Оковы равновесия. Часть первая. Последний оплот (Яна Алексеева, 2016)

Переждав головокружение, я осторожно поднялась с земли. Пошарив руками по мягкой нежной траве, нащупала длинный посох и, облегченно выдохнув, сжала пальцы на отполированном теплом дереве. Нашла и дорожную сумку. Засунув руку внутрь, перебрала аккуратно сложенные вещи, свирель в кожаном футляре и медно позвякивающий мешочек с деньгами.

Кажется, все на месте?

И только теперь позволила себе прислушаться к окружающему миру. Вокруг шумел лес. Сейчас конец лета или ранняя осень, листва еще не начала облетать и весело шуршала под игривыми порывами теплого ветра. Птичий гомон практически оглушал, незнакомые голоса сливались в звучную какофонию.

Аккуратно встав, я задрала лицо к небу. Тепло, уже почти полдень. Солнце от души раздавало лучи, лишь на несколько мгновений прерываясь, когда на его диск набегали облака. Хм… нервы дернуло. У кого-то время обеда, но для нечестивых отдыха не предусмотрено. Надо идти. Подхватив сумку, пристроила ее на плечо и осторожно шагнула вперед. К тому же еды все равно нет.

Посох коснулся земли, нащупывая путь. Шелестнул по траве, распугивая стрекочущую мелочь, прошуршал по мягкой земле, легко стукнул о камень.

Ага, дорога… Налево или направо?

Я прислушалась. Вздохнула. Печально склонившись, поправила куртку, накинув на голову капюшон. И, в десяток шагов перейдя поляну, нырнула под густую сень смешанного леса. Еловая лапа царапнула щеку. Раздраженно выдохнув, выставила посох и, пригнувшись, заскользила между стволов и ветвей к источнику тихого раздражающего скулежа. Обреченностью своей раздражающего.

Лес же был полон запахов, тех особенных, что остаются в полдень в тени густого подлеска, по которому ночью хорошенько прошелся ливень. С порывистым ветром, пригибающим высоченные стволы к земле, рвущим с корнями неудачно выросшие молодые тополя и осинки, ломающим старых, покрытых мхом великанов.

Пахло свежей листвой, хвоей, содранной дерниной и соком из переломанных веток. Поздней малиной пахло и подгнившей древесиной.

А еще лес звучал. Как объяснить глухому мелодию, а слепому – цвет? Так и пение лесное, рождающееся у меня под ногами и продолжающееся между стволами стрекотом сорок и свистом жаворонков, беличьим щелканьем и сопением торопливо убирающегося с моей дороги молоденького кабанчика… трудно рассказать. Это надо чувствовать. Это жизнь… как я ее воспринимаю. И вполне способна двигаться с ней, когда нам по пути, не спотыкаясь.

Замерев перед раскидистой елью, растопырившей ветви вдоль земли, прислушалась. Только тяжелое дыхание и выдавало присутствие рядом затаившегося зверя. Ну где ты, глупый? Я не причиню тебе вреда. Наоборот!

Постукивая посохом по стволу, мягко двинулась по чавкающей подстилке.

Стук, стук, стук… Судорожный вздох.

Рукой нащупала ветку, придавившую зверя попрек спины. И саму спину. Мокрая спутанная шерсть и только. Крови нет.

Мощная холка, лобастая морда. Пальцы привычно обежали доступную для изучения часть зверя.

– Будем знакомы, волк. И что с тобой делать? Не повезло тебе…

Собственный голос показался чужим. Я прокашлялась. Кажется, у меня сменился тембр?

Волк промолчал, лишь едва слышно фыркнул. Ни кусаться, ни рычать не стал, хотя я присела в опасной близости от клыков. Да и ощупывала бесцеремонно.

Странный волк. Не пахнет от него дичиной и лесной сущностью. А зато ощущается слабое покалывание в кончиках пальцев, будто тоненькие иголочки бегали по шкуре. И сам выбраться не пытался. Яростно, по-звериному, я имею в виду, а то бы поранился.

Везучий волк… иначе бы этой елью ему спину переломало. И меня бы тут не было, чтобы помочь.

Или невезучий, потому что куда как лучше, чтобы не я ему помогла. Чревато… неприятностями в будущем.

Я еще раз провела рукой по широкой спине, продумывая, как лучше его освободить. Вздохнула, перехватывая посох посередине, там, где гладкое дерево нарушала пара тонких, едва заметных кольцевых трещин. Крутнула, надавив по-особому, и после щелчка потянула в стороны. Две половинки разошлись, обнажая длинный, едва заметно изогнутый клинок, мгновенно запевший на ветерке. Острое лезвие с отчетливым взвизгом разрезало воздух, крутнулось, вздымаясь и резко падая вниз. На палец буквально не достав до ощутимо вздрогнувшего тела, врубилось в толстый ствол, прошло насквозь и впилось в мягкую землю. Разогнувшись, я вытянула лезвие, повела плечами, отерла сталь полой рубахи. Длинная рукоять лежала в ладонях как влитая.

И еще р-раз!

Шшшух!

Пинком скинув с затихшего волка обрубок ствола, отшагнула назад. Зверь поднялся, обдав меня ароматом влажной шерсти, встряхнулся, коснулся носом моей щеки, и, едва слышно стелясь по мху, скрылся в ближайших зарослях.

– Будешь должен, – буркнула я, разворачиваясь и пытаясь сообразить, в какой стороне находится оставленная мной дорога.

В орешнике коротко, но прочувствованно взвыл спасенный, давая понять, что не согласен с такой точкой зрения.

Запоздало осознав подлинные размеры этой… этой… присела на вырубленный пенек, пережидая приступ слабости. Это явно не волк!

Кто в здешних лесах еще водится?

С шелестом загнав клинок в ножны, поднялась.

Ответ, всплывший в памяти, мне не понравился. В лесах Эннирии, вотчине темного бога Азура, водятся оборотни. А то, что от всей страны осталось одно небольшое герцогство, не утешало. Оборотни-то никуда не делись!

Неторопливо двинулась обратно, обрывая с кустов какие-то терпкие ягоды. Кисловатый вкус на диво хорошо освежал, и из леса я вышла, покачивая в горсти целую кучку мелких, распространяющих вокруг лимонный запах пушистых шариков. На плече висела дорожная сумка, посох упрямо задевал все подряд ветки, так что вид у меня, не способной увернуться от лезущих в лицо вьюнов и цепляющихся за волосы колючек, был, верно, весьма растрепанный.

Скинув куртку, присела на обочину, выжидая. Рукой, касающейся утоптанной поверхности, уловила легкую дрожь земли. Перебирая пальцами мелкие камешки, выделяла в невнятном шуме стук копыт, звяканье богатой, украшенной серебром сбруи, бряцанье оружия, тихие разговоры.

Скоро путники вывернут из-за поворота.

Вытащив свирель, погладила согревшиеся тростниковые дудки. Смолистая пропитка духовито пахла домашним уютом и спокойной уверенностью. Моя неизменно верная спутница всегда способна поднять настроение.

Сыграем?

Что-нибудь веселое… И по тракту вперед и назад понесся бодрый проигрыш простенького дорожного марша, услышанного когда-то давно, когда я сопровождала незримой тенью обреченную армию в походе в никуда. «Семисолька» слушалась безупречно, все громче и громче вздымая голос, насколько мне хватило дыхания. В быстром, резком и переливчатом звучании слышалось бесконечное желание выжить и победить. Выжить ради справедливости, победить ради мира. У тех – получилось…

И завершила особо сложный пассаж пронзительной трелью, на которую буквально напоролись появившиеся из-за поворота всадники.

Ну наконец-то! Я уж заждалась.

Вежливо улыбнувшись, развернулась лицом в их сторону, прекращая играть. Размяла слегка занывшие пальцы, изрядно уставшие от беготни по дырочкам свирели.

Утомленные кони, безжалостно взбодренные шпорами, зачастили по поляне, рассыпаясь охранным кругом. Еще двое всадников неспешно приблизились. Вжикнул, опускаясь рядом со мной, кнут. Ладонь вскинулась, поймав кончик. Резко дернув, под удивленное аханье заставила выпустить рукоять. Та, описав полукруг, упала где-то в кустах.

Теперь уже вжикнула сталь. Отведя от лица острие, хмыкнула.

– Ты кто? – Ломкий, нервный молодой голос. Юноша старательно пытался не дать испуганного петуха, судорожно терзая звякающие медными звеньями поводья.

– Солья, бард, – представилась привычно, глядя куда-то в пространство.

– И что ты здесь делаешь? – Еще один голос, сиплый и усталый. Мужчина, наверное, лет пятидесяти, подъехал ближе, облегченно убирая меч в ножны.

– Жду попутчиков.

– И давно? – Старший подозрителен.

– Не особенно. – Пожав плечами, развернулась в сторону младшего, который объезжал меня стороной, будто редкую опасную зверушку.

– До каких же мест тебе нужны попутчики, бард?

– Я иду в Азурок. – Отслеживая движения младшего, совсем отвернулась от того, с кем разговаривала.

– Мы тоже, – с сомнением протянул тот.

– Но… – Это младший.

Все прочие почтительно молчали, а парочка наверняка держала меня на прицеле. Еще в начале разговора мне послышался тихий скрип натягиваемой тетивы легких арбалетов.

– Бардам не принято отказывать, Артир, – заметил мужчина. – Не окажете ли честь присоединиться к нашей компании?

– Окажу, – улыбнулась я широко и, надеюсь, безмятежно. Поднялась, подхватывая сумку и посох. – Благодарю.

Чуть отшатнулась, когда в лицо дохнуло конским потом. Фыркнув, лошадь склонила голову мне на плечо. Недовольно сопящий юноша протянул руку, предлагая взобраться в седло. Спереди? Нет уж.

Кончиками пальцев провела по лошадиной шкуре.

Гладкая шерсть, литые мышцы, перекатывающиеся под кожей, излучающей почти обжигающий жар. Живое существо, сильное и верное.

А юноша, Артир, которого я мимоходом коснулась, – тонкий и легкий, почти мальчишка, в богатом камзоле, расшитом сложным узором, но мятом и пыльном. От ткани пахло дымом костра и долгой дорогой. Он растерян и немного зол. А еще испуган, как бывают испуганы те, кого практически лишили надежды. Ему кажется, что он обречен, но все равно приходится двигаться по выбранной дороге, потому что свернуть-то уже некуда… Высокий голос то и дело срывался. Его мальчишеское высокомерие, высокомерие получившего от рождения все, включая происхождение и наследство, стремительно истаивало под гнетом страха перед реальностью.

Да и во всех остальных чувствовался какой-то надлом. Будто действуют они по инерции, как куклы, у которых вот-вот кончится завод.

Я вновь достала свирель.

Ночь застала нас все еще в лесу. Расположившись на обочине, путники жгли костер, от котелка со взваром тянулся ароматный дымок, смешиваясь с запахами леса, в сумерках сменившими тональность. Я сидела на границе трепещущего от ветра круга тепла и вслушивалась в тихие разговоры.

Изгнанники, сумевшие увернуться от цепкой хватки войны, прошедшей с благословения Света огнем и мечом по их землям, надеялись найти убежище в Азуроке. Хотя бы временное, но… У Артира не сложились отношения с его владетелем. Но сейчас юноша был готов умолять, забыв свое прежнее пренебрежительное высокомерие.

Обычное дело между родственниками – младший не желает слушать советов старшего. Особенно если младший выше по положению. И умнее.

Я печально улыбнулась.

Насколько же все они в отчаянии, если хватаются за старое поверье? Бардам не отказывают. Почему? Потому что они принадлежат не Свету или Тьме, но Сумеркам, и порой даже боги, нет, не боятся их, но учитывают их желания. Барду и его спутникам дадут приют…

Пальцы машинально сплетали в косичку выдернутые из земли травинки, пачкаясь в липком соке. Выпавшая роса добавляла свежести в терпкий аромат свежесорванной зелени. В подлеске росла малина, а в колючих спутанных кустах, кажется, засел матерый лис. Любопытный зверь затаился, изучая вторгшихся на его территорию гостей. Я переливчато свистнула. Едва уловимый шелест спустя пару мгновений подсказал, что лис, оставив мускусную метку на ближайшей сосне, неспешно удалился.

Тихо подошел Ивер, старший в этой компании, протянул кружку. Обернувшись на хруст веток под его ногами, я привстала, пробежала пальцами по протянутой руке, перехватила горячую кружку:

– Благодарю.

– Если желаете, ужин готов.

Отрицательно качнула головой.

– Ну что ж… – Ивер присел рядом, устало вздохнул и ссутулился. – Я заметил, что у вас нет припасов…

– Предпочитаю путешествовать налегке.

Еще одна партия выщипанных травинок сплелась в косичку. Подобрав ноги, я свернулась калачиком, устроив подбородок на коленях.

– Это чревато возможностью остаться голодной. – Шорох одежды, тихий хруст бумаги, звяканье железа. – Берите.

Приняв кусок лепешки, украшенный сверху, судя по запаху, чем-то копченым, я хмыкнула:

– Боги не оставят голодной свою верную слугу…

– Хм, а по виду не скажешь.

Ивер еще находит в себе силы шутить. Но я и вправду худа и тоща, как хворостина, и так же гибка порой и прочна. Много кто пытался меня сломать, да получали с оттяжкой по рукам.

Ночью я долго лежала без сна, слушая лес. Он шептал, накрывая вуалью звуков стоянку. В отдалении подвывал волк, зовя волчицу, совы перекрикивались, выискивая заблудшую мелочь, щелкали и пищали мыши, ночной соловей надрывался, перекрикивая токующего на пустом стволе глухаря. Ну… может, и не глухаря. Мало ли какие здесь птицы под звездами просыпаются.

Тонкий аромат вечерницы выплывал на дорогу, смывая с нее пыльные и душные следы людей, хищники таились в буреломах и крались среди зарослей. Жизнь продолжалась, просто чуть сменился ее ритм… Под биение сердца ночного леса я и уснула.

В полдень следующего дня моя звонкая мелодия наконец-то растеклась по широкому лугу, от границы леса и далее, запуталась среди скалистых отрогов низких, похожих на хребет дракона гор. И вернулась приглушенной, отразившись от высоких каменных стен, рисуя передо мной картину.

Приземистые толстые башни, островерхие крыши, зубчатые покатые навесы, узкие амбразуры. Пахнуло жильем и свежей родниковой водой. Где-то поблизости журчал ручей, стремительным потоком виляющий среди кочек.

Я спешилась, шурша посохом по густой траве, неспешно направилась к замку.

Азурок… последний оплот Тьмы в этих краях. За спиной среди спутников расслышала нотки оживления. И надежды если не на безопасный приют, то хотя бы на короткую передышку для изгнанников и беглецов. А кем еще эти люди могут быть? Ведь их Эннирия проиграла войну Свету. И мир начал медленно скатываться к гибели.

Впрочем, о чем это я…

Артир за моей спиной пришпорил коня, тот, недовольно фыркнув, двинулся по тропе. Следом потянулись спутники юноши. Доехали до рва, послышался предсказуемо резкий приказ, который никто не поспешил исполнить. Зато посыпались насмешки… Я неспешно двинулась через луг, вслушиваясь в яростную ругань юноши, мечущегося вдоль рва, и в возмущенный гомон его людей. Среди их голосов как-то терялось урезонивающее бурчание Ивера. Все же он был среди моих спутников самый старший и потому, к сожалению, единственный разумный человек. А мальчишки просто не умеют умолять, хотя и смиряются с необходимостью этого.

Подойдя к самому краю рва, я присела на траву. Свесив ноги к воде, принялась привычно выдирать и сплетать травинки. Осыпающаяся с края земля с плеском уходила в воду. Снизу тянуло тиной и подгнившим деревом. Короткая мелкая волна билась о берег и о деревянные опоры, на которые ложился откидной мост.

От стен исходил промозглый холодок, а на высоте среди зубцов крепостной стены раздавались мерные шаги и… да, тихие смешки.

Высокородный мальчишка наконец перестал раздраженно гарцевать у переправы и принялся при поддержке Ивера наводить порядок среди своих спутников. Те присмирели, кто-то перестал грозить всеми немыслимыми божественными карами, кто-то занялся оружием. Совсем юный арбалетчик с тяжелым вздохом спешился и рухнул на траву. Достал из кармана точило и принялся водить лезвием кинжала по пропахшему маслом бруску.

Меланхолично покачав головой, я вздохнула. Все путешественники просто-напросто сильно устали. Бежать из горящей столицы, пробираться через полстраны в темные леса, спасая наследника, и попасть под град насмешек тех, у кого собирались просить убежища. Картинно раскинула руки, задирая голову к верхней надвратной башне. Именно там собрались веселящиеся люди. Стражники?

– Неужели владетель Азурока столь мелочен, что откажет в убежище обездоленным?

Голос взвился ввысь, отражаясь от стен, множась и расслаиваясь, заглушая хохмачей и шелест ветра, ввинтился в небо спиралью. Где-то наверху поперхнулся смешком кольчужный воин.

– Его нет сейчас в замке, – донеслось от ворот.

– Так впустите нас, мы дождемся его решения внутри… или все же придется раскинуть лагерь у ваших ворот?

Бард способен докричаться до бога, что уж о кастеляне говорить. Наверху поднялась суета, прерванная парой резких четких приказов, торопливым топотом, недовольным рыком сторожевого пса, которому отдавили хвост…

Скрипнули высвобождаемыми стопорами барабаны, медленно отпуская лязгающие железом цепи. Хорошо смазанный механизм решетки пришел в движение со звучным гулким бряцаньем, хрустнул, опускаясь на землю, деревянный настил.

Первый всадник, спешившись, осторожно ступил на мост. Дробно застучали копыта, когда усталая вереница пропыленных путников потянулась под низкие гулкие своды, хранящие зябкую прохладу даже в самый жаркий день. Я шла последней, ведя кончиками пальцев по шершавому камню стен. Пахло отсыревшей известью и железом. Шуршала под ногами мелкая песчаная крошка, впереди слышался гомон толпы. А под аркой из кованого металла, за которую я зацепилась рукой, тело обдало колючим ветерком. Магическим. Поежившись, шагнула вперед, продавливая тонкую мембрану. Божественная защита поддалась настойчивой уверенности. Да, я не принадлежу этому темному, но имею право войти. Меня пригласили. Еще шаг, едва слышный щелчок над головой… За спиной опустилась, звонко выбив искру из гранитной плиты, решетка.

Спину обдало холодком. Ловушка… это ловушка. Для немногих выживших последователей Азура и самого бога.

Зачем я здесь?

Впрочем, ловушка была вполне комфортна. Но сидеть среди гобеленов, пропахших пылью и мятой, прислушиваясь к мышиному шороху по углам и к отдаленным голосам хозяев замка, бессмысленно. Оставив Ивера, Артира и прочих уныло располагаться на узких скамьях, я вышла прочь. По дымному коридору, касаясь стоек круглосуточно чадящих ламп, на звук лязгающих где-то клинков. Поворот, еще поворот, мимо двери, откуда отчетливо доносится кухонный аромат и где громыхают медью котлы. Окно, затянутое решеткой, в перекрестьях которой мелодично посвистывает ветер, играя подвешенными амулетами. Перышки на них тихонько шуршат… Посох постукивает по потертым коврам.

Выйдя во двор, я свернула за угол донжона и прислушалась. Звон клинков стал отчетливее, как и резкие покрикивания. Сиплый глухой голос, через слово поминая богов и демонов, раз за разом заставлял кого-то отрабатывать простейшие приемы. С интересом вникнув в неровный ритм ударов и тяжелое дыхание учеников, признала, что сиплый в чем-то прав. Умения здесь не хватает…

Атака, защита, снова атака… ритм сбился, тяжелый топот десятков ног почти заглушил мягкие шаги. Мужчина, хмыкнув, остановился в пальце от коснувшегося земли посоха.

– Продолжайте, – коротко приказал он. – Приветствую, бард.

– Солья, – представилась я, повернувшись к нему лицом.

– Мрак. – Человек звонко щелкнул пальцами.

От него пахло странной смесью звериного мускуса, шерсти и пота.

– Вы начальник здешнего гарнизона? – осведомилась я вежливо, касаясь его руки. Теплая огрубевшая кожа, тонкая ткань потрепанного рукава, будто отлитое из металла запястье.

Мрак согласно хмыкнул.

– Вы позволите воспользоваться вашей площадкой? Мне надо бы… – Я выразительно крутнула посохом, заставив воздух загудеть.

– Милости прошу, – коснулся он плеча, направляя.

Присев, я расшнуровала сапоги, стянула чулки. Босые ступни больно укололись о мелкие камешки. Перехватив посох, медленно обошла круг, приноравливаясь к утоптанной глинистой поверхности, чуть влажной после вчерашнего дождя.

Неритмичное громыхание тем временем утихло, а к затаившим дыхание зрителям присоединились еще двое. Судя по шагам, Ивер и мальчишка Артир. Точно…

– На это стоит посмотреть, – прошептал старший из моих спутников. – И поучиться.

– Да ну… бард! Что она может!

Я улыбнулась. Кое-что могу.

Кто-то поспешно отступил, освобождая дорогу. Я уловила только запах трудового пота и, как ни странно, пекарни.

Пустое пространство, замкнутое между четырех стен, звенело от напряжения.

Итак, разминка…

Первый широкий взмах, длинный выпад, проход у земли, стелясь у самой поверхности. Удар снизу вверх, разворот, по инерции выносящий на край символического круга, прямо на замершего Артира. Перехват, посох взмывает ввысь, ложится центральной частью в левую ладонь, выпад, и снова шагнуть в центр… Чтобы упасть в быстрый, рваный ритм, барабанной дробью обрушившийся на сознание.

А потом я очнулась под затухающую, не слышимую более никем мелодию, с кривой блаженной улыбкой на губах. Медленно опустила руки, в завершающем жесте ткнула посох в землю. Транс окончательно схлынул.

Чем хорош посох – с ним можно делать все что угодно. В плане приемов. Я с ним, например, танцую.

– Научите! – неожиданно раздался над ухом знакомый молодой голос.

И Артир едва успел увернуться от резко двинувшегося назад шеста.

– Чему?

– А вот так… вертеть.

– Ну-ну… если пожелаете, молодой айе.

– Пожелаю.

– Тогда – ученическую клятву, – выдвинула я требование.

Все прочие затаили дыхание. Это немыслимо. Высокородный наследник – в ученики к барду! Наследник упрямо засопел, придвинулся ближе. Хрустнул коленями, опускаясь на землю, и с надеждой, звенящей в голосе непролитыми слезами, начал ритуальный зачин.

Пять ударов сердца спустя я превратилась в мастера.

Ивер только вздохнул и принялся что-то говорить, пытаясь перекрыть разрастающийся восхищенно-удивленный шум голосов, но неожиданно замолк. Молчание разлилось по двору молочно-белыми густыми волнами. И особенно четко ощущались чьи-то шаги. Всей кожей, через пятки. Я сосредоточенно нахмурилась. Земля будто вздрагивает под ногами, ластится, признавая своего хозяина, легкие, едва заметные потоки силы чуть покалывают кожу. Вот как замок отзывается на присутствие владетеля, осененного божественной благодатью.

Я аккуратно опускаю посох, разворачиваюсь.

Вслушиваюсь в воцарившуюся тишину. Вежливо киваю куда-то в пространство, ощущая колыхание наполнившегося легким ароматом лесных трав воздуха.

Хозяин обходит меня, я следую за ним.

И кажется, он недоволен.

– Почтенная айе Солья, – сказал он, и я судорожно вздохнула. – Вы просили об убежище?

Этот голос. Обычный спокойный голос, чуть хрипловатый. Не высокий, не низкий; не глубокий, не тонкий… Только почему от него по спине мороз дерет, а в животе горячий клубок скручивается?

Сглотнув, кивнула:

– Это так, и прошу прощения, что отвлекла ваших людей…

– Не стоит. – Владетель качнул головой. Я прямо-таки всей кожей ощутила это движение. – Им полезно узнавать новое. Еще же – позволите ли познакомиться с вашим мастерством? Все же интересно, чему вы будете учить моего младшего родича.

Поклонившись, я скрыла легкую улыбку. Меня приняли в замке, а значит, и ученика не выгонят. И спутников наших. Первая ступень пройдена. Последний оплот Азура полон. И теперь надо проследить, чтобы ловушка не оказалась для нас смертельной.

Но голос, голос… Завораживает. Отвлекает, притягивает, манит сладкой бездной, идеально резонируя с моей сущностью.

Одернув странные мысли, прислушалась.

Кто-то крикнул:

– Шест владетелю Кирану!

Перестук, легкое движение воздуха.

И мужчина протягивает мне на вытянутых руках посох, предлагая ознакомиться с качнувшимся в ладонях оружием. Проведя по гладкому дереву, оплетенному внахлест кожаным ремешком, я согласно кивнула. Этот чуть тяжелее моего, из твердого северного хвоя, под стать владетелю, который едва не на голову меня выше. По длине – равный.

Отступив на шаг, я поклонилась и выжидающе замерла. Упершись концом шеста в землю и чуть склонив голову, сосредоточилась на владетеле. Вот он занял позицию напротив, отдал поклон…

Я едва успела подставить древко, парируя стремительный удар. А дальше все слилось в единый вихрь. Свистящий, с силой взрезаемый воздух, звонкие удары дерева о дерево, сипловатое дыхание и биение крови в ушах. Какой там танец! Все силы уходили только на то, чтобы не попасть под мощную атаку. Киран не сдерживался, раз за разом пытаясь пробить возведенный мной щит. Он был сильнее, быстрее и опытнее. Уже начали подрагивать запястья, а осторожное кружение вот-вот готово было превратиться в позорное отступление, когда все кончилось.

На пару мгновений сойдясь в жестком клинче, мы раскатились в стороны. Замерев атакующим драконом, я настороженно вслушалась. Владетель Киран встал, посох глухо стукнул о землю.

– Отлично. – В его голосе послышалось веселье. Меня отчетливо передернуло. По коже вновь пробежала волна мурашек. – Вы вполне можете позаботиться о себе, айе Солья.

Разумеется, могу. И не только о себе. Для того я здесь.

Поднявшись, церемонно поклонилась и сквозь ряд восторженных почитателей, – состоящий, кажется, из всего гарнизона замка, – двинулась в сторону кухни. Аппетитнейшие запахи свежей выпечки и жаркого долетали даже сюда, перебивая все прочие, не столь приятные.

Ну что ж, война войной, а обед – по расписанию.

Иногда только это меня и спасает. В смысле насмешка над собой и над жизнью, которую я веду. Все эти короткие фразочки, всплывающие порой в сознании, мало кому понятные шутки, псевдофилософские выражения служат как бы флажками на границе, отделяющей меня от творящегося внутри и снаружи сумасшествия. И я стараюсь ее не пересекать.

И музыка, конечно же музыка.

Рассвет я встречала на крыше надвратной башни. Держась обеими руками за зубцы, сидела на парапете и подставляла лицо ветру и лучам восходящего солнца. Черепица откоса врезалась в спину, ноги упирались в узенький карнизик. И мысли в голове бродили мрачные, никак не соответствующие зачинающемуся дню, который, судя по свежему ветру, несущему с гор прохладу, будет просто отличным.

Я половину ночи бродила по замку, поражаясь бдительности его стражей, вплавленному в камень благословению темного бога, внушительным арсеналам и общей спокойной уверенности в способности справиться с любой проблемой. Я даже, ловко избегая владетеля, обошла замок по кругу, по стене. Надежный оплот, спаянный кровью и плотью древних договоров и самой земли, отдавшей этим людям часть своей основательности.

Замок дышал жизнью.

Как, как он может пасть? Я вздохнула.

Боюсь, предательство и не такие орешки расковыривало.

И потому я ждала. Лишний сторож владетелю не помешает. Да и жаль будет лишиться ученика. Сегодня состоится всего лишь первый урок.

И он оказался для юноши сплошным разочарованием. Я не воин, я бард. И всегда была им. Потому и начала учить не размахиванию мечом и даже не кручению посоха, а правильному дыханию.

Печально усмехаясь, я вывела сонного, но экипированного практически как на войну Артира на площадку. Задумалась на миг, подняв голову к ясному небу, подставляя лицо ласковым осторожным лучам солнца. Рассвет неторопливо разгорался над горизонтом. Было тихо и свежо, пахло сладкой сдобой, вдалеке слышалось щебетание птиц, на конюшне фыркали обихаживаемые лошади. Юноша недоуменно хмыкнул, картинно положил руку на эфес короткого меча.

– Не спеши, – попросила я, обходя ученика. – Снимай камзол и сапоги.

Пожав плечами, тот подчинился. Шелестнула бархатная ткань, звякнули железные пряжки.

– И оружие.

Меч и два кинжала легли на землю рядом с одеждой.

– Теперь… – Я задумчиво качнула головой. – Не спеши, не задавай вопросов. Слушай. И постарайся почувствовать дыхание здешней земли. Вдохни глубоко. Ну же!

Приказ подстегнул все еще не понимающего происходящее Артира, и он старательно засопел.

Поморщившись, попросила:

– Глубже. Еще. Животом работай.

В общем, через некоторое время взмыленный, как несшийся галопом конь, юноша, едва не падая в обморок, по стеночке удалился в сторону кухонь. У него даже не было сил возмущаться. Я же, пребывая в довольстве, планировала следующий урок. Упражнение со свечкой, проверка дикции… Хм…

Погрузившись в мечтания, неспешно двинулась вдоль стены, ведя по шершавому камню кончиками пальцев. В смешении запахов не сразу выделила владетеля, практически неслышно нагнавшего меня сзади. Вздрогнула.

– Вы очень уверенно взялись за своего ученика. – Голос его пролился мягким освежающим бальзамом. – Справитесь?

Странная забота в завораживающих нотках. Не о мальчишке, обо мне.

– Это мой первый, но… справлюсь, конечно. Хватило бы времени.

– Мы постараемся вам его предоставить. – Резко развернувшись, владетель быстро куда-то ушел.

Хвостом за ним потянулся шлейф пряного аромата. Смесь легкого, едва заметного березового дыма, прогоревшей лучины и возжигаемых в святилище благовоний заглушала даже запах оружейной смазки.

Я горько хмыкнула. Иллюзия мира рассыпалась. Настроение полностью испорчено. Время… нет его. Нет. Ведь ни один бог этого мира не заинтересован в сохранении равновесия. Даже тот, который сейчас гибнет. Тот, у которого остался один-единственный высший посвященный.

Весь оставшийся день до вечера я провела в святилище, разговаривая с богом. Мой монолог раздраженным эхом метался по полукруглому залу. Звуки дробились, отражаясь от мозаичных стен.

Гладкие, прохладные на ощупь кусочки образовывали сложный выпуклый узор из кругов и квадратов. Одну за другой я зажигала благовонные палочки, и к концу дня голова кружилась от смеси приторно-сладких и горьких ароматов. Но я упрямо сидела среди клубов дыма, задумчиво поглаживая отполированное дерево скамьи и грея руки у масляной лампады.

Прохладный воздух, сочащийся из щелей в полу, коварно заползал под одежду. Мысли разбегались. Поежившись, я встала, обошла святилище, ведя рукой по стене. Тихо проговорила приветственный канон, поглаживая камни и обводя тонкий силуэт Азура. Ладони кольнуло силой.

Теперь, когда ты здесь, пообщаемся.

Голос мой звучал странно. То глухо, будто из бочки, то звонко взмывая ввысь… Контролировать тембр не получалось.

Зато выговориться мне удалось.

Азур, темный бог, повелитель оборотней, властелин лесов! Неужели ты надеешься отсидеться? И думаешь, что выживут твои последние верующие? Свету не откажешь в методичности. Его подданные прочешут все от и до и найдут скрытый твоей силой замок, и не поможет ни один полог тайны. Чего ты ждешь?

Или… уже ничего? Устал, отчаялся? А как же девиз, вырубленный над входом? «Надежда не умирает»?

Смирился с поражением? А как же твои люди! Они-то точно обречены без твоего благословения, каким бы слабым оно не было!

Ты последний темный бог, едва ли не во всем этом мире. Разве возможно представить, что случится с ним, когда ты уйдешь? В какую бездну он скатится, подталкиваемый лишенным противовеса Светом? И насколько быстро? Впрочем, это будет сладкая месть, не так ли? Но на редкость бессмысленная.

Так, может, еще поборемся? За жизнь, за своих людей, за мир?

Что же ты молчишь? Трусишь? Я, бард Солья, желаю поговорить с тобой.

Не смей бросать своих, Азур. Не трусь, как последний предатель. Встань завтра рядом с нами. Я тоже буду с вами, помогу. Не оставлю, прикрою спину. Спою победу иль поражение, никто не будет одинок.

Надежда не умирает.

Ночь окутала затихший замок туманом. Он медленно поднимался от воды, шаг за шагом скрывая стены. Влажные, пахнущие тиной и грязью извивающиеся змеи цеплялись за выступы карнизов, заползали в узкие бойницы, гасили фонари. Те тоскливо и жалобно шипели, исходя прогорклым дымком.

Сидя в широком оконном проеме, за пыльной бархатной портьерой, я вслушивалась в ночь. Было немного стыдно за учиненную в святилище истерику. Или это был скандал вроде семейного? Да и услышал ли Азур меня…

Так или иначе, я здесь, и я сделаю что должно ради сохранения всех жизней, оказавшихся сейчас под крышей Азурока.

А ночь пела об опасности. В шелесте листвы отдаленного леса слышалось предупреждение, в щелях частого оконного переплета сквозняком посвистывал страх. Двор, на который выходило окно, был пуст и тих. С надвратной башни доносилось мерное позвякивание цепей, раздавались шаги стражи.

Напряженно, до гула в ушах, вслушиваясь в темноту, я пыталась понять, что так меня тревожит, не давая уснуть. Будто заноза какая-то в душе засела и дергает, дергает, дергает, расширяя кровоточащую ранку. Печально выдохнув, я аккуратно сползла с подоконника, отодвинула портьеру, подняв тучу сухой пыли. И, кашляя, по стеночке двинулась наружу. Зябко передернувшись, закуталась плотнее в плащ. Почему так холодно? Даже руки заломило.

Скользя призраком по сонным коридорам, отсчитывала время. Сколько еще мгновений тишины осталось?

У дверей большого каминного зала задержалась, положив ладони на дерево. Из щели тянуто теплом от разожженных березовых дров, горячего камня и чуть приперченного красного вина. Слышались голоса. Разговор шел о планах на будущее, судя по интонациям – печальным. Кто там? Киран, ученик, еще люди. Зайти погреться? Поколебавшись, я резко отдернула руки и практически выбежала во двор. Лишний раз встречаться с владетелем Азурока я не хочу. И не буду… Пусть это и выглядит как трусость, бегство. Особенно мое сегодняшнее кружение по коридорам в попытках избежать владетеля. Его голос вносит слишком сильное смятение в мою и так неспокойную душу. У меня есть долг.

И меня ждет не дождется крыша надвратной башни. Сколько времени осталось до рассвета? Трижды негромко брякнула рында, обозначая смену караула.

Неторопливо поднимаясь по узкой наружной лесенке, пыталась понять, что же не так? Ну что? Скрипнув зубами, зло пристукнула кулаком по перильцам. Прижалась к стене, пропуская мимо замерзших, бряцающих амуницией стражников. Кивнула на вежливое приветствие, пожелала спокойного сна. Это прозвучало почти насмешкой, потому что от всех троих вполне отчетливо пахло горьким бодрящим чаем, которым они, похоже, заправились по самые брови.

«Не так, не так, не так», – стучало сердце в такт торопливым шагам. Взбежав на внутреннюю стену, я чуть отдышалась. Присела на широкий каменный парапет. Прижав руки к груди, глубоко вдохнула, отрешаясь от реальности. В легких резко кольнуло. Я дернулась, обежала полукруглый каменный бок, подскакивая к наружной стене. Вцепившись в шершавый камень, свесилась вниз, силясь различить… хоть что-нибудь. Ах ты ж…

За стенами замка воцарилась неестественная тишина. Не везде. А как бы расширяющимся от ворот клином, упирающимся в лесную опушку. Я дернулась было вниз по ступеням, но поздно!

У основания башни громыхнуло, звякнуло, раздался чавкающий звук погружающегося в тело железа, и истерично завизжали стремительно раскручивающиеся барабаны подъемного моста. От удара его о землю содрогнулась земля.

На миг страх затмил сознание.

Звонко ударил тревогу медный колокол и тут же захлебнулся. Распахнулись, ударившись о стены и отлетев обратно, двери главного входа, донесся грохот из казарм.

Внизу кипела схватка, в узком проходе звенели клинки, и ночную свежесть стремительно перекрывал аромат крови. А кто-то медленно, но неуклонно поднимал решетку.

Я метнулась к наружной стене, подхватила брошенный впопыхах посох, ощущая разгорающуюся в запястьях боль. Просыпались мои Оковы, дающие порой силу и возможность видеть. Пропев в темноту «ре» нижней октавы, сжалась, ожидая отдачи. И она пришла.

Нота заметалась по лугу, отражаясь от невидимых стен, все набирая и набирая громкость. Она резонировала, заставляя дрожать камни под ногами. Миг спустя раздался оглушительный хлопок, будто гигантский парус сложился на ветру. Затылок резануло болью. А подозрительная тишина на подъемном мосту заполнилась криками людей, звоном оружия и топотом множества копыт. Машинально начала пересчитывать всадников, но опомнилась и, пошатываясь, побрела к лесенке.

Надо…

Я потерла ноющие запястья и посмотрела вниз.

Во дворе кипело сражение. Волна на волну схлестнулись люди в темных и светлых одеяниях. И пока неясно было, на чьей стороне перевес. Темные вроде теснили нападавших к воротам, где образовался водоворот из кричащих людей, ржущих перепуганных лошадей и стремительной стали. Нападающие теряли преимущество, спешиваясь. Добровольно? Нет… Лошади, пересекая незримую черту, будто с ума сходили, пытаясь сбросить седоков.

Так, и что? Вот он, ключевой момент?

Тряхнув руками, закованными от кисти до локтя в стальные наручи, я перехватила посох и вспрыгнула на парапет. Присев на корточки, взялась за середину обмотанной кожаным ремешком рукояти, напружинилась, краем глаза замечая, как наливаются золотистым светом сквозь рукава насечки на сковывающих запястья обручах.

В беспорядочной сумеречной схватке я нашла тех, кто был мне важен. Владетель на острие атаки уверенно теснил противника, взрезая сутолоку водоворота, одного за другим безжалостно спешивая тех, кто сумел укротить роняющих пену коней. Оруженосец прикрывал ему спину, а рядом, яростно и отчаянно отмахиваясь коротким клинком, вертелся Артир.

Идиотский мальчишка! Куда же он лезет? Герой!

Я тихо простонала. И как, как я должна защитить ключевой объект в этой бессмысленной свалке? В ушах стрельнуло болью, стало горячо, по шее потекла струйка крови.

Небо затопило белое пламя. С шипением, заглушившим шум сражения, с неба водопадом полились обжигающе горячие божественные звезды. А им навстречу, отбросив меч, вскинул руки владетель, вздымая в воздух тонкий полупрозрачный сумеречный полог. В воздухе дохнуло близкой грозой.

Вокруг Кирана расчистился пятачок свободного пространства, искрящего силой, куда из круговерти с облегчением вывалился мой первый ученик.

От моего пронзительного возгласа ближайшие звезды разлетелись искристым фейерверком, расцветив разноцветными отблесками темные камни башен. Все остальные ручейками стекли по воздвигшемуся куполу за стены, с шипением подняв в воздух тучи пара из мгновенно вскипевшего рва.

Позади звякнули о камни крючья штурмовой лестницы.

Да чтоб вы заживо сварились!

Не оборачиваясь, отмахнулась цепью Оков. Кончик золотистой плети шарахнул по дальнему парапету, оставляя широкую выбоину. Взвизгнули осколки камня.

Я смотрела вниз.

Внизу, у основания стены… В пространстве, расширявшемся вокруг обратившегося к темному богу высшего посвященного… Взвихрился воздух, и из серебристого смерча вышагнула высокая фигура. Прямо за его спину.

Мир затаил дыхание. И мгновение растянулось в бесконечность.

Владетель только начал оборачиваться; оказавшийся ближе всех Артир, вывернувшись из-под чьего-то удара, рванулся вперед в отчаянной попытке прикрыть родственника.

Из вихря выступила вторая, закованная в доспех фигура.

Но в очерченный Кираном контур, превратившийся в ловушку, не мог прорваться никто из его людей.

Клинок в моих руках неслышно запел, заливая все вокруг золотистым сиянием. Оковы Равновесия окончательно пробудились.

И я прыгнула вниз. Без единой мысли, на выдохе, крепко зажмурившись.

Удар о землю вышиб из меня весь воздух, колени подогнулись. Но сила привычно подхватила, сглаживая инерцию, не давая упасть и переломать кости. Теплая рукоять клинка, едва не выпавшего из ладони.

Я огляделась.

Не на землю приземлилась. По губам зазмеилась тонкая усмешка. Ах равновесие… удача на моей стороне.

Резко свистнув, клинок оборвал жизнь того, на кого я обрушилась. Под сапогом хрустнула застежка вмятого в тело доспеха. Разворот, толчок. И Артир улетел в гущу схватки, в объятия Ивера. А меч в моих руках уже запел смертоносную песнь, сталкиваясь с блистающей сталью Света. Под глухим шлемом не видно лица противника, да и зачем? Голова уже отлетает прочь, фонтан крови бьет из обрубка шеи.

Владетель полоснул по мне взглядом, развернувшись, и продолжил движение. Взвихрились пепельные волосы. Он снова вскинул руки, воздвигая в проходе незримую стену и ею выдавливая ломящихся вперед врагов. С хрустом и скрежетом, безжалостно ломая и раскалывая доспехи и тела людей и животных.

«Выдыхай, – приказала я себе жестко. – Выдыхай! Даже если тебе удалось заглянуть в глаза собственной судьбе! В темные, почти черные глаза с вертикальным зрачком на узком скуластом лице».

Клинок запел в моих руках, я скользнула вперед, безжалостно жаля тех, кто не попал под пресс Кирана. Меня окутывало угасающее золотистое сияние. Зрение уже почти исчезло, происходящее мельтешило перед глазами, то вспыхивая яркими картинками, то наполняясь первозданной Тьмой. Атака, шаг назад, назад, назад… Пятясь и выстраивая перед собой щит из серебристой стали и свистящего воздуха, я уперлась в стену башни.

Сознание снова заполнили звуки и запахи. Кровь, боль, страх и торжество пахли пеплом и грязной тиной. Крики, приказы, хрип умирающих людей… В подлой схватке нет красоты и гармонии, только смерть и слезы.

Прижавшись к камням, я нащупала дверной проем. Ловя последние отголоски медленно угасающей силы, еще успела заметить в последней вспышке ви́дения, как высокая фигура будто потекла, переплавляясь из человеческой в звериную. Волчью. Стремительной тенью метнувшуюся вперед.

Обитое железными полосами дерево подалось назад за моей спиной, и я провалилась в тишину. Гулкий звук захлопнувшейся двери, заметавшись по помещению, оборвал шум царящей снаружи неразберихи.

Проведя рукой по влажным камням, нащупала задвижку. Та со щелчком встала на место после первого же толчка.

Глубоко вдохнув, я двинулась вперед. Пахло сыростью, чуть ржавым железом и дегтярной смазкой. Ну и кровью, куда сейчас без этого.

Запнувшись на неровном полу, я растянула губы в невеселой улыбке и, развернувшись, скользнула вдоль кладки, возвращая меч в ножны. Щелчок, и вновь путь привычно разведывает верный посох. Прямо, прямо, прямо, поворот. Что-то мягкое под ногами. А на стене – гладкий холодный рычаг, заклиненный обломком кинжала.

Чуть дальше на влажной стене я нащупала узкую щель, прикрытую заслонкой. Обдирая пальцы, сдвинула ее в сторону. На меня хлынули звуки. Глухие стоны, шорох пытающегося ползти человека, крики, плач, неразборчивые проклятия, скрежет клинка о чью-то кольчугу. Уверенные шаги десятка людей. Они прошли по коридору и замерли на мосту, с щелканьем взводя арбалеты. Тихий разговор зачищающих длинный проход стражников. Короткие уверенные приказы кастеляна. И отдаленный хоровой проникновенно-злобный волчий вой вперемешку с ржанием и криками… Оборотни в лесу гоняют светлых.

Чего или, вернее, кого я жду во влажной тишине надвратной башни? Тут важно быть честной хотя бы перед самой собой. Оставаться здесь нерационально, глупо и неудобно, куда правильнее было бы подняться на башню и оттуда изучить окрестности. Но ноги словно приклеились к полу. И нет ни сил, ни желания двигаться, будто из тела вытянули всю силу.

Я жду владетеля Кирана, хочу услышать его шаги, его голос, убедиться, что он в безопасности, в стенах замка Азурок. Мой оборотень… Это похоже на одержимость. Я буду наблюдать издалека, помогать, когда подскажут Оковы.

И я не рискну подойти ближе. Потому что боль ухода становится только сильнее, если ты оставляешь позади тех, к кому привязался. А уходить придется, рано или поздно… Когда мир перестанет шататься на краю пропасти, достигнув равновесия.

Но не сейчас!

Привычка к терпеливому ожиданию, выработавшаяся за годы и годы служения, никогда не подводила. Вот и сейчас зябкая прохлада, пробирающаяся под одежду вместе с запахом прогорклого масла и смазанного кровью железа, заставила поежиться. Мысли же продолжали выстраиваться четкими рядами.

Забавные иногда вещи происходят. Вот и сейчас тоже. Владетель был тем оборотнем, попавшим в ловушку совсем недавно. Высший посвященный. Значит, это была не простая ловушка, а божественная. Я его освободила. Он оказался мне должен. И разрешил остаться мне и моему ученику под крышей замка. Как все сложилось…

Пойди все чуть иначе, не было бы здесь меня, владетеля, Артира, и Азурок бы бесславно пал.

Вот она, кромка равновесия во всей красе. Умение пройти по грани, не скатившись вниз, – самое главное в моей службе.

А жизни, смерти, чувства… Не принимаются во внимание, кроме тех, что нужны на кромке.

Но все же это лучше, чем пустота безвременья. Да и выбора особого нет.

Шаги я расслышала мгновенно, легко вычленив их из ровного деловитого шума. Волчья неторопливая рысь, тихое клацанье когтей по камням, внушительный рык, после которого суета стала еще более деловой.

Все в порядке, все у тебя будет в порядке, владетель. Я прослежу.

Это только начало.

Под скрип поднимаемого моста я покинула башню.

– Пора, – прошелестел ветер.

– Пора, – согласно кивнули макушками сосны.

– Пора, – пропела, огибая пороги, бурная речка.

– Вам пора выступать. – Владетель Азурока поднялся из-за стола, подзывая служанку.

Та подскочила, звонко стуча каблучками по каменным плитам, и принялась собирать со стола посуду. Фарфор, стекло и серебро мелодично позвякивали друг о друга.

Артир встал следом, его чуть резковатые, нервные движения выдал шелест ткани. Плотная материя камзола едва ли не хрустела. Буркнув что-то неразборчивое в качестве согласия, он покинул зал, слишком четко печатая шаг.

Один за другим вставали и расходились по делам друзья и соратники, обеденный зал терял жилой дух, возвращались на время покинувшие помещение легкие прохладные сквозняки, подлинные хозяева пустых комнат этого замка.

Бесшумно растворились слуги, унося с собой остатки трапезы. В камине угасал огонь, потрескивали, разваливаясь на угли, поленья, смолистый аромат плыл по воздуху, свиваясь кольцами, в трубах едва слышно завывал ветер.

Я же так и сидела на подоконнике, вслушиваясь в дребезжание бронзового переплета, мелко дрожащего под ударами непогоды, в тихий шум мелкой мороси, второй день сыплющейся с неба, и далеких птичьих криков.

Шершавые камни холодили спину, старая портьера собралась складками в ногах, тяжелой волной стекая вниз с карниза до самого пола. Потертый бархат щекотал ладони.

«Действительно пора», – решила я. Пора. Десять лет прошло, десять лет уже и мы, и мир балансируем на кончике иглы, надеясь не сорваться в пропасть. В Азуроке подросло новое поколение, Тьма едва-едва оправилась от поражения, начала набирать силу, медленно и осторожно расширяя границы герцогства.

Свет время от времени безрезультатно пробовал на прочность полог и отступал. Темный бог неспешно наращивал мощь, ведь посвященные ему продолжали рождаться на окружающих замок землях и дальше. И все мы, стражи Азурока, ощущали это мгновение…

Фыркнув недовольно, я соскочила с подоконника, осторожным касанием расправила портьеру и, ведя по холодной стене кончиками пальцев, побрела в оружейную.

С каких это пор про темных я говорю «мы»? Бестолковая обмолвка и весьма показательная. Мне уже не хочется уходить отсюда, хочется же устраивать перепалки с поварами, гонять по кругу Артира, выросшего во внушительного статного мужчину с кошачьими повадками, слушать голос моего герцога…

С каких это пор «моего» герцога? Вот уже почти десять лет, но только в мыслях.

Ветреный коридор, два десятка ступеней вниз, витые деревянные перила, отполированные за много лет руками хозяев и слуг. Звонкие каменные плитки под ногами, по галерее гуляет туда-сюда эхо. Сквозь щели в ставнях просачивается влажный воздух, морось оседает на стенах запахом прелой листвы, потрескивают фитили масляных светильников.

Щелкнув по ближайшей стеклянной плошке, прислушалась к глухому звяку. Полная, н-да. Кастелян порядок блюдет.

Кончики пальцев, поднесенных к огню, согрелись, кровь побежала быстрее, и печаль отступила, затаившись в глубине сознания.

Действительно, пора собираться.

Замерев у приоткрытой двери, я прислушалась.

В пропахшей маслом, кожей и железом оружейной громыхали старыми кинжалами и потертыми щитами трое мальчишек. Этих привела в замок лично я, совершенно случайно выловив посреди столичной ярмарки пару лет назад. Столица конечно же была совершенно другой страны – не разоренной и до сих пор не восстановленной Эннирии. Джориной война тоже не обошла стороной, но все же немного пощадила, ибо у власти изначально была династия светлая и вырезать всех поголовно темных не посчитали нужным. Ведь не посвященные в веру выжившие и их дети пригодятся в поденщиках и батраках.

Ребята оказались сиротами, беглецами и жили, перебиваясь воровством и попрошайничеством. И все трое считали, что это лучше, чем горбатиться с утра до ночи в полях и садах победителей. У меня они решили стащить кошель, но увы… На звонкие голоса парочки, дерзко распевающей на углу частушки, я не повелась и старшенького за руку поймала на горячем, можно сказать. И метку ушедшего темного бога разглядела очень четко. Тогда я поразилась, как кто-то из адептов Света не заметил, но позже поняла, что им нет до них дела. Боги этих ребят были мертвы.

Другое дело – посвященные от рождения Азуру. Этих приходилось спасать, часто прямо из-под носа королевской стражи. Выкрадывать ночью, выкупать из батраков, ломать ошейники и цепи. Тьмы опасались, поверженный, но так и не добитый противник страшил.

И загнанная в угол крыса становится опасна, а тут целый бог…

Неслышно скользнув внутрь, я прокралась вдоль стены, пересчитывая деревянные занозистые стойки и развешанные на них клинки, булавы и кинжалы.

Кашлянула.

Звяканье и заговорщицкий шепот тут же прервались, запахло паленым волосом.

– Солья, – протянули хором ребята, подкрадываясь ко мне.

Шелестели по камням босые ноги.

Шагнув вперед, я раздала каждому по подзатыльнику, перехватывая светильник у одного и набор метательных ножей у второго. Третьего поймала за шиворот дорожной куртки.

– И где вы сейчас должны быть? – встряхнув нарушителей, цыкнула зубом. – Непорядок! Быстро на кухню, живо, живо!

И, подпихивая упирающихся мальчишек, двинулась к выходу. Мимолетно коснувшись остриженных волос на макушках, провела по ребрам, заставив младшего хохотнуть, прихватила за запястье старшего, тянущегося к стойке с кинжалами, и вытолкала наконец всех в коридор.

– Ну, Солья-а… – тянули паршивцы хором.

Азур, ну до чего они худые! Все еще. Далаир их что, не кормит?

– Пошли, пошли! Нед, Тед, Тир, – начала я привычный нуднеж, добавив в голос гнусавости, – я вам сколько раз говорила, чтобы не смели лазить в оружейную в одиночестве. Кроме того, из замка вас не выпустят, и не надейтесь. Пусть вы хоть десять раз взрослые, пока ответственности не научитесь, ни в какой лес не пойдете!

– А…

– И в деревню тоже ходить запретят! Именем владетеля.

Ребята дружно застонали.

До кухни добрались без потерь.

Утрамбовав неразлучную троицу за маленький угловой стол, я вслушалась в деловитую суету готовящегося ужина. Прихватила пробегающую мимо повариху.

– Лир, – всегда узнаю ее по неровной из-за неудачно сросшегося перелома походке, – дай нам взвара, будь добра.

Та согласно угукнула и, выдернув расшитый рукав из моей хватки, побежала куда-то к шкварчащим плитам и пылающим жаром печам. Аромат свежей выпечки кружил голову. Надо бы с собой что-нибудь взять.

Присев на край стола, я задумчиво примолкла. Затихли и ребята, сбившись в кучку, словно мокрые воробьи. Глубоко вдохнув и вытащив из ножен один из клинков, начала:

– Вы, конечно, изнываете от скуки и считаете себя достаточно взрослыми, чтобы выйти за пределы полога. Но подумайте, прошу! – Лезвие скользило между пальцев, порхало вокруг ладони, ложилось на запястье. – Мы все еще балансируем на кончике иглы, противостоя в одиночку целому миру. Вы же желаете рискнуть ради развлечения, не задумываясь о последствиях. Вас ведь придется спасать…

Развернувшись, я перехватила у Лир тяжелый поднос, осторожно опустила на стол. Звякнули кружки. Составив тарелку с пирогами, пахнущими капустой и маслом, разлила взвар, придерживая пальцем край горлышка.

Пригубила терпкий теплый напиток, выискивая знакомые запахи. Сушеные яблоки, старый шиповник, малина, смородина, дикая вишня, пряные травки с замкового огорода.

– Вот что я скажу. Сейчас сдам вас Иверу.

Дружный страдальческий стон был мне ответом.

– Да-да, ему. Но это временно, а по возвращении, кстати, уходим мы сегодня в ночь, я займусь вами лично. Договорились?

Молчание было мне ответом. Прокашлявшись, я звучно брякнула кружкой о столешницу.

Старший, Тед, вздохнул и буркнул:

– Хорошо, Солья, мы это… тебя дождемся.

– Вот и договорились. – Подхватив пару пирожков и перевязь с ножнами, я двинулась на выход, лавируя между поварятами. В дверях обернулась: – Лад, отличные ножи подобрал, спасибо.

– Эй, эй, куда! – донесся до меня возмущенный крик.

К закату дождь притих. Напоенный влагой воздух глушил звуки, прижимал к земле запахи жилья, людей, дороги, наполняя мир вокруг ароматом елея, которым умащивают дары в святилище.

Один за другим мои спутники миновали арку ворот, двинулись к лесу.

Я тронулась следом.

Тихо лязгали цепи на барабанах, скрипели мореные доски, фыркали недовольно кони. Чуть дальше, у плещущегося водой рва, о чем-то шептался с герцогом Артир. Я в стороне вытаптывала траву, медленно вышагивая вокруг придорожного каменного столба-тотема.

У кромки леса ждала разудалая пятерка всадников, моя охрана, компания, порой в прошлом не брезгующая грабежами на дорогах разоренной Эннирии. Особенно они любили храмовые обозы и отряды городского ополчения. У них, разумеется, были счеты со светлыми. А однажды бывшим стражам развоплощенного Невиса не повезло наткнуться на Ивера, давней осенью отправившегося проведать родню. Или повезло. Воин был в хорошем настроении и убивать незадачливых разбойников не стал. И привел неудачников в Азурок живыми.

Да, пригнал хлыстом по спинам, но все же! Все пятеро прижились в деревне, запрятанной в предгорьях, присягнули герцогу и порой выполняли некие особые поручения, что доставляло им огромное удовольствие. И повышало благосостояние.

Один из них, Трин, даже женился после особо удачного рейда, в замке сейчас воспитывался его мальчишка, неуклюжий шумный разрушитель всего сколько-нибудь ценного. «Синеглазый монстр, – жаловалась на него прислуга. – Весь в отца». Насчет глаз не знаю, но голосом и живостью он явно пошел в мать, Джаю, – волчицу, самую громкоголосую оборотницу герцогской стаи.

Нас сипло окликнул старший пятерки, Редвин. В сознании всплыл образ – вечно простуженный голос, меховой жилет и анисовая пастила от болей в горле. Для него и его людей нынешнее путешествие – просто развлечение, легкая необременительная прогулка. Проводить туда-обратно да в пути и на месте оберечь от неприятностей. Мне предстоит более сложное дело.

Стоит поторопиться.

Я нетерпеливо двинулась по дороге, таща за собой лошадь. Вот кому больше всех не нравятся ночные вылазки. Я же порой только ночами и выбираюсь в лес, проветриться и вслушаться в песню этого мира, все еще замершего на грани падения. Но сегодня надо не просто прогуляться с волками, а пересечь невидимую границу и выйти из-под полога Азура, а с рассветом ступить на главный Северный тракт.

Мы отправляемся на турнир.

Мой ученик наконец закончил разговор. Я не вслушивалась в содержание, привычно наслаждаясь звучанием. Голос владетеля по-прежнему действовал на меня неподобающе. Даже за три дюжины шагов я легко разбирала малейшие интонации, отвлекалась, падая в пропасть мечты.

И вот опять! Едва не пропустила краткое колебание эфира и легкую дрожь темного полога, проскользнувшую по спине волной мурашек.

Все верно, Киран приглушил лежащее на нас благословение бога-покровителя, дабы раньше времени Свету не стало ясно, кто и зачем приехал на турнир.

Да не на простой рыцарский турнир, а на Большой королевский, включающий и состязания вольных бардов всех стран.

В нем придется принять участие. Солья Свирель представит взыскательному слуху высокородной публики своего единственного ученика.

Артир готов, уверена, а вот я…

Но оковы тянут меня на юг, интуиция герцога и странное чувство сродства с Тьмой бывшего принца зовут туда же, явственно подстегивая поторопиться. А Азур предостерегает от опасности. Пусть и слабый, прикованный к последнему святилищу, он все еще бог. И он чувствует что-то… Шанс, порой мне кажется, он чувствует свой единственный шанс.

Жизнь и смерть танцуют на кончике иглы, старательно выдерживая равновесие.

В общем, мы едем, потому что другого способа взглянуть на королевскую семью Ирсы глазами Тьмы не существует.

Передернувшись, я взобралась в седло и двинулась вперед, привычно считая шаги и правя на звяканье сбруи Нэшановой лошади. Тот привык украшать узду медными чеканными бляшками с древними оберегами, а потому при движении напоминал звонкий ксилофон.

Ночной лес был полон звуков. Мелодия дикой чащи сливалась из птичьего гомона, стрекота насекомых и отдаленного воя диких волков. Ветер трепал листву и одежду, гонял по тропе ошметки травы. Ритмично стучали копыта, тихие голоса спутников сплетались с шелестом ветвей. Сама собой начала складываться мелодия. Флейта. Скрипка, немного печально. Барабан… еще скрипка, нет, альт…

Осторожное прикосновение буквально выбросило из сосредоточенности.

Вздрогнув, я резко развернулась, хватая нарушителя за руку. Нащупала витой браслет с большим гладким камнем в зубчатой оправе. Раздраженно рыкнула:

– Ар-ртир! – и влепила подзатыльник, для чего пришлось привстать на стременах.

Ученик почти рассмеялся, я прекрасно расслышала его сдавленное фырканье.

– Простите, айе Солья, – выдохнул он.

– Паршивец, настрой сбил. – Ссутулившись, я расслабленно прилегла на шею лошади.

– О, мои извинения. – В голосе бывшего принца, а ныне короля в изгнании добавилось искренности. – Но дядя просил вам передать…

Шуршание, звяканье.

Я протянула руку, в раскрытую ладонь легла полоска мягкой ткани. Плотная, гладкая, удивительно прочная атласная лента, расшитая по краям затейливым узором. Жесткая нить, наверное, золотая, складывалась в завитки и спирали, а на концах закручивалась во что-то невообразимое. Сквозь путаницу нитей, однако, прощупывалась вышитая гладью личная эмблема владетеля Азурока – волчья голова в профиль.

– Это сигналка. Если надорвать кончик, айе Киран почувствует и попытается открыть портал. Азур позволит одно перемещение.

– Двустороннее? – Я ласково погладила расшитый атлас.

– Да. – Артир вздохнул. – Надеюсь, не понадобится.

– Надежда – глупое чувство, – машинально ответила я, прикладывая ленту ко лбу и завязывая узлом на затылке.

Короткие волосы неаккуратно встопорщились, длинные концы пощекотали шею, но я только улыбнулась.

Это же подарок, почти настоящий. И нить, и ткань закляты на крови того, к кому должно уйти сообщение, и лично им, последним посвященным темного бога, иначе бы создание амулета наподобие того, что десять лет назад привел сюда светлых, не было бы возможным. Теперь, если что, и мы сможем преподнести сюрприз.

Спасибо…

Я поторопила лошадь, аккуратно обгоняя пятерку бывших стражей и ученика. Не стоит им видеть моего лица, мечтательная улыбка барда не настолько интересное зрелище, чтобы им делиться. Это мое, только мое.

Северный тракт тянется через всю Эннирию на юг, до самой Ирсы, там превращаясь в Столичный. И никогда не пустует. Поэтому появляться на дороге лучше ранним утром.

В последний раз пригладив волосы, я проверила одежду. Рубаха из плотной ткани, дорожный плащ, куртка. Засапожный нож, посох. Все простое, без вышивки и украшений, практичных немарких цветов. Только сапоги дорогие, замшевые, с тиснением на голенищах, со звонкими набойками и жесткими витыми шнурами, затягивающимися на лодыжке.

Потянув за поводья, свободной рукой раздвинула кусты, выбираясь на тракт. Артир вылез следом, аккуратно отпуская упругие ветви на место. Пыльная листва с шелестом расправилась, прохрустели под ногами сучья. Ученик прошелся по траве, ступил на дорогу, потоптался. По плотно уложенным плитам пошел гул. Глухо громыхнули копыта, звякнули стремена.

Взобравшись в седло, бывший принц предложил:

– Я поеду вперед, – и хмыкнул, перехватывая кошель. – Благодарю.

– Да не стоит, – заметила я, улыбнувшись куда-то в пространство. – Это на всю поездку. На двоих.

– Но…

– Мы скромные барды, Тир. – Напомнив о реальности, я поднялась, потянулась, крутнула посох и резко опустила на дорогу.

Заинтересованно прислушавшись к долгому переливчатому эху, не обратила внимания на то, как Артир исчез, двинувшись на юг. Только веселая песенка взметывала в воздух стаи птиц и поднимала с лежки волков и кабанов. Самостоятельный стал!

Вообще-то ученик здорово изменился за прошедшие годы. Давно исчез избалованный, истеричный и капризный мальчишка. Сейчас меня сопровождал молодой мужчина, невысокий, приятной, но обыденной внешности, по большей части весьма серьезно относящийся к жизни, но порой становящийся абсолютно безбашенным. Властный, удачливый и, как оказалось, талантливый, он перенял от оборотней, с которыми много общался, мягкую крадущуюся походку, манеру хищно щуриться на небо и звериное чутье. Как это случилось, понять невозможно, но в результате из Тира получился отличный интуит.

Артир с гиканьем унесся дальше по дороге.

Да, я научила его дышать, петь и играть на десятке инструментов, вслепую кружить с шестом и мечом, неслышно танцевать вокруг противника, творить гармонию и разрушать мрак, но нервы мои он виртуозно терзает самолично.

Не люблю ездить верхом.

Свистнув, подозвала кобылку, на редкость флегматичное создание из конюшен герцога. Подхватила повод, потрепала по шее, проверила переметные сумы, подпруги и нащупала стремя.

Подтянулись, утвердились, двинулись.

На чем я остановилась? Скрипка, флейта, барабаны, альт…

Мелодия неторопливо вела меня по дороге, мимо проплывали деревья, кусты, потом, когда солнце начало припекать макушку, лесные прелые и влажные ароматы сменил суховатый травяной запах некошеных полей. Откуда-то потянуло дымком. Можжевельник, ольха, малина, мята, бузина… В придорожном трактире работала коптильня.

В благостный ритм рождающейся песни ворвался неровный топот. Босые ноги часто-часто шлепали по пыли, следом тяжело грохотали подкованные ботинки, неслись раздраженные хриплые вопли. Прокуренный голос обещал тяжело дышащему беглецу все муки ада, если…

Подавшись в сторону, я нагнулась и легко подхватила за шиворот сипящего мальчишку. Перекинула через седло, придерживая брыкающиеся ноги, провела по спине, пересчитывая ребра под грубой домотканой рубахой, кончики пальцев кольнуло, едва я коснулась тонкой цепочки на шее.

– Дурачок, – шепнула на ухо затихшему ребенку и выпрямилась, вытягивая вперед руку: – Приветствую.

– Эх-кха, – выдал мне прокуренным голосом преследователь, замирая в паре шагов от морды лошади.

Глубоко вдохнув, я ощутила запах пота.

– Что в столь погожий день подвигло вас на недостойную такого внушительного человека торопливость?

– Эт, пар-ршивец!

Мальчишка у меня на коленях дернулся, пытаясь выскользнуть.

– Да? – чуть склонив голову, уставилась я в пространство.

– Паршивец мой, батрачонок! Опрокинул кувшин змеиного клея на гостя!

– Не на моего ученика, надеюсь? – Тишина. Я улыбнулась. – Солья, бард.

– Ниран, Вер Ниран.

– Очень приятно, айе Ниран. Так вам помочь доставить беглеца?

– Да-да, был бы очень благодарен, айе Солья.

– Так пойдемте. – Придержав рвущегося прочь мальчишку, я поторопила лошадку. – Самое время перекусить.

Первым, кто встретил нас у ворот трактира, был Артир.

Едва слышно напевая старинную балладу, он неспешно правил о ремень дорожный кинжал, прислонившись к столбу. Шуршание и вжиканье почти заглушало чье-то сопение.

– Вот видишь, все в порядке с твоим братом, никто его в канаве не утопил.

В ответ на резонное замечание сопение стало только громче и печальнее.

Вздохнув, я спустила вниз закаменевшего мальчишку, спешилась и, перехватив посох, шагнула в ворота. Концом привычно нащупала створки и не промазала. Скинула поводья подскочившему конюху.

Так. Шагаем. Ровный утоптанный двор, короткий тычок Тиру и его молчаливому собеседнику, три ступени. Обойти лужу из медленно разъедающего доски клея. Дверь.

Ученик шел следом, замыкал короткую процессию хозяин, волочащий своих поденщиков.

Обслуживали нас под свист розги, доносящийся с кухни, что не лишило аппетита никого из гостей. Наказания батраки получали регулярно, и если переживать о каждом отстеганном работнике, можно с голоду умереть. К тому же это будет их последняя порка.

Я занялась копченой дичью, привычно вычленяя среди разговоров интересное и важное. Новости, сплетни и слухи порой оказывались более полезными, чем все тайные документы…

Купцы слева обсуждали растущие цены на ткани. Я мысленно усмехнулась. Здешний лен все больше хиреет без благословения темного, потому и дорожает товар.

Двое в углу спешили на турнир, собираясь не участвовать, а поправить денежные дела путем банального грабежа, у входа сидел, потягивая теплый взвар, Редвин, старательно оттирая от подметки остатки змеиного клея. Вот на кого эта гадость попала. Хм…

Коснувшись руки Тира, старательно обгрызающего кость, я спросила:

– Метку на детях заметил?

– Угум‑с. – Ученик шумно сглотнул. – Это новенькие, из Исоры.

– Скажи Реду, пусть выкупает мальчишек.

Мимо плавно прошествовала разносчица, позвякивая бокалами, расставленными на подносе, и обдавая нас ароматом мяты и лугового василька.

Из раскрытых дверей кухни дохнуло боярышником и свежей зеленью для жаркого, а в двери, распахнув створки едва ли не пинком, ступил, позвякивая шпорами и галунами, паладин Света.

Пожалуй, мы здесь задержимся ненадолго. Я задумчиво потянула из рукава флейту.

Три баллады спустя мы двинулись дальше, оставив Реда препираться с хозяином насчет темных мальчишек, а паладина, вызванного в свидетели, нависать над ними, порыкивая и угрожая мизерикордом.

Дороги и дни тянулись ровной нитью, сплетаясь и размывая границы. Погрузившись в то особое состояние внутреннего сосредоточения, я почти перестала обращать внимание на окружающий мир, позволяя телу самостоятельно выполнять заученные движения. Разум же блуждал в воспоминаниях, перебирая драгоценные жемчужины и простую речную гальку мелодий, складывая и изменяя, пытаясь выбрать самое безупречное решение и стараясь не забыть, что этот турнир будет дебютом Артира. Игра на сей раз для него, я только на подстраховке.

За этими мыслями я не заметила, как была пересечена граница и Столичный тракт довел нас до Ириссы, столицы Ирсы.

Пустырь перед крепостными стенами встретил ударной волной шума. В какофонии криков, грохота и ржания, эхом гуляющей между каменных башен, можно было потеряться.

На несколько мгновений людей накрыло мелодией светлого гимна. Благословение на миг придавило к земле, заставляя склонить голову. Но резонирующий звук, отражаясь от стен, рассказал мне все необходимое.

Мимо строящихся трибун и подмостков, через размечаемое командой поденщиков и шумным распорядителем батальное поле к раскинутым поодаль шатрам. Хлопали расправляемые полотнища, на натянутых до звона канатах трепетали, пощелкивая, вымпелы. Выставив руку, я поймала край бархатного флага, пробежалась кончиками пальцев по вышивке. Согласно табели о рыцарских рангах на турнирах, подобных этому, во внешнем круге шатров располагаются незнатные участники, обладатели железных шпор и простых пустых гербов. Говоря о табели бардовской, какой бы то ни было порядок искать в ней не имеет смысла. Основной принцип только один – кто наглее и смелее, тот в центре.

Так что, отложив размышления, я просто двинулась за Артиром, без труда прокладывающим дорогу среди бивачной суеты. Его вел раздражающе диссонансный гитарный наигрыш, пробивающийся даже сквозь громыхание доспехов. Отшатнувшись от едва не вышибившего из седла штурмового копья, я разминулась с верховым оруженосцем, недовольно шипящим ругательства.

Обернулась, дернув его за ворот, рявкнула:

– Я больше слов знаю! – и шлепнула его понурую кобылу по крупу, зажав между пальцев кусок пряжки.

Лошадка взвилась на дыбы, раздавшийся позади грохот упавшего копья, а затем и в голос кроющего всех и вся всадника добавили какофонии приятную нотку.

Я чуть улыбнулась. Иногда хочется расслабиться и сотворить какую-нибудь глупость. Хотя бы такую.

Нырнув следом за Тиром под полог шелкового праздничного шатра, привычно выставила вперед ладони, споткнулась о длинные ноги гитариста, терзающего инструмент у самого входа, и плюхнулась на потертые бархатные подушки. Ученик занял место за спиной, мрачно вздыхая.

Это почти традиция: бард из Режины всегда сидит в дверях, я всегда о его ноги спотыкаюсь, хотя конечно же могу и переступить. Но имею я право на причуды?

– Приветствую, Риан. Что нового здесь?

Тот отложил шестиструнку, задернул полог, отсекая царящий снаружи бедлам.

Руки привычно подхватили разъездную доску и стило, отметили на тонком воске день прибытия. Мы последние, как обычно. И разумеется, на подмостки выйдем в самом конце. Артир довольно хмыкнул, я согласно кивнула. Будет больше времени на знакомство с королевской семьей.

А вот вслушиваться в интриги, бурлящие среди бардов, не было ни желания, ни необходимости. Потому где-то полсвечи я просто дремала, отрезав сознание от гула голосов, только изредка вылавливая звонкий говорок Тира, снующего среди коллег.

Развалившись на подушках, методично наглаживала вышивку, перебирала осыпающийся бисер, тихо переговариваясь с Рианом, кивала знакомым, из вежливости подходившим для формального приветствия, и неподвижным взглядом буравила затянутое дымком от курящихся благовоний пространство.

Политика в лице нынешнего старшины гильдии, тяжеловесного представительного старика, восхитительного баса Джеильо, пришла ко мне сама. Он присел рядом, обдав ароматом ванили, приветственно коснулся моей руки натруженной ладонью.

– Надо поговорить, айе Солья, – шепнул Джеильо на ухо, щекоча щеку пышной гривой. От него пахнет тимьяном и тревогой, толстые пальцы перебирают четки, деревянные бусины со щелчками передвигаются по витой нити.

– Хорошо. – Я согласно кивнула, поднимаясь. – Только давайте выйдем проветримся.

От благовоний кружилась голова. Опершись о тканую стену, я чуть приостановилась. Мерзкое состояние!

Деловой разговор начался с неожиданного и опасного вопроса:

– Солья, куда ты дела выкупленного у Квила подмастерья?

Я поперхнулась, выпрямилась, хватаясь за запястья, окольцованные браслетами. Те спали. Нервно дернула скрытые ножны.

– Тише. – Старшина перехватил руку. – Дальше меня это не пошло.

Я резко выдохнула. Хорошо, хорошо… Какое, демоны его побери, совпадение! Единственный ребенок, которым занималась лично три года назад, совершенно бесталанный постреленок с меткой Тьмы, отданный с торга за бесценок в цирковую труппу. Никто, кроме меня, барда, не мог бы его выкупить. И вот поди же! Докопался старшина, хотя и с Квила обет был взят, и труппа уже давно распалась.

Но что отвечать? Джеильо, вопросительно глядя, замер и чуть приобнял меня за плечи, лишая маневра.

Ох, только бы охранители не вмешались.

Расслабиться!

– Мир не без добрых людей, не все так уж безжалостны к темным детям, – аккуратно высвобождаясь из обманчиво мягкого захвата, проговорила я. – А барда из него все равно не вышло бы, а так пристроила на ферму, живет себе, огородничает.

Всё – чистая правда, Джеильо ведь к ней чувствителен, ложь и недоговоренность чует безошибочно. И сам не врет никогда, и не стесняется других окоротить, если что почует. Безмерно уважаю этого смелого и принципиального гильдейского судью. Но секреты разглашать не буду. Права такого не имею.

– Большего не скажу, и не давите.

Старшина согласно хмыкнул и заметил:

– Выспрашивать и не собирался, а вот о содействии попросить рискну.

Я склонила голову:

– Рада буду помочь.

Дорожный посох неспешно постукивал по булыжной мостовой. Позвякивал прицепленный к навершию колокольчик. Купленный в музыкальной лавке медный малыш с простой гравировкой в виде подковок должен был нести удачу.

Сегодня фортуна улыбнулась малышу, рожденному под сенью темного бога, его деду, не пожелавшему, подобно матери, отказаться от родной крови, да еще Нэшану, вынужденному отправляться обратно в Азурок в компании годовалого младенца.

Возможно, повезло и мне, потому что иметь в должниках старшину гильдии очень полезно. Сейчас эта мысль была отложена в самый дальний уголок разума. Я просто отдыхала. Недолгое пребывание в центре шумной стройки неожиданно сильно меня утомило. Голова по-прежнему побаливала от благовоний, в ногах скопилась тяжесть, словно на лодыжки нацепили колодки.

Старею, кажется…

Широкая тропа петляла между садов и рощ столичного предместья, среди каменных и деревянных особняков. Тихий район медленно накрывало густым пологом вечерней прохлады, густо замешенной на аромате цветущих осенних роз. Где-то заливались лаем псы, скрипело колодезное колесо, перекрикивались дети. Звякали алебарды охраны.

Приятное местечко, куда редко заглядывают чужаки, прекрасно подходящее для того, чтобы растить детей. Жаль, что одному так не повезло. Придется малышу при кормилице, да в глухой лесной деревушке…

Встряхнув головой, вновь заставила назойливые мысли убраться на самое дно сознания.

Странные какие-то они. Завистливые и злые, что ли? Материнский инстинкт проснулся, кажется. Точно, старею.

С едва слышным шипением один за другим начали загораться масляные фонари, потянуло горьковатым дымом. Под ногами утоптанная земля сменилась брусчаткой, а затем и каменной мостовой. И, свернув, я вышла на тракт.

Так… Крутнув посох, развернулась и бодро зашагала в сторону раскинувшихся поодаль шатров.

Сегодня, в первый день турнира, не происходило ничего интересного. На поле с энтузиазмом раз за разом сшибались рыцари большого круга, порой даже пренебрегая полным облачением. Но лязг и грохот все равно стояли оглушительные. А уж радостный рев толпы простолюдинов, едва не проламывающих ограждение в полном восторге от редкого зрелища… С дороги звук казался чуть приглушенным из-за накрывающего пустырь тончайшего полога беззвучия. Прикосновение к нему заставляло передергиваться от холода. Казалось, будто ледяных сосулек за шиворот кто-то насовал.

Сам полог мешал ориентироваться, смазывал звуки, запутывал направления, ловил отражения слов, и казалось, что я нахожусь в тоннеле с зеркальными стенами. Вокруг меня гуляло эхо. И надвигающуюся сзади кавалькаду я заслышала далеко не сразу. Конский топот, бряцанье сбруи, скрип кожи и медоточивая придворная разноголосица застали врасплох.

Вздрогнув, я отшагнула в сторону, нащупывая посохом обочину. Нога поехала на скользкой траве, и, с чавканьем съезжая в канаву, я ощутила, как сжимаются на запястьях золотые оковы, наливаясь силой.

Балансируя на склоне, всмотрелась в проходящую мимо кавалькаду. Гвардия, разряженная в пух и прах, сверкала галунами в лучах заходящего солнца, кортеж из придворных дам и кавалеров на тонконогих породистых скакунах окружал парадный королевский выезд. Голубой и бежевый, геральдические цвета династии, серебряные цепи Света и темное кружево скованной силы.

Король – обрюзгший тиран, бледная, надменная королева и их дочь. Девушка, почти девочка, черноволосая и синеглазая, тонкая, болезненная. На вид покорная, но пылающая внутри. Ее силу прикрывали и сковывали цепи паладинов, не давая дару развернуться. Поджав губы и глядя куда-то в пространство, прямая, словно палка, едва шевеля запястьями, принцесса правила своей пегой лошадкой. Она выглядела словно преступница, ведомая на эшафот.

Похоже, принцесса жила через силу, на износ, замерев на грани в неустойчивом равновесии.

Сколько ей лет было, когда кончилась война? Семь, может быть? Еще слишком мала, чтобы получить предназначение или избежать плена, но достаточно взрослая, чтобы понимать происходящее.

А предназначение у нее есть. Тьма вокруг нее густая, яркая, живая, трепещущая прижатым к телу шлейфом. И серебряные оковы наверняка причиняют боль, хотя имеют вид легких и тонких витых браслетов с алмазами.

О, Азур, почему ты, бог, так любишь иносказания? Впрочем, ты не хотел давить и предопределять исход, да? Ну, тут я особо вариантов не нахожу. Именно без вариантов, девочку надо забирать.

Проводив взглядом кавалькаду, пересчитала паладинов охраны и, опершись на посох, вспрыгнула на дорогу. Притопнув, бодро двинулась к шатрам.

Пора, пора просыпаться. А то совсем раскисла.

Старею, да?

– Не дождетесь, – задрав голову, пообещала бездонному ясному небу.

Не дождетесь.

У трибун, где разжигали на пробу дымные плошки с ведьминым огнем, велось обсуждение парадного выезда королевской четы. Я не вслушивалась в экспрессивное выступление распорядителя и в мерный, словно маятник, голос кого-то из придворных. Редкие равнодушные реплики его величества тоже не вызывали интереса, как и щебетание фрейлин с королевой.

Прислонившись к опорному столбу, обтянутому грубой мешковиной, и аккуратно настраивая старую гитару Артира, я вслушивалась в иные голоса.

Принцесса, глуховатый сдавленный тенор, странно не соответствующий ее внешности, словно отпечатавшейся в памяти. Трое бардов помоложе, пара учеников и Артир, допущенные в раздавшийся в стороны круг охраны, дабы развлечь ее высочество.

Я вслушивалась не в слова, но в интонации, в шорох ткани, в чужое дыхание. Сквозь вязь слов проступал, словно барельеф, эмоциональный диалог.

Безнадежность, усталость.

Уверенность, обещание.

Удивление, надежда.

Легкая ласка, клятва.

Благодарность.

Ученик мой, ты великолепен.

Голос принцессы наливается жизнью, она тихо смеется над чьей-то шуткой, щелкает веером. Один из кавалеров, помедлив мгновение, кружит ее в изящном пируэте. И все мужчины, дружно склонив головы, молят о милости.

Для единственного, лучшего из лучших, победителя будет великой честью принять венок из рук прекраснейшей из прекрасных, милостивой из милостивых, добрейшей из добрейших принцесс.

С полученным ими лукавым согласием они, весело переговариваясь, расходятся, оттесняемые бряцающей железом стражей из круга избранных.

Принцесса гаснет, словно свеча. Снова в голосе усталость, смирение, непонимание, печаль.

Артир идет ко мне, четко печатая шаг.

Подтянув его поближе за шнурки распущенного камзола, резким жестом оборвала оправдания и прошептала на ухо:

– Тебе придется постараться выиграть турнир, ученик.

Наши руки мимолетно соприкоснулись, и, придержав Артира за рукав, я заложила за потертый саржевый обшлаг записку. Сложенный вчетверо листок был вдоль и поперек исписан затейливыми комплиментами и пожеланиями, а где-то между строк затерялась просьба о встрече.

– О да.

– Сам выбирай музыку, это твой дебют.

– Я уже выбрал, – тронув струны переданной ему гитары, заметил будущий бард.

Я уловила в его голосе новые, смутно узнаваемые обертоны.

– И какую же? – спросила задумчиво, перебирая в памяти оттенки эмоций.

Удивленно и печально хмыкнула. Себя я ловила на таких интонациях, когда осмеливалась говорить вслух о чувствах… Себя.

– Балладу о принцессе Инея, – выдохнул Артир напряженно.

– Она тебе понравилась, – шепнула я в ответ, имея в виду ее высочество.

– Да. И действительно сильна, хотя и нуждается в помощи… Мы просто обязаны, – Артир зачастил, глотая слова, – ее тьму убивают, и мне кажется, это не просто тьма, а что-то большее. Когда стоишь рядом с ней, такое чувство… – Он задумчиво цокнул языком. – Немного напоминает то, что я ощущаю рядом с дядюшкой. Солья, она правда красива, и ее надо спасать.

Знаю. И кого ты уговариваешь, мальчишка, полный смятения и азарта? Себя или меня? Конечно, мы будем вытаскивать посвященную, хотя и не планировали устраивать беспорядков.

Я согласилась:

– Что ж, это, вероятно, судьба. И твой выбор. Я внесу в программу балладу. Иди уже, распевайся.

Понятливо кивнув, бывший принц растворился в суете последних приготовлений. Ловя его легкие шаги, я позволила себе на пару мгновений задуматься о превратностях судьбы, любви и равновесия. Бессмысленное и бесполезное дело. Стоит заняться делами.

Стоя за кулисами, глубоко и мерно дышу, поглаживая лаковую флейту. Сегодня моей помощницей будет она, а не верная свирель, которая незаслуженно считается плебейским инструментом. Артир стоит рядом, ловя отголоски куража, уносящиеся ввысь вместе с последними нотами веселой разудалой плясовой, обзываемой придворным «танцем давно исчезнувшей Стахии».

Меня же занимает решение задачи с пятью неизвестными. Баллада о принцессе Инея предназначена для оркестрового исполнения. Флейта, скрипки, альт, барабаны, клавиши – и не только они. В классическом придворном исполнении важен голос солиста, оттеняемый сложной полифонической мелодией. Но здесь и сейчас… Как бы я не гордилась учеником, до разработанных годами тренировок талантов ему далеко, а значит… Значит, только удача, только вдохновение, только сила.

В конце концов я бард. Со мной сегодня на сцену не выйдет оркестр, но можно заставить зрителей поверить в то, что он есть.

Сжав руку на запястье Артира, почти выволокла его на сцену, отдернув атласную занавесь. Поклонилась коротко, отступая назад и вслушиваясь в хрипловатый голос герольдмейстера, представляющего нас.

Шепнула:

– Ты справишься. Пой для нее. Смотри на нее, дыши ею. Живи ею. Заставь ее поверить.

Ученик глубоко вздохнул, успокаиваясь.

Нога в сапоге с мягкой подметкой начала выбивать такт.

Трибуны привычно затихли, только чужое дыхание и густой аромат смеси благовоний, облаком накрывавший сцену, выдавали присутствие зрителей.

Пять, четыре, три, четыре, два аккорда в третьей четверти.

Начали.

Это твой дебют, Артир.

Мелодия затопила пространство, ясный голос взвился тугой спиралью, и я отступила в тень, позволяя себе слиться с декорациями.

Заставь их поверить…

Музыка, рожденная воображением, ворвалась в реальность.

Зарокотали барабаны.

Зарыдали скрипки.

Сплела изящную вязь флейта.

«Говорят, прекрасна царевна живет…»

И перед нами раскинулся целый мир. Завороженные, зачарованные и замечтавшиеся люди словно погрузились в иную реальность. Туда, где разворачивалась легенда, где творилась история, где любовь побеждала зло и благородство еще не было пустым звуком.

А я безуспешно пыталась изгнать из памяти, казалось, давно забытую мелодию. Но пальцы все так же непослушно вплетали в плавный напев резкие сильные аккорды.

Баллада от этого хуже не стала.

– Пора, – прошептала я на ухо Артиру и выскользнула из набитого празднующими бардами шатра в пыльные осенние сумерки.

Моего отсутствия никто не заметит, потому что все барды уже изрядно пьяны. От вина и от радости за победителя. Несмотря на все гильдейские дрязги, эта радость чиста, потому что в каждом из нас, даже в самом скучном придворном менестреле, горит искра истинного таланта. А он согревает и очищает душу, хотя бы ночью, хотя бы ненадолго, хотя бы чуть-чуть.

И я не хотела уходить, действительно. Редкий момент общности, ощущение единства, семьи, ратующей за свое удачливое дитя…

– Это ради всех вас, ведь в конце концов Света без Тьмы не бывает, а проследить за этим – дело Равновесия… – пробормотала я, ныряя в плотную даже на ощупь тень.

Воздух слово загустел, опускаясь на землю сметанной пеленой.

Раскинувшийся на пустыре городок был тих. Перед завтрашней свалкой спали рыцари, оруженосцы, слуги. Дремала стража у потрескивающих костров, фыркали у коновязи лошади. На трибунах для простолюдинов расположились похмельные плотники. Дружный храп прекрасно глушил мои шаги, запах их перегара даже перебивал аромат ночных тубероз, ровные ряды которых тянулись вдоль одной из городских стен.

Их запах, разносимый легким ветром, мутил разум и рассеивал внимание.

Я, не скрываясь, скользила по обочине дороги, перетекая из тени в тень. Под ногами шелестела подсохшая трава, по стене неспешно, бряцая железом, брели сторожа. Одуряюще пахнущие цветы стелились под рукой шелковой волной, шипы бессильно скользили по голенищам сапог.

Две дюжины шагов – и под пальцами проступают очертания каменных блоков фундамента. Прохладные, гладкие, без щелей.

На миг задумавшись, я подхватила с пояса «кошку».

Еще немного времени, чтобы отмерить веревку и дождаться смены караула.

Треххвостый стальной крюк раскрутился и взлетел, тихо звякнул, впиваясь в настил.

В своей вечной темноте я мягко улыбнулась.

Не нужна для авантюр сила, достаточно умения. Не обязательно видеть, достаточно ощущать. Не обязательно знать, достаточно слушать внимательно.

На выдохе, начали.

Взбежать вверх, перекинуть веревку, соскользнуть вниз, незаметно просочиться сквозь неаппетитные трущобы и более респектабельные, залитые ароматом свежей выпечки районы, сквозь мостовые внутреннего кольца, сыграть в прятки со стражей в дворцовом парке…

В ритме быстрого южного танца, раз, два, три, разворот среди тонких стволов, раз, два, три, мимо клумб, по гравийной дорожке, вдоль забора, ведя по гладким доскам кончиками пальцев.

Переждать обход в каменном гроте, где в подставках курились сандаловые палочки. И застыть у калитки, напряженно вслушиваясь в живую дышащую темноту, привычно обнимающую меня за плечи.

А теперь подождем. Послушаем.

В узкой декоративной нише стояла изящная мраморная статуэтка. Юная танцовщица, воздевшая вверх руки, занимала едва ли половину пространства. Так что я все ж втиснулась рядом. Задумалась.

Уходить придется быстро, так или иначе. Не прячась, по прямой, на одном везении. Значит, слушаем, запоминаем.

Мерные шаги стражников, шуршащих сапогами по гравийным дорожкам, складывались в график патрулирования. Шелест ветвей и аромат цветов – в план обширного ухоженного парка. Крепостные стены, ворота, двери и распахнутые ставни дворцовых пристроек нарисовались под скрип петель и звон цепей. Запах свежей выпечки подсказал, где живет прислуга.

Впрочем, внутренние планы дворца не особенно нужны.

А точный план парка никак не получится узнать. Не думаю, что мою звонкую распевку в ночи гвардия и паладины примут как должное. Но разведанного достаточно.

В точно назначенный момент за стеной послышались легкие шаги. Заполошное, нервное дыхание, шуршание атласных юбок, едва заметный флер ромашек, тихое звяканье серебряных браслетов. И ощущение сдерживаемой, напряженной силы, стремящейся вырваться на свободу и разорвать, сокрушить, уничтожить обидчиков.

Так…

Я буквально видела, как Тьма, почуяв свободу, рвется сквозь оковы. И она не пожалеет ни носителя, ни ее окружения.

Пора…

Да.

Мир замер в точке равновесия. На кончике иглы. Куда качнется.

Тишина. Мы словно заключены в большом пузыре, принцесса у калитки и я в нише за стеной.

– Есть здесь кто-нибудь? – Страх и решительность в голосе.

Ее руки ложатся на прутья решетки, надавливая.

Я помогу.

Шаг в сторону, вперед, впиваясь золотящимся взглядом в бледное личико.

Губа нервно закушена, в глазах – отчаянная надежда.

Мои руки ложатся на прутья рядом. Слова тихой мелодией скатываются с губ:

– Владетель Азурока нижайше просит вас почтить его дом своим присутствием.

Это должно быть ее и только ее решение. Такова воля Равновесия. Только добровольно и осознанно принцесса может шагнуть во Тьму.

– Да, – выдыхает девушка. – Да!

И дергает калитку.

Петли пронзительно скрипят.

Я шиплю, резко перехватываю тонкие запястья, буквально выдергиваю ее высочество через щель, оставляя на стене клочья светлого тонкого шелка.

Плохо, что светлого.

– Побежали.

Оковы мои наливаются огнем. Сила струится по пальцам, сжимающим руку девушки, обжигает нежную кожу. Звенят браслеты. Принцесса чуть вскрикивает, но серебро, оплетенное золотом Равновесия, затихает.

Я чувствую, как начинает утекать отмеренное нам время.

Неслышными тенями мы петляем среди деревьев, ветви послушно уклоняются, сминаются розы, где-то теряются легкие туфли принцессы. Она охает, но, стиснув зубы, продолжает бег.

Мы – ветер сегодня, шелест в траве, скрип в ветвях, безумие в цветах.

Забор. Чужие шаги.

Обхватив принцессу за тонкую талию, я подбросила ее вверх, перекидывая через острые пики. Оставив на них еще пару клочьев, девушка неловко приземлилась. Я взлетела следом миг спустя.

Рывок, бег сквозь город, пролетающий мимо размазанными пятнами домов и парков. Угрюмая городская стена. Стоп.

Положив руки на камни, я ощутила, как натянулся светлый сторожевой полог. За спиной застыла, тяжело дыша, юная принцесса.

– Как тебя зовут?

– Нисса…

– Ты молодец, Нисса. Хватай меня за шею. Сзади. Крепче.

«Кошка», пропитанная силой, взметнулась ввысь. Со звоном вгрызлась в камень.

Вверх.

Полог затрещал, вновь нагрелись и зазолотились, начиная оживать, мои оковы.

Вниз.

Не хватает веревки.

Прыжок.

С громким треском рвутся охранные чары, принцесса мучительно кричит, падая на землю, изгибается, терзая запястья, на которых вздуваются волдыри ожогов. Серебро плавится, стекая на землю тонкими струйками.

Сжав горящие руки, пою.

Мелодия дерет горло, обжигает губы, но ложится на кожу девушки ледяным покровом, ярко сияющим в темноте. Голубой, синий и лиловый переливаются на коже. На лицо падают мертвенные блики, но я вижу, как бьется жилка на шее Ниссы. Хорошо.

Конец ознакомительного фрагмента.