида и Лёню руками и припала к ним, разрыдавшись.

– Эй, господа-товарищи! – раздался голос Скорой Маши. – А ну прекратите сырость разводить! Мало вам того, что на улице пурга, так вы еще и слякоти решили подбавить! Совсем ребенка простудите!

И она, бесцеремонно растолкав Леонида и Серафиму Васильевну, освободила из их объятий покрасневшего и взъерошенного Лёню.

– Ну-с, молодой человек, – деловито сказала Мария Ивановна, ощупывая его лоб, – сейчас я тебе доставлю большое удовольствие: можешь показать мне язык и тебе за это ничего не будет!

Лёня, несмотря на высокую температуру и волнение от встречи с отцом и бабушкой, улыбнулся такому предложению и послушно открыл рот.

Повернув мальчика к свету, Мария Ивановна заглянула ему в рот, потом, пощупав миндалины, скомандовала, щелкнув пальцами:

– Ложку!

Леонид и Серафима Васильевна, стоявшие рядом с одинаково счастливыми лицами, одновременно бросились на кухню за ложкой, столкнувшись при этом в дверях.

– Бабушкам – дорогу! – галантно согнулся в полупоклоне Леонид, пропуская вперед Серафиму Васильевну.

Та, шутливо отвесив ему подзатыльник, быстро сбегала на кухню за ложкой и, вернувшись, отдала ее Марии Ивановне.

Проведя осмотр горла и послушав Лёнино сиплое «а-а-а», звучавшее где-то на уровне баса-профундо, Мария Ивановна сказала:

– Ясно. Ну-ка, разоблачайся – легкие твои послушаю!

Пока Лёня снимал свитер и рубашку, Мария Ивановна держала фонендоскоп, согревая его ладонями и несколько раз жарко дохнув на него.

Леонид вспомнил, как Скорая Маша, приезжая к нему по вызову, всегда так грела «слушалку» перед тем, как прикоснуться ею к его телу. И когда к ним однажды приехал другой врач, маленький Леонид, привыкший к Машиным теплым рукам и инструментам, дико заорал, когда тот приложился ледяным с мороза фонендоскопом к его голой груди. Мама тогда в буквальном смысле спустила с лестницы перепуганного врача, предварительно огрев его отнятым фонендоскопом по спине, а потом швырнув его вслед…

– Сима, иди приготовь раствор уксуса с водой и водкой, все по трети. Нужно парня растереть, чтобы сбить температуру, он весь горит, – сказала Мария Ивановна, внимательно послушав дыхание Лени и простучав его грудь. – В легких еще ничего, но бронхи очень невеселые, всхлипывают о чем-то… И горло раскаленное… Прикройся пока, сынок! – Она похлопала Лёню по плечу и отошла к столу.

Леонид, стоявший все это время рядом с сыном, взял плед и, расправив его, накрыл им мальчика.

– Спасибо… – благодарно взглянув на Леонида, сказал тот и, сделав секундную паузу, вдруг добавил: – …папа.

Этого «папу» услышали все.

Мария Ивановна, перебирающая в своем чемоданчике какие-то упаковки с лекарствами и откладывая нужные ей в сторону, повернулась.

Возвратившаяся с кухни с банкой уксусной воды Серафима Васильевна, разрыдавшись, бросилась к внуку и, то обнимая его, то отодвигая от себя, начала над ним что-то причитать сквозь слезы.

Лёня терпеливо замер в ее объятиях, не делая попыток освободиться. А растроганный Леонид замер, чувствуя, как его сердце гулко колотится в груди.

Обстановку разрядила та же Мария Ивановна:

– Сима, ну-ка прекрати реветь и отпусти ребенка. Заморишь парня, лучше иди приготовь ему что-нибудь поесть, пока я его растираю. У тебя бульон есть?

Вытирая слезы, Серафима Васильевна оторвалась от внука и кивнула:

– Есть куриный супчик, Машенька, сейчас разогрею. А может, ему еще котлеточек? Хочешь, Лёнечка, котлеток с картошечкой?

Но Мария Ивановна возразила:

– Никаких котлеточек ему сейчас не надо. Для начала пусть поест куриного бульона с белым хлебом. Да, и хорошо бы ему пить побольше давать. Вот разотру его и принесу клюквенного морса, у меня как раз целая кастрюля наварена. Сима, иди грей суп.

– Сейчас-сейчас, – засуетилась Серафима Васильевна и убежала на кухню.

А Мария Ивановна, положив Лёню животом на диван, налила себе в ладонь уксусной воды и быстрым движением начала растирать ему спину и руки.

– Вот теперь тебе полегче будет, полежи пока, – сказала она, закончив, и, оглядев его истощенную, но широкую в плечах фигуру, расстроенно покачала головой. – Одни кожа да кости, тебя что, дома совсем не кормили? Прямо «крепыш Бухенвальда»…

– По пути сюда я редко ел, – угрюмо ответил Лёня, переворачиваясь на спину и накрываясь пледом.

– Сейчас мы тебя покормим, сынок, – сказал Леонид, подкладывая под голову сына подушку и подтыкая края пледа со всех сторон. – У бабушки ты быстро нагуляешь тело.

– Не кутай его, – остановила Мария Ивановна Леонида. – Просто накрой. А я пойду принесу ему морс.

С кухни вернулась Серафима Васильевна:

– Давай, Лёнечка, поешь трошки, а то голодный желудок лекарство не примет.

Она поставила на стул, стоящий рядом с диваном, тарелку с разогретым супом и хлебницу с булкой, а сама села рядом с внуком, жалостливо глядя на него.

Бедный Лёня, видимо, здорово наголодался за время пути, потому что, поглядев на пищу, он судорожно сглотнул и, приподнявшись на локте, схватил ложку и стал торопливо хлебать бульон, жадно откусывая большие куски хлеба и не успевая прожевывать их до конца. Но через минуту он вдруг остановился и, испуганно сев, воскликнул:

– Я совсем забыл… Письмо!..

– Какое письмо? – посмотрел на него Леонид.

– Там, в рюкзаке… Письмо от мамы… Она сказала, чтобы я сразу же его отдал, как к вам приеду, что это очень важно, а я вот видите…

Леонид торопливо вышел в коридор и, подняв лежавший на полу рюкзак, вернулся с ним в комнату и протянул его Лёне.

– Здесь, в кармашке, в упаковке от шоколада, – показал рукой мальчик. – Мама сказала, что вы должны внимательно прочесть письмо.

Леонид расстегнул кармашек на боку рюкзака и, нащупав большую плитку шоколада, вытащил ее наружу.

Поставив рюкзак на пол, Леонид сел за стол и, чувствуя, как у него дрожат руки, осторожно надорвал упаковку. Внутри между двух картонок лежал толстый конверт. В нем находился еще один конверт с обескуражившей Леонида надписью: «Прочесть в безопасном месте» – и листок, на котором мелким почерком было написано несколько строк.

Леонид видел почерк Есении только один раз – когда она писала телеграмму родителям, но он сразу же узнал эти округлые буквочки, похожие на божьих коровок, особенно там, где Есения ставила две точки над буквой «ё».

Сев спиной к сыну и Серафиме Васильевне и чувствуя на себе их взгляды, Леонид разгладил листок и прочел:

«Леонид Ярославович! Это моя первая за все эти годы возможность дать Вам о себе знать. Не знаю, помните ли Вы меня, ведь прошло почти пятнадцать лет с тех пор, как нас так жестоко разлучили. Если Вы читаете это письмо, значит, наш сын благополучно добрался до Вас. Но прошу Вас, не мешкая забирайте его и уходите из дома туда, где вас обоих не найдут. Объяснения прочтёте позже, они во втором конверте. Дома вам оставаться опасно, уходите немедленно! За Лёней могут прийти те же люди, что тогда забрали и меня. Они знают, что он Ваш сын, и будут искать его у Вас.

Есения».

Ошеломленный Леонид еще раз перечитал письмо, подумав в первый момент, что он, наверное, что-то не так понял.

Потом, повернувшись к сыну, осторожно спросил его:

– Ты откуда приехал, Лёня?

– Я не просто приехал, – тихо ответил тот. – Я сбежал из…

– Так что же ты молчал?! – не дослушав его, воскликнул Леонид и, вскочив, заметался по комнате, пытаясь сосредоточиться.

Он никогда не был суперменом и даже представить себе не мог, что когда-нибудь ему придется от кого-то скрываться. Но сейчас в его голове всплыли все детали пятнадцатилетней давности. Как мастерски тогда все было инсценировано!

Анализируя это сейчас с расстояния прошедших лет, он вдруг понял, что, судя по серьезности подхода при фабрикации улик, это была отнюдь не милицейская работа. Здесь чувствовалась рука других органов. Он вспомнил, как молчал и нервничал тогда капитан Копылов, как он даже выскочил из кабинета, когда майор Круглов начал предъявлять ему поддельные фотографии и убеждать, что Есения – не Есения, а какая-то там Ольга Мерцалова, и что она мертва, и что все, что она ему рассказала, – бред сумасшедшей. Круглов, похоже, был не просто майор, а майор КГБ, птица серьезная.

«Видимо, кому-то было очень нужно, чтобы я поверил во все это и замолчал, погрузившись в свое горе, – подумал Леонид. – А если бы не поверил и продолжил поиски, то, наверное, сам бы стал обгоревшим трупом с "льдинкой" в желудке».

Но он тогда поверил и жил многие годы с этой верой, изнемогая от горя и чувствуя, что никогда не сможет до конца смириться с потерей Есении… И вот теперь этот кошмар вновь врывается в его жизнь, словно было мало того, что у него уже один раз отняли Есению, их любовь, общее будущее, детство их мальчика… Нет, Леонид больше не намерен никого и ничего терять.

«Так… что же делать? Куда идти? – напряженно думал он. – Лёня болен, где мне его спрятать? А вдруг ему станет хуже! Надо поговорить с Сергеем, он наверняка что-нибудь придумает…»

Леонид, ничего не говоря матери и сыну, вышел в свою комнату и, подняв телефонную трубку, стал набирать номер Сергея, своего приятеля еще со школьных времен. И вдруг его как током ударило: «А что, если за нами уже следят и телефон прослушивается?!»

Похолодев от этой мысли, Леонид бросил трубку на рычаг, но потом, взяв себя в руки, усмехнулся: «Черт! У меня, кажется, от всего этого уже слегка крыша поехала… Хотя, подстраховаться, конечно, не мешает!»

Набрав заново номер Сергея, Леонид напряженно вслушивался в длинные гудки, мысленно моля Бога, чтобы друг оказался дома.

– Алло, – раздался в трубке характерный низкий голос Сергея.

– Серёга, привет, это я, – быстро сказал Леонид.

– Лёнька, привет! – обрадовался Сергей. – А я тебе как раз собирался звонить насчет завтрашней баньки…

– Серёга, погоди, у меня тут проблемы… Мы можем с тобой через час встретиться у трех сосен?

– В такую погоду?! – удивился Сергей. – Да и темно же уже! Или ты имеешь в виду…

– Тихо, ты правильно понял! – прервал его Леонид. – Я же сказал тебе – у меня проблемы… Так будешь?

– Буду, – уже серьезно ответил Сергей. – Встречаемся через час. – И, не прощаясь, положил трубку.

Леонид тоже опустил трубку на рычаг и задумчиво окинул взглядом комнату. Если уходить, то, наверное, нужно что-то взять с собой…

Ему еще ни разу не приходилось собираться в бега. Леонид хмыкнул – в голову лез какой-то бред типа: «Герцог взял с собой смену белья, новые лакированные штиблеты и набор дуэльных пистолетов»…

Смену белья, пожалуй, и правда придется прихватить, и, может быть, не одну… Лакированных штиблет он не имел, да и не тот сезон сейчас, а пистолет он держал последний раз года три назад, в тире у Сергея, куда тот затащил его, желая приобщить к мужскому делу. Но Леонид не любил шума, а после наушников у него страшно чесались и распухали уши… Скорая Маша, к которой он обратился с этой проблемой, посмеялась над ним, сказав, что либо он врет и уши ему просто надрали, либо у него какой-то особый род аллергии, еще не известный медицине.

Присев, Леонид выволок из-под кровати спортивную сумку, с которой он обычно ходил в фитнесс-центр, а потом открыл шкаф и выгреб из него одежду, откладывая то, что ему может пригодиться.

Переодевшись в теплые вельветовые брюки, рубашку и свитер, Леонид положил в сумку две пары шерстяных носков, белье, тренировочный костюм и второй свитер, раздумывая, подойдет ли все это в случае необходимости Лёне. Сын был ненамного ниже его, а в плечах, пожалуй, и пошире будет, хотя он сейчас и очень худой…

Леонид вдруг поймал себя на мысли, что с нежностью и гордостью думает о том, какой у них с Есенией получился симпатичный парень… Но додумывать эту мысль до конца не стал, посчитав, что на это будет время потом, когда они с сыном будут в безопасности.

Сняв с книжной полки фотоальбом, он раскрыл его и вытащил ту памятную рижскую фотографию, где они стояли с Есенией у Домского собора. Это была не та фотография, что он оставлял Копылову, ту ему так и не вернули. Это уже потом, разбирая сумку Есении, так и оставшуюся у него, он обнаружил на дне в конверте второй экземпляр этой фотографии. Он хранил ее в альбоме, вынимая раз в год летом, поминая Есению. Доставать фотографию чаще он себе запрещал, слишком сильной была боль, когда он смотрел на их счастливые лица… Вложив фотографию в паспорт, он сунул его в нагрудный карман рубашки.

Открыв сейф, спрятанный за полкой с книгами, Леонид вытащил десять пачек со стодолларовыми купюрами, которые он держал дома на черный день, в силу профессии не доверяя нынешним банкам. Одну пачку он сунул к паспорту в нагрудный карман рубашки, еще семь – в сумку под одежду, а две оставшиеся оставил на столе – для матери – неизвестно, сколько он будет в бегах…

За дверью раздались голоса – вернулась Мария Ивановна, ходившая домой за морсом.

Леонид выглянул из комнаты и, приложив палец к губам, незаметно позвал Марию Ивановну к себе.

– Что такое? – тихо спросила она, заходя в его комнату.

Леонид закрыл за ней дверь и молча протянул ей записку Есении.

Мария Ивановна, пробежав ее быстрым взглядом, ахнула:

– Жива?! И это ее сын?!

Леонид кивнул.

– Что будешь делать? – И, увидев приготовленную сумку, запротестовала: – Парня трогать сейчас нельзя, могут быть осложнения, – но потом, еще раз глянув на записку, тяжело вздохнула и спросила: – Где ты думаешь его спрятать?

– Пока не знаю, я позвоню вам потом, здесь, наверное, будут прослушивать. Есть у меня один человек, мы к нему сейчас поедем, он поможет. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

– Слушай, а если за домом уже следят? – с тревогой спросила Мария Ивановна. – Нельзя тебе ехать на твоей машине, возьмешь мою… Я сейчас спущусь, прогрею ее и если ничего подозрительного не увижу – подгоню к подъезду. А вы стойте у выхода наготове… И вот еще что: я тебе дам лекарства и напишу, как их принимать… Эх, ему бы поспать сейчас… – И, сокрушенно покачав головой, Мария Ивановна вышла из комнаты.

Леонид последовал за ней.

Осоловевший от еды Лёня пил морс из большой кружки, а Серафима Васильевна, сидящая рядом с внуком на диване, с умилением наблюдала за ним.

– Наша, батуринская порода! – сказала она, повернувшись к Леониду и Марии Ивановне.

Леонид улыбнулся, присев рядом с ними, а Мария Ивановна, подойдя к своему чемоданчику, принялась колдовать над ним, что-то выкладывая из него и выписывая на листок инструкцию по приему. Расписав все подробно, она позвала Леонида и, вручив ему пакет, тихо сказала:

– Здесь все необходимое. Я тебе написала, что и как ему давать. Иди, мать подготовь, а я пока дам Лёне лекарство. Вперед!

Внутренне напрягшись, Леонид позвал Серафиму Васильевну:

– Мам, пойдем ко мне, мне нужно тебе кое-что сказать.

Мать обеспокоенно посмотрела на внука, потом на Марию Ивановну и неубранную посуду, но, ничего не сказав, пошла за сыном в его комнату.

– Мам, сядь, – тихо попросил Леонид, усаживая Серафиму Васильевну на кровать. – Тут вот какое дело, нам с Лёней нужно срочно уехать…

– Куда это?! – всполошилась она. – Сдурел ты, чи шо? Дытына у огне горыть, а вин еи на мороз гонить! – И, рассердившись, поднялась, собираясь выйти из комнаты.

– Мам!.. – остановил ее Леонид, придержав за руку.

– Не дам! – вскинулась она, но потом, взглянув на непривычно серьезное лицо сына, сбавив тон, спросила: – Ну куда вам загорелось ехать? Та еще в таку погану погоду!

– Мам, ты поняла, чей Лёня сын? – не глядя на нее, спросил Леонид.

– Твой сын… и мий внук, – твердо сказала Серафима Васильевна. – И остальное, сыночек, не так уж важно…

– Нет, мама, это важно… Он не только мой сын, он еще и сын Есении…

– Есении?! – повторила Серафима Васильевна и потрясенно вновь опустилась на кровать. – Так она же…

Не дав матери договорить, Леонид молча протянул ей письмо.

– Я же не вижу без очков, – жалобно сказала Серафима Васильевна, беспомощно глянув на листок. – Что здесь написано?

– Здесь написано, что Есения тогда не погибла, а ее похитили и держали где-то вместе с нашим сыном все эти годы. А теперь, когда Лёне удалось оттуда сбежать, за ним идут по следу и могут с минуты на минуту заявиться сюда.

– Господи, что кому ребенок мог сделать?! За что за ним-то гонятся? – воскликнула Серафима Васильевна. – Немедленно звони в милицию!

– Мам, какая милиция?! Ты что, не помнишь, как мне гэбэшник тогда в милиции вкручивал о смерти Есении и о том, что она сумасшедшая?! Да кто в милиции попрет против ФСБ?!

– Ты хочешь сказать, что ее столько лет продержали у себя органы?..

– Думаю, что да, вспомни историю ее появления на свет…

– Ну, не знаю… Я никогда в это не верила, какие-то научные сказки… – с сомнением покачала головой Серафима Васильевна.

– И я не знаю, но попытаюсь разобраться, если буду уверен, что Лёня в безопасности. Так что, мам, не задерживай нас…

– Ой, Лёня… – Серафима Васильевна испуганно прикрыла рот рукой, до конца осознав всю опасность ситуации.

– Мам, не исключено, что я с тобой долго не смогу связаться, ты не волнуйся. Нам с Лёней сейчас нужно исчезнуть, раствориться… И если к тебе придут… – тут Леонид сделал паузу, почувствовав какую-то ирреальность их разговора, словно это происходило во сне или он заигрался в казаки-разбойники, – скажешь, что я уехал в командировку и вернусь недели через две…

Серафима Васильевна с несчастным лицом молча сидела на кровати и только кивала.

Тут открылась дверь и появившаяся на пороге Мария Ивановна окликнула Леонида:

– Лёнь, ты скоро? Собирай парня, а я пошла за машиной. Минут через пять стойте внизу наготове. Документы на машину я тебе оставлю в бардачке на всякий случай, – и, глянув на тихо заплакавшую Серафиму Васильевну, добавила: – Сима, сейчас не время… Иди, быстро собери им с собой что-нибудь поесть…

Вытирая слезы, Серафима Васильевна вышла из комнаты, но, проходя мимо дивана, на котором лежал Лёня, не выдержала и, сцепив руки перед грудью, запричитала, глядя на него:

– Ой, дитыночка ты моя, куда ж тебя, такого хворого!..

Лёня удивленно посмотрел на нее.

– Мам, ну не надо, я же просил тебя! – укоризненно сказал вышедший за ней Леонид, и Серафима Васильевна покорно пошла на кухню. – Сынок, вставай, пора собираться! Твоя мама пишет, что за нашим домом могут следить, нужно тебя спрятать в другом месте.

У Лёни дрогнуло лицо, но, ничего не сказав, он сел на диване, собираясь с силами, чтобы встать.

– Ты как себя чувствуешь? – сочувственно спросил Леонид.

– Ничего, сейчас вроде в голове даже просветлело, – успокоил его Лёня.

Мария Ивановна, направившаяся к выходу, повернулась и сказала Леониду:

– Лёнь, твоему сыну нужна другая одежда, у него носки насквозь промокли, да и пальто тоже, если не ошибаюсь, в коридоре мокрое валяется, не говоря уже об обуви…

– Да, Мария Ивановна, спасибо за подсказку, я сейчас что-нибудь ему подберу. Идите, мы скоро будем.

Собрались они действительно быстро. У Леонида с Лёней, по счастью, оказался одинаковый размер обуви, и Леонид отдал сыну свои теплые ботинки и меховую куртку, сам же надел свою старую и еще недавно очень модную «Аляску», в которой теперь ходил на лыжах в Сосновском парке. В принципе, они туда и направлялись – недалеко от парка находился тир Сергея.

Пять лет назад, когда Леонид шел туда первый раз пешком – машина была в ремонте, – он решил пройти по парку, срезая путь, и заблудился, опоздав на встречу часа на два. Сергей потом долго над ним посмеивался, мол, заблудился в трех соснах, хотя парк был не таким уж и маленьким… С тех пор они называли его тир «У трех сосен», поэтому Леонид был уверен, что Сергей правильно понял, где ему нужно их ждать.

Серафима Васильевна принесла из кухни пакет с продуктами – в нем лежали хлеб, банки с консервами, что-то завернутое в фольгу и бутылка водки.

– А водка-то зачем? – удивился Леонид.

– Пригодится… – сказала Серафима Васильевна. – Мало ли, замерзнете, да и Лёнечке грудь на ночь нужно будет растереть… – и смолкла, вновь собираясь заплакать.

– Мам, мам, не надо! – попросил Леонид и, выключив свет в комнате, подошел к окну.

Пытаясь разглядеть сквозь беспокойный рой мечущихся снежинок, что делается внизу, он прижался носом к стеклу. На фоне темного двора увидеть машину Марии Ивановны, стоящую в самом углу, было нелегко, но засветившиеся тревожным красным светом габариты выдали ее размытые очертания.

«Пора», – подумал Леонид и начал быстро собирать вещи Лёни, намереваясь забрать их с собой. Во-первых, их можно будет высушить и использовать в качестве сменной одежды. Во-вторых (тут Леонид снова поймал себя на том, что начинает ощущать себя участником какой-то шпионской истории), не помешает подстраховаться на случай, если вдруг к ним домой нагрянут с проверкой или даже обыском… Мама может сказать, что он уехал в командировку, и, если ей поверят, это даст им недели две тайм-аута, но если здесь будут найдены вещи Лёни – тут уж охота наверняка пойдет полным ходом – и за ним, и за сыном. Так по крайней мере представлял себе положение дел Леонид, знающий о работе органов в основном по фильмам и книжкам.

Через минуту они с сыном стояли одетые на пороге квартиры.

– Ну все, мы пошли, – сказал Леонид и, наклонившись, обнял и поцеловал Серафиму Васильевну. – Мам, не волнуйся за нас, я постараюсь все просчитать и мы обязательно найдем выход.

– Берегите себя, – сквозь слезы прошептала Серафима Васильевна, на прощание перекрестив его и Лёню. – И позвоните, если сможете…

Нагрузив на себя Лёнин рюкзак и свою спортивную сумку, которая заметно потяжелела после возвращения мамы из кухни, Леонид осторожно открыл входную дверь и прислушался.

На площадке было тихо и, как всегда, темно. Лампочки в их подъезде очень котировались у промышляющего народа, разбирающего их не иначе как на сувениры…

Несмотря на эту смешную в общем-то мысль, Леонид почувствовал легкий холодок, пробежавший по спине, – в этой темноте могли скрываться как их спасение, так и опасность.

Глаза постепенно привыкли к мраку, и скоро Леонид стал различать окружающую обстановку по слабому свету, льющемуся из маленьких окошек на лестничных пролетах. Можно было идти, не рискуя сломать себе ноги. Лифт вызывать они не стали.

Леонид, осторожно ступая, начал медленно спускаться. Лёня едва слышно следовал за ним, лишь его свистящее дыхание раздавалось над ухом Леонида.

Спустившись на первый этаж, Леонид остановил сына и прошептал ему на ухо:

– Ты постой здесь, а я посмотрю, что там у выхода…

Лёня молча кивнул.

Леонид внимательно оглядел тени в углах, ожидая, не шевельнется ли какая из них, и, убедившись, что на площадке никого нет, тихо спустился по оставшемуся пролету к входной двери. Чуть приоткрыв дверь, Леонид выглянул сквозь маленькую щелку наружу.

К подъезду как раз подруливала «шестерка» Марии Ивановны.

Остановив машину, Мария Ивановна, не заглушая двигателя, вышла из-за руля и направилась к подъезду.

Леонид быстро распахнул перед ней дверь, заставив ее испуганно отпрянуть.

– Ну что? – настороженно оглядывая через ее плечо двор, спросил он.

– Вроде все спокойно, – сказала Мария Ивановна. – А вот ты меня напугал: нервы напряжены, думала это уже кто-то из них…

– Спасибо, Мария Ивановна, за все, – сказал Леонид и попросил, обнимая ее на прощание: – Присмотрите за мамой, пожалуйста…

– Не беспокойся, езжайте, а то не ровен час действительно кто-нибудь нагрянет…

Позвав сына, Леонид быстро вышел из подъезда. Сев за руль, он бросил вещи на переднее сиденье и распахнул заднюю дверцу.

Дождавшись, когда Лёня заберется в машину, Леонид сказал:

– Тебе лучше лечь… Сделаем вид, что я еду один, да и тебе будет полегче в твоем состоянии.

Лёня молча начал умащиваться на сиденье. Леонид подал ему рюкзак:

– На вот, положи под голову. А ноги тебе придется поджать…

Договорить он не успел – в подъезде над их головой вдруг раздался звон бьющегося стекла и женский крик, подхлестнувший Леонида сильнее, чем пистолетный выстрел:

– Лёня-я-я, беги, Лёня-я-я!!!

Леонид рванул с места, резким вывертом руля вписываясь в арку ворот, и заметил бегущую к ним фигуру, размахивающую чем-то в руке.

Лёня, не успевший нормально улечься, скатился на пол и замер между сиденьями.

– Жив? – не сбавляя скорости, крикнул Леонид, моля Бога, чтобы на его пути не оказалось пешеходов или встречных машин.

Выскочив на Греческий проспект, Леонид резко повернул направо, едва не врезавшись в проезжавшую мимо машину. Та, вильнув в сторону, дала Леониду возможность завершить поворот и проехать до перекрестка.

– Жив, а что там случилось? – озабоченно спросил Лёня, поднимаясь с пола.

– Не знаю, но думаю, что нам нужно драпать. Ты сядь пониже и упрись ногами в пол.

Притормозив перед перекрестком, Леонид глянул в зеркало и увидел, как из их двора следом за ними выскочил человек и замахал руками в их сторону. Стоявшая у обочины на другой стороне улицы невзрачная «девятка» тут же рванула с места, развернулась и помчалась за ними, резко набирая скорость.

Эту «девятку» он видел у въезда во двор уже несколько дней подряд. Вот, значит, кого она пасла…

«Плохо дело…» – подумал Леонид и, не дожидаясь зеленого сигнала светофора, свернул направо и помчался по завьюженной и колдобистой улице Некрасова, инстинктивно вжимая в пол педаль газа.

Свернув на улицу Маяковского и глядя в зеркало, как «девятка», показавшись из-за перекрестка, неумолимо настигает, повторяя все их маневры, Леонид пытался просчитать, что сейчас сидящий в ней человек будет делать: пойдет на обгон и вынудит их остановиться или, как показывают в боевиках, будет подрезать и таранить? Или, может, вообще вытащит базуку и пальнет по ним…

Несмотря на тревогу за сына, Леонида вдруг охватил азарт, который приходил к нему нечасто и в самые неподходящие моменты.

Предупредив сына, чтобы тот крепче держался, Леонид с криком: «Гады немцы!», – не показывая поворота, резко повернул влево в Манежный переулок, а потом тут же крутанул руль вправо, влетая в махонький переулочек Радищева, ведущий к улице Салтыкова-Щедрина.

Сзади раздался визг тормозов – преследующая их «девятка» с разгону проскочила поворот и теперь возвращалась к нему задним ходом.

Леонид прибавил газу и, выскочив на Салтыкова-Щедрина, рванул на другую сторону улицы перед носом отчаянно затормозившего грузовика и, повернув влево, понесся к перекрестку с Литейным проспектом. Под уже мигавший зеленый свет светофора Леонид быстро повернул направо, в сторону Литейного моста, и успел заметить, как позади, из переулка, появилась преследовавшая их «девятка».

«Интересно, он успел заметить, куда мы поехали?» – подумал Леонид, врубая полную скорость и мчась по направлению к мосту, благо на проспекте было свободно.

Заметив стоявшего у Большого дома одинокого гаишника, или «гибона», как их стали называть после переименования ГАИ в ГИБДД, Леонид вынужден был снизить скорость.

«Только бы он нас не остановил!» – взмолился он про себя, сосредоточенно глядя на дорогу.

Но «гибон» лишь равнодушно проводил их взглядом, пряча в воротник обожженное морозным ветром лицо.

«Дай Бог тебе здоровья и чтобы на бананы всегда хватало!» – мысленно поблагодарил его Леонид, въезжая на мост.

– Милиционер останавливает ту машину, – послышался сзади голос Лёни. – О! А он не остановился… гонится за нами…

– Не высовывайся! – прикрикнул на него Леонид, прибавляя газу.

Они съехали с моста и помчались по улице Академика Лебедева к повороту на Лесной проспект, при этом чуть не оторвав подвески на трамвайных рельсах при переезде Боткинской улицы.

Нужно было срочно отрываться, иначе их побег терял смысл…

«Дороги, черт бы их побрал!» – с досадой думал Леонид, жалея машину Марии Ивановны, подпрыгивающую на ухабах, когда Леонид лавировал, уворачиваясь от ям и выезжая на трамвайные пути.

Впереди уже виднелась станция метро «Выборгская», как вдруг со стороны Гренадерской улицы выехал старенький «москвич» и медленно потащился впереди них прямо посередине дороги.

Леонид, прижавшись к обочине, обогнал «москвич», и понесся дальше, поглядывая время от времени в зеркало заднего вида.

«Девятка», от которой они немного оторвались на Литейном, уже вновь настигала их, яростно сигналя оказавшемуся между ними «москвичу».

Водитель «москвича», то ли занервничав, то ли разозлившись, резко дал по тормозам, его машину потащило юзом по присыпанному снегом гололеду. Поелозив по шоссе, «москвич» наконец остановился, встав боком и перегородив дорогу.

«Девятка», которой некуда было деваться, со всего маха въехала носом в зад «москвича». Раздался характерный звук удара столкнувшихся машин, они отлетели друг от друга и, крутанувшись вокруг своей оси, остановились: одна – уткнувшись носом в тротуар, другая – развернувшись задом к движению.

Леонид, сбавив скорость, оглянулся.

– Что там такое? – послышался голос Лёни, который послушно распластался на заднем сиденье.

– Доездился наш голубок, – улыбаясь, прокомментировал аварию Леонид и вдруг заорал: – Ложись! – и тут же рывком послал машину вперед, резко набирая скорость.

Сзади раздались какие-то хлопки, потом треск и шорох осыпающегося стекла. Одновременно с этим ошеломленный Леонид увидел, как на лобовом стекле, прямо перед ним, вдруг появились одна за другой две аккуратные дырочки, от которых тут же побежали радиальные трещинки. В салоне моментально похолодало.

Проскочив поворот под железнодорожным мостом, Леонид, резко затормозив, остановил машину и оглянулся.

Заднего стекла практически не было, а Лёня, зажмурившись и закрыв голову руками, неподвижно лежал на сиденье под грудой стеклянных квадратиков, казавшихся под светом фонарей россыпью сверкающих льдинок.

– Лёня, тебя не ранило?! – Леонид выскочил из-за руля и, бросившись к задней дверце, распахнул ее, замирая от страха за сына.

Мальчик нерешительно открыл глаза и пошевелился.

– Что это было? – спросил он, покосившись на рассыпавшееся по его груди стекло.

– Ты не поверишь, но в нас стреляли! – не стал скрывать от него правды Леонид. – Ты можешь встать? Быстренько перебирайся ко мне на переднее сиденье, нам нужно срочно мотать отсюда.

Он помог сыну выбраться из машины, стряхнул с него оставшуюся стеклянную крошку, а потом подтолкнул к дверце:

– Забирайся скорее!

«Да, все это уже становится более чем серьезно!» – потрясенно думал Леонид, отъезжая и пытаясь сдержать нервную дрожь в руках. У него так и стояла перед глазами картина, когда из отброшенной в сторону «девятки» выскочил человек и остановился, вытянув руку в их направлении. В Леонида никогда раньше не стреляли, но по позе человека он сразу понял, что сейчас последует, и рванул что было мочи, пытаясь скрыться за поворотом. Но немного не успел… Счастье, что сына не задело! В какую же историю они влипли?!

Глянув на часы, Леонид удивился, что у них до встречи с Сергеем еще остается пятнадцать минут, а ему казалось, что прошло не меньше часа и они безнадежно опаздывают.

Пролетев Лесной и 1-й Муринский проспекты за несколько минут, Леонид повернул еще под один железнодорожный мост и выехал на Политехническую улицу.

Поглядывая в зеркало, он следил за дорогой, но не заметил больше никаких машин, которые бы их преследовали, – видимо, «девятка» застряла на месте аварии.

«Кажется, оторвались», – с облегчением подумал Леонид и посмотрел на Лёню.

Тот, нахохлившись и спрятав подбородок в воротник меховой куртки, сидел, сосредоточенно глядя на дорогу. Почувствовав взгляд отца, он повернул к нему голову и вдруг неожиданно улыбнулся.

Леонид невольно улыбнулся ему в ответ:

– Ну что, испугался?

– Еще как! – признался Лёня. – Хотя сначала даже не поверил, что такое может быть.

– Мне тоже не верится! – согласился Леонид и задумчиво добавил: – Кто-то очень чего-то боится… А ты, случайно, ничего больше не привез оттуда?..

– Ничего, только письмо и себя… – покачав головой, ответил Лёня.

Леонид машинально похлопал себя по карману куртки, в котором лежало второе, запечатанное письмо, и поежился то ли от нервного озноба, то ли просто от холода: поступавший через разбитое заднее стекло морозный воздух мигом выстудил машину, сравняв температуру в салоне с «температурой за бортом».

«Хорошо, что у Марии Ивановны спереди триплекс стоит, если бы калёнка была, как сзади, не представляю, как бы мы сейчас ехали…» – подумал Леонид, поглядев в зеркало назад, где вместо стекла теперь осталась только рама, ощетинившаяся осколками.

Чтобы не особо светиться на широком проспекте Мориса Тореза, Леонид решил проехать по Политехнической до улицы Курчатова и задворками выехать к Сосновскому парку.

Оставшийся путь они преодолели без приключений.

Уже подъезжая к тиру, Леонид увидел стоящий у обочины джип Сергея. В машине никого не было.

Притормозив у входа в тир, Леонид два раза посигналил. Дверь тут же распахнулась и на пороге появился Сергей.

С недоумением посмотрев на незнакомую ему «шестерку», он нахмурился, но, разглядев машущего ему из машины Леонида, ответно махнул рукой и пошел к ним.

Леонид открыл дверцу и протянул руку:

– Привет, Серёга! Куда можно поставить машину, чтобы ее не было видно?

– Привет, Лёнька! – поздоровался Сергей и спросил, улыбаясь: – Что стряслось у нашего боевого и задиристого бухгалтера? Переквалифицировался на угон машин, что ли? – Заглянув в салон и заметив Лёню, он рассмеялся: – Да еще и с напарником?..

Несмотря на то что Леонид давно имел свою аудиторскую фирму, Сергей продолжал называть его бухгалтером и подтрунивал над его профессией, считая бухгалтерию тихим женским занятием. Впрочем, его ирония никогда не была обидной, хотя Сергей и пытался уже несколько лет привить Леониду какое-нибудь мужское, на его взгляд, хобби. Леонид пассивно сопротивлялся, выполняя все пожелания Сергея так, что тот через какое-то время махал на него рукой. В итоге из всех «мужских занятий», предложенных Леониду, остались еженедельные походы на лыжах и тренировки в фитнесс-центре с баней, которые Леонид посещал более или менее регулярно. Сергей бы не преминул «подколоть» друга, если бы узнал, что Леонид тайно от всех предается еще одной, оставшейся от бухгалтерских времен, страсти – разработке различных финансовых схем и ситуаций, которые он сам же и распутывал. Более того, эти схемы у него оживлялись и воплощались на страницах его романа, который он начал писать лет пять назад. Роман этот имел недвусмысленное название «Похождения бухгалтера», и его героем выступал он сам, только наделенный всяческими мужскими умениями и талантами и совершающий массу не только финансовых, но и реальных подвигов. Кстати, кое-какие схемы, успешно работавшие в его романе, не менее успешно были воплощены в жизни некоторыми заинтересовавшимися клиентами Леонида, что существенно пополнило и его личный бюджет…

И сейчас, глядя на Сергея, Леонид ловил себя на мысли, что реальная жизнь и его роман еще больше начали смещаться по отношению друг к другу, а где-то уже даже сливаясь.

«Дописался! – подумал он. – Напридумывал на свою голову приключений, вот они и явились… Вы песен хотели – их есть у меня!»

Тем временем Сергей обвел взглядом «шестерку» Марии Ивановны и вдруг заметил выкрошившееся заднее стекло. Оборвав смех, он перевел сразу ставший серьезным взгляд на Леонида, потом на лобовое стекло и снова на Леонида.

– Я вижу, у тебя действительно проблемы, – тихо сказал он. – Давай ключи и быстро пересаживайся в мою машину.

Дважды приглашать Леонида было не нужно.

Забрав вещи из промерзшей и покалеченной «шестерки», они вместе с сыном забрались в Серёгин джип, в котором было тепло, – видимо, Сергей приехал незадолго до них.

Сам Сергей, взбежав по ступенькам, ушел в тир и вернулся через минуту с каким-то парнем, которому он, видимо, приказал отогнать «шестерку» к стоявшим поодаль гаражам.

Подойдя к своей машине, Сергей сел за руль, завел двигатель и выехал на Северный проспект, направляясь в сторону Выборгского шоссе.

– Куда ты нас везешь? – спросил его Леонид.

– Подальше отсюда… – коротко ответил Сергей, а потом настороженно поинтересовался: – Лёнька, за вами что, гнались?

– Гнались, но не беспокойся – я оторвался на Лесном, – ответил тот, напуская на себя бывалый вид.

– А тачка чья? Угнали?

– Да ты что! Соседка одолжила! – возмутился Леонид.

– Ладно-ладно, на месте расскажешь, – сказал Сергей и замолчал.

Леонид тоже молча уставился вперед.

«Надо же, как все может мгновенно измениться! – думал он про себя. От его первоначального азарта не осталось и следа: его мигом выдуло в две дырочки в лобовом стекле… – Еще на прошлой неделе Сосновка была для меня лишь местом отдыха, где мы с Серёгой гоняли на лыжах, а теперь… Никогда не предполагал, что буду здесь скрываться… Серёга тоже дает: какой из меня, к черту, угонщик! Нет, бред какой-то, фантастика…»

Выехав на Выборгское шоссе, Сергей свернул направо, проехал немного и притормозил у обочины недалеко от бензозаправки. Вытащив из кармана мобильник, он набрал номер и с кем-то коротко переговорил. Леонид ничего не понял из его разговора, хотя и внимательно прислушивался. Он впервые видел друга в деле.

Подружившись с Сергеем Ноговицыным в восьмом классе, Леонид поддерживал с ним отношения все эти годы, хотя после школы судьба их на некоторое время разбросала.

Леонид тогда сразу же поступил в Финансово-экономический институт, а Сергей, проработав полтора года автослесарем, ушел в армию. Год отслужив, он неожиданно подал документы в военное училище, после окончания которого его загнали куда-то на север Казахстана, на реку Ишим. А еще через несколько месяцев ему предложили перейти на службу в ГРУ. Он согласился и пропал на два года, проходя обучение в учебном лагере где-то в Подмосковье. В 1985 году его командировали в Афганистан, где он служил до самого вывода оттуда советских войск. А после этого произошла какая-то непонятная история. Его неожиданно уволили из ГРУ и направили по основной специальности в танковую учебную часть в поселок Сертолово, где у него началась полоса неприятностей, завершившаяся грандиозным скандалом, поставившим крест на его военной карьере. Дело в том, что Сергей на новом месте службы от одиночества и затаенной обиды запил по-черному и однажды по пьянке устроил концерт «ночных серенад» под окном приглянувшейся ему девушки. Суровый отец девушки не оценил его замечательных вокальных данных и вызвал милицию, приехавшую на удивление быстро. Милиционеры, увидев подвыпившего и распевающего во все горло офицера, сначала попытались утихомирить его по-хорошему. Но пьяный и добродушный Сергей продолжал горланить о Марселите, вызывая ее срочно на балкон, и, не понимая «чего от него мужикам нужно», ласково отпихивал милиционеров от себя. При очередном его тычке один из них, молодой сержант, неожиданно отлетел в сторону и очень неудачно приземлился, изрядно приложившись к земле копчиком. После этого Сергея, естественно, уже не церемонясь, скрутили и отвезли в кутузку. Потом был процесс, в результате которого Сергея скоропалительно выдворили из рядов доблестных Вооруженных сил за «дискредитацию высокого воинского звания».

Вернувшись в Питер к родителям, Сергей завязал с пьянкой, устроился в охранную контору к своему другу, через год женился на Нине, девушке, из-за которой тогда загремел в милицию, а еще через два года открыл свою собственную охранную фирму.

Дела его неожиданно пошли в гору, фирма приобрела известность в городе. Однако это привлекло внимание не только потенциальных клиентов, но и налоговой инспекции, начавшей слишком часто напоминать ему о том, что «Бог велел делиться»…

Налоги Сергей платил исправно и делиться сверх положенного по закону не считал нужным, но у налоговой инспекции, как известно, существовал свой негласный закон: прав, не прав, а штраф начислить – повод всегда найдется! И как-то раз начислили… Сергей платить отказался, начались разборки, суды… Засуживать у нас умеют, и «наказали» бы Сергея на немалую сумму, если бы не Леонид с его знаниями и аудиторской фирмой. Короче говоря, процесс они выиграли. Сергей был Леониду за это очень благодарен, услугу его не забыл и впредь всегда с ним советовался при возникновении непростых ситуаций. Сам же Леонид даже не представлял, что ему когда-нибудь тоже пригодится профессиональная помощь Сергея…

Глядя сейчас на спокойное лицо друга, Леонид вдруг почувствовал, что за этим внешним спокойствием скрываются напряжение и готовность к действию.

– Поедем ко мне на дачу, там сможем спокойно все обсудить, – сказал Сергей, вновь заводя машину.

– Ты имеешь в виду Осиновую Рощу? – спросил Леонид.

– Да, тут нам минут десять езды. Погода, правда, шепчет… Но ничего, скоро доедем, – ответил Сергей. – Зато там в нас никто стрелять не будет…

– Хорошо бы, ощущение не из приятных, – признался Леонид.

– Да уж… – согласился Сергей, серьезно глянув на него из-под бровей.

Несмотря на усиливающуюся снежную завируху, дорога действительно не заняла много времени. Добравшись до Осиновой Рощи, они пронеслись по ней, не снижая скорости, и, свернув в одну из последних улиц, подъехали к высокому и длинному забору.

Остановившись перед железными воротами, Сергей нетерпеливо посигналил. Ворота тут же плавно поползли вбок, а из-за них выглянул мужчина в военном полушубке и валенках.

– Это Николай Степанович, – сказал Сергей, заезжая в ворота. – Подполковник в отставке, полгода назад комиссовали по здоровью. Никому на фиг теперь не нужен, ни семьи, ни дома. Я его недавно к себе забрал, работает и живет здесь, пока идет стройка.

– Я смотрю, у тебя тут дела серьезно продвигаются, – сказал Леонид, разглядывая через стекло большой дом.

– Да, дом уже закончили, обживаем теперь, – подтвердил Сергей, въезжая в открытые двери гаража, расположенного под верандой дома. – Осталось мастерскую и сарай закончить. Да еще Нинок загорелась оранжерею соорудить, в последнее время она очень цветами увлеклась. – Лицо его при упоминании жены просветлело, и Леонид подумал, что Сергею удалось найти свое счастье – он очень любил свою жену, и та отвечала ему взаимностью.

– Как там твой тесть поживает? – улыбаясь, спросил Леонид, вспоминая, как тот сдал Сергея в милицию, подведя этим черту под его военной карьерой.

– Обещает нам, недорезанным буржуям, что народ скоро воспрянет ото сна и покажет кузькину мать! Железный старик… – рассмеялся Сергей. – Умрет – жалко будет, таких искренних идейных мамонтов немного осталось… Ну все, мужики, вылезаем, приехали!

Леонид с сыном вышли из машины и, забрав свои вещи, направились за Сергеем в дом.

Раздевшись в просторной прихожей, они прошли в гостиную.

В комнате было тепло и уютно. Бревенчатые стены, ничем не обшитые, придавали дому деревенский колорит, хотя мебель и другие предметы в нем были современными и могли стоять в любой городской квартире.

У задней стены в камине потрескивали дрова.

Сергей присел перед камином на корточки и, протянув руки к огню, предложил:

– Мужики, располагайтесь! Лёнька, не пора ли тебе представить молодого человека? Кто это?

– Серёга, знакомься: это мой сын – Лёня, – ответил Леонид, обнимая сына за плечи.

Сергей встал и, переводя ошарашенный взгляд с Леонида на мальчика, недоверчиво спросил:

– Заливаешь?..

– Нет, он правду говорит, – ответил за Леонида Лёня и застенчиво посмотрел на отца.

– Никак в «капусте» его нашел? Даром, что ли, бухгалтер! – рассмеялся Сергей, хлопнув Леонида по плечу. – Да, сегодня явно день открытий!.. Ну что ж, Лёня, давай знакомиться, я – дядя Серёжа, друг твоего отца еще со школьной скамьи. – И он протянул мальчику руку.

Лёня серьезно пожал ее.

– Э, брат, а чего это ты такой горячий? – озабоченно спросил Сергей, ощупывая его руку.

– Да, Серёга, ему бы лечь нужно, он болен, – сказал Леонид и, потрогав лоб Лёни, расстроился – температура у того опять подскочила.

– Плохо тебе? – тихо спросил он.

– Да, как-то не очень… – признался Лёня.

– Сейчас мы тебя устроим, – решительно сказал Сергей и, выходя из комнаты, бросил на Леонида удивленно-восхищенный взгляд.

– Посиди пока, – предложил Леонид, указав сыну на диван, а сам полез в сумку за пакетом с лекарствами.

Сергей вернулся через несколько минут с одеялом и подушкой.

– В других комнатах еще холодно, придется тебе, Лёня, полежать здесь, пока они не прогреются, – сказал он, укладывая на диван принесенные вещи, и, повернувшись к Леониду, спросил: – А что с ним, может, врача вызвать?

– Пока не надо, нам все необходимое уже дали, – ответил Леонид, вынимая из пакета антигриппин и жаропонижающее. – Воды нужно.

– Вон, на столе, в кувшине, а ты, Лёня, ложись, – сказал Сергей.

Мальчик, скинув ботинки, лег на диван. Леонид укрыл его одеялом и отошел к столу за водой.

В этот момент за дверью послышались шаги, и в комнату заглянул Николай Степанович:

– Сергей Вадимович, вам что-нибудь нужно? Самовар я уже поставил, может, баню затопить?

– А может, действительно, попаримся? – спросил Сергей, поворачиваясь к Леониду. – Лёне при температуре нельзя, а тебе-то стресс снять не мешает, а?

Леонид согласно кивнул, и Сергей обернулся к стоящему на пороге Николаю Степановичу:

– Затопите баньку, Николай Степанович, и веничков наших фирменных запарьте, пожалуйста.

– Сей момент! – козырнул Николай Степанович и вышел.

– Вы есть не хотите? – спросил Сергей у Леонида.

– Нет, спасибо, мы поели перед отъездом, – ответил Леонид.

– Ну, тогда рассказывай, что у тебя там стряслось, – потребовал Сергей, садясь в кресло у камина.

Леонид хлопнул себя по нагрудному карману и, вспомнив, что забыл вытащить письмо Есении из куртки, вышел в прихожую.

Вернувшись, он протянул Сергею записку Есении, а толстый конверт начал вскрывать сам.

Сергей прочел записку и поднял озабоченный взгляд на Леонида:

– А письмо ты еще не читал?

– Пока нет, вот как раз сейчас собираюсь, – ответил Леонид, отрывая край конверта.

– Только сначала объясни, чтобы я понял, – остановил его Сергей, – что это вообще за «разлучная» история произошла у тебя пятнадцать лет назад и почему я об этом ничего не знаю?

– Ты тогда служил в Казахстане, а я находился в таком состоянии, что писать об этом не мог, да и потом старался лишний раз не вспоминать об этом, – ответил Леонид и, сев в кресло напротив Сергея, принялся подробно рассказывать ему о тех давних событиях.

Лёня, лежа на диване, тоже внимательно слушал.

– Лёнька, но в этом деле было столько узких мест! – воскликнул Сергей, когда Леонид кончил свой рассказ. – Как ты этого не увидел? Почему не пошел на биофак разузнать о жизни их студентки? У тебя ведь была ее фотография. Даже если бы органы заставили молчать о ней администрацию, то студентам вряд ли бы рты заткнули. Да и в клинику нелишне было заглянуть.

– Не трави душу, – попросил Леонид. – Я после того, как увидел на фотографии ее обгоревшее тело, ни о чем думать не мог. Видишь ли, есть у меня в жизни одна особенность – мне ничего не достается легко или просто так. Более того, когда мне кто-то начинает очень нравиться или становится дорог, так это у меня обязательно через какое-то время отнимают. Потому я и старался ни к кому сильно не привязываться. И когда мне сказали, что Есения погибла, я даже не усомнился, что у меня ее попросту отняли, уж слишком у нас все было хорошо… Я посчитал, что это все тот же проклятый рок, довлеющий надо мной. Мне и в голову не могло прийти, что все это было инсценировано.

– Ну допустим, – согласился Сергей, – хотя объяснение какое-то мистическое, а я в судьбу и прочие такие вещи не верю. Ну ладно, давай посмотрим письмо.

Леонид вытащил из конверта несколько сложенных вчетверо листочков и начал читать вслух:

«Леонид Ярославович, надеюсь, что это письмо Вы читаете, находясь вместе с нашим сыном в безопасном месте.

Я не знаю, как Вы живете, не знаю, женаты ли Вы и есть ли у Вас другие дети… Если да, то передайте им мои извинения, но примите Лёню под свой кров и защиту, он сейчас в Вас очень нуждается. Со мной оставаться ему уже небезопасно – я не знаю, что меня ждет в ближайшем будущем, и не хочу оставлять нашего мальчика заложником у этих бездушных монстров, называющих себя учеными…

В 1983 году меня забрали прямо на вокзале.

Телеграмма, которую мы дали тогда моим «родителям», вывела «кураторов» прямо на меня. Какая я была наивная, думая, что информация, неожиданно обнаруженная мной в тот злополучный день, была шокирующей только лично для меня. Мне потом популярно объяснили, что я чуть не выдала важнейшую государственную тайну и что сама являюсь частью этой тайны.

Меня перевезли сначала в Новосибирск, а потом куда-то в тайгу на секретный научный объект, замаскированный под золотоносный рудник, где я и провела все эти годы вместе с нашим сыном.

На этом объекте, который представляет собой огромный научно-исследовательский комплекс, еще с конца тридцатых годов проводятся закрытые и очень серьезные генетические исследования. Здесь сделаны открытия такого уровня, которые давно опередили все современные мировые достижения в этой области.

Работники комплекса, а здесь собрано немало выдающихся голов, читая научные журналы, улыбаются над восторгами вокруг достижений западных ученых… Да это и неудивительно, ведь в нашем комплексе еще в брежневские времена был полностью расшифрован геном человека, в то время как мировые ученые планируют завершить эту работу только к 2003 году[7]. Здесь же был разработан и впервые успешно осуществлен метод клонирования животных и человека. Расшифровка генома человека позволила здешним специалистам создать технологии по выращиванию человеческих органов и тканей со стопроцентной приживаемостью, более того, ими был создан ГУС – гормон ускоренного созревания, позволяющий доращивать детей в считаные годы до стадии "Z", т. е. до взрослого физического состояния.

В настоящий момент в комплексе работают над созданием методики выращивания и последующей трансплантации сетчатки и роговицы глаз, а также клеток спинного и головного мозга. Для остального мира это запредельная фантастика. Если бы я сама не принимала участие в этих разработках, то никогда бы не поверила в их возможность на данный момент. Так что, несмотря на все мое подневольное положение, я получила здесь потрясающее образование и интереснейшую работу. Казалось бы, я должна гордиться своей страной, но то, что мне пришлось здесь вынести, то, что у меня было отнято, задушило все мои патриотические чувства.

Комплекс в целом финансируется из закрытых правительственных источников и работает на ППРГСН – Правительственную программу репродуктивной генетики стратегического назначения под символичным названием «КЛОНдайк». Это название символизирует не только работу по клонированию, но и то, что официальным прикрытием нашего комплекса является большой золотоносный рудник «Озёрный», эдакий сибирский Клондайк.

В комплексе содержится огромный генный архив жителей нашей страны. Пополняется он довольно просто: каждый человек хотя бы раз в жизни сдает анализ крови, а для генетических исследований и получения полной генетической картины достаточно нескольких кубиков крови, клетки которой для подобной работы наиболее удобны, поскольку малые лимфоциты представляют собой клетку, состоящую из большого ядра, окруженного тонким слоем оболочки. Удалить эту оболочку и получить чистый ядерный материал гораздо легче, чем, образно говоря, «выковыривать» его из других, более «толстостенных» соматических клеток, как это сделали доктор Вильмут с коллегами из Рослинского института, где в 1996 году был получен клон овечки по имени Долли.

Все работы в комплексе проводятся на новейшем и самом современном оборудовании, которое мы получаем из Великобритании и США за счет бартерной реализации выращенных органов и тканей для их последующей трансплантации больным людям в западных клиниках.

Что касается клонирования, то эта работа ведется в комплексе давно. Оказывается, я тоже была «создана» здесь, так что можно сказать, что меня вернули на «родину».

В комплексе существует целый зоопарк клонированных животных, причем уже не первого и даже не второго поколения. А в медицинско-клиническом отделении лежит в коме человек, тоже, как и я, клон первой волны, которому скоро исполнится тридцать восемь лет. Говорят, что еще до Гагарина в космос летал тоже не обычный человек.

Нынешних клонов, как изначально повелось, вынашивают женщины, ранее содержавшиеся в ИТК за совершение тяжких преступлений».

– Пальцем деланные дети… – вдруг сказал Сергей.

– Что, прости? – поднял на него удивленные глаза Леонид, отчеркнув ногтем строку, на которой он остановился.

– Говорю: пальцем деланные дети, – тихо повторил Сергей, покосившись на Лёню, который уже спал. – Так называют детей, рожденных зэчками на зоне для облегчения своего положения. Они добывают сперму, вводят себе куда надо и забеременивают. Известно, что такое делали и на воле те бабы, которых никто не хотел…

– Ну и ну… – растерянно протянул Леонид и, помедлив, принялся читать дальше:

«Они играют роль лишь инкубаторов, поскольку их клетки не задействуются в экспериментах: уже точно известно, что „преступные“ гены передаются вынашиваемым детям. Думаю, что в будущем возникнет положение, когда работодатели будут подбирать сотрудников для своих фирм на основе генетического скрининга, который позволит им достаточно точно прогнозировать, чего можно ожидать от человека в плане здоровья и даже социального поведения.

После рождения детей-клонов в комплексе их всесторонне исследуют. Часть детей используют в военных и космических программах. Некоторые предназначены для социальных экспериментов – их внедряют в семьи или детские дома. А на большинстве проводят сложнейшие медицинские опыты, – в частности, испытывают на них различные препараты, ведь клоны с точки зрения большой научной политики не совсем люди, а лишь материал, созданный в ходе исследовательской работы и идеальный для подобного рода экспериментов. Кроме этого, с помощью ГУСа здесь выращивались клоны видных партийных деятелей, которых впоследствии использовали в качестве их двойников.

Я помню, как у нас однажды создали клона одного известного политического лидера. После доращивания его до стадии "Z", он был куда-то увезен, а через некоторое время стало известно, что этот лидер покончил с собой, застрелившись. Думаю, что на самом деле вместо него погиб наш несчастный клон, а его оригинал, наверное, играет сейчас в теннис или гольф в какой-нибудь жаркой стране».

– Ни хрена себе! – воскликнул Сергей. – А у нас ведь не одна «шишка» покончила с собой… Слушай, да при таком раскладе можно совершить подмену любого человека. Я не удивлюсь, если узнаю, что эти архаровцы готовили подмены людей не только в нашей стране… Ты представляешь, что это значит?!

– Но если этих клонов, как выразилась Есения, «доращивают» до взрослого состояния при помощи каких-то гормонов, то у них даже при зрелом строении тела наверняка остается детское сознание. Думаю, что их тут же бы вычислили по странному поведению, – возразил Леонид.

– А как насчет мексикано-аргентинских сериалов? – ехидно спросил Сергей.

– При чем тут сериалы? – удивился Леонид.

– Я имею в виду случаи вялотекущей мексиканской амнезии, в смысле, что их киногерои постоянно теряют память… Намек ясен? А если человек в возрасте, то странность поведения можно списать еще и на маразм…

– Ладно, Серёга, давай, дочитаем письмо, а потом поговорим, – предложил Леонид и продолжил:

«Когда меня сюда привезли, то после рождения Лёни меня постоянно подвергали различным исследованиям и экспериментам, измучив в попытках получить клона второго поколения. Лишь восемь лет назад, после нескольких неудач, меня оставили в покое и благодаря моему образованию подключили к работе в одной из лабораторий комплекса. Наверное, это сыграло свою роль и в том, что Лёню оставили со мной. А вот своих нареченных родителей я больше так никогда и не увидела.

В общем-то живем мы неплохо, бытовые условия в комплексе ничем не уступают городским. И место здесь, кстати, уникальное: поселок расположен в долине, окруженной высокими сопками, когда-то бывшими стенками кратера древнейшего вулкана. Посреди долины находится никогда не замерзающее озеро, которое во время крепких морозов очень сильно парит, накрывая облачным покровом всю долину. Вряд ли кто-нибудь заподозрит, что это озеро, питаемое подземными ключами, скрывает под собой основную часть лабораторий комплекса и хранилище генофонда. Кроме того, вода из озера используется в отопительной системе комплекса, потому и не замерзает зимой. А в экстренных случаях ее смогут использовать для затопления объекта…

За озером, с внутренней стороны сопки Кольчужной находится тот самый золотоносный рудник-прикрытие. И рудник, и комплекс начали строиться еще сталинскими политзаключенными в конце тридцатых годов.

Наверное, жить и работать здесь можно было бы и дальше, с жестким режимом контроля я уже давно смирилась, но вдруг две недели назад руководитель нашего комплекса, член-корреспондент Российской академии наук Граховский Генрих Модестович, опять начал готовить меня к рождению клона второго поколения. И теперь я очень боюсь, что со мной может что-нибудь случиться или меня куда-нибудь переведут. Как при этом поступят с Лёней и что с ним тут сделают, один Бог ведает. Поэтому я и решила отправить его к Вам. Кто мне помог организовать его побег, я писать не буду, вдруг письмо попадет не в те руки. Лёня Вам сам все расскажет.

Я надеюсь, что Вы примете его, ведь Вы все-таки его отец, и я верю, что Вы сможете защитить его.

Я прощаюсь с вами обоими, у меня не осталось никакой надежды на свободную человеческую жизнь, так пусть эта жизнь будет хотя бы у нашего мальчика. Берегите его, умоляю Вас!

Искренне Ваша, Есения».

Последняя страница письма была адресована Лёне. Леонид, не читая, положил ее рядом с разметавшимся во сне сыном и, вернувшись к Сергею, сел, закрыв лицо руками.

– Ну и в историю ты влип, Лёнька… – тихо заметил Сергей. – Когда она это написала?

Леонид покачал головой:

– Не знаю, я еще не успел поговорить с Лёней, пришлось из дома срочно удирать. Завтра расспрошу подробно.

В этот момент в дверь постучал Николай Степанович:

– Сергей Вадимович, баня почти готова, собирайтесь.

– Ладно, Лёнька, пошли, в бане продолжим, – сказал Сергей, вставая. – Николай Степанович, побудьте с вьюношем, он тут решил приболеть, так посмотрите, чтобы не очень увлекался с этим делом, мы в бане сами справимся.

– Лёня, тебе ничего не нужно? – спросил Леонид, подходя к сыну, который вдруг открыл глаза.

Мальчик отрицательно покачал головой.

– Ну тогда постарайся еще поспать, после сна всегда легче, когда болеешь, а тебе сейчас отдых просто необходим.

– Хорошо, – сказал Лёня и прикрыл глаза.

Через несколько минут Сергей и Леонид уже сидели голые на полке́ парилки.

– Ну и что ты теперь намерен делать? – вернулся к прерванному разговору Сергей. – Лёню будут искать. О тебе им тоже наверняка все известно… Вам постараются перекрыть кислород.

– Вот поэтому, Серёга, я тебе и позвонил, – сказал Леонид. – У меня в голове такой сумбур, что я пока не знаю, что нужно предпринять. Одно могу сказать точно: я хочу забрать у них Есению…

– Как ты себе это представляешь? – нахмурился Сергей. – Так они тебе ее и отдали!

– Я не знаю, как я это сделаю, но думаю, что мне нужно ехать в Сибирь и все на месте разведать.

Сергей скептически посмотрел на него.

– А тебя хотел попросить позаботиться о Лёне, пока я буду в отъезде, – продолжил Леонид, не обращая внимания на скептический взгляд Сергея. – Лучше тебя этого никто не сделает.

– Ну, это само собой, сделаю все, как надо! – заверил тот и тут же принялся отговаривать его: – Но, Лёнька, куда тебе ехать?! Опыта у тебя в таких делах никакого. Пропадешь ведь, это не циферки в кабинете выводить… С ФСБ связываться – себе дороже выйдет! Да и Сибирь тоже не курорт, тем более сейчас – зимой. А вдруг с тобой что-нибудь случится? Я себе потом не прощу, что отпустил тебя на верную гибель…

– Не надо хоронить меня раньше времени! – насупившись, перебил его Леонид. – Чай, не маленький, доеду! Ты, главное, Лёню береги!

– Доехать-то ты доедешь, а там-то что? – настаивал на своем Сергей. – Безумие какое-то! Ну, как ты, бухгалтер, сможешь выкрасть человека с хорошо охраняемого секретного объекта?! Ну, подумай сам!

– Серёга, прошу – не разубеждай меня! – попросил Леонид. – Я уже все решил! Неужели ты не понимаешь, что я не смогу спокойно жить, зная, что Есения жива, а я ничего не сделал для ее освобождения! Я хочу вернуть ее… Не знаю, сколько нам еще осталось, но она была единственной женщиной, с которой я хотел связать свою жизнь.

– Лёнька, прошло пятнадцать лет! – напомнил ему Сергей. – Вы можете друг друга даже не узнать! О каком связывании ты говоришь?

– Я узнаю ее! – упрямо ответил Леонид. – Я сына узнал по ее глазам! К тому же через него мы уже связаны и, почитай, никогда не расставались…

– Ну что за мелодраматические нюни! – рассердился Сергей. – Лёнька, ты можешь погубить и себя, и сына! Если за ним идут те самые ребята, если они настроены серьезно, то это может плохо кончиться, как ты этого не понимаешь? Тебе судьба подарила сына, так забирай его, заляг где-нибудь, береги, расти его и радуйся. Документы надежные мы тебе выправим.

– Лёне нужна мать, – тихо сказал Леонид. – Он вида не подает, но переживает за нее очень, я же вижу! Как я ему в глаза смотреть буду, радуясь в каком-то укромном месте, в то время как она там страдает? Ты не забывай, что она даже не знает, добрался ли Лёня до меня или нет, схватили его или нет! Неизвестность – тяжкое испытание, поверь мне, я через это уже прошел пятнадцать лет назад. И потом, мы же не можем вечно прятаться! Только разобравшись с ситуацией вокруг Есении, можно будет вернуться к нормальной жизни. Так что не отговаривай меня, а лучше помоги советом.

Сергей вздохнул и сказал:

– Пока я тебе ничего посоветовать не могу, но я подумаю… Боюсь только, что денег на улаживание всех этих дел потребуется немерено.

– Об этом не беспокойся, деньги у меня есть, – сказал Леонид. – Я взял с собой восемьдесят тысяч… Долларов, естественно.

– Это хорошо… Ладно, утро вечера мудренее, завтра будем принимать окончательное решение. А сейчас давай париться, – сказал Сергей, вытаскивая из бадейки распаренный веник.

Напарившись и окатившись напоследок ледяной водой, они вернулись в дом.

Николай Степанович сидел за столом и читал книгу, а Лёня тихонько посапывал во сне на диване.

– Температура у него спала, – шепотом сказал Николай Степанович. – Я ему, как вы ушли, чайку с малиной дал.

– Спасибо, – поблагодарил его Леонид и осторожно пощупал рукой лоб Лёни.

Мальчик был весь мокрый, но уже не такой горячий, как до этого, хотя щеки у него были пунцовыми, как у русской матрешки.

– На ночь его надо бы в сухое переодеть, – подсказал Николай Степанович. – А то он пропотел, раскроется и простудится еще больше. У вас есть что-нибудь ему на смену? А то могу одолжить свой тельник, у меня есть в запасе новый, ни разу не надеванный.

– Спасибо, мы так и сделаем, – сказал Сергей. – Николай Степанович, гляньте, пожалуйста, угловую комнату, нагрелась она или нет, если да, то перенесем туда пацана на ночь.

Николай Степанович, вернувшись через несколько минут, позвал Леонида:

– Да, можно нести парня, я ему уже постелил и тельник приготовил. Пойдемте, я вас провожу.

Леонид осторожно поднял сына на руки и пошел вслед за Николаем Степановичем.

Переодев так и не проснувшегося мальчика и уложив его в постель, Леонид вернулся к Сергею.

В этот момент раздался звонок сотового телефона.

Сергей взял трубку.

– Да?.. Извини, любимая, заработался. Скоро буду, минут через тридцать. Да, я тоже целую тебя… – Отключив трубку, он повернулся к Леониду: – Звонила Нинок, расстраивается, что ужин остывает, а меня все нет. Я обещал ей сегодня пораньше приехать, а сам пропал. – Он улыбнулся. – Так что мне пора ехать – не хочу, чтобы она лишний раз волновалась, да и понюхать нужно: что да как, на крайний случай… Сегодня вы спокойно переночуете здесь. Николай Степанович тебе все покажет и спрячет, если что… Хотя я уверен, что в этом доме вы в безопасности. А завтра устроим «совет в Филях» и решим, что делать дальше.

После отъезда Сергея Леонид подсел к камину и еще раз перечитал письмо Есении. Глядя на листки, исписанные ее рукой, он представлял, как она прикасалась к ним, когда писала, и вдруг в безотчетном движении прижался лицом к письму, касаясь губами строк.

«Господи, какой я стал сентиментальный…» – подумал он, спохватившись, и в смущении оглянулся на дверь. «А ты всегда был таким», – возразил ему внутренний голос. «Похоже на то», – согласился Леонид, вдыхая запах письма. От него пахло шоколадом и холстиной, наверное от Лёниного рюкзака, в котором оно лежало.

Вытащив из кармана рубашки свой паспорт, Леонид вынул из него их давнюю фотографию и, вглядываясь в лицо Есении, подумал: «Есения, какая ты сейчас? Узнаем ли мы, действительно, друг друга, встретившись?»

В дверь постучал Николай Степанович:

– Леонид Ярославович, может, вы кушать хотите? У меня пельмешки налеплены.

Леонид, уже собравшийся было отказаться, услышав про налепленные пельмени, заинтересовался:

– Сами делали?

– Ну да, кто же еще? Я покупных не люблю, – ответил Николай Степанович. – Ну что, пойду воду поставлю?

– Пожалуй, да. Я вам помогу, – поднялся Леонид. – Вот только на сына взгляну.

– Не надо мне помогать, я сам все сделаю, да все и так уже готово, только в воду закинуть, – сказал Николай Степанович и вышел.

Леонид, вложив письмо Есении обратно в конверт, положил туда же фотографию и втиснул конверт в нагрудный карман рубашки. Похлопав по нему рукой, приминая, он пошел проведать сына.

Лёня спал, сбросив одеяло. Из-под длинного тельника трогательно и беззащитно торчали его худые ноги. Леонид бережно накрыл сына одеялом и, потрогав его лоб, успокоенный отправился на кухню.

Николай Степанович, обвязав вокруг пояса вафельное полотенце и закатав рукава, из-под которых виднелись полосатые края тельняшки, опускал в кипящую воду большие пухлые пельменины.

– Ну, как он там? – спросил он Леонида.

– Спит, и температура вроде уже нормальная, – ответил Леонид, садясь за большой дубовый стол.

Плотно закусив, они разошлись по своим комнатам.

Леонид, пытаясь отогнать одолевавшие его тревожные мысли и воспоминания, включил телевизор, но потом, почувствовав, что не может сосредоточиться на происходящем на экране, выключил его и лег.

Глава вторая

На следующий день Сергей приехал рано утром.

Леонид, сам только что проснувшийся, удивился, увидев друга ни свет ни заря.

– Зашевелились работнички… – пояснил Сергей, проходя в комнату и садясь в кресло. – Я уже видел на тебя и пацана ориентировку. И маму твою до поздней ночи вчера продержали в «гестапо»… Ну как вы тут?

– Лёня еще спит, наверное, – ответил Леонид. – Я к нему еще не поднимался.

– Нужно серьезно расспросить его о побеге и этом самом Озёрном, – сказал Сергей. – Я тут ночью думал и понял, что есть только один человек, который способен тебе помочь. И живет он, кстати, под Новосибирском, в Бердске. Так что вставай, времени на выработку плана у нас не так много. Боюсь, что до меня тоже скоро очередь дойдет, нужно их опередить.

Леонид поднялся и, одеваясь на ходу, пошел следом за Сергеем на второй этаж к сыну.

Открыв дверь, они тихо вошли в его комнату и удивленно остановились: Лёни в постели не было.

– Куда он делся? – спросил Сергей, оглядывая комнату.

– Не знаю, – растерянно ответил Леонид и позвал: – Лёня, сынок, ты где?

Под кроватью вдруг раздался шорох и оттуда показалось настороженное лицо мальчика.

– Ты чего туда забрался? – изумленно воскликнул Леонид.

– А откуда я знаю, кто сюда идет… – насупившись, ответил Лёня, вылезая из-под кровати и стряхивая с себя пыль. – Всякое может быть…

– Наш человек! – сказал Сергей и сочувственно посмотрел на потрясенного Леонида.

А тот глядел с похолодевшим сердцем на сына, только сейчас начиная осознавать, что же пришлось пережить Лёне, если у него выработалась подобная реакция.

– Лёня, нам нужно с тобой поговорить. Расскажи-ка нам подробно, что у вас там произошло, – попросил мальчика Сергей, садясь на стул.

– Серёга, погоди, – остановил его Леонид, подходя к сыну и щупая ему лоб. – Ты как себя чувствуешь?

– Получше, – ответил Лёня.

– Все равно ложись, не стой босиком на полу. – И он подтолкнул его к кровати.

Лёня забрался под одеяло и посмотрел на Сергея.

– Давай начнем сначала: как тебе удалось бежать? – спросил тот.

– Мама договорилась с одним из офицеров охраны. Тот должен был меня в ящике из-под оборудования вывезти из Озёрного в Новосибирск и посадить там на поезд до Петербурга.

– Когда это было?

– Сразу после Нового года, третьего января.

– Но это же три недели назад! Почему же ты так долго добирался? – воскликнул Леонид.

– А мама сказала мне, чтобы я не дожидался Новосибирска, а как услышу, что поезд остановился на первой же станции, так сразу потихоньку вылезал из ящика и сам добирался к вам. У меня с собой вместо карты было несколько страничек из атласа автомобильных дорог. Они там, в рюкзаке, лежат. Мама почему-то не доверяла этому охраннику и боялась, что он может меня передать в другое место, такое же, как наш Озёрный.

– Ну и?.. – поторопил его Сергей.

– Ну и вот, дядя Николай тайком привел меня ночью на склад, посадил в большой деревянный ящик, где лежали опилки и тулуп, и сказал, чтобы я сидел тихо, а он будет ко мне наведываться в пути. Потом ящик погрузили на машину и повезли к тоннелю.

– К какому тоннелю? – заинтересовался Сергей.

– У рудника в сопке есть тоннель, через который поезда выходят наружу и идут на Большую землю, – пояснил мальчик и продолжил: – Потом ящик погрузили на платформу, и через какое-то время поезд тронулся. Ехали мы долго. Дядя Николай почему-то ко мне ни разу так и не подошел. Может, у него не было возможности. Когда поезд остановился, это было уже под утро, в Крутояре, я немного подождал, а потом выбил крышку ящика, выбрался наружу и побежал между другими поездами. Я все время боялся, что дядя Николай может меня увидеть и остановить. Вот… Мама мне сказала, что меня наверняка будут искать и чтобы я был настороже, остерегался милиции, ну и тому подобное. Поэтому я не пошел на вокзал, а подошел к машинисту одного из поездов и спросил его, не довезет ли он меня до следующей станции, сказав, что у меня украли деньги, билет купить не на что, а мне нужно срочно доехать к тете. Он сначала отказался, так я стал его упрашивать, говоря, что буду помогать ему уголь в топку закидывать. Он рассмеялся, сказав, что ему на электровозе как раз кочегара и не хватает, и пустил меня к себе в кабину. Так я и ехал от станции к станции по своему атласу. Некоторые машинисты, правда, меня не брали, а один даже хотел сдать в милицию. Так я как дунул от него! Спрятался в товарном вагоне, а тот в это время поехал. Я сначала побоялся выскочить, чтобы не попасться этому гаду, а потом уже страшно стало – поезд быстро пошел. Короче говоря, я в этом вагоне просидел всю ночь, замерз, думал все… Потом, когда поезд остановился, вылез из вагона и понял, что заехал совсем в другую сторону. Пришлось опять возвращаться. Так я постепенно добрался до города Тихвина, это мама мне сказала, чтобы я ехал не до Петербурга, а вышел в Тихвине, а там сел на автобус, который идет до города. Я так и сделал.

– И что же ты ел в дороге? – тихо спросил его Леонид.

– Сначала то, что мне мама с собой положила, а потом машинисты иногда меня угощали, так и ехал…

– М-да… – сказал Сергей, с сочувствием посмотрев на мальчика. – Одно остается неясно: если у дома твоего отца дежурили «топтуны», то как они могли пропустить тебя во двор незамеченным? Там работают серьезные ребята, а не лохи, как их иногда пытаются изобразить в книжках.

– Может быть, они не поняли, потому что я шел не один, – предположил мальчик.

– В каком смысле?

– А мне на углу улицы стало совсем плохо, и какая-то тетенька помогла мне дойти до самого подъезда. Она даже несла мой рюкзак.

– Она вела тебя за руку? – спросил Сергей.

– Нет, под руку, у меня ноги были как ватные, – ответил Лёня.

– Что ж, вполне возможно… – задумчиво заключил Сергей. – Видимо, ждали одного, потому и не заподозрили женщину с пацаном. Повезло… Ну что же, мужики, идите позавтракайте, а потом, Лёня, нарисуешь нам план вашего Озёрного, сможешь?

– Конечно! Я там все знаю. Нас же никуда не выпускали, так что я излазил долину вдоль и поперек, – ответил Лёня и, запнувшись, добавил: – Сколько было позволено, конечно…

Через час карта была готова. Лёня подробно изобразил не только все наземные объекты, расположенные в котловине между сопками, но и высокий двойной забор из колючей проволоки, в несколько линий натянутой между алюминиевых столбов и, вероятно, находящейся под током, чего Лёня знать наверняка не мог, поскольку туда никого, кроме военных, не допускали. Этот забор шел по внутренней стороне сопок, окружая всю долину. По широкому коридору около трех метров шириной, между проволочными стенами, ходили охранники с собаками, а на алюминиевых столбах были установлены камеры слежения.

– Тэ-экс… – протянул Сергей. – Местечко негостеприимное! Ни туда ни обратно… Не представляю, вьюнош, как твой отец туда собирается проникнуть, да еще и выйти обратно с твоей мамой! Похоже, что тут нет никаких путей-лазеек. Видно, действительно придется звать на подмогу Фёдора.

– А кто это? – спросил Леонид.

– Мой названый брат. В Бердске живет, я уже говорил тебе. Я ему жизнью обязан, он меня в Афгане на себе из засады вытащил…

– Ты мне этого не рассказывал, – удивленно посмотрев на него, сказал Леонид.

– Как видишь, мы не все знаем друг о друге … – усмехнулся Сергей. – У меня в жизни тоже были моменты, о которых я не люблю вспоминать. Ну да как-нибудь расскажу… Так, ну все, я поехал на работу, разнюхаю обстановку. Если что, позвоню, а так ждите к вечеру.

– Хорошо.

Однако днем Сергей неожиданно вернулся и с порога объявил Леониду:

– Придется, Лёнька, нам активизироваться. По городу идет неслабый шмон. Ко мне на работу уже был звонок, спрашивали, не знаю ли я, где тебя разыскать. Я сказал, что ты вроде на две недели отчалил в очередную командировку, но не знаю куда. Обещал сообщить, как только ты объявишься. Так что нам срочно нужно избавляться от твоего нынешнего внешнего вида.

– Это как? – не понял Леонид.

– Вот, – сказал Сергей, поставив перед ним сумку. – Здесь одежда. Твою мы ликвидируем, переоденешься в это. Скоро подъедет классный специалист с «Ленфильма», будем делать из тебя другого человека. – И он, вытащив из кармана чей-то паспорт, раскрыл его и положил перед Леонидом.

– Кто это? – спросил Леонид, разглядывая фотографию, с которой на него смотрел короткостриженный смуглый мужчина с седыми висками и тяжелым, так называемым волевым подбородком.

– Это ты – гражданин Эстонии Велло Тынсу, – ответил Сергей, серьезно глядя на Леонида.

– Но мы с ним совершенно не похожи! – воскликнул Леонид. – У него лицо другое, прическа, да и по колеру он темнее, чем я.

– Потому я и побеспокоил лучшего специалиста-гримера, чтобы ты стал похож, – сказал Сергей. – Зато ты как эстонец сможешь без приключений выбраться из Питера.

– А он тоже мало похож на эстонца, какой-то чернявый и кожа смуглая, – заметил Леонид.

– Слышал бы он тебя сейчас, – хмыкнул Сергей, – в драку бы полез! Он и по характеру мало похож на эстонца, но не дай бог сказать ему об этом – вспыльчивый очень. Он родом из Тарту, а там в свое время стояло два казачьих полка… Может, оттуда и смуглоту его надуло…

С улицы посигналили.

– О, это, наверное, уже Оля приехала, пойду встречу, – сказал Сергей. – А план я тебе потом объясню.

Через несколько минут он вернулся в комнату в сопровождении невысокой, очень уютной медноволосой женщины лет сорока пяти с квадратным чемоданчиком в руке.

– Лёня, познакомься, это Ольга Хамкович, супермастер с «Ленфильма» и жена одного замечательного актера. А это, Олечка, Леонид – ваш подопытный.

– Здравствуйте, – поздоровался Леонид, подходя к женщине и помогая ей снять пальто.

Она тоже поздоровалась с ним и окинула его внимательным взглядом.

Повесив пальто Ольги на вешалку, Леонид нерешительно остановился посреди комнаты.

– И что мне делать? – спросил он.

– Пока ничего. Присядьте, пожалуйста, вот здесь, поближе к свету, – ответила гример.

Леонид послушно опустился на стул рядом с торшером.

Сергей передал Ольге паспорт с фотографией человека, чьим двойником должен был стать Леонид.

Ольга, надев очки, внимательно посмотрела на фотографию, а потом, отложив паспорт в сторону, подошла к Леониду.

Оглядывая его, она попросила Леонида медленно повернуть голову в разные стороны. Он чувствовал себя очень неловко под ее изучающим взглядом: женщины уже давно так пристально не разглядывали его, – впрочем, во взгляде Ольги не было ничего личного, это был взгляд специалиста. Более того, она, словно почувствовав его смущение, ободряюще улыбнулась ему, отчего он сразу повеселел и расслабился.

– На какой срок вам нужно изменить свое лицо? – наконец спросила она.

Переглянувшись с Сергеем, Леонид ответил:

– К сожалению, не знаю, возможно, надолго.

– А точнее?

– Думаю, минимум на неделю, а там видно будет, – ответил Леонид.

– Так, ну что же, – сказала Ольга, поворачиваясь к Сергею, – будем делать из клиента смуглого брюнета. – И она пояснила Леониду: – Сейчас я вас подстригу под оригинал. Хорошо, что у вас волосы длинные, короткая стрижка придаст вам совсем другой облик. Кроме этого, волосы и брови покрасим в темный цвет. Глаза у вас серые, значит, придется их спрятать под карими линзами. Ну а смуглости добьемся с помощью автозагара. Да… и, наверное, нужна капа…

– А это еще что такое? – не понял Леонид.

– Накладные челюсти, насадка на зубы. Боксеры такие обычно надевают перед боем, знаете? А еще игрушки делают – имитацию вампирских зубов, видели, наверное, в киосках? Но мы вам сделаем настоящие. Правда, это дорогое удовольствие и потребует нескольких дней, зато очертания лица значительно поменяются и придадут более массивный вид вашему подбородку. Вот, в общем-то, и все.

– А этого будет достаточно? – с сомнением спросил Леонид.

Гример усмехнулась:

– Мама родная не узнает… И никто не усомнится, что этот паспорт – ваш.

– А эта, как ее, капа… не выпадет в самый ответственный момент? – продолжал допытываться Леонид.

– Не выпадет, – успокоила Ольга. – И никто не заметит, что она у вас надета…

– Ну что же, приступайте, – одобрил ее план Сергей.

– Леонид, я вам сейчас напишу, какой крем нужно купить для автозагара, – сказала Ольга, вынимая блокнот из чемоданчика, в котором лежали различные гримерные аксессуары. – Он действует через два-три часа после применения и держится дня три. Так что купите с запасом, загар придется периодически обновлять. А линзы купите вот в этой аптеке. – Она все записала на листочке и протянула его Леониду. – А насчет капы я сейчас позвоню. Сергей, где у вас телефон?

– Пойдемте, я вас провожу, – предложил Сергей.

Вернувшись, Ольга сказала:

– Через три часа мой знакомый освободится, можем съездить к нему сделать слепок для капы. Можно, конечно, его сюда пригласить, но лучше, если мы к нему приедем прямо в клинику, где есть все необходимое оборудование. Капу он обещает сделать за сутки, но нужна будет примерка и, возможно, не одна.

Леонид промолчал, вопросительно глядя на Сергея.

– Съездим сами, время дорого! – решил тот. – А что сейчас? – спросил он, обращаясь к Ольге.

– А сейчас я подстригу и покрашу Леонида, – ответила она. – Здесь есть ванная?

– Конечно, пойдемте, – сказал Сергей, открывая дверь в соседнюю комнату.

Ольга, взяв свой чемоданчик, пошла за ним, сказав Леониду, что позовет его, как только все подготовит.

Через полтора часа Леонид с изумлением уставился в зеркало, глядя на свой измененный облик, действительно чем-то напоминающий лицо с фотографии. Короткий ежик черных волос омолодил его лет на пять, попутно сделав похожим на военного в расцвете карьеры. А слегка посеребренные сединой виски говорили о том, что на его долю выпало немало испытаний.

Ольга, удовлетворенно осмотрев результат своих трудов, сказала:

– Ну вот, загар и карие линзы дополнят картину, сами себя не узнаете… А вам очень идет короткая стрижка! Теперь дело за капой. Одевайтесь, доктор нас ждет через час. – И она начала собирать разложенные на столе гримерные атрибуты.

Сергей, который все это время занимался своими делами на первом этаже, пропустил процедуру перевоплощения Леонида и, услышав их шаги, крикнул снизу:

– Ну, как там у вас дела?

– Мы практически закончили, можем ехать в клинику насчет капы, – ответила Ольга. – Леонид, вот держите – это красящий шампунь, будете поддерживать темный цвет. А по мере роста волос нужно будет подкрашивать корни вот этой краской. Инструкция здесь прилагается, если вы не сможете сходить в парикмахерскую и будете краситься сами…

– Да вы что, я со стыда сгорю краситься в парикмахерской, – возразил Леонид. – Еще подумают, что я редкой сексуальной ориентации.

– Не такая уж она сейчас и редкая, – усмехнулась Ольга. – Ну ладно, пойдемте.

Спустившись вниз, Леонид предстал перед Сергеем, который в этот момент пил пиво из бутылки.

Увидев Леонида, специально оттопырившего челюсть, чтобы еще больше стать похожим на человека с паспорта, Сергей даже поперхнулся и смог только в знак одобрения поднять большой палец.

Постучав по груди кулаком и откашлявшись, он воскликнул:

– Терве[8], Велло! Прямо брат его родной, глаза только выдают, но ничего, линзы вставишь, тогда и я вряд ли вас различу. Ну надо же, совсем другой человек! Можно и в город выйти, никто тебя не узнает!

– Ребята, пора в клинику, – напомнила им Ольга, прерывая восторги Сергея. – Эдуард Абрамович не любит, когда к нему опаздывают, да и у меня сегодня еще работа в телецентре.

– Я только к сыну быстренько загляну, – сказал Леонид.

Сергей собрался что-то возразить, но промолчал.

Леонид, подойдя к двери в комнату, отведенную сыну, прислушался: там было тихо. Подумав, что Лёня спит, Леонид осторожно открыл дверь. Но тот не спал, а читал книгу, придвинув торшер поближе к изголовью дивана.

– Сынок, что ты читаешь? – спросил Леонид, входя в комнату.

– Да так, рассказ один, Стефана Цвейга. «В сумерках» называется, – ответил Лёня, поднимая взгляд на отца, и обомлел: – Что это с вами сделали?

– Конспирация, – объяснил Леонид, улыбнувшись. – Не узнать меня, правда? – И добавил: – Я же тебя просил называть меня на «ты», мы же с тобой одной крови.

– Я привыкну, – пообещал Лёня и восхищенно констатировал: – Нет, а здорово вас изменили, не узнать! Если бы не голос, не поверил бы, что это вы.

– Мне сейчас нужно будет уехать к доктору, он мне еще какую-то насадку на зубы сделает, будет у меня такой тяжелый скандинавский подбородок. И линзы себе карие поставлю.

– Это все для того, чтобы вас… тебя никто не узнал? – спросил Лёня.

– Ну да, – ответил Леонид. – Дядя Серёжа план разработал, по которому не мне поддельный паспорт делают, а меня под чужой паспорт подделывают. Говорит, что я с этим паспортом смогу спокойно выбраться из города. Представляешь, сынок, в какую историю мы попали, прямо кино какое-то! Ну ладно, я поехал, а ты лежи, не вставай, тебе нужно как можно быстрее выздоравливать. Если что, позови Николая Степановича, он рядом будет. Пока!

– Пока, – ответил Лёня.

Уже на выходе Леонид повернулся к сыну и хитро спросил его:

– А рассказ-то интересный?

Он помнил, как в ранней юности, стянув у матери томик Цвейга и прочитав «В сумерках», ужасно возбудился и мечтал, чтобы ему самому повстречалась такая же раскрепощенная девушка, как в этом рассказе. Причем он был уверен, что не отступился бы от нее так просто, как это сделал герой рассказа, а, наоборот, выжал бы из ситуации все, что только возможно… Короче говоря, он потом несколько месяцев пребывал в плену жарких эротических фантазий, обуревавших его после прочтения Цвейга.

Лёня же, чуть покраснев, опустил глаза в книгу и кивнул:

– Ничего, читать можно.

Леонид хмыкнул и, помахав ему рукой, вышел.

Сергей и Ольга, уже одетые, стояли в прихожей.

В город они ехали на вишневой «девятке», которая для отвода глаз заменила джип Сергея. До клиники они добрались за полчаса.

Эдуард Абрамович, пожилой доктор с пышной седой шевелюрой, ждал их в ординаторской, читая какой-то медицинский журнал и попыхивая сигаретой, торчащей из короткого желтого мундштука.

Увидев входящих Ольгу, Сергея и Леонида, он встал из-за стола и пошел к ним навстречу.

– Здравствуй, Эдик, – сказала Ольга, целуя его в щеку.

– Здравствуй, Оленька, аппетитно выглядишь! – Поцеловав Ольгу в ответ, Эдуард Абрамович обнял ее за плечи и, повернувшись к мужчинам, сразу перешел к делу: – Господа, чем могу быть полезным?

Ольга что-то тихо сказала ему на ухо.

Кивнув, Эдуард Абрамович выпустил ее из объятий, приглашая всех к себе в кабинет.

Вымыв руки, он усадил Леонида в стоматологическое кресло и, осмотрев его, поинтересовался:

– Так, ну и что бы вы хотели иметь?

Сергей молча протянул ему фотографию Велло.

– Тэк-тэк, – сказал Эдуард Абрамович, переводя взгляд с фотографии на подбородок Леонида. – Понятненько: чуть повысим прикус… нижнюю челюсть выдвинем немного вперед… тэ-эк… а зубы полностью перекроем. Ну что ж, давайте, сделаем вам слепок, молодой человек.

Он вышел в соседнее помещение и через некоторое время вынес оттуда оттискную ложку – железную штуковину, похожую на совок, с зеленой массой внутри.

– Откройте рот, молодой человек, и пошире, мне это нужно в вас засунуть, – попросил Эдуард Абрамович, в речи которого постоянно проскальзывали местечковые еврейские интонации.

Леонид послушно распахнул рот. Доктор впихнул ему «совок» внутрь и прижал так, что Леониду показалось, будто зеленая каша тут же расползлась по нёбу, плотно облепляя рот целиком.

У Леонида мгновенно заломило зубы от этой «каши» с привкусом то ли мяты, то ли ментола. Ему даже начало казаться, что он задыхается.

– Все, можете пока закрыть рот, – сказал Эдуард Абрамович. – Теперь посидите так спокойно.

«Изнутри задушат!» – в панике подумал Леонид, сжимая челюсти, и жалобно посмотрел на Ольгу.

– Потерпите, это ненадолго, – успокаивающе улыбнулась она ему. – Вам что, никогда не делали слепков?

Леонид развел руками.

– Наверняка не делали, у молодого человека замечательные зубы, – ответил за него Эдуард Абрамович, одобрительно глядя на Леонида. – Я не нашел у него ни одного удаления. Видимо, хорошо следит за своим здоровьем, уважаю!

Но Леонид не обратил внимания на комплимент, потому что в этот момент усиленно боролся с неожиданно подкатившей тошнотой.

Через несколько долгих минут Эдуард Абрамович просунул Леониду в рот пальцы, слегка пахнущие табаком и, раскачав «совок», содрал его с окоченевших и ноющих зубов пациента.

Леонид облегченно вздохнул. Подобрав языком оставшиеся во рту крошки «каши», он выплюнул их в мисочку слева от кресла и вытер губы платком.

– На сегодня все, – сказал Эдуард Абрамович. – Приедете завтра в девять утра, я сделаю припасовку капы.

– А сколько это времени займет? – поинтересовался Сергей.

– Завтра и посмотрим. Возможно, придется повозиться.

– А можно это сделать как-нибудь побыстрее? – спросил Сергей.

– Уважаемый, быстро можно зубы только выбить, а чтобы новые сделать – требуется время. На все есть своя технология… Тем более на изготовление капы. Я и так оставляю нашего техника работать в ночь. А в спокойном состоянии это заняло бы около недели…

– И сколько мы будем должны за это удовольствие? – спросил Леонид, незаметно для себя переходя на еврейские интонации доктора – он всегда был «речевой промокашкой».

Эдуард Абрамович насмешливо взглянул на него:

– Попрошу не примазываться, молодой человек, еврея из вас все равно уже не получится, это надо впитать с молоком мамы. А ваша мама, я так думаю, далеко не еврейка.

– Извините, – сказал, покраснев, Леонид. – Я не хотел вас передразнивать, это случайно получилось. Мама говорит, что у меня с детства способность к языкам.

– И что вы себе думаете, с чего бы мне это обижаться? – рассмеялся Эдуард Абрамович. – Говорите, как хотите, и дай вам Бог здоровья!

Сергей нетерпеливо кашлянул, решив вернуть разговор в нужное русло.

– Ах да! Сколько это стоит… – вспомнил Эдуард Абрамович заданный вопрос. – По цене я буду разговаривать с заказчиком, я так понимаю, что заказчик это вы? – спросил он, глядя на Сергея.

– Ну, пусть буду я, – кивнул Сергей. – Так сколько же?

Повернувшись к Ольге, тихо сидящей на стуле в углу кабинета, Эдуард Абрамович спросил ее:

– Это тебе близкие люди?

– Очень близкие, – ответила та. – На задание идут…

– Ну тогда с вас сто долла́ров, – сказал Эдуард Абрамович. – И остальное меня не касается…

Расплатившись и попрощавшись с Эдуардом Абрамовичем, они вышли из клиники.

– Ольга, куда вас отвезти? – спросил Сергей, открывая перед ней дверцу «девятки».

– На Чапыгина, шесть, – ответила та, садясь в машину. – У меня еще сегодня съемка.

– Вас будут снимать? – с любопытством посмотрел на нее Леонид.

– Нет, снимать будут программу, а я привожу ее участников в надлежащий вид, – улыбнулась Ольга.

Высадив Ольгу у телецентра, Сергей свернул на улицу Академика Павлова, направляясь в сторону Кантемировского моста.

– Лёнь, я тебя отвезу на дачу, а сам съезжу домой, – сказал он. – А то Нинок еще подумает, что я завел себе любовницу, и бросит меня. А завтра я за тобой заеду, часов в восемь. Будь готов.

– Всегда готов! – шутливо откликнулся Леонид и, подумав, добавил: – Но, похоже, не ко всему…

На следующий день ровно к девяти утра Сергей привез Леонида к Эдуарду Абрамовичу, который ждал их с уже готовой «продукцией».

Увидев в руках доктора белую зубастую конструкцию, Леонид остановился, испуганно представив, что ему придется носить этот «щучий ряд» во рту. Но он терпеливо перенес примерку, пока доктор вкладывал копировальную бумагу в рот, заставляя то сжимать, то разжимать зубы, и стачивал с капы лишнюю пластмассу противно визжащей бормашиной.

Потратив полчаса на припасовку капы, доктор наконец удовлетворенно кивнул и, попросив фотографию прототипа, сравнил с ним Леонида.

– Ну что, вроде похожи? – спросил он, обращаясь к Сергею.

– Да, очень похожи, – согласился тот. – Лёнька, попробуй что-нибудь сказать, – попросил он Леонида. – Скажи: «терве»…

Но у Леонида, который ощущал жуткое неудобство от чужеродного предмета во рту, вместо «терве» получился какой-то рвотный звук.

– М-да… – сказал Сергей и расхохотался.

Быстро вытащив капу изо рта, Леонид спросил у Сергея с надеждой:

– А Велло не может быть глухонемым?

Сергей замахал на него руками:

– Да ты что, он этого не переживет!

– Ничего-ничего, с речью вы постепенно справитесь, нужно только поразговаривать побольше, – вмешался Эдуард Абрамович и, протянув Леониду зеркало и фотографию, попросил: – Вы лучше посмотрите на себя. Вас все удовлетворяет? Наденьте и посмотрите, чтобы вы потом не говорили, что Эдик Кацовский вас плохо обслужил.

Леонид снова надел капу и посмотрелся в зеркало.

Оттуда на него глянуло чужое лицо. Он и так не мог привыкнуть к новому облику, а тут, увидев, во что превратила капа его чудесный подбородок, чуть не упал.

– Клашавец! – прокомментировал он, чувствуя, как растерявшийся язык заметался во рту, не зная, к чему прикоснуться, чтобы произвести в новом пространстве правильные звуки. – Но похож!

– Однако предупреждаю: эту вешчь носить долго нельзя, у вас могут начаться изменения в суставах, – сказал Эдуард Абрамович. – Потому пользуйтесь только в крайней необходимости.

– А при чем тут суставы? – удивился Сергей и недоуменно посмотрел на руки Леонида.

– Вы не туда смотрите, – усмехнулся доктор. – Суставы есть не только на руках и ногах. В голове они тоже имеются.

Леонид и Сергей непонимающе уставились на него.

– Да, боже ж мой, я имею в виду челюстные суставы! – воскликнул Эдуард Абрамович, закатывая глаза в потолок от их непонятливости.

– А-а, – протянули Сергей и Леонид и, переглянувшись, рассмеялись.

Завернув капу в носовой платок, Леонид поблагодарил доктора.

Тот, пожав им руки, сказал на прощание:

– Не за что, приходите еще. И дай вам Бог успеха в вашем очень секретном задании!

– Спасибо, Эдуард Абрамович, – искренне поблагодарил Сергей и вышел из кабинета, подталкивая Леонида в спину. – Все, теперь купим тебе линзы и автозагарный крем – и порядок! А потом заедем и сфотографируем тебя на будущий паспорт.

Фотографу они заказали на крайний случай двойной комплект фотографий. Сергей забрал их часть, чтобы сделать ему российский загранпаспорт на другое имя, ведь уже была дана ориентировка на Батурина, а остальные фотографии они оставили для документов, которые Леонид должен будет приобрести в Таллине.

Вечером, когда Леонид примерял все «обновки» скопом, Сергей, внимательно оглядев его, сказал:

– Да, Лёнька, великое дело – конспирация! Ты действительно стал похож на Велло… Скоро приедет его напарник, посмотрим на его реакцию, но то, что в тебе ничего не осталось от Батурина, это точно!

Леонид, одетый в камуфляж, молча рассматривал себя в зеркало. Если линзы ему не очень мешали, то капа неприятно оттопыривала губы.

– Пойду, покажусь сыну, – сказал он, тщательно выговаривая слова, и вышел.

Лёня сидел перед телевизором и смотрел какой-то видеофильм.

Увидев вошедшего Леонида, он посмотрел на него и улыбнулся:

– Папа, тебя уже вообще не узнать! Боюсь, что мама не поверит, что это ты.

– А я скажу ей заветное слово, – пошутил Леонид. – Ну что, как считаешь: меня не вычислят?

– Ни в жисть! – отрицательно мотнул головой Лёня.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Лёнька, приехал Пууметс, – сказал Сергей, просовывая голову в комнату. – Пошли, покажешься.

Леонид, подмигнув сыну, вышел вслед за Сергеем.

– Ты его не предупреждал? – спросил Леонид тихо, догнав Сергея у дверей в гостиную.

– Нет, мне самому интересно, как он среагирует, – ответил Сергей и распахнул дверь.

– Ну вот, мужики, знакомьтесь! – воскликнул Сергей и представил их друг другу: – Лёнька, это мой коллега из Эстонии, Уно Пууметс, а это Леонид – мой школьный товарищ.

– Добрый вечер, Уно, приятно познакомиться, – сказал Леонид, улыбаясь, потому что в голове у него вдруг завертелось абдуловско-фарадинское: «Уно, уно, уно, ун моменто…»

Уно же, взглянув на Леонида, на секунду замер, а потом протянул Леониду руку, поздоровавшись с характерным эстонским акцентом:

– Сдравствуйтте.

– Ну как, Уно, похож Лёнька на Велло? – спросил Сергей.

– Немношко похош, – сдержанно подтвердил Уно.

– Да какое там немножко! – не согласился Сергей. – Я его когда увидел, так охренел просто! Думаю, провезешь его без проблем.

Уно молчал, открыто разглядывая Леонида.

– Ну ладно, мужики, садитесь, обсудим все за ужином, – предложил Сергей. – Николай Степанович парной свининки нажарил. Лёнька, зови сына и сними пока все эти причиндалы.

Леонид отщелкнул на ладонь одну из линз и шутливо посмотрел на Сергея разноцветными глазами:

– А что, если вот так оставить? Один серый, другой карий – два веселых глаза!

Сергей скептически посмотрел на него:

– Нет, мне так не нравится, будешь слишком выделяться. Да и вид у тебя какой-то дебильный!

– Ну спасибо! – оскорбился Леонид и отщелкнул вторую линзу, вернув цветовую симметрию своим глазам.

– А мне понравилось… – вежливо сказал Уно. – Очень красиво, как у египетской кошки…

– Понял, Лёнька? – захохотал Сергей. – Так что иди разоблачайся, пока фараоном не заделался!

– «Ха-ха-ха!» – передразнил его Леонид и, направляясь за Лёней, с улыбкой подумал: «Наверное, это был тонкий эстонский юмор…»

После ужина Уно уехал.

Отправив Лёню спать, Сергей с Леонидом сели с бутылкой коньяка у камина, решив еще раз обсудить предлагаемый Сергеем план. В углу тихо бормотал телевизор.

– Гримомаскировку мы соблюли, – начал Леонид, – но боюсь, что на границе могут возникнуть проблемы с языком, я и так с этой капой разговариваю, как будто у меня полный рот каши, а эстонского языка так и вовсе не знаю. Какой из меня эстонец…

– Лёнька, ты, главное, не волнуйся, – начал успокаивать его Сергей. – Смотри: ты, гражданин Эстонии Велло Тынсу, вместе со своим напарником Уно Пууметсом возвращаешься домой – в Таллин. Перед отъездом из Питера ты набираешься, да так, что и по дороге остановиться не можешь – все время добавляешь. Если к тебе на границе кто-нибудь обратится по-эстонски, то при эстонском паспорте ты имеешь единственную возможность не понимать их язык – если будешь в сосиску пьяным, тогда тебя и простое «терве» спасет. А остальное за тебя скажет Уно. Вам главное – проехать наш пропускной пункт, а эстонский вас даже проверять не будет – номера у машины таллинские. Так что придется тебе побыть немного артистом. Дальше: в Таллине Уно тебе поможет с приобретением документов гражданина Панамы или Чили – на выбор и посадит в самолет, улетающий в Казахстан. Сыграешь роль иностранца, отправляющегося в Алма-Ату, а уже оттуда по российскому паспорту поедешь в Новосибирск поездом. С этой стороны тебя ждать вряд ли будут. Так что, думаю, доедешь спокойно. В Новосибирске сядешь на автобус, идущий в Бердск, там найдешь Фёдора Савельева, передашь ему письмо от меня… Только ему я и могу тебя доверить!

– Ты меня совсем заинтриговал, – сказал Леонид. – Уже в какой раз о нем упоминаешь. Что в нем такого особенного?

– Да все! – ответил Сергей. – Хотя с виду обыкновенный мужик, только очень здоровый. Нас с ним свела судьба в Афгане в восемьдесят пятом году – он и еще трое бойцов сопровождали мой танк-разведчик, обеспечивая прикрытие от гранатометчиков. А в Афган он попал полудобровольно. Ему на ту пору шел уже сорок второй год. В общем-то, уже много для отправки на войну, но в части, где он служил, произошла неприятная история вокруг направления в Афганистан. Командир части должен был командировать туда кого-то на замену командира взвода и решил на борьбу с «духами» отправить молодого лейтенанта, которого по какой-то там причине не взлюбил. А у лейтенанта в это время должна была рожать жена, вернее, не совсем жена, а женщина, с которой он жил в гражданском браке. Лейтенант прибежал к командиру части, объясняет: так, мол, и так, – но тот непреклонен: посылать, говорит, кроме тебя, больше некого, официально ты не женат, так что собирай вещички и на выезд! А ночью жена этого лейтенанта прибежала за Фёдором: «Спасай, Фёдор Поликарпович, как бы мой чего не натворил на пьяную голову!»

Фёдор отправился к ним домой и застал там сидевшего на полу в умат пьяного лейтенанта, который в этот момент раздумывал: то ли в бега податься, то ли руки на себя наложить, то ли командира части грохнуть… В общем, впал парень в отчаяние. Тогда-то и пошел Фёдор к командиру части проситься вместо этого лейтенанта в Афган. Командир скрепя сердце согласился. Лейтенант потом Фёдору письмо прислал с благодарностью и фоткой новорожденного сына, которого он назвал Федькой. Вот. А воевал Фёдор трезво и грамотно, я ему как-то сразу стал доверять, было в нем что-то такое… необъяснимо надежное. Говорил он так спокойно, хотя и немного странно – с каким-то необычным выговором и незнакомыми словечками. Это я уже позже узнал, что он потомок офеней.

– Офеней? Это еще кто такие? – спросил Леонид.

– Слышал, говорят: по фене ботать?

– Ну да, это вроде воровского жаргона, – сказал Леонид.

– Да, только феня, или, иначе, «музыка блатная» была, оказывается, не сразу воровским жаргоном, а досталась ворам от офеней. А офени представляли собой что-то типа профессионального общества коробейников, которые в девятнадцатом веке ходили с мелким товаром от Сибири до Кавказских гор и Берлина. И поскольку они были связаны с, так сказать, материальными ценностями, то у них был придуман свой особый язык, позволяющий им не только обмануть «лоха», то есть покупателя, но и уберечься от злодеев. Хотя от злодеев они имели и более действенное орудие – собственную борьбу «любки», да и вообще много чего чудесного умели. Однажды я был такому чуду свидетелем. Мы тогда ночью выходили из окружения. Наша колонна была разбита, в живых осталось только пятеро, включая меня. Двое были ранены, один – серьезно, в грудь, его приходилось нести на плащ-палатке. Мы тайком пробирались по дну узкого ущелья, надеясь выйти к своим в темноте. И вот продвигаемся потихоньку, вдруг видим: впереди свет. Мы ребят остановили, а сами с Фёдором подобрались поближе. Смотрим: прямо посреди узкого ущелья, не больше семи метров в ширину, горит костер и порядка десяти «духов» сидят вокруг него и закусывают. Вот черт, думаю, как же мы теперь пройдем? У нас из боезапасов осталась только горсть патронов и несколько гранат Ф1, лимонки то есть, которые здесь применять было самоубийством: спрятаться не успеешь – самого нашпигует, как кровяную колбасу гречкой. Тут Фёдор меня тихонько потянул за рукав, показывая, чтобы я отошел за каменный выступ. А сам, сев на землю, вытащил из «лифчика» две лимонки. Потом, отрезав от ремня две тонкие кожаные полоски, начал обматывать ими гранаты, плотно прижимая чеку к корпусу. «Если что, прикрой!» – сказал он и, вдруг встав в полный рост, двинулся по ущелью прямо к костру. Я так обалдел, что даже не успел остановить его. Смотрю, как он идет, и думаю: наверное, крыша у Фёдора съехала. И вдруг он исчез… Я сначала подумал, что это у меня что-то со зрением, но нет – Фёдор действительно бесследно исчез. А «духи» сидят себе спокойно вокруг костра, переговариваются. Не знаю, сколько я сам просидел в обалдении, когда Фёдор, как будто из воздуха, вдруг появился прямо передо мной. «Ложись!» – показывает и, растянувшись рядом, прижал меня к земле. И тут как громыхнет!.. Со стороны «духов» раздались крики, а языки пламени разлетелись во все стороны отдельными костерками. И опять все стало тихо. «Ну вот, пойдем посмотрим, – говорит Фёдор, поднимаясь, и вдруг морщится: – Руку, – говорит, – вот обжег, пока гранатки в костер подкладывал». – «Как подкладывал?! – спрашиваю я. – А "духи" что же, сидели и спокойно смотрели, как ты их готовишься взорвать?» – «Как видишь», – хитро сощурился Фёдор, это у него заменяло улыбку, и пошел в сторону бывшего «духовского» привала. Из «духов» лишь один еще был жив, пришлось его добить, чтобы в спину не шмальнул… Когда мы выбрались и даже донесли живым нашего раненого, я ничего про Фёдора никому не сказал, но потом сам начал пытать его про всю эту историю: как это у него получилось, что он сначала исчез, а потом неожиданно появился, словно из воздуха? Как будто шапку-невидимку на себя надел, а потом снял. «Вот-вот, шапку-невидимку, – подтвердил он. – Да только не на себя, а на тебя». – «Не понял», – говорю. «Никуда я, – объясняет, – не исчезал, это ты меня просто перестал видеть». – «А как ты это сделал?» – спрашиваю. «А вот натянул тебе по самый нос эту самую шапку-невидимку, из-за которой ты меня и не видел, а потом снял ее», – пошутил он. «Врешь!» – говорю. А он так хитро посмотрел на меня и вдруг исчез. Я даже рукой поводил по тому месту, где он стоял. Потом чувствую, как меня кто-то нежно сзади за горло берет… Голову поворачиваю – Фёдор! Как успел за спину зайти?! «Научи!» – говорю. А он смеется: «С детства, паря, этому обучен, на скорую руку не объяснить, а обстоятельнее – времени маловато». Вот такой мужик. Нас его умение еще не раз выручало, особенно в разведке. А когда меня ранило, он вот так же прямо из-под носа у «духов» вынес меня полумертвого, без него бы я домой наверняка вернулся в «консервах»…

– Надо же, я о таком даже не слышал никогда! – недоверчиво покачал головой Леонид. – Просто фантастика какая-то! Мне уже не терпится познакомиться с твоим Фёдором. Кстати, Серёга, коли мы заговорили с тобой на тему Афгана… Я тебя никогда не спрашивал, хотя давно хотел узнать: что у тебя произошло с твоей военной карьерой?

– Ты же знаешь: меня турнули из рядов «за дискредитацию высокого воинского звания», – усмехнувшись, ответил Сергей.

– Это я знаю, – отмахнулся Леонид. – Я имею в виду почему тебя, заслуженного боевого офицера, перевели после Афгана в какую-то заштатную часть? Ты же был офицером ГРУ…

Вздохнув, Сергей налил себе рюмку коньяка, посмотрел сквозь нее на огонь в камине и, выпив до дна, сказал:

– Ну, положим, не в заштатную, и там служить можно было… А перевели за то, что сам был дураком – пошел против течения… Меня послали в Афганистан с заданием отслеживать связи моджахедов с пакистанской, американской и натовской разведками. За то время, что я там пробыл, мне удалось многое узнать и понять. Я был одним из первых, кто довел до сведения нашего Генерального штаба о вызревании в Афганистане новой силы – талибов, которая на основе фундаменталистского ислама сломает племенные и этнические перегородки и придет к власти в этой стране. И что эта сила, по сути, явится авангардом антиславянских, антихристианских сил, слепо действующих по указке американского, а точнее, сионистского капитала. Вот за этот прогноз я и был изгнан из ГРУ, так как мое мнение явно противоречило позиции Козырева–Примакова… Я также считал, что необходимо поддержать Бабрака Кармаля, но у руководства и на этот счет было другое мнение: решив, что Кармаля быстро сожрут, его попросту бросили, по сути дела, предав. А тот еще два года держался, ну а потом… – Сергей махнул рукой. – Вот и имеем мы теперь под боком замечательного соседа… Бедные пацаны из Московского погранотряда на афгано-таджикской границе постоянно ходят под смертью. Впрочем, америкосы со своей подлой политикой тоже когда-нибудь доиграются, известна ведь восточная мудрость, что тигра не приручишь, сколько его ни корми, рано или поздно он нападет, так что лучше его не растить вообще… – И Сергей замолчал, затягиваясь сигаретой.

Леонид тоже сидел задумавшись. Наступившую тишину, прерываемую лишь треском поленьев, разорвала телефонная трель.

– Ох ёлы-палы, уже третий час ночи… – ахнул Сергей, хватая телефон. – Нинок, любимая, роднулечка моя, прости меня, я тут совсем счет времени потерял! – скороговоркой зачастил он в трубку. – Сейчас, сейчас еду, скоро буду! Не убивай меня, я тебя люблю! Целую!

Положив трубку, Сергей выбрался из кресла и, улыбаясь, сказал:

– Ох и попадет же мне дома!.. Поеду я. До завтра!

Подойдя к двери, он вдруг остановился:

– А мы с тобой не обсудили самое главное…

– Что именно? – спросил Леонид.

– Да то, что ты будешь делать дальше, если тебе удастся не только добраться до Есении, но и умыкнуть ее с этого секретного объекта, в чем я сильно сомневаюсь… В Питер ее повезешь? Да за вами такую охоту устроят, что мама не горюй!

Леонид растерянно посмотрел на Сергея, об этом он действительно еще не думал.

– Нет, Лёнька, наполеоновский принцип: «Главное – ввязаться в бой, а там посмотрим» – здесь не годится… – задумчиво сказал Сергей. – Боюсь, тебе придется на время расстаться с нашим любимым городом… – И, помедлив, твердо заключил: – За границу вам придется валить, старик, ничего не поделаешь! Ни тебе, ни Есении, ни вашему сыну жизни здесь уже не будет…

Заметив, как у Леонида дернулась щека, Сергей постарался его успокоить:

– Ладно, утро вечера мудренее, подумаем еще, может, и найдем какой-нибудь выход.

После их разговора Леонид не спал всю ночь. Он действительно не задумывался, что будет после того, как он найдет Есению. Как в сказке: выручил добрый молодец красну девицу из темницы злого Кощея, сыграли они свадебку и стали жить-поживать. А вот каким это «жить-поживать» будет – никто обычно не рассказывает. Тут сказочка как бы обрывается, а дальше уже быль идет, тверёзая и страшная. Хотя и сказочка-то у него тоже не больно веселая получается…

Леонид вдруг отчетливо вспомнил лицо майора Круглова, выдававшего чей-то обгоревший труп за тело Есении…

Да, такие ни перед чем не остановятся…

Глава третья

Объект «Озёрный», август 1997 года

Начальник по режиму секретного научного комплекса в поселке Озёрный подполковник государственной безопасности Сергей Сергеевич Круглов и руководитель названного комплекса Генрих Модестович Граховский сидели за столом, на котором стояли шахматная доска, бутылка армянского коньяка, две рюмки и тарелка с нарезанным лимоном.

Граховский вел в счете, но Круглов не особо переживал по этому поводу. Глядя на своего партнера, долго обдумывающего очередной ход, Круглов сидел, откинувшись в кресле, и вспоминал, как три года назад началось их сотрудничество.

Тогда он четко и ясно осознал, что страны, которой он служил бо́льшую часть сознательной жизни, уже нет. Исчез не только Советский Союз, изменилась сама Россия, превратившись в непонятно какое демократическое государство. Будучи неплохим аналитиком, он еще в начале девяностых годов просчитал и Хасбулатова, и Ельцина и понял, что коммунизм умер и надеяться на его воскрешение нечего, а в той новой жизни, становление которой он наблюдал на экране телевизора, главной и всеобъемлющей силой становятся деньги, и только деньги.

Проанализировав последние двадцать лет, Круглов с горечью констатировал, что, прожив все это время по чьим-то приказам, ничего, кроме нескольких звездочек на погонах и лет, наполненных службой, службой и еще раз службой, он себе не приобрел.

Более того, Круглов однажды ясно понял, что является всего лишь пешкой в чужой игре или конем, точно и неожиданно бьющим из-за угла по команде невидимого Игрока, от которого он был так же далек, как и те шахматные фигуры, которыми он управлял сам. Скоро на пенсию, и кому он тогда будет нужен? У него нет ни семьи, ни денег, ни дома, ни каких-либо перспектив. Одна надежда, что его, может быть, повысят в звании: хотелось хотя бы на пенсию уйти полковником… А впрочем, какая там пенсия! Во-первых, это копейки, а во-вторых, разве такие, как он, уходят на пенсию? Скорее всего, его преемник просто обеспечит ему глубокое место под крестом… Однажды его уже посылали в ангольское пекло, надеясь, что он там сгинет, но он выжил. А теперь он уже слишком много узнал за свою службу здесь, чтобы ему дали так просто уйти на покой. Он такой же поднадзорный, как и те, кого он тут контролирует… Нужно было срочно что-то предпринимать, пока не стало поздно…

Именно тогда Круглов и поставил перед собой задачу: добиться не просто обеспеченной старости, а стать настолько богатым, чтобы иметь возможность иметь все, в чем жизнь отказывала ему так много лет. Размытая цель, которую ставили перед ним неизвестные ему Игроки, сменилась личной великой целью построения собственной жизни. А способ достижения этой цели был уже намечен. По долгу службы он следил за деятельностью научного комплекса и его руководителя Граховского и уже давно знал, что тот помимо официальной работы и поставок на Запад плановой «продукции» – человеческих органов и тканей для трансплантации – не забывает и о собственном обогащении. Но Круглов не трогал Граховского до поры до времени. Наблюдая за его «подпольной деятельностью» уже в течение года, он вник в механизм его работы, прощупал рынки сбыта, как официальные, так и теневые, и понял, что время его пришло.

С того момента Круглов начинает предпринимать активные действия и идет напролом, осознавая себя уже не шахматным конем, а настоящим волком, и иногда почти физиологически ощущает, как у него на загривке встает шерсть, а улыбка превращается в волчий оскал.

Интересы «конторы» перестали иметь для него значение, и он совершенно осознанно и спокойно принял решение, что с этих пор станет поддерживать с ней лишь пиететные отношения, чтобы раньше времени не остаться без места, но действовать впредь будет только в собственных интересах.

В одно прекрасное утро, придя к Граховскому, Круглов без всяких дипломатических политесов изложил ему результаты своих наблюдений и предложил не разрушать хорошо налаженного дела, а просто взять его, Круглова, в долю.

Увидев вытянувшееся лицо Граховского, Круглов усмехнулся и спросил:

– Генрих Модестович, похоже, вы обиделись?

– Какие обиды, Сергей Сергеевич, я же все понимаю! – взяв себя в руки, воскликнул Граховский, с неискренней улыбкой приложив ладонь к сердцу. – Ведь мы не молодеем, хочется хотя бы в старости пожить в свое удовольствие.

– Ну до старости мне, положим, еще далеко, – усмехнулся Круглов, – хотя до пенсии действительно год остался. Но меня рано списывать, я надеюсь еще семьей обзавестись и детей нарожать. Однако и в ваших словах, Генрих Модестович, есть доля истины. Так что с понедельника и начнем нашу совместную долговременную операцию под кодовым названием «Сытая старость».

Конец ознакомительного фрагмента.