2. Кулак
В пять часов у Федора была назначена встреча с Кулаком в казино «Миг удачи» на Городецкого, бывшей Карла Маркса. Кулак начал открывать и скупать игорные дома практически раньше всех в Киеве. Смешно теперь вспоминать, как все это зарождалось, как давали на лапу председателям райисполкомов ходившие в их чиновничьем кругу чепуховые суммы, – по триста долларов, а бывало и меньше, вкладывали почему-то в конверты или же в папки картонные. И как те жадно заглатывали, подлизывлись, благодарили. Не стесняясь, приходили с расфуфыренными женами на презентации, подвыпив, вальяжно садились за столы играть, пытаясь изобразить умные лица, начитавшись детективов, или видели по телеку, как на западе обеспеченные люди проводят время. Что делать, приходилось им еще за столом уступать – так, самую мелочь, чтобы совсем не развращать, шепнуть крупье, чтобы дал выиграть долларов по сто. И жены располневшие лезли, ну нет, здесь без обмана! Хочешь спустить бабки – что ж, мы тебе поможем, потому как, если им еще проигрывать, – денег никаких вообще не хватит, себе в убыток придется работать. Бывало, мужья их еле уносили, дорвавшихся до дармового виски и диковинного по тем временам джина с тоником.
Когда открывали «Миг удачи», весь город сошелся, два дня только «Вип-персоны» гулеванили, по карточкам специальным, для начальства. Посуды перебилось, захезали все, пришлось понедельник санитарным днем объявлять, скоблить, чистить, раны зализывать. Переживали: как-то оно дальше пойдет? Уж если начальство, солидные как бы люди, и так себя вели? А вдруг братва нагрянет с улицы? Рамку установили, тоже, считай, первую в Киеве, а сколько сомневающихся было! Да, поначалу буксовало здорово, пока все попритерлось – с милицией, властями, сами ребята руку набили, короче, первые прибыля пошли с заметным отставанием от графика. Но пошли же! А вскоре проявились и все преимущества игорного бизнеса – безналоговая, неучтенная никем наличка. Сколько Кулак отмыл денег через казино – и не одно, через год у него была уже целая сеть по Киеву – никто и никогда не узнает.
Другие тоже не дремали, смекнув, бросились в погоню, но право первой брачной ночи осталось за ними, попробуй, догони, да и места в Киеве всем хватит. Давно прошли те благословенные времена, когда деньги зарабатывались так легко, никто не брал тебя под колпак, не заносил в компьютер, не прессовал. Что ж, кто не успел, тот опоздал. Врагу не пожелал бы Федор начинать сегодня любой бизнес в Украине. Надо быть полным отморозком, да и кто подпустит к кормушке, выведет на рынок? Столько теперь фискальных органов стоит на страже, не то, что украсть, – честно заработать не дадут – и налоговая, и УБОП с УБЭПОМ, и полиция, и МВД, и СБУ, – все бдят, чтобы кто случайный не вклинился в их владенья.
Хиляйте, придурки, и без вас есть кому зелень косить, сидите тихо и не чирикайте. Федор вспомнил, как к нему на депутатский прием пришел руководитель одного небольшого предприятия: сделал ремонт у себя в конторе, наличными деньгами надо было расплатиться со строителями, а откуда их взять? И сумма-то ерундовая – то ли пятнадцать, то ли двадцать тысяч уже в гривнах. Решил проконвертировать через фирму-однодневку, ну его и взяли за барки: плыви, милый, сюда! Пришел за помощью к своему депутату, больше не к кому. Раньше в райком партии ходили, а теперь вот к нему, Федору. И что выяснилось: в списке подпольных конвертаторов фигурировало несколько фирм, и суммы не в пример нашему директору: по несколько миллионов – кто цитрусовыми торговал, кто окорочками по три четыре сотни тонн, но задержали только этого бедолагу.
Федор, улаживая вопрос в налоговой полиции, спросил, как бы между прочим: «А почему его только в разработку взяли, ведь по сводке проходит куда более крупная рыба?» – «Так это же наши постоянные клиенты, – ответили ему, – мы их давно пасем, когда смотрим – свежак появился, нам неизвестный, вот мы его и пощупали, что за один, чем дышит, кто стоит за ним…». – «Да, – подумал про себя Федор, – уж вы пасете, как бы не так, дань собираете, а начальству докладываете только о тех, кто без солидной крыши работает».
В казино Кулака не было. Вообще-то он отличался пунктуальностью, опаздывал редко, значит, что-то случилось, подумал Федор. И тут же запиликал мобильник. «Алло, это я, дождись меня, пожалуйста, мы тут туалет ищем». Ни хрена себе, заявочки. Это был их старый детский пароль, понятный только им знак: дело труба, замели менты. Когда-то еще школьниками попали по пьяному делу за то, что мочились в подворотне на Крещатике. Невтерпеж было, прямо у Центрального гастронома, их, конечно, замели, отвели в отделение на Свердлова и продержали всю ночь. С тех пор и пошло: туалет ищи прежде всего, не то к ментам попадешь! Давно прошли те школьные игры, другие нынче времена – менты честь Кулаку отдают, особенно на Чоколовке, да и на том же Крещатике иногда.
А вспомни, как его пытались ночью пришить в полицейском садике, в двух шагах от Владимирской, 33, куда таскали на допрос? Четыре месяца Кулака держали в Дарнице, за вокзалом, в изоляторе предварительного заключения, без оглашения обвинения. Странные обстоятельства его «дела», когда сперва берут, а потом начинают «шить» – тогда это было еще удивительно – заставили братву серьезно задуматься. Кулаку тогда, можно сказать, повезло. У него обострилась язва, да так, что вынуждены были везти в гастроэнтерологический центр, а позже, по причине кровохарканья, госпитализировали не в тюремную, а в городскую больницу. Диагноз жесткий, откуда только взялся у внешне пышущего здоровьем Кулака: «хроническая язвенная болезнь двенадцатиперстной кишки, осложненная желудочно-кишечным кровотечением». Потом началось худшее: язва превратилась в открытую рану, кровь заливала желудок. Такую рану не перебинтуешь и жгутом не перевяжешь. А тут как раз «Беркут» нагрянул, кто-то позвонил, что Кулаку готовят побег. Забрали его с кровоточащей раной в «воронок», а машину из больницы не хотят выпускать, с документами что-то там не в порядке. Два с половиной часа, пока длилось разбирательство, Кулак истекал кровью в машине. Наконец вернули обратно в палату. Федор как раз к тому времени подъехал, его вызвонили по мобильнику. Появился главврач, осмотрел Кулака, дал команду: «На стол!». Перед операцией, когда вводили зондирование, из зонда ударила лилово-красная струя крови.
– Что там? – спросил Кулак у хирурга.
– Кровь.
– Налейте стакан и отнесите прокурору, – сказал Кулак.
Вот откуда это взялось. Недавно оппозиционеры бузу в Киеве затеяли, гулеванили с портретом сидящей у деда Лукьяна Юли Тимошенко, тоже придумали добровольно кровь под стенами прокуратуры на Резницкой сдавать. А Кулак первым такой номер придумал. Правда, говорили, что оппозиционеры не свою кровь сдавали, а свинную, заранее приготовленную, в стакан прокурору налили. А Кулак хотел, чтобы отнесли родную. После операции врачи сделали вывод: в таком состоянии Кулака везти никуда нельзя. Но их никто не собирался слушать.
Выждав день, забрали в тюремную больницу. Транспортировали на простынях, через окно. Не мытьем, так катаньем. Такой начинался произвол. Ничего не добившись, выпустили на волю, а сами пустили наружку, чтобы она его и грохнула. Уже позже они узнали правду: мурыжили и вызывли в ментуру с понтами, чтобы спровоцировать пацанов, другие группировки, представить, что он будто бы сдает своих. Пусть, мол, братва сама с ним разбирается. Вот как тогда работали. Вокруг – перестройка, а у ментов – прессовка, причем не только бесхозной шушеры и наперсточников, но и только-только появившихся кооператоров.
Собственно, тогда и началось формирование того, что сейчас в газетах называют организованной преступностью. Прошел месяц-другой и под началом Кулака «трудилось» уже несколько десятков бойцов. Постепенно все лакомые кусочки в районе перетекли плавно к нему – и рынок, и автостанция, и два кинотеатра, а позже и склады оборонного завода и сам завод, на котором трудилось в лучшие времена до пятнадцати тысяч человек. Прибив эти «объекты», Кулак калеными утюгами выжег оттуда чужаков, запустив своих наперсточников, таксистов, а позже – проституток и торговцев наркотиками, естественно, обложив их солидным оброком. Да что там – пацаны за счастье считали попасть под Кулака, его крышу, это же лучше отдать сколько надо, а потом брать самим, наклонять кого не попадя, зная, что ты надежно защищен бригадой.
Кулак вроде бы и не суетился – расставлял бойцов по точкам, решал спорные вопросы, опираясь на растущий авторитет, контролировал своевременное поступление отчислений в общак. Как раз в это время по Киеву прокатилась волна расправ с неугодными коммерсантами и заодно с зарвавшимися рэкетирами, отказавшимися платить общак. Случились и жестокие, на грани садизма, случаи вымогательств типа раскаленным паяльником. Бойцы внаглую врывались в конторы и выставляли такие требования, что волосы вставали дыбом и не только в фигуральном смысле. Несогласных вывозили в лес, пытали до последней сотки баксов, с заклеенными скотчем глазами бросали в озера или выталкивали изуродованных и голых на автотрассы.
Уже дошло до переоформления фирм, квартир и машин на себя. Со временем, конечно, стали умнее – внедряли своих людей в коммерческие структуры – неважно кем – экспедитором или замдиректором. Во-первых, зарплату получали реально, а во-вторых, полностью контролировали финансовое состояние фирм. Переписать их на сторону Кулака, оставалось делом техники. Именно так Кулак – постепенно, тихой сапой, перебрал фирмы всего района, переоформляя их на бригадную собственность, расставляя учредителями преданных людей. Со временем появились свои рестораны, кафе, ночные клубы с дискотеками и стриптизами. И все чисто, никаких вопросов со стороны правоохранительных органов не возникало.
Да и какие могли быть претензии к Кулаку, если он лично не участвовал ни в одной операции, день и ночь просиживал в ночном клубе «Мичман», руководя процессом на расстоянии? Что касается залетавших время от времени отдельных бойцов, никто из них, конечно, и не думал закладывать своего босса, да кто же себе враг? А чтобы выдворить Кулака на зону, и речи не могло быть: тогда еще наркоту и патроны не подбрасывали без зазрения совести, как сейчас. Как-то они, зацепив двух путан, заехали с ними в Ригу, прокатились по Прибалтике. Бляди быстро надоели, в Киев возвращались вдвоем. Блаженствовали, вспоминая маленькую Европу. Федор предложил: «А в Киеве слабо такой рынок отмочить?» – «И пункты обменные, киоски, как у них!» – поддержал Кулак. Та неоформленная идея вскоре обрела вполне реальные черты. Киев превратился в массовую барахолку, челноки, сдававшие все, что еще осталось на Украине, теперь и домой возвращались с баулами шмоток и долгосрочной бакалеи. Поездки стали окупаться сторицей, они с Кулаком стригли купоны не только с выручки, но и со «страховых операций». Конечно же, не все так гладко шло, сколько людей полегло, да и козлы-«продавцы» ночами путались. Им рога обламывали, учить пришлось долго – бить, обирать, вывозить в лес на профилактические беседы, пока до них дошло: каждый день платить надо по 5 рублей, кто торгует с рук и 10 – с лотка.
Сегодня высокие милицейские чины, отвечая на вопрос, почему в Украине спокойно и безнаказанно, можно сказать, припеваючи, живут не бедствуют известные всему городу лидеры преступного мира, отвечают, что поначалу у них не было опыта борьбы с организованным противником, вооруженным технически и материально оснащенным лучше милиции. Да и с дисциплиной у бандитов покруче. Теперь же – нет необходимого правового механизма, позволяющего привлечь тех к уголовной ответственности. В том смысле, что все лидеры легализованы, занимаются нормальным бизнесом, а не добивают своих конкурентов в лесу или пытают с помощью утюгов на конспиративных квартирах.
Тем не менее, отчитываться об «успехах» им все равно приходилось, и они врали, без зазрения совести. Федор сам не раз слышал под куполом парламента фразы типа: «В процессе работы по ликвидации криминальных группировок в Украине было зарегистрировано 5 тысяч оперативно-розыскных дел как на специфические коллективы, так и на отдельных лиц… Такое спланированное наступление позволило выявить и обезвредить 570 группировок численностью 2,5 тысячи членов, которыми было совершено 1,5 тысячи преступлений». Одно остается за кадром этой бодрой статистики: почему сквозь эти сети прошли, как нож сквозь масло, лидеры-бандиты, те, чьи имена на слуху всего Киева? Почему не раскрыто ни одно громкое заказное убийство? Короче, правы те, кто сегодня утверждает, что вместо борьбы с мафией, киевский УБОП делал «крыши». Отвечая на эти упреки, один из милицейских лидеров привел в свое оправдание такой тезис: чтобы засадить Кулака за решетку, всему управлению надо, отбросив другие дела, трудится года два. А наша работа оценивается по валу, по количеству раскрытых преступлений. Вот и все объяснение. Система давит, здесь не до творчества, за такие показатели по головке не погладят.
Пока менты жевали сопли, Кулак с пацанами вовсю орудовали на валютной бирже и вышли на рынок нефти. Это вам уже не лифчики из Венгрии и турецкие маечки. Такая работа востребовала специалистов высокого класса, профессионалов, особенно по бухгалтерской линии. Вырисовывались первые схемы легализации грязных денег. Сначала их переводили в наличные. Вот где пригодились открытые заблаговременно казино. Второй путь – закачка наличных на контролируемые фирмы под липовые договора. Фирмы делали заявки на покупку валюты посредством контролируемых банков.
Тогда-то Кулак с Федором и его компаньонами открыли свой банчок, чтобы присутствовать на валютных торгах. По действовавшему в то время законодательству, на бирже реализовывалась половина всей валютной выручки украинских предприятий. Торги проходили раз в неделю, количество выставляемой валюты контролировал Национальный банк. Часть валюты на торгах специально придерживалась для «своих» банков, в их число входил и банчок Федора. Цена на эту часть валюты, бандитский резерв, как они его называли, была выше на 0,1–0,3 процента, что при умножении на количество затребованной валюты превращалось в солидные суммы. Часть этой разницы передавалась чиновникам Нацбанка, от которых зависело количество валюты на торгах и ее продажа. Основная же масса шла к заказчикам – лидерам группировок, в том числе Кулаку. После этого деньги либо опять обналичивались, либо инвестировалась в торговлю энергоносителями, на увеличение уставного фонда предприятий и т. д. Вот почему так важно было подобрать грамотных специалистов, не только владеющих в совершенстве тонкостями бухучета, но и кумекающих, способных за день-другой сконструировать сложнейшую схему движения денег.
Как-то перебирая в памяти таких людей, вспомнили о Боре Рохлине, который уехал с семьей в Израиль. Года два назад, помнится, тот носился со своими схемами, его посылали куда подальше, на хрена попу гармонь, когда можно все было провернуть нахрапом, волевым решением, с помощью того же рэкета. Теперь бы Боря очень даже пригодился. Не поленились, поехали за ним в Хайфу, привезли в Киев, купили трехкомнатную квартиру, выплатили подъемные – невиданную по тем временам сумму, поставили, кроме зарплаты, еще и на хороший процент, уговорили два года поработать, пока молодняк не обучится рядом с ним высшей математике бухгалтерского учета. Сколько Федору не доводилось видеть бухгалтеров, таких больше не попадалось. Приглашаешь, рисуешь карандашом: вот, мол, что есть сейчас, на данный момент, а вот что должно быть на выходе. Через два дня приносит готовый механизм, пока его разберешь, мозги два раза набекрень перевернутся, ну, голова! Жаль, погиб недавно в автокатастрофе, царство небесное! Что ж, такова участь всех носителей информации.
Это случилось уже после того, как на городском сходняке «великолепная семерка», как их называли, киевских лидеров договорилась прекратить любые разборки, все конфликтные ситуации решать миром, идти на компромиссы, и самое главное – не пускать в город никаких других нахлебников, рубить на корню такие попытки. Имелись ввиду прежде всего попытки чеченской диаспоры утвердиться в Киеве своими передовыми отрядами. Встретив организованный отпор, они вынуждены были отступить. А ведь ребята непростые – дерзкие, хорошо вооруженные, имеющие опыт боевых действий и противостояний российскому криминалитету. Тогда же они с Кулаком приобрели первую кондитерскую фабрику в Чернигове. Причем, приобрели законно, чин-чинарем, купили контрольный пакет акций, зарегистрировались в Фонде госимущества. Через некоторое время доведенное до банкротства предприятие стало медленно подниматься с колен, а еще через год трудовой коллектив выдвинул своего нового шефа Федора Бурщака кандидатом в народные депутаты.
Наконец заявился Кулак. Да не один, а с высокой симпатичной брюнеткой, в прикиде, спортивная вся такая из себя, села, нога на ногу, юбочка как у теннисистки, коротенькая, блузка на две пуговицы расстегнута, глаз от этого разреза не оторвешь.
– Где тебя черти носят, Славка? – только и выдохнул он, а сам все на эти ноги пялился да на глаза ее блядские, так постреливают, темно-коричневые, кожа смуглая, загорает она где-то что ли?
– Ты подожди ерепениться, – голос Кулака доносился откуда-то из тумана. – Познакомься лучше, Лена, мой деловой партнер.
– Конечно, будь меня такие деловые партнеры, я и на больше бы опаздывал, – он кивнул в сторону этой Лены. Она внимательно посмотрела ему в глаза, а затем – на кончик своего носика и отвернулась. Простейшая комбинация, известная еще со школьных времен, но у Федора во рту пересохло. Последний раз такое чувство посещало, когда с Костиком они катались на американских горках.
– Да юрист это мой новый, вместо Никоненко, мы только что в прокуратуре были.
– Прокуратуре района?
– Нет, бери выше, города. И знаешь, по какому делу? Помнишь Борю Рохлина?
– Так я о нем только думал две минуты назад, ну вы даете!
– Даем-даем, скоро давалка сломается. Тетради его с черной бухгалтерией у ментов в прокуратуре.
– Какие тетради? – А хрен его знает, – Кулак грязно выругался трехэтажным. Федор посмотрел на юристку, та ответила извиняющимся взглядом, – вот уж отвлекает от работы, сосредоточиться не дает на деле.
– Всю черную бухгалтерию этот подонок в тетрадях вел то ли для себя, то ли для ментов, хрен теперь разберешь!
– Ну и что там, что, ты видел?
– Откуда видел? Нас на беседу как бы приглашали, без протокола, тетради эти толстые, картонные только издали показали, исписанные все его бисером мелким. По дням, весь приход, куда бабки переводились, копии платежек вклеены аккуратно, все счета там…
– Что, и те, – он замялся, заерзал, – ну что…
– Да говори при ней все, наш человек, проверенный…
Ты уже допроверялся, подумал Федор, сам ведь этого петуха из Израиловки выписал.
– Счета там все есть, как думаешь?
– Должно быть все.
Финиш, приехали, оффшорку засветили, теперь хана. По закону положено сообщать о зарубежных счетах в Нацбанк и платить налоги с каждой суммы. И хотя у половины депутатов счета и Швейцарии, и в Штатах, и на островах в оффшорных зонах, никто, конечно, не признался пока и налогов не платит. Но если попадется кто, – сам открывал, сам и отвечай – статья действует, до пятнадцати лет. Фух, знал, чувствовал, что когда-то залетит с Кулаком, даже себя готовил, но никогда не думал, что так по-глупому.
– Что делать будем?
– Во-первых, не пороть горячку. – Федор глубоко вздохнул. – Я через генпрокуратуру постараюсь аккуратно выяснить все: кто за этим делом стоит, прежде всего, что это за тетради такие, как попали к ним, почему город занимается этой фигней, что вообще у них на уме. Ты до этого ты пока ничего не предпринимай, хорошо? Теперь: как нам вообще себя вести, в смысле тактики, являться ли в прокуратуру, что говорить, – то есть, если худший вариант, и придется защищаться…
– Для этого я Лену и вызвал, вы вместе продумайте, после того, как попытаемся прояснить. Я считаю, пока бабки собрать на выкуп этих тетрадей, Игоря Игоревича просить, чтобы посодействовал…
– Эх, голова-два уха, да с них уже давно ксероксы поделаны, в компьютеры загнаны, на дискеты переписаны те тетрадки. Они только и ждут теперь, чтобы мы деньги предложили. Значит, так. Еще раз прошу тебя: до завтра ничего не предпринимай, пока не будет достоверной информации. Все, я пошел.
– Федор Романович, разрешите вас проводить, некоторые вопросы надо уточнить, я быстро, по дороге…
Федор посмотрел на Кулака, тот пожал плечами: «Мол, я-то здесь причем?».