3. Все ещё воскресенье
Никакие знания сегодня в меня не лезли, то и дело гараж Аокин представлял и наше с ней эсу. Такое волнение меня одолевало, что слов нет. Всё-таки такое дело со мной впервые приключилось. Короче, я гордился собой и мечтал о повторении. Несмотря на Аокину просьбу выбросить всё из головы. В общем, до пяти часов я провалялся на татами, силясь услышать дикторов – без толку.
Когда я пешком поднялся на эстакаду кибертрана, поезда не было, и он не просматривался. Значит, можно успеть продуктами закупиться, на нашей станции автомат дешёвый. Ужин-то в пансионате на меня не рассчитан, а мать любит, когда я с ними питаюсь. Значит, надо свою пищу привозить. Обычно я в этом автомате мелкие покупки делаю, чтобы в маркет не тащиться. Мыло, паста, стимуляторы всякие… Раньше апоморфин и экстази покупал, а потом на них цену взвинтили. Ещё удобно, что упаковки в автомате маленькие, а то в маркете столько всякой рекламы в корзинку насуют!
Лектиновой картошки купил, замороженной, упаковка у неё не успела обесцветиться – значит, еда ещё свежая.
Сталь подо мной задрожала – кибертран уже неподалёку. Мне на нём не нравится ездить. Шумно и грязно, потому что робо-чистильщиков из кибертрана уже давно всякие отморозки выбросили. Или на Полосу утащили, скупщикам деталей. И окон почти нет целых. Нищих попрошаек столько, что они уже друг у друга иены вымогают. Какие-то банды, мошенники, исламо-фашисты… Фальшивые бомбы то и дело на рельсы подкладывают, а кибертран на всём ходу тормозит, «обезвреживает» их. Да ещё остановки через каждый километр. На байке куда спокойнее, особенно вечером. На дорогах только вип-кары обстрелять могут, а тут и прирезать не побоятся. Не раз видел я тут чёрных парней с сюрикэнами, а один раз даже с кусаригамой – это такой нихонский серп с цепью. Его исламисты очень уважают, в зелёный цвет красят. Надо бы мне тоже что-нибудь такое прикупить, если я в кибертране ездить буду. Например, модзири. Это палица с шипами, я на Полосе в оружейных лавках такие видел. Можно и без шипов, чтобы самому не обколоться. По-моему, для моего роста в самый раз будет – на пояс повесил, и спокоен как Фудзи. А может, утюг на лапе завтра прихватить? Пожалуй, так меня бояться ещё больше станут, потому что сразу видно, что рэйдзи. Хоть я и не псих, конечно, но в кибертране можно им и побыть немного, так безопаснее. И пусть робо-психиатры пристают, я молчать буду, а так они безобидные…
Мне отец рассказывал, что лет пятьдесят назад, когда монорельсовую дорогу вдоль берега только построили, престижно было по ней ездить. На входе в каждую вагонетку стоял сканер и пускал только после проверки личности. Защита от сектантов-террористов хорошая имелась – специальные камеры изучали тепловые фигуры будущих пассажиров. Например, страшно им или агрессия в них тлеет? Если человек почему-то нервничал, особая сирена включалась, и нервного скручивали другие люди и не пускали в вагонетку, отпинывали. В общем, скоро все стали так психовать, что никто почти в кибертране и не ездил. Но потом воры всю охранную автоматику с вагонов срезали… Так и потерял кибертран свой продвинутый статус.
Народу по случаю раннего вечера было не слишком много, и я без всяких стычек доехал. Даже нищие почти не приставали. Состав из двадцати лёгких вагонеток за двадцать минут домчал меня до восточной окраины города. И всё это время я предавался мечтам об Аоки.
Предки у меня в пансионате для престарелых живут, невысокий такой небоскрёб, этажей сто сорок. Как дом продали за долги, так тут и поселились, благо оба уже на пенсии были. Пансионат получше моего маншёна, автоматика кругом, и забор вокруг ажурный. Свой дворик есть со стоянкой, а во дворе сакуры с кедрами растут, пруд с какими-то кувшинками, сэнто. Разве что сада камней нет. Все голики тут работают только по профилю «Здоровье», всякие выключатели-диммеры везде натыканы, кондиционеры, сигнализация, Инет через розетки. Чего только нет. Но мне в нашем старом доме всё равно больше нравилось. Там витал настоящий нихонский дух – деревянные столбы, синтоистский алтарь, отцовы предки на стенах, поддельная керосиновая печка…
– Хисасибури нэ? – приветствовали меня старушки со скамеек. Общения через голик им мало, часто вживую во дворе встречаются. – Гокигэнъё!
И где только слова такие откапывают? Одна старушка меня про байк спросила – где, мол, «хорнет»? Но я неопределённо так отмахнулся – чинюсь, дескать. Не рассказывать же им про аварию и Аоки.
В крошечном холле меня автоматика проверила, на самом деле у меня тут родственники или я вор. Местный робарт нехотя отступился. В коридорах раскатывали роботы-сиделки с тёмными экранами – на них при осмотре стариков рожи экспертов возникают. Кое-кто из роботов катил бельё в стирку, кто-то – подносы с замороженным гоханом и бытовой мелочёвкой. Я в лифт загрузился и пульнул на девяностый этаж.
«Мария и Масуити Като», – такая под звонком висела табличка. Папаша, как всегда, валялся на татами и смотрел голик, а офукуро возле электрической хибати возилась, ужин готовила.
– Ё! – сказал я.
Они, конечно, обрадовались, но голик так и продолжал орать. Оядзи никогда его не выключает, только если его во двор насильно выкатят. От своего татами он старается не отъезжать, потому что лежанка у него медицинская. Она за его здоровьем всё время следит и лекарства колет. Многие старики предпочитают под кожу медицинские датчики и ёмкости с лекарствами вживлять, чтобы не зависеть от лежанки. Гуляешь себе, а программа сама дозы вкатывает, сколько надо и вовремя. Но папаша не стал такую операцию делать, иены сэкономил.
Сколько помню, он всегда был лысый, и ничуть не меняется. А вот мать заметно сдала за годы, что они тут живут. Но на самом деле оядзи перенес уже пять инсультов и передвигается на коляске, а у мамаши ничего такого серьёзного, по-моему, не было. А если с коляски ему слазить приходится, тут «штаны-самоходы» помогают – они сами ногами двигают. Только надевать и снимать их трудно, вот оядзи и носит их постоянно. Даже в ванну в них залезает, по-моему. Он их сто лет назад купил, после первого инсульта.
– Опять деньги на экстази просил, – пожаловалась офукуро.
– А у кого ещё просить-то? Пенсию только ты приличную получаешь, меня-то фирма нагрела.
У него от государства доплата совсем маленькая. Когда он в рыбной компании служил, то отвечал за «работу с сокайя». Это вымогатели, которые на фирмах паразитируют, неудачи в их работе вынюхивают, внутренние скандалы и дефекты в товарах. Вот он и платил им негласно, с фирменного счёта. А потом прокатилась кампания разоблачений в прессе, и папашу тихо выставили с работы. Мать-то всю жизнь в коммунальной конторе при куяксё прослужила, вот у неё пенсия и выходит посолиднее.
Она погрела в микроволновке моей лектиновой картошки, и мы сели с ней за стол, а папаше поднос на татами поставили, прямо на его розовую пульт-подушку. Он, кстати, ещё и пальцами плохо владеет, поэтому пульт для голика такой «детский», с весёлой рожицей и цветками вместо кнопок.
– Опять рекламы насмотрелся, – продолжала ворчать мамаша.
– А что? Прикинь, Егор – цепляю на себя сенсоры, они мои потуги улавливают и на смарт их передают. А на нём уже программа специальная стоит, она их усиливает и по электродам обратно в мышцы посылает.
– Зомби натуральный, прости Будда! А если хакер какой управление твоим смартом перехватит, Масуити? Готовый же маньяк!
– Ну тогда электрическую одежду купим! Прикинь, двигатель в костюмчике, он тебе ноги-руки сам шевелит. Не то что эти штаны-самоходы, давно уж у них перегорели все детали, не шагают. А в костюме вообще без напряга ходить можно. Только он раз в пять дороже стоит.
– Ещё хуже придумал. Лежи, симатта, не суетись. Нормальные у тебя штаны, ты просто сам ленишься ими двигать.
Люблю такие разговоры, потому что они к науке и образованию относятся. Считай, голик смотреть не надо. Папаша самое интересное процеживает и фантазии строит, как он обратно хорошую подвижность обретёт. Наверное, мне потому здесь так легко, что у них в гостиной на стенах особые светильники висят. А выглядят как картины в алюминиевых рамках. Но под оболочкой у них специальные терапевтические лампы горят, которые от депрессии лечат. Вот старики у меня и бодрые, спорят и ругаются каждый день. А вообще-то обои в комнате, как обычно в нихонских домах, золотыми картинками расписаны. Черепаха с журавлём, бамбук и сосна в разных сочетаниях.
– А вот ещё показали, Егор! – выступил оядзи. – Говорят, иммунная система совсем не против регенерации. Можно отращивать ноги и всякие органы заново. И причём не помереть в ту же секунду от микробов, представляешь? Ни протезов тебе, ни очков, ни лысины, а шрамы зарастают как на младенце. Дырки в мозгах лечат! Долой коляски и костыли! Про зубы уж не говорю.
– Точно, дырку в голове тебе давно пора заделать, – проворчала мать. – Ты хоть знаешь, сколько ген-терапия стоит?
Но отец уже забыл, о чём только что толковал, и опять уставился в голик. Там как раз рекламу гнали, про супер-долговечную батарейку для питания внутренних органов. Даже мы с мамашей засмотрелись, как у этой крошечной батарейки внутри медная пластинка работает и какой-то хитрый изотоп. Оядзи заявил, что ему такую непременно нужно, а то робот-сиделка полную гаракуту втыкает, хватает всего на месяц. Но мы его быстро обломали.
– А знаешь, у меня онна появилась, – проговорил я, собравшись с духом.
– Фукано на? – всплеснула руками мать. – Хвала Будде, а то я уже думала, что ты этти… С отоко любовь крутишь… Красивая хоть?
– Очень красивая. Она нихонка, у неё дом на берегу бухты.
Офукуро, конечно, сразу помрачнела, стала греметь посудой в моечной машине, а потом сказала:
– Ох, не будет у тебя с ней ничего ладного, Егор-кун. Лучше бы уж ты с парнями дружил, чем с одзёсамой. До беды она доведёт тебя, попомни моё слово. Не зря говорят: и собака может нарваться на палку… А как эта учёная девушка из твоего зоопарка поживает, получается у неё?
Я думал, она обрадуется моему известию, но вышло почему-то наоборот. Ну, сейчас начнёт мозги мне промывать, что не годится такому парню, как я, дружить с богатой девчонкой, потому что она замуж за меня не пойдёт ни за какие суси. Одна у неё женитьба на уме, только о том и готова толковать. В общем, не стал я им про аварию и новый байк ничего рассказывать, пожалел стариков.
– Приготовил подарок отцу? – тихо спросила меня мать.
– Симатта! Забыл. Но заеду в маркет, точно.
В самом деле, надо бы оядзи подарок прикупить, безделушку какую-нибудь в нихонском духе. Он такие уважает.
Когда я из пансионата вышел, уже темно было. «Всё, куплю себе завтра модзири, – решил. – Только бы иен хватило». У меня всего тысяч пять на счёте лежало.
Сейчас в кибертране уже полные люмпены и отморозки раскатывали. И нищий ко мне один пристал так, что не отвяжешься. У него через шею был перекинут потёртый ремень, а на нём болтался кассовый аппарат – где только спёр?
– Перечислите сто иен, сильный господин… – канючил он и хватал меня за рукав грязными пальцами. Чуть не въехал ему в челюсть, только гигиена меня остановила. – Или эмпешку скиньте, ну чего вам стоит?
– Я свои уже по десять раза крутил, с помехами теперь звучат! – обозлился я.
– А у меня кодек пиратский, – обрадовался нищий. – У меня пойдут!
– Чего пристал? Вали отсюда, меломан!
– Да ты хоть знаешь, кто я такой? – Нищий кое-как выпрямился и выпятил тощую грудь. – Я на эреки сам играл, чуть не стал идору касю, понял? Мня все знали! И такие, как ты, мочились прямо перед сценой от счастья, если я на них одним только глазом смотрел. Меня Идзуми Юкимура в газете похвалила! И Юдзо Каяма! Да я самого Микки Кёртиса в аэропорту встречал, с Джимми Токитой в одном баре сидел.
– Урусай, старик!
– Мне сам Хирао программу концерта надписал, тан атама! А на эреки я учился играть по записям Тэроути! Он меня тоже знал и хорошо отзывался, пока не помер.
– Не знаю никого, симатта. Ты заткнёшься или нет, старик? Я сам бедный, видишь же – с тобой в одном вагоне еду.
Он как-то съёжился, глянул на меня потерянно.
– Как не знаешь? Про Кэйдзиро Ямасита слышал?
– Сказал же, никого не знаю.
Нищий отступил на шаг и упёрся в торец вагонетки, в вертикальную перекладину окна. А стёкол никаких в этом окне, конечно, не было, и ветер холодный так и свистел по вагону. Редкие пассажиры в куртки кутались – у кого они были. Космы старика, седые и неряшливые, взлетели от ветра.
– Никого не осталось… – пробормотал он. – Всех забыли.
– Прошу вас, господин, остерегитесь! – воззвал к нищему робо-психиатр. Я и не заметил, как он подкатился к нему и теперь торчал в метре от старика, воздев битые клешни. – Не поддавайтесь слабости, живите!
Эти роботы вечно выискивают конфликты и пристают к пассажирам с советами и заклинаниями. Я по голику видел, что у них процессор на особые частоты в голосе реагирует. Якобы у будущего самоубийцы голос становится «замогильным». Наверное, старик с таким интонациями высказался, вот робо-психиатр к нему и пристал. Нищий, услышав механизм, словно очнулся и зло пнул его по мятому корпусу.
– Не дождётесь, тэмаэ! Синдзимаэ, жестянка!
Я помог старику прогнать тупой механизм, и на кассу ему сто иен сбросил – сам не понял зачем. Тут и моя остановка подошла, а то бы ко мне со всего поезда нищие сбежались. В общем, с тяжёлым сердцем я домой шагал, хоть и случилась у меня сегодня удивительная радость. Не люблю в кибертране ездить.