Вы здесь

Опасные гастроли. Пролог (Д. М. Трускиновская, 2015)

© Трускиновская Д. М., 2015

© ООО «Издательство «Вече», 2015

* * *

Пролог

Эту историю расскажут поочередно двое ее участников – девица Елизавета Ивановна Полунина, выпускница Екатерининского института (ныне его все чаще называют Смольным), и отставной штурман Алексей Дмитриевич Сурков. Они, разумеется, не вели в лето 1831 года дневников (девица Полунина, впрочем, имела тетрадку, в которой записывала свое мнение о прочитанных книгах), и у них не было конфидентов, которым они рассказывали бы о своих приключениях подробно и по мере развития событий. Но если бы они впрямь написали дневники, не считаясь со временем, не слишком забегая вперед и чувствуя себя так, словно рассказывают причудливую историю благожелательному собеседнику, то их записи выглядели бы примерно такими, какими увидишь их ты, уважаемый читатель.

На самом деле их рассказы были бессвязны, а на первых порах и не совсем правдивы. Что поделать – каждому хочется получше выглядеть в глазах слушателя, особливо если слушатель этот – чиновник особых поручений столичной сыскной полиции.

Мне показалось забавным рассказать эту историю их устами – действия простых людей, вовлеченных в расследование преступления, и их рассуждения с точки зрения опытного сыщика выглядят порой комически. Особую прелесть их рассказам придавало упоминание моей скромной персоны. Эти моменты меня немало повеселили. Но я преклоняюсь перед сообразительностью Алексея Дмитриевича, который, не знав того, что было известно мне, сумел выйти на след настоящих преступников.

Следует учесть, что оба эти литератора поневоле мало разбираются в международной политике и могут не знать простых вещей лишь потому, что в их кругу не было принято придавать этим вещам хоть какое-то значение. Кроме того, и Елизавета Ивановна, и Алексей Дмитриевич по натуре своей – люди домашние и семейные, хотя сами об этом не догадываются. Они склонны к спокойной и размеренной жизни, в которой почти не бывает потрясений, зато есть уверенность в завтрашнем дне. Все, что пахнет бунтом, они исследуют с очень большого расстояния и, убедившись, что пользы от буйных и отчаянных действий сами смутьяны – и то не получат, устраняются даже от обсуждений опасных предметов. У обоих в памяти – декабрьские события 1825 года, оба испытывают величайшую жалость к людям своего круга, сбившимся с пути, – и не более того. Именно поэтому они не докапываются до глубоко лежащих причин польского бунта – им довольно знать, что всякий бунт несет горе и страдания, благородных же своих целей не достигает никогда, и более того – это благородство чаще всего оказывается мнимым, словесным, придуманным для прикрытия одной малопочтенной цели, а цель эта – борьба за власть.

И еще – поскольку Сурков моряк, а Полунина – благовоспитанная девица, они плохо разбираются в лошадях и мало что могли бы рассказать о знаменитых липпицианах. Поэтому мне пришлось вложить в их уста рассуждения, якобы услышанные ими от других людей, чтобы уважаемый читатель мог понять: это столь прекрасные и разумные кони, что совершенные ради них преступления никого не должны удивлять; за обладание «школьным» липпицианом знатоки готовы отдать целое состояние. Не оправдывая тех, кто способен пролить человеческую кровь ради породистой лошади, скажу все же, что страсть, живущая в душе настоящего лошадника, сродни помешательству и заслуживает снисхождения.

Коллежский асессор Сергей Карлович Штерн