Опасные налоговые схемы. Часть I. Государство против налогоплательщиков (Д. А. Путилин, 2009)

Бумажно-юридический подход к налогосбережению

Не так давно, во время консультирования по вопросам налогообложения компанию из сферы оптовой торговли, автору пришлось столкнуться с весьма показательной ситуацией. Не мудрствуя лукаво, 95 % прибыли компания выводила по договору поручения (без участия посредника в расчетах) на некую фирму, которая якобы осуществляла поиск клиентов. Помимо отсутствия следов реальной деятельности порученца по привлечению покупателей, бросилась в глаза явная хронологическая неувязка: большинство клиентов оптовика имели с ним договорные отношения задолго до появления «посредника». На недоуменный вопрос налогового консультанта об обстоятельствах исполнения порученцем своих обязательств барышня-юрист раздраженно ответила: «Извините, но договора поручения еще никто не отменял!» О необоснованной налоговой выгоде, других доктринальных постановлениях пленумов ВАС и определениях Конституционного суда в области налогообложения она знала смутно, да и знать не хотела: Россия-де не является страной прецедентного права – и точка.

В приведенном примере сконцентрирована вся суть формального, бумажно-юридического подхода к налоговым отношениям, который заключается в создании видимости осуществления хозяйственных операций путем организации некоего документооборота, не имеющего ничего или имеющего мало общего с тем, как компания фактически, на самом деле ведет свою хозяйственную деятельность.

Многообразие примеров поистине впечатляет, поэтому приведем лишь весьма приблизительную классификацию формально-юридических способов уклонения от уплаты налогов.

1. Трансфертное ценообразование с целью переноса налоговой базы на льготные компании (инвалидные, УСН, ЕНВД, офшоры), которые не ведут самостоятельную предпринимательскую деятельность, целиком зависимы в принятии решений от корпоративного центра и фактически не имеют необходимых ресурсов для проведения хозяйственных операций, участие в которых ограничивается подписанием договоров, составлением накладных и других первичных документов.

2. Как вариант – включение в цепочку хозяйственных отношений компаний, которые, хотя и не имеют никаких налоговых преимуществ (льгот), принимают на себя налоговые риски от взаимодействия с «серыми» фирмами и однодневками, на уровне которых и происходит уклонение от уплаты налогов. В дальнейшем мы будем называть подобные корпоративные образования «белыми» фирмами.

3. Заключение притворных сделок и/или включение в договоры неких условий, в результате чего наступают более выгодные налоговые последствия, чем если бы те же по сути операции были оформлены в соответствии с их действительным экономическим смыслом. Например: лизинг вместо поставки, получение части выручки в форме штрафных санкций за «нарушение договорных обязательств», оформление вместо трудовых отношений договоров по предоставлению персонала (аутстаффинг) и проч.

4. Заключение мнимых (фиктивных) сделок с целью увеличения расходов по налогу на прибыль и/или вычетов по НДС: услуги, которые никогда не оказывались, работы, которые никогда не производились, сырье и товары, которые никогда не поставлялись, выплата процентов по фиктивным долговым обязательствам и др.

5. Смешанные бумажно-юридические технологии: вексельные «карусели», игры с имущественными правами, присоединение убыточных компаний и другие технологии, связанные с реорганизацией, и т. д.

Некоторые из бумажно-юридических схем до сих пор рекомендуются специалистами в области налоговой оптимизации. Поэтому для начала важно определиться по одному принципиальному вопросу. Если акционеры или менеджеры компании для целей оптимизации налогообложения создают пять фирм на УСН (необязательно на свое имя!), переводят в них часть персонала из основной компании, при этом соблюдая некоторые меры предосторожности (регистрация вне места нахождения основной компании, формально большой уставный капитал и проч.), – это противоправная налоговая схема.

Другой пример. Если заинтересованные лица (акционеры, менеджеры) компании в целях налоговой экономии создают офшор на BVI, регистрируют на него не имеющий реальной ценности товарный знак, затем создают фирму на Кипре, заключают с первой фирмой лицензионный договор, а с российской компанией – сублицензионный договор, по которому перечисляются 20 % от оборота в форме роялти, – это противоправная налоговая схема.

Если пять компаний на УСН в целях экономии на налогах и преодоления ограничения по выручке для упрощенцев заключают договор простого товарищества, маскируя свои действия таким образом, чтобы исполнение сторонами обязательств по договору внешне, на бумаге, выглядело реальным, – это противоправная налоговая схема.

Другое дело, что отнюдь не всегда налоговые и правоохранительные органы могут доказать, что действия налогоплательщика направлены исключительно или преимущественно на занижение налогов. Но данный аргумент (недоказанность) не может, конечно, лежать в основе действительно законного налогового планирования: невозможность доказать те или иные факты не делает действия налогоплательщика по сути правомерными. Просто такой налогоплательщик попадает в некую категорию «недоохваченных налоговым контролем».

Любая компания из этой категории, не выплатив выходного пособия главному бухгалтеру или сократив топ-менеджера (или рабочего, получающего зарплату в конверте, финансового директора, который ездил в юридическую контору и участвовал в налаживании процесса структурирования фиктивных роялти/процентов и т. д. и т. п.), который в курсе методов «налогового планирования», ой как рискует перейти в совсем иную категорию – налогового уклониста. Благо весомость свидетельских показаний в уголовных делах по уклонению от уплаты налогов постоянно повышается. То же самое можно сказать и о налоговых спорах в арбитражных судах.

Поэтому для начала мы хотим подчеркнуть вот что. Когда говорится о неких «законных методах налоговой оптимизации» или о том, что «мы вот здесь по схеме пустим вексель (векселя ведь никто не отменял?!), а вот здесь работник его "купит" дешево, а "продаст" через пять дней дорого другой нашей компании (НК же не видит в этом ничего плохого?!)» – можно легко оказаться во власти опасной иллюзии законности всего происходящего. Практика показывает, что эта иллюзия – вещь иногда крайне опасная как для компании, так и для ее руководства.

Налоговое планирование не может исходить из логики, что «кто-то кого-то надул». Цепочка из «серых» компаний и однодневок, грамотно прикрытая «белой» фирмой, которая обеспечивает хорошее «алиби» интересанту схемы, достаточно легко выявляется в ходе проверочных мероприятий. Доказать же причастность интересанта к созданию схемы сложнее. Таким образом, при определенных обстоятельствах налоговые органы и/или суды могут быть введены в заблуждение, могут не получить в свое распоряжение необходимых доказательств и т. д. Однако наличие подобных заблуждений ни в коем случае не сделает схему правомерной.

Существует ли в России налоговое планирование?

Вопрос звучит несколько неожиданно, но только на первый взгляд. Забегая вперед, скажем, что, по всей видимости, налоговое планирование существует, но, на наш взгляд, не в той расширительной трактовке, в которой часто приходится это видеть в специализированной литературе.

Авторы работ по налоговому планированию говорят обычно о двух категориях способов налоговой минимизации. К первой категории относятся способы уклонения от уплаты налогов, в основе которых лежат противоправные действия налогоплательщика, как в плоскости налогового, так и уголовного права. Вторая категория, соответственно, объединяет законные способы налоговой оптимизации (налогового планирования).

Вот какие определения можно встретить.

«Уклонение от уплаты налогов (tax evasion) – нелегальный путь уменьшения своих налоговых обязательств по налоговым платежам, основанное на сознательном, уголовно наказуемом (ст. 198 УК РФ для физических лиц, ст. 199 – для руководства и ответственных юридических лиц) использовании методов сокрытия доходов и имущества от налоговых органов, создания фиктивных расходов, а также намеренного (умышленного) искажения бухгалтерской и налоговой отчетности».

«Налоговое планирование (tax planning) – легальный путь уменьшения налоговых обязательств, основанный на использовании возможностей, предоставленных налоговым законодательством, путем корректировки своей хозяйственной деятельности и методов ведения бухгалтерского учета. Это использование всяческих законных мер для минимизирования налогов»[3].

«Уклонение от уплаты налогов представляет собой форму уменьшения налоговых обязательств и других платежей, при которой налогоплательщик умышленно или неосторожно избегает уплаты налога или уменьшает размер своих налоговых обязательств с нарушением действующего законодательства»[4].

«Налоговая оптимизация, минимизация налогов (легальное уменьшение налогов) – это уменьшение размеров налоговых обязательств посредством целенаправленных правомерных действий налогоплательщика, включающих в себя полное использование всех предоставленных законодательством льгот, налоговых освобождений и других законных приемов и способов»[5].

При всей корректности приведенных определений иногда они не дают возможности однозначно установить, является ли тот или иной способ налогосбережения уклонением или же законной оптимизацией. Примеров можно привести много. Регистрация пяти ООО и перевод их на УСН – законная процедура. Перевод работников некоей производственной компании (с согласия работников) в эти пять ООО соответствует нормам трудового законодательства. Однако вряд ли удастся убедить в законности этих действий восемь менеджеров завода «Совиталпродмаш» (Республика Марий Эл), осужденных за уклонение от уплаты налогов по ч. 2 ст. 199 УК на сроки от 4,5 лет колонии до 2,5 лет условно. В данном деле суд посчитал, что единственная цель перевода работников на фиктивные по сути компании, работающие на упрощенке, – экономия ЕСН[6].

Еще пример. Формально законные договоры поставки заключаются по некоей цепочке от производителя к конечному покупателю, т. е. используется прием трансфертного ценообразования/товародвижения. При этом в середине цепочки находятся льготные компании, или фирмы из «внутренних офшоров», на которых и оседает часть оборота и прибыли. В гражданском и налоговом законодательстве нет ограничений по длине цепочки посредников. Однако в преимуществах трансфертных схем налоговой оптимизации невозможно будет убедить топ-менеджеров и владельцев «ЮКОСа», «Русснефти», Московского НПЗ и нескольких сотен других крупных и средних компаний, которые пострадали от гигантских налоговых претензий, в ряде случаев «не совместимых с дальнейшей жизнью» компании.

Примеров можно привести много. Поэтому самое время задаться вопросом: почему, собственно, происходит так, что некая последовательность действий налогоплательщика (заключение сделок, регистрация зависимых компаний, расчеты с использованием векселей и т. д.), каждое из которых в отдельности, вне связи с другими обстоятельствами работы компании, законно, не вызывает вопросов, тогда как совокупность данных действий и обстоятельств может привести к предъявлению налоговых претензий и даже к уголовному преследованию за уклонение от уплаты налогов?

Законодательство не дает ответа на этот вопрос, поэтому обратимся к судебным доктринам, используемым в настоящее время в налоговом праве, которые де-факто стали вполне оформившимися, самостоятельными источниками права, существенно ограничивающими свободу действий налогоплательщиков по налоговой оптимизации.

Судебные доктрины, или Чего нет в законах

Традиционно к источникам права в налоговой сфере относят Конституцию Российской Федерации, законодательство о налогах и сборах (Налоговый кодекс и федеральные законы), законодательство субъектов Российской Федерации о налогах и сборах, нормативно-правовые акты органов местного самоуправления и международные договоры об избежание двойного налогообложения (международное налоговое право). Несколько особняком стоят нормативно-правовые акты органов исполнительной власти, которые издаются в случаях, прямо предусмотренных налоговым законодательством, и не могут его дополнять или изменять.

Россия не является страной прецедентного права, поэтому формально судебные акты Высшего арбитражного суда (ВАС), Верховного суда (ВС), Федеральных арбитражных судов регионов (ФАС) не являются самостоятельными источниками права. Тем не менее судебные источники права – судебные акты ФАС округов, ВАС, ВС и КС – имеют иногда решающее значение в регулировании налоговых отношений и разрешении налоговых споров.

Начнем с Конституционного суда. Решения КС обязательны на всей территории Российской Федерации для всех правоприменителей. Формально судебные акты КС не должны приводить к появлению новых норм права: суд может выявить конституционно-правовую природу той или иной законодательной нормы, придать ей иной конституционно-правовой смысл или даже отменить ее как не соответствующую Конституции. Плюс у КС есть право на законодательную инициативу. Но дополнять законодательство новыми нормами, вводить новые понятия, новые права и обязанности для налогоплательщиков и налоговых органов, т. е. заниматься нормотворчеством, КС не вправе.

Несколько другая ситуация с постановлениями пленумов ВАС и ВС: данные судебные акты обязательны не для всех правоприменителей, а только для нижестоящих судов. Фактически данные акты имеют силу обязательного прецедента. Более того, в соответствии со ст. 170 АПК, в мотивировочной части решения арбитражного суда могут содержаться ссылки на постановления пленума ВАС по вопросам судебной практики. Для налогоплательщиков постановления не являются обязательным руководством к действию, но вряд ли вменяемая компания при планировании своей хозяйственной деятельности, отношений с бюджетом решится игнорировать позицию высших судебных инстанций.

Еще одна категория судебных актов – постановления президиумов ВАС и ВС, а также постановления ФАС округов по конкретным делам. Данные судебные акты являются своего рода ориентирами, убеждающими прецедентами при рассмотрении налоговых споров. Так, одна из главных задач ВАС и ВС – обеспечение единообразия судебной практики в целях достижения стабильности гражданского оборота. Поэтому высшие судебные инстанции пристально следят за тем, чтобы нижестоящие суды не нарушали единообразие применения законодательных норм в схожих, однотипных делах.

Вступивший в законную силу судебный акт, нарушающий единообразие в толковании и применении арбитражными судами норм права, подлежит изменению или отмене (ст. 304 АПК), что и является дополнительным фактором, который повышает значимость ранее принятых высшими судебными инстанциями постановлений по конкретным делам. Таким образом, и решения КС, и судебные акты ВАС и ВС могут оказывать серьезное влияние на исход каждого конкретного налогового спора. В свою очередь, накопление и последующее обобщение судебной практики и приводит к возникновению судебных доктрин – типовых подходов, методов разрешения определенных судебных споров.

Вообще, практика, а тем более в нашей стране, довольно существенно расходится с теорией. Несмотря на то что судебные органы не наделены правом нормотворчества и их задача, как мы говорили, – прежде всего обеспечение единообразия применения и трактовки законодательных актов, в настоящее время сложилась ситуация, при которой судебные доктрины, не будучи закреплены на законодательном уровне, фактически играют роль самых настоящих норм права. «Должная осмотрительность», «деловая цель» или «фактическое место деятельности» – подобных правовых понятий нет ни в гражданском, ни в налоговом кодексе. Не описаны в законодательстве и правила применения доктрин, что, безусловно, способствует различного рода проявлениям «судейского усмотрения», которое в конкретных делах может принимать довольно оригинальную форму.

Таким образом, наравне с законодательными нормами при разрешении налоговых споров применяются судебные доктрины, которые фактически стали самостоятельными нормами права. Рассмотрим, какие судебные доктрины сформировались в нашей стране к весне 2008 г. Впоследствии, при анализе конкретных налоговых схем и арбитражной практики, мы будем часто к ним обращаться.

Доктрина «существо над формой» (доктрина приоритета содержания перед формой)

Доктрина «существо над формой» означает, что при оценке налоговых последствий сделки во внимание принимаются фактически сложившиеся между налогоплательщиками отношения, их суть, а не внешняя форма, которую стороны ей придали «на бумаге».

Это первая по времени возникновения доктрина, которая оформилась уже к середине 90-х гг. В то время перед налоговыми органами остро встала проблема: как противодействовать злоупотреблениям со стороны предприятий, которые начали массово заключать всевозможные фиктивные «материальные» (например, «поставка» несуществующего товара) и «нематериальные» «сделки» (работы по ремонту производственных зданий с покраской забора и заменой окон раз в квартал, маркетинговые и юридические услуги и проч.), проверить реальность которых зачастую было затруднительно (мнимые сделки). Также компании активно использовали целый ряд сделок, совершавшихся с целью прикрыть другие сделки, налоговые последствия которых были менее выгодны для налогоплательщика (притворные сделки). Например, заключение договора простого товарищества с целью прикрыть договор аренды, когда одна сторона договора под видом вклада в простое товарищество предоставляет помещение другой стороне, но фактически никакой совместной деятельности не ведется: второй «товарищ» использует помещение исключительно для целей собственного бизнеса. Еще пример: до недавнего времени на рынке купли-продажи недвижимости в целях занижения доходов от реализации, была распространена схема, при которой часть стоимости квартиры (причем не 1–2 %, а 30–50 %!) уплачивалась по договору страхования. Фактически договор страхования в данном случае – это притворная сделка, которая прикрывает сделку купли-продажи недвижимости.

В настоящее время на практике доктрина «существо над формой» реализуется через применение соответствующих налоговых последствий к ничтожным сделкам (мнимым и притворным).

Во-первых, мнимые и притворные сделки ничтожны в силу закона (ст. 170 ГК). Высший арбитражный суд в п. 7 постановления пленума № 53 от 12.10.2006 г. «Об оценке арбитражными судами обоснованности получения налогоплательщиками налоговой выгоды»[7] указал, что «если суд на основании оценки представленных налоговым органом и налогоплательщиком доказательств придет к выводу о том, что налогоплательщик для целей налогообложения учел операции не в соответствии с их действительным экономическим смыслом, суд определяет объем прав и обязанностей налогоплательщика, исходя из подлинного экономического содержания соответствующей операции».

Это в полной мере относится к налоговым последствиям признания сделки мнимой или притворной. В случае мнимой сделки соответствующие суммы исключаются из расходов по налогу на прибыль, доначисляется НДС (если НДС по сделке принимался к вычету). В случае притворной сделки налоги доначисляются исходя из существа прикрываемой сделки, которую стороны на самом деле имели в виду и фактически совершили (разумеется, если прикрываемая сделка сама является действительной, пусть и менее выгодной с точки зрения налогов).

Во-вторых, в п. 8 постановления № 53 ВАС указал, что «мнимые и притворные сделки являются недействительными независимо от признания их таковыми судом в силу положений ст. 166 ГК». Таким образом, налоговые органы не обязаны для применения налоговых последствий ничтожных сделок (мнимых и притворных) подавать в суд дополнительные иски о признании сделок ничтожными.

Несколько более запутанной была ситуация с признанием ничтожной сделки, совершенной с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности (ст. 169 ГК). Долгое время спорным был вопрос о том, является ли сделка, направленная исключительно или преимущественно на уклонение от уплаты налогов «противной основам правопорядка», антисоциальной и имеют ли налоговые органы право подавать в суд иск о взыскании всего полученного по таким сделкам в доход государства. Точка была поставлена совсем недавно: в апреле 2008 г.[8] состоялся пленум ВАС «О некоторых вопросах практики рассмотрения споров, связанных с применением ст. 169 Гражданского кодекса Российской Федерации». Высший арбитражный суд указал следующее.

1. При рассмотрении споров, возникающих из административных, налоговых и иных публичных правоотношений, судам следует учитывать, что предусмотренное ст. 169 кодекса последствие в виде взыскания всего полученного по сделке в доход Российской Федерации является самостоятельной мерой, применяемой исключительно в качестве специального последствия недействительности ничтожной сделки. Санкции, установленные за совершение публичных правонарушений (к которому относится и налогового законодательства), не могут квалифицироваться в качестве последствий недействительности сделок. Соответствующие требования имеют самостоятельный характер и должны рассматриваться в спорах, вытекающих не из гражданских, а из публичных правоотношений с учетом норм соответствующего законодательства (п. 5 постановления).

2. В соответствии с абзацем четвертым п. 11 ст. 7 Закона РФ «О налоговых органах Российской Федерации» налоговые органы вправе предъявлять в суде и арбитражном суде иски о признании сделок недействительными и взыскании в доход государства всего полученного по таким сделкам.

Судам при применении данных положений необходимо учитывать, что указанное право может реализовываться налоговыми органами лишь постольку, поскольку удовлетворение соответствующего требования направлено на выполнение задач налоговых органов, предусмотренных ст. 6 Закона РФ «О налоговых органах Российской Федерации».

В частности, требование о применении последствий недействительности сделки в виде взыскания в доход Российской Федерации полученного (причитающегося) по сделке исполнения в соответствии со ст. 169 ГК РФ может быть предъявлено налоговым органом в рамках выполнения им задачи по контролю за производством и оборотом этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции при оспаривании сделок, направленных на производство и сбыт продукции, обладающей свойствами, опасными для жизни и здоровья граждан.

3. Требование налогового органа о применении предусмотренных ст. 169 ГК последствий недействительности сделки, обосновываемое тем, что данная сделка совершена с целью уклонения от уплаты налогов, выходит за рамки полномочий налогового органа, поскольку взыскание в доход Российской Федерации всего полученного (причитающегося) по сделке не является мерой, направленной на обеспечение поступления в бюджет налогов.

4. Для обеспечения поступления в бюджет налогов в полном объеме налоговый орган вправе, руководствуясь ст. 170 ГК РФ, предъявить требование о признании совершенных налогоплательщиком сделок недействительными как сделок, совершенных лишь для вида, без намерения создать соответствующие им правовые последствия (мнимых), либо с целью прикрыть другую сделку (притворных), поскольку удовлетворение соответствующего требования может способствовать реализации соответствующей задачи (т. е. обеспечение интересов бюджета) (п. 6 постановления).

5. Судам необходимо учитывать, что факты уклонения ответчика от уплаты налогов, нарушения им положений налогового законодательства не подлежат доказыванию, исследованию и оценке судом в гражданско-правовом споре о признании сделки недействительной, поскольку данные обстоятельства не входят в предмет доказывания по такому спору (п. 7 постановления).

Таким образом, если «антисоциальные» сделки налогоплательщика не совершаются с алкогольной, спиртосодержащей или опасной для жизни и здоровья граждан продукцией, требовать взыскать все полученное по ним в доход государства на основании ст. 169 ГК налоговики больше не вправе[9].

Отметим и еще один важный момент, связанный с доктриной «существа над формой». Речь идет о ситуации, когда покупателем получен реальный товар, есть надлежащие документы, но у покупателя и/или поставщика отсутствуют условия для совершения сделки по поставке товара. Иными словами, товар есть, но он получен не в результате хозяйственных операций, оформленных между «поставщиком» и покупателем, хотя бы и формально надлежащими документами (договоры, акты и накладные подписаны формально надлежащими лицами и т. д.). Ситуация в настоящий момент довольно распространенная, особенно в свете борьбы с т. н. «белыми» фирмами-посредниками, которые должны, по замыслу оптимизаторов, ограждать налогоплательщика от рисков общения с однодневками.

Данная ситуация также нашла свое отражение в постановлении пленума ВАС № 53 (п. 5): «О необоснованности налоговой выгоды могут также свидетельствовать подтвержденные доказательствами доводы налогового органа о наличии следующих обстоятельств:

– невозможность реального осуществления налогоплательщиком указанных операций с учетом времени, места нахождения имущества или объема материальных ресурсов, экономически необходимых для производства товаров, выполнения работ или оказания услуг;

– отсутствие необходимых условий для достижения результатов соответствующей экономической деятельности в силу отсутствия управленческого или технического персонала, основных средств, производственных активов, складских помещений, транспортных средств». Иначе говоря, само по себе наличие товара в распоряжении покупателя отнюдь не означает, что совершенные «на бумаге», формально, сделки также являются реальными (на что так любят ссылаться юристы компании в суде: дескать, вот, товар на складе, деловая цель – собственно, приобретение этого товара – налицо, а потому в налоговых вычетах по НДС и расходам по налогу на прибыль не может быть отказано). Как показывает практика, само по себе наличие реального товара не гарантирует отсутствия претензий.

Приведем в качестве примера типичное дело, которое стало предметом рассмотрения ФАС Северо-Кавказского округа (постановление от 6 ноября 2007 г. № Ф08-7341/07-2726А). В данном деле судом были применены доктрины «существа над формой» и «должной осмотрительности» (будет рассмотрена нами ниже). ОАО «Мукомол» в связи с поставкой на экспорт муки представило в налоговую инспекцию налоговую декларацию по НДС по ставке 0 процентов. По результатам камеральной налоговой проверки налоговый орган отказал в возмещении 1,1 млн руб. НДС по операциям с предпринимателем В.К. Мурадяном и с предпринимателем В.И. Астрожниковым. Основанием отказа в возмещении НДС послужило выявление наличия схемы уклонения от уплаты НДС, отсутствие подтверждения реальности поставки пшеницы, неуплата НДС в бюджет поставщиками товара.

При проведении встречной проверки (проверке «цепочки» поставщиков до производителя) по взаимоотношениям с предпринимателем В.К. Мурадяном налоговой инспекцией выявлено, что проданная последним в адрес общества пшеница приобретена у предпринимателя А.А. Перкова за наличный расчет. Предприниматель А.А. Перков взаимоотношения с В.К. Мурадяном, а также продажу пшеницы в адрес последнего отрицал, в налоговый орган отчетность не представил, налог на добавленную стоимость в федеральный бюджет не уплатил. В ходе контрольных мероприятий материалы по проверке взаимоотношений общества, В.К. Мурадяна и А.А. Перкова переданы в правоохранительные органы, по фактам которых возбуждено уголовное дело.

Налоговая инспекция установила неподтверждение реальности поставки пшеницы от А.А. Перкова в адрес В.К. Мурадяна и, соответственно (как следствие по «цепочке»), от В.К. Мурадяна в адрес общества и сделала вывод о необоснованности налогового вычета.

При этом реальный экспорт товара, получение валютной выручки от иностранного партнера, представление обществом надлежаще оформленного пакета документов, предусмотренных ст. 165 Налогового кодекса Российской Федерации, налоговая инспекция не оспаривает.

Суд оценил вступивший в законную силу приговор Георгиевского городского суда, согласно которому поставка зерна произведена от предпринимателя А.А. Перкова предпринимателю В.К. Мурадяну лишь по накладным ТОРГ-12, первоначальный поставщик зерна не установлен. Суд принял во внимание отсутствие у В.К. Мурадяна в спорном периоде автомобильного транспорта, которым он мог доставить пшеницу на элеватор общества, а также объектов недвижимости, используемых им для хранения зерна. Договор аренды автомобильного транспорта с перевозчиками предприниматель В.К. Мурадян по требованию налогового органа не представил.

Суд также установил, что у предпринимателя В.К. Мурадяна до 12.07.04 отсутствовало зерно, следовательно, он не мог его поставить обществу по товарно-транспортным накладным начиная с 07.07.04.

Наличие всех нарушений позволило судебным инстанциям сделать правильный вывод о недобросовестности общества, которое при заключении договора не исследовало наличие зерна у предпринимателя В.К. Мурадяна, не приняло во внимание очевидное его отсутствие у предпринимателя В.И. Астрожникова (равно как и средств для его приобретения), не проверило договорные отношения предпринимателей с их контрагентами, платежеспособности своих поставщиков в целях исследования вопроса их добросовестности, на момент заключения договора с Мурадяном не истребовало у него выписку из ЕГРИП в целях установления реальности дальнейшего его исполнения, установления реального происхождения зерна.

Суд правомерно не ограничился проверкой формального соответствия представленных обществом документов требованиям Налогового кодекса Российской Федерации, на чем настаивает общество в кассационной жалобе, а оценил все доказательства по делу в совокупности и взаимосвязи. В итоге в удовлетворении заявленных требований обществу было отказано.

Резюмируем. В налоговых отношениях доктрина «существо над формой» в настоящее время реализуется путем применения к мнимым и притворным сделкам (ст. 170 ГК) соответствующих налоговых последствий: доначисление налога на прибыль, НДС, налога на имущество, других налогов. Налоговые последствия рассчитываются исходя из подлинного экономического содержания соответствующей сделки. Если сделка совершена в целях уклонения от уплаты налогов, налоговые органы больше не вправе требовать на основании ст. 169 ГК взыскания всего полученного по сделке в доход государства.

Доктрина «экономическая целесообразность»

Это одна из самых неоднозначных судебных доктрин из всех применяемых в налоговых спорах. Вероятно, не хватит и десятка книг, чтобы описать, на какие ухищрения идут налоговики, чтобы доказать экономическую нецелесообразность той или иной хозяйственной операции налогоплательщика, и на какие ухищрения идут, в свою очередь, налогоплательщики, чтобы доказать обратное. Использование Project Manager, расчеты дисконтированных денежных потоков, прогнозные планы финансово-хозяйственной деятельности на ближайшие пару пятилеток – лишь отдельные примеры из этой «оперы»[10]. При этом, вообще говоря, право налоговиков и судов оценивать экономическую целесообразность тех или иных расходов налогоплательщика – под очень большим вопросом.

В основе доктрины «экономическая целесообразность» лежит определение предпринимательской деятельности, которое дано в п. 1 ст. 2 ГК: «Предпринимательской является самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке».

Иначе говоря, если компания ведет деятельность, несет затраты, заключает сделки и при этом данные действия не направлены на получение прибыли, то и понесенные в связи с этим расходы экономически неоправданны, не соответствуют критериям предпринимательской деятельности, которые сформулированы в гражданском законодательстве. Какое это отношение имеет к налоговому праву, налоговым отношениям?

К сожалению, до сих пор довольно часто приходится сталкиваться с тем, что логика и нормы гражданского права, которые основаны на равенстве сторон, участвующих в гражданских правоотношениях, т. е. логика предпринимательская, переносится на административные правоотношения между налогоплательщиками и государством, которые регулируются другой отраслью права – налоговой. Это и есть, на наш взгляд, главная причина того, почему у налоговиков частенько появляется желание «проконсультировать» предпринимателей на предмет повышения прибыльности бизнеса за счет исключения «лишних», «необоснованных», «нецелесообразных» расходов (разумеется, данные «консультации» отнюдь не бесплатны).

В конкретных судебных спорах можно встретить следующий весьма распространенный подход, логику, лежащую в основе оценки экономической целесообразности деятельности налогоплательщика.

1. В силу ст. 252 НК расходами организации признаются обоснованные и документально подтвержденные затраты, осуществленные (понесенные) налогоплательщиком. Под обоснованными расходами понимаются экономически оправданные затраты, оценка которых выражена в денежной форме.

2. Расходами признаются любые затраты при условии, что они произведены для осуществления деятельности, направленной на получение дохода.

Следовательно, произведенные расходы уменьшают полученные доходы в целях налогообложения прибыли в том случае, если они экономически оправданны, подтверждены документально и связаны с получением дохода.

3. Экономически оправданными расходами являются затраты, обусловленные целями получения доходов, удовлетворяющие принципу рациональности и разумности (!).

Дополнительно налоговики пускают в ход экономические выкладки – иногда обоснованные, иногда абсурдные.

Подобный подход не мог не вызвать со стороны налоговиков и судов произвола в оценке экономической целесообразности как отдельных сделок налогоплательщика, так и его деятельности в целом (особенно в ситуации, когда на протяжении нескольких налоговых периодов компания несет убытки).

Например, затраты на управляющую компанию (УК), когда они были выше, чем затраты на содержание генерального директора, вполне могли быть исключены из расходов по налогу на прибыль, если финансовые результаты деятельности предприятия после передачи УК функций единоличного исполнительного органа не улучшались. Суды полагали, что в такой ситуации расходы на управляющую компанию являются экономически нецелесообразными.

После появления постановления пленума № 53 о необоснованной налоговой выгоде подходы судебных инстанций к оценке сделок и деятельности налогоплательщиков меняются. Так, ВАС указал (п. 9), что «установление судом наличия разумных экономических или иных причин (деловой цели) в действиях налогоплательщика осуществляется с учетом оценки обстоятельств, свидетельствующих о его намерениях получить экономический эффект в результате реальной предпринимательской или иной экономической деятельности».

Как мы видим, речь не идет об оценке эффективности деятельности налогоплательщика. Речь идет только лишь об установлении самого факта направленности действий налогоплательщика, его намерения получить экономический эффект. Будет он (эффект) положительным или отрицательным – решают в конце концов действия самого налогоплательщика, квалификация его менеджеров, а также рынок. Но никак не налоговые органы.

Конституционный суд также выразил свою позицию по данному вопросу (см. определение № 320-О-П от 4 июня 2007 г., абзац 5, п. 3): «Налоговое законодательство не использует понятие экономической целесообразности и не регулирует порядок и условия ведения финансово-хозяйственной деятельности, а потому обоснованность расходов, уменьшающих в целях налогообложения полученные доходы, не может оцениваться с точки зрения их целесообразности, рациональности, эффективности или полученного результата.

В силу принципа свободы экономической деятельности (ст. 8, ч. 1 Конституции Российской Федерации) налогоплательщик осуществляет ее самостоятельно на свой риск и вправе самостоятельно и единолично оценивать ее эффективность и целесообразность». Более того, в следующем абзаце этого же определения находим: «…судебный контроль не призван проверять экономическую целесообразность решений, принимаемых субъектами предпринимательской деятельности… поскольку в силу рискового характера такой деятельности существуют объективные пределы в возможностях судов выявлять наличие в ней деловых просчетов». Что это за «пределы», КС не уточняет, но само определение, безусловно, несколько ограничивает произвольное применение налоговиками и судами доктрины экономической целесообразности.

В настоящее время проверка в судах экономической целесообразности расходов налогоплательщика сводится в основном к установлению того, произведены ли расходы для осуществления деятельности, от которой получен доход, или нет. Претензии налоговиков насчет того, почему вместо аудиторской компании «Аудит-информ-бюро» за $10 000 компания выбрала KPMG за $400 000, скорее всего, будут признаны необоснованными.

Напротив, если плательщиком, например, лицензионных платежей за товарный знак является компания, которая не вводит в гражданский оборот отмаркированную продукцию (например, лицензионные платежи будет уплачивать не производитель, а дистрибьютор), велика вероятность того, что данные расходы будут признаны для дистрибьютора экономически нецелесообразными.

Отметим еще одну проблему, связанную с доктриной экономической целесообразности. Довольно длительное время налоговые органы считали (и суды их иногда поддерживали), что убыточность отдельных сделок налогоплательщика (несмотря на то что общий финансовый результат деятельности компании положительный) свидетельствует об их экономической нецелесообразности, а потому затраты по таким сделкам подлежат исключению из расходов по налогу на прибыль.

В настоящее время факт заведомой убыточности отдельных сделок налогоплательщика может быть принят во внимание в налоговом споре, но лишь при оценке некоего комплекса обстоятельств получения компанией налоговой выгоды; самостоятельного значения данный факт не имеет.

К сожалению, встречаются и исключения: некоторые судебные инстанции до сих пор не прочь взять на себя роль экономистов, оценивающих обоснованность реально понесенных налогоплательщиками затрат и их влияние на прибыльность компании. Рассмотрим, например, постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 8 ноября 2007 г. № Ф04-3725/2005 (39893-А67-26). В этом деле налоговый орган посчитал, что ООО «Планета-Центр» занизило налоговую базу в связи с необоснованным включением в состав расходов услуг, оказанных обществу по договору аутсорсинга (аутсорсер применял УСН), поскольку функции работников общества и аутсорсеров дублировались.

Суд в итоге поддержал позицию налоговиков, мотивировав свои выводы тем, что привлечение организации-аутсорсера экономически оправданно только в том случае… если это приведет общество к реальному сокращению издержек производства или увеличению прибыли (!). В противном случае привлечение аутсорсера является экономически неоправданным. Также суд учел правовую позицию, изложенную в п. 7 постановления пленума ВАС № 53, согласно которой «если налогоплательщик для целей налогообложения учел операции не в соответствии с их действительным экономическим смыслом, суд определяет объем прав и обязанностей налогоплательщика, исходя из подлинного экономического содержания соответствующей операции».

Суд решил, что, раз произошло дублирование функций работников общества и аутсорсера, действительный экономический смысл операции – искусственное перераспределение доходных и расходных статей между налогоплательщиками с целью переноса налоговой базы с компании на общем режиме налогообложения (24 % налога на прибыль) на компанию, применяющую УСН (6 %). При этом (что важно) реальность понесенных расходов по договору аутсорсинга под сомнение поставлена не была.

Очевидно, что налогоплательщик применил схему с выводом персонала на упрощенца. Но вот почему суд сделал универсальный вывод об обязательном сокращении издержек в случае привлечения аутсорсера – непонятно. Ведь увеличение затрат на управленческие (бухгалтерские, консультационные) услуги и улучшение, как следствие, управления компанией и ее прибыльности может произойти и позже. А может и вообще не произойти, поскольку предпринимательская деятельность – это деятельность, сопряженная с риском, и никто не может заранее предвидеть, прибыльной ли она будет (и насколько) или нет.

Тем не менее до тех пор, пока оценкой хозяйственных операций компании может заниматься не только руководство компании, но и налоговые органы и суды, необходимо учитывать в налоговом планировании доктрину экономической целесообразности.

Доктрина «должная осмотрительность»

Смысл доктрины «должной осмотрительности» заключается в том, что налогоплательщик должен проявить разумную осмотрительность при выборе контрагента: установить его правоспособность, полномочия лиц, которые действуют от его имени, а также, в идеале, – поинтересоваться добросовестностью контрагента с точки зрения уплаты налогов. Предполагается, что, если компания не проявит разумной осмотрительности, а контрагент окажется «проблемным» налогоплательщиком, который не исполняет свои обязательства перед бюджетом, компанию могут лишить налоговых выгод (расходы по налогу на прибыль, возмещение НДС), которые она получила от взаимоотношений с этим контрагентом.

С одной стороны, прямых требований законодательства о проверке деловой репутации контрагента нет. С другой стороны, судебная практика исходит из того, что, если налогоплательщик, не проявив должной осмотрительности, получил определенные налоговые выгоды (увеличение расходов, вычет НДС и проч.) от взаимоотношений с недобросовестным контрагентом, который не сдает отчетность и не платит налоги, несправедливо было бы возлагать на бюджет последствия неосмотрительного выбора контрагента: все-таки непосредственно деятельность ведет налогоплательщик, он же и осуществляет самостоятельный выбор партнеров по бизнесу.

Представляется, что сам по себе данный подход является справедливым, хотя практическая реализация доктрины, ввиду неопределенности критериев должной осмотрительности, иногда приводит к откровенному судебному произволу.

Проблема контрагентов, которые не исполняют свои обязательства перед бюджетом, – давняя. С самого начала 90-х гг. налоговики столкнулись с ситуацией, когда компании заключали действительные сделки с поставщиками, которые не сдавали отчетность и не платили налоги. При этом в гражданско-правовом плане формально сделки могли быть практически не уязвимы: в них фигурировал реальный товар, были надлежащие подписи на договорах, накладных и счетах-фактурах. Покупатель имел полное право отнести уплаченные поставщику суммы на расходы, а НДС принять к вычету. Впоследствии, когда во время проверки налоговые инспектора не могли найти контрагента и провести встречную проверку, налогоплательщики под их строгими взглядами сетовали: «Ай-ай-ай! Вишь ты, бывает же! А мы-то думали… И компания такая солидная! Бороться надо с такими нещадно!»

С эффективной борьбой было сложнее: долгое время суды в подобных ситуациях поддерживали налогоплательщиков, оставляя за налоговиками право проявить оперативно-розыскную смекалку и таки взыскивать неуплаченные налоги с непосредственных виновников – контрагентов-неплательщиков.

После достаточно долгих судебных перипетий доктрина должной осмотрительности была сформулирована в постановлении ВАС № 53 (п. 10): «Факт нарушения контрагентом налогоплательщика своих налоговых обязанностей сам по себе не является доказательством получения налогоплательщиком необоснованной налоговой выгоды. Налоговая выгода может быть признана необоснованной, если налоговым органом будет доказано, что налогоплательщик действовал без должной осмотрительности и осторожности и ему должно было быть известно о нарушениях, допущенных контрагентом, в частности, в силу отношений взаимозависимости или аффилированности налогоплательщика с контрагентом.

Налоговая выгода может быть также признана необоснованной, если налоговым органом будет доказано, что деятельность налогоплательщика, его взаимозависимых или аффилированных лиц направлена на совершение операций, связанных с налоговой выгодой, преимущественно с контрагентами, не исполняющими своих налоговых обязанностей».

Таким образом, для доказательства факта получения налогоплательщиком необоснованной налоговой выгоды, налоговые органы должны доказать, что: 1) налогоплательщик действовал без должной осмотрительности и ему должно было быть известно о том, что контрагент не платит налоги; или 2) налогоплательщик (его аффилированные лица) совершает операции преимущественно с контрагентами, которые не платят налоги.

Постановление ВАС не раскрывает, каким образом должна действовать компания, чтобы проявить «должную осмотрительность». Кроме того, сведения о налоговых обязательствах предприятия-контрагента – налоговая тайна, и не факт, что налоговики будут отвечать на запросы третьих лиц о том, является ли та или иная компания добросовестным налогоплательщиком или нет[11]. Контрагент также может отказаться предоставить информацию о своих взаимоотношениях с бюджетом, поскольку законодательство не обязывает это делать.

Тем не менее в настоящее время существует устоявшаяся судебная практика, признающая за налогоплательщиком обязанность проявлять должную осмотрительность в отношении своих контрагентов, выяснять, с кем он имеет дело, кто является его партнером по бизнесу.

Для подтверждения того, что компания проявила должную осмотрительность, мы, со своей стороны, рекомендую запрашивать у контрагентов (конечно, если последний не против) копии следующих документов: устав, свидетельство о регистрации, свидетельство о постановке на налоговый учет, выписку из ЕГРЮЛ (ЕГРИП), протокол общего собрания (выписку из него) о назначении генерального директора, последний сданный баланс и карточку контрагента, в которой он сообщает определенный набор сведений о себе, включая сведения о том, кто имеет право подписывать те или иные финансовые документы (прежде всего, конечно, договоры и счета-фактуры).

Если указанные документы на поставщика есть, а подписи на финансовых документах визуально соответствуют образцам в карточке, предъявить налоговые претензии по причине того, что компания не проявила должной осмотрительности, будет сложно.

Процедуру проверки контрагентов на предмет добросовестности как в гражданско-правовом, так и в налоговом плане целесообразно закрепить приказом руководителя компании. Автор рекомендует использовать для этого «Положение о договорной работе», примерный образец которого размещен в конце книги (приложение 1).

Несколько слов по поводу ответственности за контрагентов поставщиков, когда контрагенты не исполняют свои налоговые обязательства. В настоящее время судебная практика по этому вопросу складывается в пользу налогоплательщиков: они не должны отвечать за поставщиков поставщика.

Разумеется, если контрагент поставщика не аффилирован с налогоплательщиком, а реальность хозяйственных операций не вызывает сомнений. Более подробно об этом мы поговорим в главе о схемах с «белыми» фирмами. Отметим также, что сбором доказательств соблюдения компанией должной осмотрительности можно пренебречь, если ее контрагентом является налогоплательщик, отнесенный к категории крупнейших (за исключением проверки права представителя на подписание договора от имени такого налогоплательщика).

Доктрина «деловая цель»

Доктрина «деловая цель» в налоговых отношениях впервые была озвучена в странной бумаге под названием «Об Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 8 апреля 2004 г. № 169-О (получено от пресс-службы Конституционного Суда Российской Федерации)» от 11 октября 2004 г. В этом подброшенном от пресс-службы КС невыясненному адресату «документе», юридическая сила которого равна нулю, пресс-секретари КС рассказали о доктрине «деловая цель» следующее: «Очевидно, что определенные гражданско-правовые средства, такие как сделки, уступка прав требования, могут заключаться с целью игнорирования фискальных интересов. Поэтому не случайно в ряде стран существует сформулированная судами доктрина «деловой цели», суть которой в том, что сделка, дающая определенные налоговые преимущества для ее сторон, может быть признана недействительной, если не имеет деловой цели. При этом в целях предупреждения уклонения от уплаты налогов налоговая экономия не признается деловой целью сделки…

Если налоговый орган продемонстрирует, что действия, предпринимаемые сторонами, не обусловлены разумными коммерческими соображениями, такими как рационализация коммерческой деятельности, приближение производства к рынку сырья или рабочей силы и т. п., то презюмируется, что данная сделка имела своей принципиальной целью уклонение от уплаты налогов или избежание налогов.

Бремя доказывания обратного возлагается на участников сделки… Субъекты предпринимательской деятельности вправе применять в рамках свободы экономической деятельности различные гражданско-правовые средства (вексель, договор займа, уступку права требования, реорганизацию юридического лица и т. д.)… Однако, осуществляя субъективные права, они должны учитывать, что при этом они могут выйти за рамки собственно частных отношений и затронуть сферу публичных (фискальных) интересов. И когда имеет место очевидное игнорирование этих интересов, может иметь место злоупотребление предоставленными субъективными правами».

Казалось бы, нет ничего проще, чем проигнорировать ненавязчивые советы, которые раздают секретари (хотя бы и КС). Но не тут-то было. В дальнейшем на данную бумагу («факс»? «булла»?) начали ссылаться… ФАСы округов (!), что фактически и легализовало данный «документ» в качестве… источника права[12] (!).

Чтобы читатель не подумал, что автор шутит, приведем выдержку из постановления ФАС Московского округа от 31 декабря 2004 г. № КА-А40/12085-04, который, направляя дело на новое рассмотрение, указал: «При рассмотрении данного вопроса[13] суду необходимо исходить из официальной позиции Секретариата Конституционного Суда Российской Федерации от 11 октября 2004 г. "Об определении Конституционного Суда Российской Федерации от 8 апреля 2004 г. № 169-О", в соответствии с которой при обнаружении признаков фиктивности сделок, направленности их на уход от налогов, согласованности действий поставщиков и налогоплательщиков, предъявляющих НДС к возмещению, необходимо выявлять, нет ли в поведении налогоплательщика признаков недобросовестного поведения. Оценка добросовестности налогоплательщика предполагает оценку заключенных им сделок, их действительности, особенно в тех случаях, когда они не имеют разумной деловой цели».

Доктрина «деловая цель» была окончательно легализована в постановлении ВАС № 53 (п. 9): «Установление судом наличия разумных экономических или иных причин (деловой цели) в действиях налогоплательщика осуществляется с учетом оценки обстоятельств, свидетельствующих о его намерениях получить экономический эффект в результате реальной предпринимательской или иной экономической деятельности.

Судам необходимо учитывать, что налоговая выгода не может рассматриваться в качестве самостоятельной деловой цели. Поэтому, если судом установлено, что главной целью, преследуемой налогоплательщиком, являлось получение дохода исключительно или преимущественно за счет налоговой выгоды в отсутствие намерения осуществлять реальную экономическую деятельность, в признании обоснованности ее получения может быть отказано».

Таким образом, презюмируется, что:

налогоплательщики должны вести реальную экономическую деятельность, иметь целью и получать в конечном итоге доход/прибыль или иной результат от такой деятельности;

получение налоговой выгоды не может быть самостоятельной деловой целью;

понятие «деятельность налогоплательщика» («действия налогоплательщика») не ограничивается лишь заключением сделок: это вообще любая экономическая деятельность. Подобное расширительное понимание деловой цели позволяет применять данную доктрину к действиям налогоплательщика, например, по реструктуризации бизнеса, разделению компании на несколько юридических лиц, реорганизационным процедурам, секьюритизации активов, создании цепочки посредников для реализации продукции, да и вообще к любым действиям, если налоговики и суд установят, что они направлены «преимущественно на получение налоговой выгоды». О том, где лежит грань между получением дохода «преимущественно за счет налоговой выгоды» (что признается, соответственно, необоснованной налоговой выгодой) и получением дохода при наличии «намерений получить экономический эффект в результате реальной предпринимательской деятельности» (обоснованная налоговая выгода), ВАС не сообщает. «Преимущественно за счет налоговой выгоды» – это пропорция 30 % на 70 % в пользу целей налоговой экономии? Или 49 на 51? Или необоснованной налоговой выгоды вообще не будет, если присутствует любая, пусть и самая незначительная, деловая цель? Четкого ответа на данные вопросы не существует. Излишне говорить и о том, что таких понятий, как «деловая цель» и «необоснованная налоговая выгода», действующее законодательство не содержит. Опять все отдано на откуп «усмотрению» суда, а значит, возникают дополнительные, труднопрогнозируемые налоговые риски и ограничения, которые необходимо учитывать при построении налоговых схем.

Справедливости ради отметим, что несколько смягчает проблему произвольного применения доктрины деловой цели п. 4 того же постановления ВАС: «Налоговая выгода не может быть признана обоснованной, если получена налогоплательщиком вне связи с осуществлением реальной предпринимательской или иной экономической деятельности.

При этом следует учитывать, что возможность достижения того же экономического результата с меньшей налоговой выгодой, полученной налогоплательщиком путем совершения других предусмотренных или не запрещенных законом операций, не является основанием для признания налоговой выгоды необоснованной». Это косвенно подтверждает право налогоплательщика на выбор тех способов и форм ведения хозяйственной деятельности, которые наиболее выгодны в том числе и с точки зрения налогов. Разумеется, если «формы ведения предпринимательской деятельности» не нарисованы исключительно на бумаге и не противоречат содержанию, сути реально осуществляемой деятельности.

Вообще, доктрина «деловой цели» – это классический пример судебного нормотворчества, которое в России формально не допускается. Фактически данная доктрина вводит новую норму права, которая устанавливает неблагоприятные налоговые последствия для налогоплательщика в случае, если будет доказано, что в его действиях отсутствует деловая цель (при том что цель экономии на налогах не может быть признана деловой целью). Законно это или нет – по большому счету вопрос для теоретиков права.

На практике же доктрина «деловая цель» применяется судами следующим образом:

1) признание реальных расходов налогоплательщика, не соответствующими деловым целям деятельности компании;

2) признание ничтожными мнимых и притворных сделок, заключенных исключительно или преимущественно для целей налоговой экономии (получение необоснованной налоговой выгоды);

3) пересчет налоговых обязательств компании при продаже товаров через цепочку посредников, число которых превышает разумное исходя из оценки экономической целесообразности, вида хозяйственной деятельности, отраслевых особенностей;

4) пересчет налоговых обязательств компании при необоснованном с точки зрения деловых целей завышении или занижении цен на продаваемые (закупаемые) товары (с учетом требований, установленных ст. 40 НК);

5) пересчет налоговых обязательств компании в случае выявления действий налогоплательщика, которые свидетельствуют об отсутствии деловой цели и которые привели к занижению налоговых обязательств (реструктуризация бизнеса с участием льготных компаний и офшоров, перевод активов в дочерние компании с последующей продажей ценных бумаг этих компаний, построение «карусельных» вексельных схем расчетов и проч.).

Доктрина «деловая цель» в настоящее время оказывает серьезное влияние на налоговое планирование и налоговые споры. Мотивирование действий налогоплательщика с точки зрения наличия деловой цели – одна из ключевых задач планирования и внедрения любой налогосберегающей схемы.

Доктрина «вытянутой руки» («цена на расстоянии вытянутой руки»)

Ниже мы рассмотрим еще несколько доктрин («вытянутой руки», «сделка по шагам», «одной руки» и «фактического места деятельности»), которые были обкатаны в деле «ЮКОСа» и в настоящее время довольно прочно вошли в арсенал борьбы с налоговыми схемами.

Данные доктрины в настоящее время, по сути, являются вспомогательными по отношению к доктрине «деловая цель».

Указанные выше доктрины с точки зрения последствий их применения для налогоплательщиков весьма сходны, т. к. направлены прежде всего на борьбу с трансфертным ценообразованием, когда в результате движения (по документам) товара по некоей цепочке аффилированных предприятий происходит перенос налоговой базы на компании, имеющие налоговые льготы (внутренние или внешние офшоры, УСН, ЕНВД) или не исполняющие свои налоговые обязательства.

Доктрина «вытянутой руки» означает, что обычные налоговые режимы для сделок компаний (с учетом льгот и выгодных для налогоплательщика и его контрагентов соглашений об избежании двойного налогообложения), установленные налоговым законодательством, применимы в сделках между невзаимозависимыми предприятиями, действующими как самостоятельные экономические агенты в своем интересе, а не в интересах холдинга, в который они входят.

Иными словами, если сделка заключена по рыночным ценам между компаниями, которые осуществляют самостоятельную предпринимательскую деятельность, неблагоприятных налоговых последствий не возникает. Если же сделка заключена между взаимозависимыми предприятиями, при этом основная цель такой сделки – налоговая экономия путем переноса налоговой базы на льготные компании (офшоры, УСН, ЕНВД и т. д.), входящие в один холдинг (или фактически управляемые из одного холдингового центра), налоговые органы получают право на контроль рыночных цен в соответствии со ст. 40 НК и в случае выявления отклонения применяемых цен от рыночных более чем на 20 % – доначислять налоги исходя из уровня рыночных цен.

Фактически доктрина «вытянутой руки» устанавливает, что компании во избежание неблагоприятных налоговых последствий, должны заключать сделки с независимыми контрагентами, которые продают те или иные товары (работы, услуги) по рыночным ценам на ближайшем к налогоплательщику региональном рынке (по «цене на расстоянии вытянутой руки»). Тот же принцип применим и к ситуации, когда налогоплательщик выступает в качестве продавца товаров (работ, услуг): во избежание пересмотра договорных цен исходя из рыночного уровня он должен заключать сделки с независимыми контрагентами.

Какой практический вывод следует из доктрины «вытянутой руки»? Данная доктрина (как и доктрина «одной руки» и «сделка по шагам») серьезно увеличивает налоговые риски для предприятий, которые создают трансфертные цепочки из торгующих и закупочных «дочек» (условное название – «Торговый дом "Закупки"» и «Торговый дом "Продажи"»). «Торговые дома» теоретически призваны оградить основную компанию от рисков взаимодействия с внешней средой, в том числе и от налоговых претензий. Кроме того, они, как правило, являются и частью налоговых схем[14].

Однако в настоящее время, в том числе и благодаря доктрине «вытянутой руки», подобная схема организации бизнеса мало от чего может защитить с точки зрения налогов. В случае применения нерыночных цен и установления факта аффилированности с «торговыми домами» (а по внешнеторговым сделкам налоговики имеют право проверить применяемые цены и без установления аффилированности) налогоплательщику грозит доначисление налогов исходя из уровня рыночных цен в соответствии со ст. 40 НК.

Таким образом, если налогоплательщик хочет извлечь выгоду от переноса налоговой базы на льготные компании, ему стоит прибегнуть к средствам маскировки: целенаправленно работать над фабрикацией[15] признаков неаффилированности с «контрагентами», не отклоняться по закупочным и продажным ценам более чем на 20 % от уровня рыночных цен в течение короткого промежутка времени, «обеспечивать» реальность ведения контрагентом самостоятельной предпринимательской деятельности и т. д.

Отметим и еще один момент, связанный с доктриной «вытянутой руки». Судебная практика показывает, что доктрина применяется и тогда, когда налоговикам не удается доказать факт прямой или косвенной аффилированности между компанией и контрагентом-посредником. В таком случае налоговики и судьи часто задают вопрос: а почему, собственно, налогоплательщик не закупил товар напрямую у поставщика (или не продал его напрямую конечному покупателю)?

Если ответом налогоплательщика будет «Вот поставщик (покупатель) мимо проходил, предложил заключить сделку, мы и согласились, сообразуясь с принципом свободы заключения сделок по своему выбору. Да и представитель контрагента был такой симпатичный…» – вероятность проигрыша компанией налогового спора увеличится. Поэтому желательно продумать четкие экономические мотивы для работы через посредника: например, посредник закупает большие партии, имеет большие скидки; поставщик – крупная компания, работает через дилеров и мелкими партиями не продает, посредник имеет финансовую возможность предоплачивать поставки заранее и т. д.

Не очень хорошей для компании будет ситуация, когда она длительное время и успешно работала с поставщиком напрямую, а потом «вдруг», безо всяких разумных резонов, перешла на работу через посредника, закупая те же товары по более высокой цене. При наличии ряда других осложняющих факторов вероятность предъявления налоговых претензий становится вполне реальной[16].

Доктрина «одной руки»

Когда реализуется налоговая схема с цепочкой посредников, которые формально являются независимыми юридическими лицами, имеющими налоговые льготы (или контрагенты которых – фирмы-однодневки, не уплачивающие налоги), прямых законных оснований для предъявления налоговых претензий интересанту (организатору) схемы – нет. Единственное, что позволяет НК (подп. 2 п. 2 ст. 45) – это взыскивать налоговую недоимку, которая числится более трех месяцев за организациями, являющимися в соответствии с ГК зависимыми (дочерними) обществами, с основных (преобладающих, участвующих) обществ в случаях, «когда на счета последних в банках поступает выручка за реализуемые товары (работы, услуги) зависимых (дочерних) обществ» (и наоборот: когда выручка материнской компании поступает на счета дочерней).

Очевидно, что данное формальное положение кодекса легко обходится и не может поставить заслон недобросовестному использованию трансфертных методов налоговой оптимизации.

При этом выявить интересанта схемы несложно: как правило, вспомогательные юридические лица – участники схемы (посредники) имеют одного клиента и/или одного поставщика, осуществляют «сквозные» расчеты в течение непродолжительного времени, не имеют собственных денежных средств для проведения расчетов и т. д.

Вопрос, который раньше стоял перед налоговиками, – каким образом можно привлечь к ответственности организатора и интересанта схемы, т. е. компанию, которая ведет реальную предпринимательскую деятельность и с которой, соответственно, «есть что взять»? Впервые ответ на этот вопрос был дан в «деле "ЮКОСа"», в котором и была сформулирована доктрина «одной руки»: фактическим собственником товара, который проходит по трансфертной цепочке, является компания-интересант схемы, она же де-факто получает необоснованную выгоду от налоговой экономии, а значит, она и должна в полной мере нести ответственность за организацию налоговой схемы.

Таким образом, доктрина позволяет оценить с точки зрения налогового законодательства экономическую деятельность налогоплательщика в целом, вне зависимости от того, через какие номинальные юридические лица она осуществляется, и в случае выявления фактов получения необоснованной налоговой выгоды предъявлять претензии напрямую организатору и интересанту схемы, минуя посредническое звено.

В настоящее время при построении более-менее безопасных трансфертных цепочек с учетом доктрины «одной руки», следует предпринять ряд подготовительных мер: придать номинальным юридическим лицам-посредникам признаки компаний, ведущих реальную независимую предпринимательскую деятельность, не допускать ситуации, когда у посредников единственный клиент (или поставщик) – основная компания, а также некоторые другие меры, о которых мы будем говорить ниже.

Доктрина «фактического места деятельности»

Согласно доктрине «фактического места деятельности» к компании применяются правила налогообложения, существующие в том месте (субъект федерации, район), где она фактически ведет свою деятельность (где фактически располагается ее исполнительный орган, ресурсы для ведения предпринимательской деятельности). Данная доктрина изначально была направлена на пресечение недобросовестного использования налоговых льгот в ситуации, когда компании формально регистрировались на территории «внутрироссийских офшоров» и ЗАТО, тогда как фактический центр экономической активности их бизнеса был в других субъектах РФ.

Отметим следующие тенденции, связанные с обсуждаемой доктриной.

Во-первых, принцип «фактического места деятельности» с 1 апреля 2006 г. перестал быть только судебной доктриной и получил явное закрепление в законодательстве, регулирующем режим работы и налогообложения резидентов особой экономической зоны (ОЭЗ) в Калининградской области. Льготами по налогу на прибыль (а это ни много ни мало нулевая ставка в течение 6 лет) и налогу на имущество, установленные ст. 288.1 и ст. 385.1 НК, могут воспользоваться только резиденты ОЭЗ, к которым в соответствии с Федеральным законом от 10 января 2006 г. № 16-ФЗ «Об ОЭЗ в Калининградской области…» относятся компании, включенные в единый реестр резидентов.

В свою очередь, для того чтобы попасть в реестр резидентов, в соответствии с п. 1 ст. 4 указанного выше закона, компания должна быть зарегистрирована в Калининградской области, осуществлять здесь инвестиции и производить товары. Думается, аналогичные принципы налогообложения будут воспроизведены и в случае создания других ОЭЗ. На наш взгляд, это логично: цель предоставления льгот участникам ОЭЗ – привлечение реальных инвестиций на развитие определенного региона, а не раздача налоговых преимуществ всем, кто в состоянии пройти формальную процедуру регистрации юридического лица.

Во-вторых, потенциально существует возможность применения доктрины к компаниям, которые регистрируются в определенном муниципальном районе специально для того, чтобы воспользоваться преимуществами ЕНВД. Дело в том, что налог на вмененный доход введен не во всех муниципальных районах; в разных районах на ЕНВД могут переводиться разные виды деятельности (например, в Москве на вмененку переводится только деятельность по размещению наружной рекламы).

Приведем пример. Формальный перевод бизнеса московской транспортной компании (которая в столице будет на общем режиме налогообложения) в регион, где есть ЕНВД для транспортных услуг, в то время как реально бизнес будет продолжать работать и управляться из Москвы, – неплохой шанс нарваться на применение доктрины «фактического места деятельности».

В результате могут быть пересчитаны налоговые обязательства компании исходя из общего режима налогообложения. На начало 2009 г. автору не известны реальные судебные дела такого рода: налоговые органы пока не в состоянии эффективно отслеживать «миграцию» небольших бизнесов, осуществляемую с целью налоговой экономии. Хотя это и не отменяет принципиальную возможность предъявления налоговых претензий в случае, когда описанная миграция (по сути, фиктивная) не обусловлена реальной деловой целью.

Доктрина «сделка по шагам»

Доктрина направлена на противодействие злоупотреблениям со стороны налогоплательщиков правами, предоставляемыми гражданским и налоговым законодательством, с целью минимизации налогов путем осуществления ряда взаимосвязанных операций (сделок), каждая из которых в отдельности формально соответствует законодательству, но конечная цель которых – занижение налогов. Данная доктрина перекликается с доктриной «существо над формой», цель которой, как мы уже говорили, – выявление сущности отношений, сложившихся между компаниями, и соответствующий перерасчет налоговых обязательств в случае, если форма сделки не соответствует ее содержанию.

Доктрина «сделка по шагам» позволяет налоговикам и судам анализировать взаимосвязанные сделки налогоплательщиков, выявлять деловую цель как каждой операции в отдельности, так и группы взаимосвязанных операций (сделок) и в конечном счете сделать вывод о том, является ли полученная налоговая выгода обоснованной или нет.

На практике доктрина применяется довольно часто. Из последних громких примеров, который мы подробно будем обсуждать ниже, – «дело "МИАНа"». Анализируя вексельную схему группы взаимозависимых лиц, входящих в холдинг, суд посчитал, что цель промежуточных сделок (покупатели квартир, вместо того чтобы напрямую приобрести собственно квартиру (имущественные права на нее), вынуждены были приобретать сначала векселя третьих лиц) – уклонение от уплаты налогов, а деловые мотивы в действиях компании отсутствуют[17]. Аналогичные выводы суды делают при анализе взаимосвязанных посреднических сделок, в которых участвуют «белые» и «серые» посредники, однодневки и офшоры.

Вывод: если выстраивается некая налоговая схема, то мотивировать наличие деловой цели необходимо для всех промежуточных звеньев схемы, а не только для компании – конечного интересанта.

Заканчивая описывать судебные доктрины налогового права, упомянем также доктрину «соразмерность налоговых льгот и инвестиции», которую выделяют некоторые специалисты[18]. Доктрина презюмирует, что если компания использует льготы на территории субъекта РФ, то сумма таких льгот должна быть соразмерна инвестициям, которые она вкладывает в экономику региона. Если инвестиции несоразмерно меньше полученных льгот, компания может быть признана недобросовестным налогоплательщиком, а применение ею налоговых льгот – незаконным.

Как и ряд предыдущих описанных нами доктрин, данная была опробована в «деле "ЮКОСа"» в 2004 г., однако до настоящего времени не получила сколь-нибудь значимого распространения. Вероятно, ввиду постепенного отхода судебной практики от концепции недобросовестности налогоплательщика и замещение ее концепцией необоснованной налоговой выгоды, принцип «соразмерности налоговых льгот и инвестиций» так и не станет широко распространенной судебной доктриной. Отметим также, что данная доктрина явно и недвусмысленно вводит не основанный на законе запрет на применение налоговых льгот, что является недопустимым.

О концепциях «добросовестность налогоплательщика» и «необоснованная налоговая выгода»

Говоря о судебных доктринах, нельзя не упомянуть и о таких концепциях в налоговом праве, как «добросовестный налогоплательщик» и «необоснованная налоговая выгода».

Являются ли данные правовые конструкции судебными доктринами? Некоторые специалисты по налоговому планированию относят их к доктринам, некоторые – нет, что по большому счету непринципиально.

С нашей точки зрения, данные концепции не относятся к судебным доктринам: применение в конкретном налоговом споре соответствующих судебных доктрин как раз и нацелено на то, чтобы установить, является ли налогоплательщик добросовестным или получил ли он (или нет) необоснованную налоговую выгоду.

Иначе говоря, установление факта добросовестности или обоснованности/необоснованности налоговой выгоды – это одна из целей судебного разбирательства, доктрины же являются тем средством, с помощью которых суды оценивают деятельность налогоплательщика, имеющуюся совокупность доказательств по конкретному делу.

О постановлении ВАС № 53 и необоснованной налоговой выгоде мы говорили выше, поэтому скажем несколько слов о концепции «добросовестность налогоплательщика». В постановлении от 12 октября 1998 г. № 24-П КС впервые разделил налогоплательщиков на добросовестных и недобросовестных, указав, что «повторное взыскание с добросовестного налогоплательщика не поступивших в бюджет налогов нарушает конституционные гарантии частной собственности.

Взыскиваемые денежные суммы в таком случае не являются недоимкой, поскольку конституционная обязанность по уплате налогов считается исполненной в тот момент, когда изъятие части имущества добросовестного налогоплательщика в рамках публично-правовых отношений фактически произошло. Следовательно, бесспорное списание этих средств путем выставления на инкассо платежных поручений противоречит конституционному положению о недопустимости лишения кого-либо его имущества иначе как по решению суда (ст. 35, ч. 3 Конституции Российской Федерации)».

Напомним, что после дефолта и банковского кризиса 1998 г. у многих предприятий в проблемных банках оставались денежные средства, которыми они не могли воспользоваться: рассчитаться со своими поставщиками, вернуть кредиты и т. д. Вместе с тем в соответствии с п. 3 ст. 11 Закона Российской Федерации от 27 декабря 1991 г. «Об основах налоговой системы в Российской Федерации», с учетом сложившейся правоприменительной практики обязанность юридического лица по уплате налога прекращается уплатой им налога со дня списания кредитным учреждением платежа с расчетного счета.

Аналогичная норма была впоследствии прямо закреплена и в НК: подп. 1 п. 3 ст. 45 устанавливает, что обязанность по уплате налога считается исполненной с момента предъявления в банк поручения на перечисление на соответствующий счет денежных средств при наличии на нем достаточного денежного остатка. Налогоплательщики не преминули воспользоваться этим положением и начали открывать в проблемных банках счета по различным фиктивным основаниям (с помощью вексельных и других схем), переводя на них деньги. Впоследствии с этих счетов осуществлялись налоговые платежи, тем более что КС постановлением 24-П запретил повторно взыскивать «уплаченные» со счетов в проблемных банках налоги.

Разумеется, подобное положение вещей не могло устроить ФНС, и они запросили КС на предмет разъяснения постановления 24-П, которое и было им дано в определении от 25 июля 2001 г. № 138-О. Суд указал, что «по смыслу положения, содержащегося в п. 7 ст. 3 Налогового кодекса Российской Федерации, в сфере налоговых отношений действует презумпция добросовестности налогоплательщиков.

Исходя из этой презумпции в п. 3 мотивировочной части постановления 24-П специально подчеркивается, что конституционные гарантии частной собственности нарушаются повторным списанием налогов в бюджет с расчетного счета только добросовестного налогоплательщика. Следовательно, на недобросовестных налогоплательщиков не распространяются те выводы, которые содержатся в его мотивировочной и резолютивной частях, и принудительное взыскание в установленном законом порядке с недобросовестных налогоплательщиков не поступивших в бюджет налогов не нарушает конституционные гарантии права частной собственности…

Из признания… банков и налогоплательщиков недобросовестными вытекает, что на них не распространяется правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, в соответствии с которой конституционная обязанность каждого налогоплательщика считается исполненной в момент списания банком с расчетного счета налогоплательщика средств в уплату налога, поскольку, по существу, они от исполнения данной обязанности уклонились».

К сожалению, несмотря на то, что указанные выше постановление и определение КС относятся к узкой проблеме – налоговых платежей со счетов в проблемных банках, – концепция добросовестности/недобросовестности налогоплательщика впоследствии была фактически универсализирована и стала широко применяться арбитражными судами при анализе хозяйственной деятельности предприятий, налоговых схем и т. д. КС пытался этому воспрепятствовать, выпустив определение от 16 октября 2003 г. № 329-О, в котором подчеркнул, что «по смыслу положения, содержащегося в п. 7 ст. 3 Налогового кодекса Российской Федерации, в сфере налоговых отношений действует презумпция добросовестности. Правоприменительные органы не могут истолковывать понятие "добросовестные налогоплательщики" как возлагающее на налогоплательщиков дополнительные обязанности, не предусмотренные законодательством».

Однако джинн «недобросовестности» уже был выпущен из бутылки, и суды принялись оценивать добросовестность хозяйственной практики компаний, что называется, и в хвост и в гриву (о «ЮКОСе» и решении Арбитражного суда г. Москвы, который привлек нефтяную компанию к налоговой ответственности за пределами срока давности «в связи с обнаружившейся недобросовестностью налогоплательщика», мы подробно говорить не будем – на этот счет уже все написано).

Как мы уже отмечали, сейчас происходит отход от концепции добросовестности налогоплательщика в пользу концепции оценки налоговой выгоды с точки зрения ее обоснованности. Но, с одной стороны, судебные акты Конституционного суда, которые ввели в оборот понятие и правовые последствия добросовестности/недобросовестности налогоплательщика, никто не отменял. С другой стороны, непосредственной надзорной инстанцией, которая следит за единообразием судебной практики, является для арбитражных судов ВАС, а не КС. И именно ВАС отменяет судебные акты нижестоящих судов в случае, если эти акты противоречат постановлениям пленумов или нарушают принцип единообразия судебной практики.

Разумеется, такое положение дел не могло не вызвать у некоторых судей желание следовать сразу двум концепциям (и ВАС, и КС): оценивать хозяйственную деятельность предприятий и уплату ими налогов как с точки зрения добросовестности, так и с точки зрения обоснованности получаемой налоговой выгоды. Особенно в делах, когда «требуется» принять решение в пользу налоговых органов. Поэтому и приходится довольно часто сталкиваться с налоговыми спорами, в которых «до кучи» присутствуют одновременно и оценки добросовестности налогоплательщика, и оценки получения им необоснованной налоговой выгоды.

В качестве примера приведем дело, которое было предметом рассмотрения ФАС Северо-Кавказского округа (постановление от 19 марта 2007 г. № Ф08-1221/2007-511А).

Суд установил, что единственным поставщиком налогоплательщика – ООО «Волшебный край» в отношении всей реализованной на экспорт продукции (зерно) является ООО «Торговый Дом "Астон"». Продукция хранилась на элеваторе ООО «Агро-индустриальная корпорация "Астон"». В соответствии с договорами общее количество зерна переписывалось с карточки ответственного хранения ООО «Торговый Дом "Астон"» на карточку ответственного хранения ООО «Волшебный край» с составлением удостоверяющего этот факт документа. Суд установил, что доставка товара от ООО «Торговый Дом "Астон"» обществу фактически не осуществлялась, и обоснованно указал на отсутствие экономической целесообразности сделки по поставке сельхозпродукции, заключенной между ООО «Торговый Дом "Астон"» и ООО «Волшебный край».

Конец ознакомительного фрагмента.