Автор выражает благодарность
своему другу и советчику
Дмитрию Сергеевичу Кирюничеву,
к сожалению, уже покинувшему нас,
а также другим своим консультантам:
Владимиру Гилю,
Татьяне Комаровой,
Владимиру Никулину,
Ольге Шамкович,
Сергею Чухонцеву,
Сергею Михайлову,
Сергею Бурылову,
Виктории Михайловой,
Вячеславу Малыгину,
Константину Новикову,
Александру Кашину,
Жанне Сидоровой,
Сергею Голенскому,
Леониду Шпектру,
Константину Вураки,
Геннадию Трушкину,
Сергею Давитая,
Виктору Блюменфельду,
Святославу Буянову,
Анне Всемирновой,
Ольге Докаленко,
Светлане Син,
Михаилу Окуню,
Владимиру Зюзько,
Андрею Неклюдову,
Игорю Яковлеву
за помощь при написании этого романа
Посвящаю Анатолию –
мужу и другу
Пролог
Санкт-Петербург, 1998 год
– Дорогая, возможно, ты и права, я негодяй! – устав спорить, согласился Леонид и, чуть отстранив трубку, попытался потереть опухшее за время этой телефонной разборки ухо.
Из трубки полилось довольное журчание торжествующего голоса.
– Но моя мама меня все равно любит! Даже таким… – Приведя этот, на его взгляд, самый убедительный аргумент, он попытался оставить за собой последнее слово.
Женский голос в трубке на секунду замер, а потом негодующе сообщил, что она-то – не его мама и терпеть его эгоизм не намерена…
Леонид отодвинул трубку подальше от уха. Рассказ о его эгоизме обыкновенно занимал не менее сорока минут подробного повествования, но не в его правилах было обрывать собеседника. Это было бы невежливо… К тому же именно он явился причиной досады этой словообильной женщины. Приходилось терпеть и, уныло уставившись в потемневшее окно, слушать далекий возмущающийся голос.
«А погоды стоят мерзопакостные…» – констатировал он неоспоримый факт, вслушиваясь в крупчатый шорох бьющегося о стекло сухого, колючего снега, который горстями швырял в окно порывистый ветер. В этот момент ко всем этим звукам прибавился еще один – кто-то позвонил в дверь.
«Интересно, кого это принесло в такую погоду?» – удивился Леонид.
– Лёня, Лёня! – раздался из прихожей голос его матери Серафимы Васильевны. – К тебе пришли!
– Кто там, мама? – прикрыв телефонную трубку рукой, спросил он.
Не получив ответа и почувствовав возникшее напряжение за спиной, Леонид повернулся к двери.
Со странным выражением лица в дверном проеме появилась Серафима Васильевна и, привалившись плечом к косяку, ошеломленно посмотрела на сына.
– Мама, что случилось? – встревоженно спросил он. – Кто там пришел?
– До тэбе прийшов мий внук, – дрогнувшим голосом ответила Серафима Васильевна, в минуты волнения всегда переходившая на родной украинский язык.
– Кто-о? – оторопело спросил Леонид и, забыв о всякой вежливости, положил надоевшую телефонную трубку на рычаг.
Протиснувшись мимо застывшей в дверях матери, он выглянул в коридор.
У порога в заметенной снегом одежде стоял высокий подросток лет четырнадцати. На полу у его ног громоздился рюкзак, с которого стекали капельки от быстро таявшего снега, образовывая на любимом мамином половичке темное неровное пятно.
Парнишка стащил с головы большую меховую шапку и, встряхнув черными волнистыми волосами, произнес сиплым простуженным голосом:
– Здравствуйте… Меня зовут Лёня, – и, помолчав, добавил: – Я ваш сын. – На последних словах он вдруг начал оседать на пол.
Леонид едва успел подбежать и подхватить его.
– Бидна дитына! Треба скынуты одежу, вона ж вся мокра! – торопливо опускаясь на колени рядом с ними, воскликнула Серафима Васильевна и начала быстро расстегивать пуговицы на промокшем пальто мальчика.
Осторожно сняв с непонятно откуда взявшегося сына верхнюю одежду и обувь, Леонид поднял его на руки и отнес в комнату. Положив мальчика на диван и прикрыв его теплым пледом, он тронул рукой его пылающий лоб и, повернувшись к матери, спросил:
– Ну что, будем вызывать «скорую»?
– Та ни, не трэба! Я зараз збигаю за Скорой Машей, – возразила Серафима Васильевна и выскочила из комнаты.
Этажом выше жила Мария Ивановна – врач «скорой помощи», лечившая Леонида с раннего детства. Он помнил ее совсем молоденькой, когда она впервые приехала к ним в дом по вызову. Ему тогда было года четыре. Он лежал в постели с тяжелой ангиной, ничего не соображая от температуры. Увидев чудо в белом халате и шапочке, он спросил маму: «Это кто? Ангел ?» Мама рассмеялась и ответила: «Нет, сынку, это "скорая"», а «чудо в белом» протянуло ему руку и представилось: «Маша!» Два ответа слились в его воспаленном мозгу воедино, и получилась «Скорая Маша». Поскольку Леонид в детстве часто болел, Скорая Маша неоднократно приезжала к нему на помощь. А через десять лет судьба свела их вместе еще и в одном доме, куда и они, и Машина семья въехали после капитального ремонта. В этом доме они дружно прожили уже более двадцати пяти лет, а имечко Скорая Маша так и приклеилось к Марии Ивановне, впрочем, она и не возражала.
Леонид повернулся к лежащему мальчику и осторожно присел на краешек дивана рядом с ним. Лёня зашевелился, с его запекшихся губ сорвался слабый стон. Через минуту он открыл затуманенные глаза и попытался встать.
Леонид склонился над ним, удерживая:
– Лежи, лежи! У тебя страшенная температура, – и попытался пошутить: – Хоть чайник на тебе кипяти!
– Значит, почаевничаем, – в тон ему со слабой улыбкой ответил мальчик, но потом устало прикрыл глаза и замолчал.
Лихорадочный румянец и его учащенное дыхание говорили, как минимум, о сильной простуде.
В ожидании прихода мамы с Марией Ивановной Леонид сидел рядом с мальчиком, вглядываясь в его лицо.
«Сын, говоришь… Но откуда?» – недоумевал он.
Да, были в его жизни женщины, с которыми он поддерживал отношения разной степени легкости, но не до такой же степени, чтобы проворонить свое отцовство. Что-то здесь было не так… Наверняка мальчик ошибся адресом. Однако в душе Леонид уже ощущал какое-то смутное беспокойство – там, у дверей, в лице парнишки промелькнуло что-то до боли знакомое, но он не успел уловить, что именно.
В этот момент длинные, как у девочки, черные ресницы Лёни дрогнули и поднялись. Устремив на Леонида взгляд своих больших темных глаз, мальчик молчал и как будто чего-то ждал. И тогда Леонид узнал этот взгляд с характерным, чуть насмешливым прищуром… Вот так же смотрела на него когда-то и она …
В изумлении Леонид медленно поднялся с дивана, не отрывая взгляда от лица мальчика.
«Господи, неужели?!.. Нет! Не может быть!.. Значит, она жива!» – рефреном бились в голове потрясенного Леонида обрывки мыслей. Крохотные ростки радости несмело взломали спекшуюся корку застарелой боли, почти пятнадцать лет назад заточившей его чувства в непробиваемый кокон. И тут же нахлынуло ощущение вины: зря он тогда поверил, сдался, опустил руки, не довел дело до конца! Она жива, и у него есть сын!
«Сын! Бог ты мой…»
Сердце со сладко-щемящей болью забилось в груди, в голове словно застучали молоточки, и осознание пронеслось ознобом по телу, замерев непроглатываемым комом где-то в горле. Услужливая память мгновенно завертела калейдоскоп прошлого, возвращая его в то время, о котором он запретил себе и вспоминать, и думать.