Часть вторая
Альдин-Ингвар давно уже привык сам принимать решения, но приключения в земле смолян лишь укрепили его в желании посоветоваться с родичем, Ингваром киевским. Он был в полном праве сам распоряжаться своей судьбой, но ради благополучия Пути серебра имело смысл заключать союзы лишь с одобрения всех его владык. Ведь гораздо умнее уладить все возможные разногласия заранее, чем потом разгребать последствия ошибочных решений.
Путь вниз по Днепру до Киева не представлял больших сложностей: порогов на нем не было, лодьи несло течением, а при попутном ветре ставили и парус. За пару последних поколений, когда поток торговых гостей увеличился, он был хорошо изучен и освоен: через каждый дневной переход находились селения и гостиные дворы, где можно было за полногаты получить ночлег и пищу для дружины из тридцати человек. С запада к Днепру здесь прилегали земли племени березничей, с востока – радимичей. После Любичевска на западе началась Деревлянь, а с другой стороны – Саварянь. Альдин-Ингвара здесь все знали, а ныне он мог поведать столь занятные новости, что его по нескольку дней не хотели отпускать. Он только тем и отговаривался, что должен спешить к отходу второго обоза. Это все понимали и уважительно кивали: «А, ну как же, само собой. Что везете?» Здесь была уже собственно «Русская земля», при Олеге Вещем объединившая киевские, черниговские и переяславские владения. И сейчас все эти просторы, населенные полянами, деревлянами, саварами, саварянами, остатками и потомками хазар, а также частично моровлянами и варягами, принадлежали дяде Альдин-Ингвара.
В Киеве молодой ладожский ярл не чувствовал себя гостем: у него здесь был собственный двор. Когда лет пять назад умер Лидульв – из последних старых хирдманов Олега Вещего, – оказалось, что у него нет законных наследников. Все знали, что в дружине Лидульва человек десять – его кровные отпрыски от челядинок, но он так и не признал никого из них своим законным сыном и наследником. Поэтому все оставшееся после него добро, включая двор и дружину, получил князь и почти сразу подарил племяннику. Тогда Ингвару была очень нужна поддержка ладожской родни: удалой киевский князь извлек урок из неудачного первого похода на ромеев. В бывшей усадьбе Лидульва Альдин-Ингвар останавливался со своими людьми и товарами по пути из Ладоги в Царьград и обратно.
Своего дядю, Ингвара киевского, Альдин-Ингвар встретил сразу, едва успев сойти с лодьи. Когда на глади Днепра показался приближающийся обоз, тот вышел из скопления клетей, где был занят просмотром дани со своих северных владений, предназначенной на продажу в Романии. Племянник еще издалека увидел знакомую фигуру: невысокую, плечистую. Киевскому князю сейчас было тридцать лет или чуть больше: за время их знакомства на простоватом, но привлекательном лице Ингвара сына Ульва прибавилось морщин и шрамов, а зубов стало еще на два меньше. Рыжеватые волосы он стриг совсем коротко – под шлем, в левом ухе носил хазарскую серебряную серьгу в виде длинной капли, а на шее – варяжский «молот Тора» на узорной цепи. Точно такой же был и у самого Альдин-Ингвара.
Соскочив с лодьи, племянник подошел к дяде и почтительно поклонился. Потом они обнялись. Альдин-Ингвар был выше Ингвара более чем на голову, и на первый взгляд – белокурый, красивый, нарядно одетый – казалось, он куда больше похож на князя. Но только на первый взгляд. За прошедшие годы Ингвар киевский избавился от отроческих замашек, и теперь это был уверенный в себе, своей силе и своей дружине вождь. Каждый взгляд его, каждое движение дышали убежденностью в своем праве повелевать, и этому не мешали ни средний рост, ни простая одежда. Охотником до ромейских шелков он так и не стал, пусть и ходил ради них в несколько дальних походов. Только ради больших пиров княгине удавалось надеть на него хороший кафтан.
– Ну, я уж тебя заждался! – приговаривал Ингвар, похлопывая рослого племянника по плечу и спине. – Думал, без тебя пойдут. Ну, ты как – женился? От молодой жены оторваться не мог? Так сидел бы дома этот год, Ивор бы за нас обоих все продал.
Все знали, что Альдин-Ингвар обручен с внучкой Бьёрна свейского и что около этого времени она должна к нему приехать.
Альдин-Ингвар подавил вздох. Не хотелось начинать долгий рассказ о своих обстоятельствах прямо на причале, среди скрипа лодей и сходен, криков грузчиков, шума ветра, суеты с мешками и бочками.
– Не женился пока, – улыбнулся он. – Видать, еще годок-другой холостой похожу.
Ингвар посмотрел ему в лицо.
– Пойдем. – Он кивнул в сторону длинного ряда клетей. – Или домой сразу?
– Я не спешу.
Альдин-Ингвар махнул рукой своему управителю, чтобы принимался сам сгружать привезенное, и пошел следом за дядей.
Киевскому князю из Волховца, его отцовского наследия, привезли то же, что доставил из Ладоги его племянник: собранные в качестве дани и выменянные у чуди меха, бочки меда, головы воска. Челяди в этот раз никто не привез: обоим было не до походов. Одну треть собранного Тородд, младший брат Ингвара, оставлял себе на содержание дома и дружины в Волховце, две трети отправлял истинному хозяину, и вырученные за них деньги шли на содержание киевской дружины. Это была основная и наиболее важная часть дохода самого Ингвара: дань с Деревляни получал Свенгельд, а поступления с прочих «русских» земель приходилось делить с полянской и русской знатью – то есть «старшей дружиной». Ближнюю же дружину Ингвар содержал в основном за счет привезенного из Волховца, и этого всегда казалось мало.
Ингвар уже второй день осматривал свою долю: пересчитывал, проверял качество выделки шкурок, чистоту меда. При нем суетились старый Стемир – его здешний ключник – и Асгрим Росомаха, человек Тородда, привезший дань. Стемир был последним оставшимся в живых участником еще Олеговых походов на Царьград; к походам он по старости был давно уже не годен, но, как человек опытный и толковый, следил за дружинными средствами.
– Присаживайся. – Ингвар указал племяннику на бочонок, такой же, какой служил сидением ему самому.
Вокруг них висели целые гроздья куньих хвостов, сорочками и полусорочками нанизанных на кольца из ивовых прутьев. Перед тем как сесть, Альдин-Ингвар безотчетно взял одну шкурку, помял в пальцах, понюхал: в ивовой коре дубили… Ничего так, в Серкланде ногату дадут. Можно было бы восхититься количеством будущих ногат, заполнявших одну только эту клеть, но Альдин-Ингвар, сам содержавший дружину, знал, как быстро это все разлетится.
– У тебя тоже бобра мало в этот раз? – спросил Ингвар, приняв от холопа корчагу с квасом.
– Мало, – кивнул Альдин-Ингвар. – Чудь говорит, ушел бобер, повыбили. Куницы да лисицы…
– Да красные девицы… Правда, что ли, по девице начать брать? Ну, а твоя что же? – Ингвар отвлекся от своих забот и вспомнил о делах племянника. – Старый хрен все жмется, не присылает девку? Мы тебя и не ждали в этот год. Жена говорит: точно дома засядет, как женится.
– Моя невеста умерла, – ровным голосом ответил Альдин-Ингвар, знавший, что дядя любит, когда изъясняются просто и ясно. – Этой зимой. И старый Бьёрн конунг тоже. На Адельсё[12] теперь сидят его сыновья Олав и Эйрик, а их оставшиеся дочери – совсем маленькие девочки. Они могли бы подойти твоему сыну, если вы согласитесь ждать десять лет, а вот я уже…
– Да мы сынку уже подобрали! – хмыкнул Ингвар, будто вспомнив что-то смешное. – Не он будет ждать, а его будут ждать! Да, вот не свезло тебе! Ты-то сколько ее дожидался – лет восемь? Уж мог бы пять лет как на какой-нибудь другой жениться!
– Вместе с этим горестным известием Олав и Эйрик передали мне один совет. Я был бы не прочь ему последовать, и это дело мне нужно обсудить с тобой. Но, может, тебе сейчас не ко времени говорить о моих делах?
– Давай, выкладывай! – серьезно кивнул Ингвар, держа на коленях корчагу, к которой время от времени прикладывался.
Он тоже понимал, что любой брак в его семье – дело общей державной важности.
Альдин-Ингвар принялся рассказывать обо всем, что случилось со дня получения печальной вести. Рассказчиком он был толковым и справился довольно быстро.
– Ого! – На Ингвара его повесть произвела впечатление. – Про мертвеца-то… потом непременно нашим девкам расскажи, им понравится… Вот ведь змей ползучий этот Сверкер! – В досаде он чуть не грохнул корчагу об пол, но холоп вовремя ее подхватил и отставил в сторону. – И он, и смоляне его у меня давно уже вот где! – Князь рубанул ребром ладони по горлу. – Почему я, чтобы свое же добро, – он взмахом обвел висящие кругом шкурки, – из одного своего дома в другой свой дом перевезти, должен еще мыто платить? Каждый десятый хвост!
– Потому что Сверкер живет как раз посередине твоих владений, – сдержанно ухмыльнулся Альдин-Ингвар. – И зато он платит мыто тебе, когда везет продавать свою дань на юг. А если на север – то платит и тебе, и мне. И еще ты берешь с него за прохождение порогов на Днепре.
– А он с меня – за волоки на Ловать! Хорошо хоть, с Ловати на Ильмень всего половину платим…
И на лице Ингвара явственно отразилась уже не раз посещавшая его мысль: как бы устроить, чтобы хоть в Зорин-городке не платить совсем? Нужен новый договор с «пасынком» Зоремиром Дивиславичем, отца которого он, Ингвар, разбил в сражении уже почти двенадцать лет назад.
– Зоряну ж столько не надо! – горячо продолжал Ингвар, уже забывший о делах племянника и говоривший о том, что более всего занимало его самого. – Дружина у него своя – так, на лов съездить, да чтоб девки не заскучали. Воевать ему не с кем: с севера его Волховец прикрывает, с запада – Плесков, а полезет кто – я его обещал оборонить. И на что ему мои деньги? Правильно Мистина говорит: дай ему денег, так он еще того гляди… А тут смотри: вот, каждый год два обоза в Царьград!
Ингвар даже встал на ноги, чтобы вольнее было говорить.
– За пороги проводи, потом встреть. Со своими узкоглазыми у нас ряды заключены, даже девки кое у кого взяты, эти не забалуют. Но их же в степи – что блох на собаке! Не угадаешь, откуда принесет! Керенбей мамой Умай клялся пороги прикрыть – а глядь, нет уже Керенбея, разбит и в булгары продан со всем родом и ордой! Там теперь Баймат-хан заправляет, а с ним у меня договора нету! Вот, прошлый год… А! – Князь в досаде махнул рукой. – Короче, семь десятков дружины, как хочешь, а снаряжай, хоть с жены снизки снимай! Разгонная дружина: одежду, черевьи, оружие, летом – лодьи, паруса, весла, зимой – сани, упряжь, шатры, котлы, прокорм! Ближняя дружина: все то же самое, только еще слышу каждый день со всех сторон: «Княже, в дружинной избе крыша совсем прохудилась, в кашу дождь капает! Княже, твои люди у меня ягненка увели! Вчера какие-то трое орлов лавку на торгу разгромили и жида побили. Княже, а почему у Свенельдовых портки красивше?» Тьфу!
Конец ознакомительного фрагмента.