Продавец впечатлений
(Оревуар!)
Когда яркое солнышко подкатилось к обеду, главный редактор провинциальной редакции жадно так закурил и тупо уставился в единственное окно его редакторского кабинета. В окне он увидел гусей, что клином улетали на юг, а ниже скамейку, на которой была кем-то вырезана суровая надпись: – «Здесь было убито жестокое время…». Главный редактор иногда выходил из своего душного кабинета, чтобы в одиночестве посидеть на скамейке, подумать, и раскинуть мозгами на тему: – Как сделать так, чтобы редакция стала известной, и прогремела бы на весь мир! Со всеми вытекающими отсюда последствиями… За много часов проведённых им на скамейке, редактор всю её изучил до мельчайших деталей, не раз садясь и приклеиваясь штанами на свежевыкрашенную поверхность. Скамейку всегда красили в желтый цвет, а это был цвет именно осени…
Главный редактор курил крепкие сигареты, и вот, в очередной раз глубоко затянувшись, снова глянул в окно, где почему-то увидел красивую яхту, что качалась на океанских волнах… Да! Эта яхта была – его!!! А ни чья-то другая… Ещё ему виделась белоснежная вилла и счёт в банке в долларах, нет, не с шестью, а с девятью цифрами… Главный редактор ещё раз глубоко затянулся, встряхнул головой, и опять устремил взгляд в окно, где яхта пропала, а вместо неё опять появилась скамейка, что была цвета осенних листьев. Он как-то подметил, что именно осенью, дела у редакции становились неважными, а то и вовсе негодными. Книги издательства мало читали, а именно осенью их просто не покупали, кредиты платить было нечем, кредиторы из банка грубо звонили и грозились порвать на мелкие тряпки.
– Вот найти бы такого писателя, что был бы пока неизвестен, но очень талантлив, мы б его встретили, как полагается, заключили бы договор, и книги б пошли миллионными тиражами! – снова глубоко затянулся главный редактор.
Нет! Вы себе представляете, он нашел этого автора, что пишет романы, им был, пока ещё никому не известный Василий Марайский! Нет! Это был не просто писатель, это был непризнанный гений, это был новый Толстой, что своими романами просто разил наповал! Главный редактор созвонился с Марайским по телефону и договорился на завтра о встрече в издательстве, но беда была в том, что его, главного редактора завтра не будет в издательстве по важным причинам. Его вызывают в банк кредиторы, где будут внушать последнее предупреждение по кредиторской задолженности с последним предупреждением, иначе опишут издательство до последнего картриджа и туалетной бумаги.
Когда на дворе грянул кризис, этот автор был последней надеждой на лучшее…
Когда-то в издательстве было много народа, но после всех сокращений остались лишь двое, он, главный редактор и его заместитель, то бишь, младший редактор по имени Михаил, которого главный редактор всегда недолюбливал и звал его, не иначе как Михуил.
Михаилом был молодой паренёк, очень горячий и совершенно без опыта жизни. М-да… А главному время уже запорошило виски. Михаил же всегда верил в успех, а успех, это умение двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма до последнего вздоха.
– Смотри, Михуил! – начал давать инструктаж главный редактор. – Завтра приедет Марайский, прими его как положено, а мне нужно быть в банке, кредиторы просто задрали, чтобы им пусто было потом, как нам пусто сейчас. Грозятся всё описать до последнего карандаша… Чаем автора напои, похвали, хорошие гонорары пообещай, одним словом сделай так, чтобы он не уехал в Москву! – распаляясь, стукнул главный редактор кулаком по столу. – Если уедет в Москву, прощай все наши надежды на светлое будущее – достал валидол из широких штанин главный редактор. – Если уже не уехал… А то нам только останется, впечатления продавать! – проглотил таблетку главный редактор.
Михаил сразу всё понял, слова главного по нему били кнутом…
– А как он выгляди-то? Этот писатель? – спросил Михаил. – А то приходят тут всякие, только время теряешь, пороги зря обивают…
– Да откуда ж я знаю, как выглядит? Главное, чтобы – приехал! Это ж писатель, наверное выглядит – Во!!! – опустил сверху вниз две руки главный редактор. Чай не замухрышка какой, раз пишет романы. Смотри у меня Михуил, если ты это дело угробишь, дворником пойдёшь подметать, если возьмут, в нашем городишке работы нет ни-ка-кой! А здесь такой шанс появился! Гляди мне!!! – выпускал пар главный редактор. – А то будет нам яхта и вилла с шампанским! И кредиторы!!! Одним словом, если сделаешь что-то не так, я тебя за-ду-шуууу… – хлопнул дверью главный редактор.
* * *
На завтра чуть свет в издательстве появился представитель энергосетей и с каким-то таким ядовитым фальцетом, стал спрашивать: – Когда вы оплатите долг за электроэнергию? Иначе отключим как неплательщиков! – чем с утра испортил настроение Михаилу. Потом пришла страшная дама солидного возраста с большой родинкой на носу, что от любви просто пылала. Она требовала опубликовать её стихи за счёт редакции. Михаил лениво начал читать…
Где ты живёшь сейчас, мой милый,
Скажи, я вся соскучилась…
Но вот сейчас с тобою квиты,
Ведь наша жизнь не удалась…
Молчишь, не скажешь, я повешусь…
Михаил, дочитав до слова – «повешусь», вдруг просто взорвался!
– Да вы хоть в рифму бы написали…! Всё! Идите домой, и закройте дверь с другой стороны…
От газового снабжения издательство давно уже отключили…. Михаил пошел подкинуть в печку дрова, в помещении было прохладно и стены уже отсырели. На окно в кабинете младшего редактора прилип осенний листок, представляя собой визитку деда мороза, а в поленнице у издательства, это были последние дрова, которые младший редактор бросил в печку с досадным остервенением, в ответ печка пыхнула дымом издателю прямо в лицо. Тяга в печке была очень плохая, наверное, потому, что трубу давно уж не чистили.
– Эх, твою мать… – вытирая глаза от едкого дыма, тяжко вздохнул Михаил.
А после припёрся какой-то странный мужик, от роду лет тридцати, но с такими замашками, ноги на стол норовил положить…. Михаилу он сразу же не понравился и он его осадил! Мужик бросил на стол свою рукопись и без разрешения закурил.
– Вы хотя бы спросили – можно ли закурить?
Мужик затушил сигарету об дырокол Михаила и стал тихо молчать, изучая редактора. Его портрет был очень невзрачный, в очках не было одной линзы, не было верхних передних зубов, старый, когда-то модный пиджак говорил о величии, что давно уж прошло, липкие волосы на его голове были нечесаные, щеки небритые, а разные туфли кричали лишь об одном, – с деньгами большие и очень большие проблемы.
– Вы прочитаете рукопись? – уколол взглядом писатель редактора, от чего Михаил как-то поморщился.
– Я её передам вечером главному, он примет решение и обязательно вам сообщит… – ответил ему Михаил. – Скажите, вы пытались где-то работать? Вам наверно семью нужно кормить…
– А что я, по-вашему, делаю? – ответил мужчина.
– Вы явно не на заводе работаете… – пожал плечами младший редактор.
– Вы тоже кувалдой не машете…
Пришедший ещё с минуту молчал, а после поднялся со стула и тихо сказал:
– Оревуар!
– Что значит – оревуар? – поднял голову Михаил.
– Оревуар – «до свидос» по-французски… Ну, я пошел…
– Ну и иди, идиот – подумал про себя младший редактор.
Мужик стал собирать листки своей рукописи, но делал он это как-то небрежно, будто бы торопясь. Последний листок улетел со стола, чего он не заметил…. Писатель положил рукописи в карман и тихо притворил за собой дверь, словно закрыв её светлое будущее.
* * *
– Ну что, писатель приехал? – хмуро под вечер спросил Михаила главный редактор.
– Да нет, толком не было никого…
– А если не толком…?
– Так, сначала электрик пришел, за неуплату грозился свет отключить, потом баба шальная стихи принесла, потом мужик был какой-то паршивый, рукопись приносил, какую-то грязную, рукопись не оставил и тихо ушел, сказал, что поедет в Москву, куда его приглашали…
– Кто был, не представился?
– Нет, не представился, какой-то надменный такой и в разных ботинках, небритый, нечесаный… – плечами пожал Михаил. – От рукописи только последний листочек остался, что выпал, там лежит, на полу… – кивнул на пол младший редактор.
Главный редактор поднял листок, пролетел бегло по строчкам, которые он когда-то читал… Внизу были дата и подпись, подпись была неразборчивая, но главный редактор её разобрал.
Василий Марайский.
Главный редактор нервно так закурил, и глянут в окно на прилипший к стеклу осенний листок…
Самая маленькая скорость в мире, это скорость звука, то, что мать тебе говорила в шестнадцать лет, доходит только к пятидесяти…
(из жизненной заповеди)