Андриан
Горел свет в окне маленькой комнаты. «Значит, Андриан уже дома, за компьютером», – подумала Виола.
Когда они только поженились, то планировали, что когда-то эта восьмиметровая комнатка в стандартном панельном доме станет детской. Но ребенок появился не сразу, и комната временно стала домашним кабинетом мужа. С рождением Орыси ничего не изменилось. Ребенок нуждался в круглосуточном внимании матери. Посоветовавшись, они решили, что лучше будет ничего не менять в квартире. И только Андриан, чтоб его не будили посреди ночи детские крики, режущиеся зубки и другие «прихоти» малышки, перебрался спать в свой условный кабинет.
Виолу ничуть не оскорбило такое решение мужа. Она пыталась его понять. И даже обрадовалась, потому что представилась возможность наконец поменять шторы и тюль в спальне. Все окрасилось в розовый цвет, в тон балдахина над кроваткой доченьки. Медленно изменялись и другие детали: на стене появились часы-кошечки, которые каждую секунду озорно смотрели то вправо, то влево. На полу, на коврике ручной вязки, который заботливая молодая мамочка приобрела на пятачке вблизи театра Заньковецкой, поселился большой белый медведь и старинная фарфоровая кукла в пышных одеждах. Старый шкаф Андриановой бабушки Виола собственноручно разрисовала героями из своих любимых сказок: гномами из «Белоснежки» и друзьями Бэмби. На подоконниках разместились не экзотические, а привычные домашние растения: калачики, мирт, каллы, целебное алоэ и пара миниатюрных кактусов. Вилой овладела какая-то мания «гнездования», и она все чаще и чаще покупала винтажные вещи на блошином рынке. Так в их кухне появилась старая медная джезва, в которой Виола варила неповторимый кофе каждое утро и тогда, когда приходили гости.
А друзья, невзирая на мужа-социопата, бывали у них часто. Виола считалась в их кругу знатной хозяйкой. Этот дар она унаследовала от матери и с удовольствием удивляла гостей старинными украинскими блюдами наподобие зайца или кишки, или напитками, такими как ореховка, сливянка… С рождением Орыси наловчилась покупать разные травы и делала из них травяную смесь. Познакомилась с одним дедулей-травником на базаре поблизости «Искры», который и научил ее, какая травка от чего помогает, лечит, а какая просто хороший вкус имеет. И ароматные, полезные отвары заменили в их доме традиционный советско-китайский чай. Виола поила ими дочурку и себя, набираясь сил после родов.
Андриан занимался своей работой, как будто ничего и не изменилось в его жизни. Любые призывы или подбадривания Виолы к общему участию в купании и прогулках с детской коляской сразу отклонял, бормоча, что это отбирает у него время, а значит, деньги. А однажды вообще обозвал все это «бабьим делом». Сначала Виоле помогала бабушка, оставаясь по будним дням в городе. Вечером готовила ароматную купель младенцу, приговаривая что-то потихоньку. Виолу это одновременно и веселило, и захватывало. Шершавые и потрескавшиеся от сельского труда руки уже на рассвете, в полшестого утра, умело лепили вареники и варили капустняк, пекли сырники…
– Бабусь, ты чего так рано? – спрашивала сонная Виола, заходя на кухню напиться узвара после утреннего Орысиного кормления.
– Чего ж рано-то? Летом-то уже корова доится, а я уж и так глаз не сомкну. Стара стала, – улыбалось испещренное морщинами солнечное бабулькино лицо. – А ты иди спи, Виолцю, иди. Молоко, оно нуждается больно во сне и хорошем питании. Давай, давай… как приготовлю, так тебя и растолкаю.
Внучка, прильнув, благодарно поцеловала бабусю в висок. Веяло от нее какой-то подлинностью, глубинной простотой и скромностью, женской мудростью и добротой. В их доме стало необычно уютно и душисто от бабусиной выпечки. Ни секунды не сидела без работы. Виола удивлялась ее неутомимости и силе, этому вечному двигателю с неизвестным источником энергии. Даже тогда, когда уже нечего было делать и искупанная правнучка довольно посапывала в своей кроватке, бабусины старенькие руки перестирывали и переполаскивали в ромашковом отваре милые детские вещички. На ночь рядом с детской головкой бабуся укладывала вышитый собственноручно крошечный мешочек с лавандой и чабрецом – для крепкого и спокойного сна. Да и в своей постели Виола каждый вечер находила букетики засушенных трав. Так было и в ее детстве. И чувствовала она себя очень комфортно и уверенно, как и тогда. Перестала нервничать, руки уже не дрожали, сердце не дергалось, когда она справлялась с ручками и ножками дочурки.
Но когда Орысе исполнилось два месяца, а солнце за окном стало подниматься все выше, нагревая застуженную зимой землю, бабушка перестала приезжать. Виола очень опечалилась. Однако начался сезон сад-огород-скот. «Ты должна взрослеть. Уже можешь и сама с ней совладать!» – приговаривала бабуся на прощание и целовала обеих. Андриан аж посветлел, избавившись от постоянного, чуждого ему присутствия. Знал, что бабуся его недолюбливает, хотя и не показывает этого. Делал вид, что тоже ее не замечает.
– Добрый вечер, пани Виола! – выдернула ее из воспоминаний соседка.
– Здравствуйте, пани Леся, – улыбнулась в ответ. – Идете встречать внучку?
– Ага, иду, – ответила в возрасте, но еще красивая женщина, умерив поступь. – Уже темно, а ребенок вынужден сам проходить кусок дороги от маршрутки. Пусть бережет Господь! И вам было бы лучше мужа на остановке ожидать, а не идти одной. Страшно, какие лихие времена наступили!
– Да я уже как-то привыкла, пани Леся. Не волнуйтесь так!
– Да что вы говорите! – закачала сокрушенно головой соседка. – На прошлой неделе на Зубре у какой-то женщины сумку из рук вырвали. А вдвоем не так страшно, да и не подойдет никто. Будет обходить.
Виола пожала плечами:
– Я везучая, никуда не влипаю. Спокойной ночи, пани Леся.
– Храни вас Господь! Идите, Виолка, скорее домой. – И немолодая женщина поспешно понесла свои пышные формы на конечную остановку, за несколько дворов от их дома.
Через дорогу от их «панели» ярко освещался большой общий двор нескольких двухэтажных коттеджей. Два из них уже были заселены, а на трех других висели баннеры «Продается». Виола рассматривала аккуратную зеленую зону двора, которая в настоящий момент была на удивление неухоженной, покрытой прошлогодними, полусгнившими листьями, притрушенными снегом. С другой стороны четко виднелись качели и песочница, и разноцветная горка. Елку, окруженную можжевельником и вечнозелеными кустами, новые хозяева бережно украсили красными бантиками, хотя до праздников было еще далеко. Это был оазис настоящей красоты и уюта посреди однообразных серых спальных коробок. Виоле было так приятно представлять себя хозяйкой одного из спаренных домиков. Но это были лишь мечты. Пока еще она не зарабатывала столько денег, чтобы позволить себе даже автомобиль в кредит, не то что целый дом. А Андриан всегда говорил, что его абсолютно устраивает его квартира, которую он поменяет разве что на большую по площади. Но не сейчас. Когда-нибудь. По его мнению, нечего было спешить, ведь им и так хорошо втроем. Квартплата небольшая, а коттедж постоянно будет высасывать деньги. Виола понимала это и не настаивала, устала каждый раз слышать отговорку: «Мысли рационально!»
Лифт, как всегда, не работал. Виола пешком поднялась на седьмой этаж. Терпеть не могла свой подъезд! Мало удовольствия наблюдать запущенные, облупленные лестничные клетки, неубранные и заплеванные, исписанные гадкими ругательствами, матерными словами или разрисованные граффити. Хотя кое-где последнее и было достаточно талантливо. Она вздохнула и в который раз вспомнила о своей мечте приобрести отдельные апартаменты в нововыстроенном коттедже напротив.
– Привет! Вы уже дома? – спросила, войдя в квартиру. Сегодня малую обещал забрать Андриан.
В ответ тишина. Орыси явно не было дома, потому что ее сапожек в прихожей не наблюдалось.
– Где малая? Ты что, забыл ее забрать?! – Виола взволнованно подбежала к кабинету.
Андриан сидел в наушниках перед монитором и смотрел какой-то фильм. Виола схватила его за плечо.
– Где Орыня, Андриан?!
Он оглянулся. Смерил ее взглядом и вскинул бровь, заметив ее грязную обувь.
– Ты меня слышишь? Малышка что, еще в садике? – нетерпеливо вскрикнула она.
– Не кричи. Рыську забрал брат. Их Сидор соскучился по ней, – ответил так, будто это происходило в соседней комнате.
– А мне ты не хотел об этом раньше сказать?
– А что это изменило бы? – спросил Андриан безразлично.
– Я все-таки мама. И должна знать, какие у тебя планы относительно нашей дочки. Мы должны это обсуждать, – резко объяснила Виола, набирая номер телефона деверя и одновременно раздеваясь.
Но Андриан этого уже не слышал. Он опять нырнул в мир кино.
На кухне стояла гора грязной посуды, валялись обертки от конфет, стояла откупоренная бутылка коньяка. Муж никогда не мыл посуду и не убирал за собой. Само собой подразумевалось, что это не входило в его обязанности. Сколько Виола не пыталась вызвать его на разговор о распределении домашней работы, он всегда избегал этой темы. А когда и удавалось с ним поговорить, то он соглашался с паритетом в этих вопросах, но никогда его не придерживался.
– У нас есть какой-то повод? – Виола подошла к мужу с полупустой бутылкой «Хеннесси».
– Я начал новый большой проект. Госзаказ, – ответил тот, оттопырив один наушник. – Там торт в холодильнике и фрукты.
– Рада за тебя, – искренне сказала Виола.
Сначала она хотела поинтересоваться, почему он не дождался ее, но передумала. Давно чувствовала его отстраненность и дискомфорт в ее присутствии. Развернулась и пошла наводить порядок на кухне.
– У твоей Катерины все хорошо? – вдруг поинтересовался Андриан.
– Да. Она приглашала нас в гости. Завтра, когда будем забирать малую, – бросила в ответ Виола, но он сделал вид, что не услышал. Реакции не было.
Виола завершила уборку и, умостившись на диване перед телевизором в квадратной прихожей, которая служила им залом, начала переключать каналы, выискивая что-то интересное.
Она редко имела возможность спокойно посмотреть кино. Ужасно любила мелодрамы за их близость театральному искусству и глубину чувств. Но, к сожалению, транслировались лишь одни триллеры и фантастика с традиционным мордобоем, когда лужи крови вытекали из продырявленных человеческих и совсем нечеловеческих тел. Она нашла канал «Культура» и погрузилась в старое черно-белое советское кино. Показывали «Девчат». Хороший, наивный фильм, где даже зловредная антигероиня выглядела неуклюжей добрячкой на фоне нынешних льстиво-хитрых соблазнительниц-убийц.
Виола не заметила, как быстро наступила ночь. Андриан все еще сидел за монитором. Рядом на столе стояла та же бутылка с кухни, но уже почти пустая. Она даже не помнила, когда он за ней ходил.
– Идешь спать? – поинтересовался он.
– Да, уже поздно.
– Я тоже сейчас приду.
Она знала, что означают эти слова. Была мужней женой, как говорила ей мать. Все было закономерно. Раз ему так нужно, следовательно, и ей тоже. Должна покориться, все нормально. Разве это важно, что ей это безразлично? Разве ее об этом спрашивают? Разве кого-то интересует, что ей это не нужно? Уставшая, огорченная…
Андриан приходит в их «женскую» спальню и ложится рядом под розовое одеяло. От него разит коньяком и какими-то духами.
– А хорошо вам здесь обеим спится, правда? Я уж и забыл там, на холодной твердой коже дивана, – говорит так, будто просто пришел сюда ночевать.
Она вся натягивается как струна, руки и ноги леденеют и не слушаются, душа сжимается в маленький бутон и вся дрожит, дрожит, настроившись против вторжения извне.
– Хороший фильм посмотрела? – Муж сухо целует ее в ложбинку между грудей, сжав их руками вместе.
– М-гу, – сомкнув веки, отвечает она тихонько.
Он одной рукой стягивает с нее тоненькие кружевные трусики. Проводит рукой по ноге и отводит ее в сторону.
– Ну, что ты как деревянная? – нетерпеливо спрашивает.
– Я… нет, я просто устала. – Она неохотно обвивает его худощавый торс руками.
Должна, потому что иначе будет ссора, возмущенное громыхание дверями и «немецкий язык»-молчанка целую неделю.
Это быстро заканчивается. Андриан тут же засыпает, натянув на себя одеяло. Она идет в ванную комнату. Смотрит в зеркало и не узнает в нем себя. Будто чужая, совсем незнакомая растрепанная чувиха… Кто она? Бледная кожа, уставший угасший взгляд. Полпервого ночи? Так и что?! Разве впервые так поздно она ложится спать, разве впервые уступает мужу невзирая на собственную волю? Разве она такая единственная? А что делать-то?!
Пар от мощной струи горячей воды клубится, поднимаясь, и оседает на холодную блестящую поверхность зеркала. Виола задумчиво рисует на нем завитки сердечек. «И чего ей недостает?» – словно спрашивает сама себя о той незнакомке за вспотевшим зазеркальем. «И что собой такого представляет?..» Вдруг у нее темнеет в глазах, кружится голова. Она хватается руками за кран и приседает на край ванны.
Мгновенно видит незнакомку рядом с Орысей, та ей что-то бормочет на кухне. Незнакомка, озабоченная приготовлением еды, что-то кидает в ответ ее доченьке, малая опечаленно выходит из кухни. В маленькой комнате рядом сидит за компьютером Андриан. На его лицо падает зеленая тень. На мониторе – покер. Рыська жалуется уже ему. Он отмахивается, даже не дослушав. Ребенок начинает плакать и опять идет к незнакомке.
У Виолы от отчаяния влажнеют ступни, холодеет сердце, шевелятся волосы на голове. Она начинает понимать, что видит себя. Видение тут же исчезает. В ужасе она прикрывает рот в безголосом крике. Придя в себя, становится под душ.
Какая-то нелепая фата-моргана: жуткая, пугливая, бездушная. Как и тогда, еще прошлой весной, когда развеялись все иллюзии.