Глава четвертая
Милли не дышала. Еще никогда в жизни она так не молилась. Лишь бы сын остался лежать в постели. Лишь бы…
– Слушайся меня, и я ничего вам не сделаю, – прорычал он ей в ухо.
Она не помнила, как и почему она вдруг оказалась с ним лицом к лицу, пока он не схватил в кулак ее волосы, не повернул за шею и не приблизил свои губы к ее губам. О боже. Она его узнала. Эти губы она узнала бы повсюду.
Она целовала их всего час назад.
Внезапно его ладони легли на ее щеки, большими пальцами сжал ее губы, и те раздвинулись, пустив его язык во влажную прогалину рта.
Она могла его укусить. Выцарапать ему глаза. Врезать коленом между ног, схватить Якоба и с криком выбежать из дома.
Однако от этого мужчины сбежать было невозможно. Это ей стало ясно по тому, как он ее целовал, и по неослабевающей власти рук, когда он ее схватил.
Это были отнюдь не привычные для нее, деликатные, искательные ухватки джентльмена. Или мягкие, искушающие поцелуи, которые она дозволяла возбужденным мужчинам, понятия не имевшим, что означает слово «джентльмен». Это не был жадный, страстный поцелуй накануне вечером.
На сей раз в его губах было что-то дикое. Что-то темное и отчаянное, ошеломившее, казалось, даже его самого. Милли подумалось, что даже в обычных обстоятельствах этот поцелуй потряс бы ее чудовищным напором. Казалось, внутри маньяка что-то сломалось. И она почти услышала этот звук.
Из его горла вырвался стон. Стон удовольствия. Стон агонии.
– Матка? Мама?
Дверь приоткрылась.
– Эй!
Милли отстранилась и удивилась тому, что он это позволил.
Якоб стоял, держась за ручку двери, его медовые волосы были спутаны, на прекрасном маленьком личике застыло выражение удивленного, по-детски невинного отвращения.
– Коханый, – выдохнула она, и ее сердце колотилось так громко, что слышали все в комнате. Однако от страха или от поцелуя, искренне сказать она не могла.
– Я услышал шум, – смущенно проговорил ее сын.
Когда Милли бросилась к Якобу, напавший застыл абсолютно неподвижно, и она безмолвно вознесла благодарственную молитву за то, что он ее отпустил.
– Знаю. Прости. Д-давай пойдем спать.
Отчаянно пытаясь спасти Якоба от злодея, она подхватила малыша и побежала в детскую. Оказавшись в комнате, она усадила мальчика и заперла дверь, прислонилась к ней и постаралась унять панику.
– Кто это был? – Глаза Якоба были широко раскрыты и круглы как у совенка.
Как она могла ответить на этот вопрос? Он был опасный мужчина. Тот, кому вечером она позволила себя поцеловать, тот, кто пришел в ее дом с какой-то одному богу ведомой гнусной целью. И виновата она, она вела себя как блудница и подвергла своего сына опасности.
– Почему он тебя целовал? – спросил сын, не дожидаясь ответа на первый вопрос.
Милли открыла рот, чтобы ответить, терзаясь оттого, что все еще чувствует на губах вкус мужчины. Неужели он ворвался, чтобы приставать к ней? Закончить начатое ими в том углу под лестницей? Изнасиловать ее?
– Это мой отец?
Рука Милли бессильно опустилась на грудь.
– Почему, во имя всего святого, ты так решил? – выдохнула она, потянулась за колокольчиком в комнате Якоба и дважды с паузой позвонила.
Сигнал Джорджу Бримтри об опасности. Он придет с ружьем, и все закончится.
Якоб пошел за ней, когда она проверила замок на двери, отошла и снова его проверила.
– В школе Родни Битон сказал, что матери должны целовать отцов, когда те им прикажут.
– Родни Битон – дурачок, – не задумываясь, проворчала Милли, обняла Якоба и крепко прижала к себе. – Тот мужчина… Он не твой отец, – сказала она мягче. – Он…
Она услышала, как распахнулась дверь чердака, и, тяжело ступая, к запертой двери заспешил Джордж Бримтри.
– Джордж, в моих покоях взломщик, – сказала она через тяжелую дверь.
– Я со своей старой Франческой его изловлю, – взревел Джордж, а Франческой он, разумеется, величал винтовку.
Милли слышала, как Джордж обыскивал ее комнаты.
– Будь осторожен! – с опозданием крикнула она.
Джордж был мужчиной крупным. Много лет прослужил в пехоте, и в руках у него была винтовка. Но она почему-то была уверена, что даже с винтовкой у него нет шансов против ворвавшегося к ней в дом распутника.
Слыша, как ковыляет по коридору ее дворецкий, Милли снова затаила дыхание и молилась, чтобы он остался жив.
– Мисс Милли, все чисто. Никого нет. Я проверил все уголки и закоулки.
Милли с опаской отперла дверь и выглянула в тускло освещенный коридор, трясясь сильнее, чем в лапах подонка. Вид дородного Джорджа в ночной рубашке и шляпе, прижимающего к груди старую винтовку, ее бы рассмешил, если бы она не была так напугана.
– Вы не ранены, мисс Милли? – спросил он. – Якоб в порядке?
– С нами все в порядке, Джордж, – проговорила, ненавидя дрожь в своем голосе.
– Должно быть, ушел через окно. Хотя не пойму, как он не сломал при этом ноги.
Старик выглядел озадаченным.
– Джордж, лучше всего обратиться в Скотленд-Ярд, – произнесла, закрывая дверь, Милли и, обернувшись к бедному Якубу, чьи глаза все еще были широко раскрыты, снова взяла его на руки.
Хватит, завтра она поставит решетки на всех окнах, или никогда больше не сможет спокойно спать.