Подъезд
венок сонетов
I
Дрожащие железные перила.
Знакомая щербатая ступень, —
Дорога, по которой каждый день
Ты в школу с папкой кожаной спешила.
А я тогда всё время умудрялся
Чуть не на два часа пораньше встать,
Но по дороге, – как бы ни старался, —
Тебя до школы так и не догнать.
Ты в гардероб – как больно мне за то! —
Сдавала без меня своё пальто.
По лестнице широкой поднималась.
В соседний класс входила ты одна, —
И в коридоре школьном воцарялась
Чужая и пустая тишина.
II
Чужая и пустая тишина.
Унылые осенние уроки.
В окне на ветках мокрые сороки,
На карте – чья-то древняя война.
Я кое-как дожил до перемены.
Затем покинул душный кабинет
И взглядом вкось, таким неоткровенным,
Тебя нашёл и проводил в буфет,
Где ты одна, без рыцарской руки,
С трудом несла, толкаясь, пирожки,
Споткнуться и испачкаться рискуя…
Идя домой, увидел пацана:
В подъезде, у стены стоял, рисуя
Сплюсованные наши имена.
III
Сплюсованные наши имена!
Ах, ты, довесок! Дал ему по шее.
Он ухнул вниз. И, по пути наглея,
Язык свой. длинный высунул, шпана.
Но странно, что, противным этим малым
Показанный по глупости язык,
Как будто стал карающим кинжалом:
Который в существо моё проник.
Наутро – помнишь? – в школу шли мы рядом.
И стало догонять тебя не надо
Мне по дороге больше никогда.
Прощаясь, ты мне что-то говорила…
И отзвук слов, журчавших как вода,
Стена давно в себе похоронила.
IV
Стена давно в себе похоронила
И пятна крови, той, что как-то раз
Я пролил за тебя – верней, за нас,
Когда пристал к нам с улицы верзила.
Похоронила шрамы от коньков,
От тех, что ты, кое-как придя с дорожки,
Освободилась словно от оков,
Чтоб я согрел твои льдышки-ножки.
И аромат недорогих духов.
И звуки не родившихся стихов.
И ожиданий долгих сладкий крест.
И остроту немых прикосновений…
Хвала тебе, старинный мой подъезд, —
Пристанище признаний и волнений.
V
Пристанище признаний и волнений,
Где стук шагов в бетонной тишине
И нынче наполняет сердце мне
Потоком неуёмных предвкушений.
Сквозь паутиной забранные стёкла
Застенчиво сочится дальний свет,
Передо мною сумрачно и блёкло
Встаёт полуразмытый силуэт.
И хоть – конечно! – на площадке той
Давно уж голос девушки другой,
И рядом с ней не тот уже поклонник,
И даже паутины больше нет,
Но кажется, что этот подоконник
Ещё хранит лишь нам знакомый след.
VI
Ещё хранит лишь нам знакомый след.
А по углам насмешливое эхо
Хранит остатки сдавленного смеха
И шёпот страха, ожиданья бед.
И шорохи, и шелесты, и вскрики.
И тот победный колокольный звон,
Когда однажды лопнули вериги,
Обдавши нас огнём со всех сторон.
Укрывшись за кромешной темнотой,
Сказала: «Отведи меня домой» —
И больно ухватила мою руку,
Уже полна отравой сожалений…
Зачем-то сосчитал, идя в разлуку:
К тебе ведут одиннадцать ступеней.
VII
К тебе ведут одиннадцать ступеней, —
Ведь это пять всего после шести.
Но мне их, к сожаленью, не пройти.
Не разрешить моих недоумений.
Наутро – только холод глаз усталых.
Не взять портфель. И не подать руки.
И не сказать весёлых слов бывалых…
А лишь вчера мы были так близки,
Как никогда…
Пустыми вечерами
На мокрой скользкой крыше с голубями
Подолгу я просиживал один,
Пытаясь отыскать всему ответ.
Но и тогда его не находил,
И много долгих невозвратных лет.
VIII
И много долгих невозвратных лет
Я не могу понять: как разлучило
Нас то, что тесно так соединило,
Что никаких уже различий нет,
Где ты, где я?..
Как можно друг от друга
Отрезать было нас? Каким ножом?..
И как я смог тогда не сбиться с круга,
Не уничтожить ни себя, ни дом, —
Кто знает…
Есть лишь только повод славить
Тех, что судили здесь меня оставить,
Не объяснив при этом: на фига.
Чтобы запутать в мыслях бестолковых,
Свалили ворох, словно на врага,
И лет, и дел. Стремительных и новых.
IX
И лет, и дел, стремительных и новых,
Рассыпался цветной калейдоскоп
И я, несовершеннолетний сноб,
Укрылся в гавань выводов готовых.
И сразу все неровности земли
Исчезли под асфальтовым покрытьем,
Простые очертанья обрели —
И не казались больше уж событьем
Ни лёд в стакане в адский летний зной,
Ни поцелуй девчонки озорной…
Туман незнанья.
Молодости спесь.
И я – из тех, нехитрых и бедовых.
И в голове – причудливая смесь
Добрейших мыслей и речей суровых.
X
Добрейших мыслей и речей суровых,
Красивых слов заученных капкан
Легко ловил в очередной роман
Всё новых героинь светлоголовых,
С которыми куда-то мы неслись,
Летели так, что в кучу всё мешалось.
И так же скоро проносилась жизнь,
Поскольку бесконечною казалась.
И всё как будто приходило в срок:
Диплом, невеста, дочка и сынок.
Толпа родни, друзей столпотворенье, —
Катил себе по камушкам ручей
Под лёгкое воздушное паренье
Получужих, полусвоих речей.
XI
Получужих, полусвоих речей
И мыслей, и поступков, и мечтаний —
Взамен мучений, поисков, скитаний
На той тропе непройденной своей,
Что ты оборвала в тот давний вечер,
Чутьём, уже не девичьим, поняв,
Что груз мужской, упавший мне на плечи,
Покамест не подходит для меня.
И, значит, чтобы к этому прийти,
Тебе со мною через всё пройти
Потребовалось?
Тая и сгорая,
Изведать, что положено невесте,
Но памятных вещиц не получая,
Что жили в залах, на почётном месте.
XII
Что было в залах, на почётном месте?
Искусные фальшивые цветы,
Внесённые туда «для красоты».
И фото, преисполненное лести,
Где лица молодые – те, не те? —
С теченьем лет всё легче обознаться, —
Он в галстуке цветном, она в фате, —
Не уставали жизни улыбаться.
Кругом плодились вещи – высший сорт,
И прирастали сытость и комфорт,
Но выцветало праздничное фото.
И становилась с каждым днём милей
Не дружеская верность и забота,
А та любовь, что солнца горячей.
XIII
А та любовь, что солнца горячей,
Покоя и пощады не давала.
С постели среди ночи поднимала
И предавала в руки палачей.
Они кричали хрипло: «Как ты мог
За глас судьбы принять тот слабый, тонкий,
Надрывный, истеричный голосок
Несчастной перепуганной девчонки!»
Ведь было же так просто – Боже мой! —
Не к ней – к себе втащить её домой
И на немой вопрос
«Моя жена!» —
Сказать.
И быть потом всё время вместе.
И не позволить больше, чтоб она
Ютилась в тёмном каменном подъезде.
XIV
Ютилась в тёмном каменном подъезде.
И, не осмелясь выглянуть на свет,
Она, которой лучше в мире нет,
Уже, глядишь, – пропавшая без вести.
Взбежать наверх (бывалый марафон).
У двери позвонить подобострастно?
На стенке нацарапать телефон?
Усесться на окошко?..
– Всё напрасно:
Тебя, конечно, здесь уж нет теперь.
Да и меня здесь нету – верь, не верь.
Твои слова я роздал сгоряча,
A ты мои кому-то подарила…
Стук двери.
Стрекотание ключа.
Дрожащие железные перила.
Магистрал
Дрожащие железные перила.
Чужая и пустая тишина.
Сплюсованные наши имена
Стена давно в себе похоронила.
Пристанище признаний и волнений
Ещё хранит лишь нам знакомый след.
К тебе ведут одиннадцать ступеней
И много долгих невозвратных лет.
И лет, и дел. Стремительных и новых.
Добрейших мыслей и речей суровых.
Получужих, полусвоих речей,
Что жили в залах, на почётном месте..
А та любовь, что солнца горячей,
Ютилась в тёмном каменном подъезде.
Песня жены астронавта
Милый мой, ты сегодня летишь на Луну.
Ты меня на Земле оставляешь одну,
Чтобы первым из нас прикоснуться рукой
К той, что щедро светила, даруя покой,
В ночи нашей любви…
В ночи нашей любви…
Перед тем, как завесу спустить на окне,
Я к мерцающим стёклам прильну в тишине.
Томми ноги ручонкой мои обовьёт…
Ты махни нам оттуда сквозь звёздный полёт —
Мы увидим тебя…
Мы увидим тебя…
Помнишь, милый, ты был от меня далеко,
Груз разлуки нам было нести нелегко.
Мы печали свои доверяли Луне:
Наши взгляды с тобою встречались на ней —
И мы были близки…
И мы были близки…
А теперь ты летишь на свидание к ней.
С каждым часом всё ближе ты мне и родней.
Только помни всегда: коль прервётся полёт,
То Луна моё сердце навек разобьёт.
Ты меня сбереги…
Ты себя береги…
Олуэн, Олуэн… Огонь и тепло
Краски лжи и серость истины —
Всё так призрачно.
Всё ушло,
Олуэн, Олуэн.
Олуэн, Олуэн… Зло как руда
Под слоями личин скрывается.
Не признается
Никогда,
Олуэн, Олуэн.
Олуэн, Олуэн… Жестока судьба,
Что кому-то сполна отвесила.
И невесело
Всем рабам,
Олуэн, Олуэн.
Олуэн, Олуэн… Встаёт рассвет,
И пора выходить на улицы.
И ссутулиться…
Счастья нет,
Олуэн, Олуэн.
Олуэн, Олуэн… Стучат каблучки
По брусчатке, умытой туманами.
Все обмануты…
Де-воч-ки!..
Олуэн, Олуэн.
Олуэн, Олуэн… Комок в груди
Шевелится, холодный и колющий.
Не замолишь его.
Уходи.
Олуэн, Олуэн…
В.С.
В тот страшный день. В тот хмурый жаркий день,
Что встал, затмивши солнечное утро,
Всё было мудро.
Пыльных листьев тень
Всю улицу на звёздочки кромсала
И клочья нам под каблуки бросала.
Всё было мудро. Смирная жена,
Ты ровно на вопросы отвечала.
Порой молчала.
Ты была дружна
Со скромностью, что мудрости подруга,
Что юных наглецов сбивает с круга.
Порой молчала. И тогда я жил
Дыханьем опьяняющего детства.
К чертям кокетство!
Детства старожил,
Я всё ловлю далёкую улыбку,
Что в пелене годов мерцает зыбкой.
К чертям кокетство! Улыбнись, дружок.
Не всё же веселиться негодяям.
Давай сыграем
В розовый пушок.
Пускай он вольно вьётся над полями…
Давай придём на миг в обьятья к маме!
Давай сыграем. Полно нам взрослеть.
Довольно над собою нам смеяться.
Ведь нужно драться,
Чтобы не стареть.
А не стареть нам нужно, чтобы драться.