9
На простой деревянной лавке вдоль бывшего колхозного правления, а ныне резиденции президента, мирно сидели члены правительства, неторопливо лузгая семечки.
– Ну что? – спросил премьер.
Микола беспомощно пожал плечами.
– Думае?
– Ага, – подтвердил он. – Сильно думае.
– Он у нас голова, – не удержался от подхалимажа министр финансов.
Мысль о том, что у него могут конфисковать кабанчика, чтобы оплатить командировку Аркаше, доводила до зубной боли.
Микола сел на лавку, остальные высокие должностные лица нехотя подвинулись. Премьер протянул ему горсть семечек.
Твердо утоптанная перед лавкой земля постепенно покрывалась лузгой.
Изредка набегавший ветерок беззвучно шевелил ее, изменяя незамысловатые узоры, которые Аркаша чертил большим пальцем правой ноги, нахально пролезшим в дырку носка. Пятки ног он положил на снятые сандалии.
– Може…, – протянул Микола, глядя в сторону и демонстративно ни к кому конкретно не обращаясь.
Головы членов правительства, как по команде, одновременно повернулись и заинтересованно уставились него.
Польщенный всеобщим вниманием, Микола продолжил:
– Я вот тут подумал…
– Подумал? – не удержавшись, язвительно переспросил Аркаша.
– Не мешай человеку сказать, – рявкнул премьер – у нас демократия.
– И независимость, – пискнул бывший счетовод. Желание лизнуть зад начальству было неодолимым.
– При чем тут независимость? – сурово спросил премьер. Он жалел, что сам не добавил этого слова, могут обвинить в политической близорукости.
Аркаша ехидно ухмыльнулся.
«Точно при случае вспомнит,» – тоскливо подумал премьер и тут же переменил тактику.
– Не будем опошлять святое, – проникновенным голосом сказал он, тяжелым взглядом ответив Аркашиной ухмылке.
Лицо Аркаши мгновенно приняло соответствующее текущему моменту выражение.
Оставшийся на обочине вспыхнувшей дискуссии Микола растерянно молчал. Остальные также сидели молча – скорбная группа, собравшаяся проводить в последний путь давно ненавистного родственника и пытающаяся изобразить трогательно-мученическую любовь на его похоронах.
Воздух, напоенный ароматами речки Моча и ожиданием чегото доброго, постепенно разгладил их лица. Дружно сплевывая лузгу, они расслабились и отправили текущий политический момент в небытие.
– Я подумал…, – вновь начал Микола.
Теперь Аркаша не только не стал подначивать его, но и дружеской улыбкой поощрил к продолжению.
– Скоро вечер, вот, – жизнеутверждающе закончил Микола.
– Правильно, – поддержал его министр финансов. Из-за мысли о кабанчике, которая засела, как заноза в заднице, у него действительно разболелся зуб.
Кум номер один многозначительно посмотрел на премьера.
Тот попытался было изобразить тяжелое раздумье на своем челе, но решил плюнуть, уж в чем, а в этом они всегда были единодушны. И все же так быстро сдаваться было негоже, премьер-министр он или нет.
– Если в высших государственных интересах, – значительно произнес он, – то оно, конечно.
– Консенсус достигнут, – жизнеутверждающе подвел итог Аркаша.
– Чего? – переспросил Микола.
– В смысле, кто пойдет, – объяснил Аркаша.
После минутного молчания Микола заерзал.
– Чего это всегда я?
Кум номер один ласково посмотрел на него.
– Правительство выбрало лучшего.
– Мне же дальше всех, – обреченно попытался увильнуть Микола.
– Любишь ты, Микола, на халяву, – укоризненно покачал головой премьер.
– В высших государственных интересах, – добавил министр финансов, – что скажет наш президент, если узнает… Микола был единственным из членов правительства, которому он не считал нужным лизнуть то самое место, хотя ему иногда снился сон, как Микола пытает его, выбивая секретную информацию о том, где спрятан горшок с золотым запасом Мочалок. Тогда он просыпался в холодном поту.
– У тебя на чем настояна? – поинтересовался первый кум.
– Есть на калине с медом, есть с перцем, есть на березовых почках.
– Где ты их взял, – строго спросил премьер. – У нас в селе одна береза и та растет на подворье президента.
– Так это я случайно шел мимо ночью, – заюлил Микола, – подумал, не прячутся ли там террористы, что бы это, значит, покуситься на нашего дорогого президента, а там как раз…
– Неужели террористы? – разом вскинулись собеседники.
– Та не, береза эта почки налила. Вот я и подумал, хай члены правительства попробуют это…
– Молодец, Микола, хвалю за бдительность, – расслабился премьер, – давай, одна нога там, другая бутылка здесь.
– А президент не узнает? – с надеждой спросил Микола.
Не, – хором заверили его подельники.
– Добра, – выразил общее мнение премьер, заглотнув до краев наполненный стаканчик.
– Добра, бо наилучшая, – подтвердил Микола. – Домашняя.
После второго потянулись за ломтиками помидор и кусками сала, которые Микола разложил на чистой тряпочке.
– Ой, добра, – крякнул премьер.
– Бо домашняя. – снова подтвердил Микола.
– Чего это ты, Микола, малосольных огурчиков не принес? – В голосе премьера прозвучало легкое осуждение. Ну, не любил он закусывать помидорами, не по казацки это. Другое дело ядреный огурчик, один только хруст душу согревает.
– Так они еще не поспели.
– Это почему? – поинтересовался Аркаша. – Если премьер каже…
– Не гони, Аркаша, – между второй и третьей бывшего колхозного голову всегда тянуло на справедливость.
– Та ни, – ответил Микола. Ему самому хотелось похрустеть огурчиком.
– Бульбы еще в банке.
– Если бульбы, – Аркаша обреченно пожал плечами, – если бульбы…
– Не скажи, – решил вмешаться бывший счетовод, – у меня самый ядреный огурчик получается, когда еще не все бульбы вышли. – Ты, Микола, добре смотрел. Какие бульбы?
– Что какие?
– Ну, по величине.
Микола пожал плечами.
– Бульбы як бульбы.
– Темный ты, Микола.
Микола хотел обидеться, но не стал. «Ничего, – думал он, – пусть только президент позволит. Я тебя быстро за это самое место. Пусть только президент намекнет. Ты мне все скажешь!» Картина подвешенного за яйца, извивающегося и молящего о пощаде бывшего счетовода совершенно отчетливо предстала перед его взором. Микола закрыл глаза и счастливо улыбнулся.
Аркаша внимательно посмотрел на Миколу, потом толкнул его локтем.
– Эй, парень, очнись.
Радостное возбуждение растаяло под напором суровой действительности. Остался повлажневший зад и свербящее ощущение в промежности.
– По науке надо, – продолжал поучать Миколу министр финансов. – По науке. Ты эстрагон кладешь?
– Отстань от меня, ладно! – прокричал фальцетом Микола. – Жена все, что надо кладет, я только достаю.
– Чего же ты не достал? – не удержался Аркаша.
– Ладно, побазарили, хлопцы, и хватит, – вмешался кум номер один. – Ты, Микола, не кипятись. – Он мягко положил руку на его колено, – Ты, вот что скажи. Бульбы были маленькие? – Микола кивнул. – И не очень частые? – Микола снова кивнул. – Значит, готовы. – Первый кум поднял голову. – Вот видите, все выяснили, а вы прицепились к парню.
– Так я же ничего, – поспешил оправдаться бывший счетовод, – опыт хотел передать, – и обращаясь к Миколе примирительным тоном добавил:
– Молодой ты еще, не все знаешь.
– Каждый имеет право на ошибку, – вставил свои три гроша Аркаша.
– Мы не имеем, – сурово оборвал его премьер. – Как вы думаете, господа, простит нас народ, если мы будем ошибаться и поведем его не туда, куда надо.
А куда надо? – елейным тоном переспросил Аркаша.
– Ну, ты Аркаша…
– Не, я понимаю, – замахал ручонками Аркаша, – конечно, к независимости, демократии, в Европу. А вот, если глубинно копнуть, самую суть, так сказать, обнажить. Вы у нас Голова. Человек грамотный, политически подкованный, мыслите широко, по государственному. Желаю ваше мнение услышать, поучиться у старшего товарища, извините, господина.
Шевельнувшееся подозрение, что его подначивают, утонуло в обилии комплиментов. Такого от Аркаши он не ожидал.
– Ну, хлопцы, это вопрос философский и диалектический, можно сказать. Не каждый может ответить на него, не каждый… Тут надо иметь, – он задумчиво постучал указательным пальцем по лысому черепу.
– Мы знаем, Василий Иванович, поэтому к кому за советом идем?
– Вы у нас Голова, – подхватил министр финансов. Он не понимал, по какой причине Аркаша отнимал у него привилегию первого жополиза, поэтому нервничал.
– Ты, конечно, тут загнул, – не очень убедительно возразил премьер. – Наш президент – это Голова. – Он поднял глаза вверх к открытому окну, из которого не доносилось ни звука.
Присутствующие дружно последовали его примеру. Выдержав паузу, соответствующую важности текущего политического момента, премьер многозначительно добавил.
– Думае!
– За нас, – бывший счетовод не смог остаться в стороне.
– За народ, – осадил его премьер.
После всплеска верноподданнических чувств, подогретых ласковыми лучами заходящего солнца, дурманящими испарениями речки Моча, не забывайте, с ударением на первом слоге, и вкусом березовых почек, всех охватило благостное оцепенение., веки неодолимо смыкались, в наступившей тишине послышался чей-то, пока еще еле слышный всхрап.
– Здорово, мужики.
Легковозбудимый Аркаша первым приоткрыл глаза.
– Оппозиция явилась, – пробормотал он.
– Тебе чего? – недовольно спросил первый кум, с трудом возвращаясь в суровую действительность.
– Так я мимо шел, гляжу мужики тусуются, – доброжелательно ответил Кузьмич.
– Какие мужики, какая тусовка, – осадил Кузьмича Аркаша, – Идет нормальное заседание кабинета министров. Можно сказать, судьбоносные вопросы решаем.
– Так и я по вопросу, как его, судьбоносному. Гляжу, вы тут тусу…, извиняюсь, заседаете, значит. Решил с вами посоветоваться.
– Ты налоги отдавать собираешься? – прервал министр финансов. – Бизнес, понимаешь развел, а платить не хочешь.
– Какой бизнес? Концы с концами еле свожу. Вот, если бы на внешний рынок.
– Ишь чего захотел, – премьер осуждающе посмотрел на Кузьмича, – а ты качеством подтвердил.
– Я могу подтвердить, если у нас контролем качества Григорий заведует. Зачем ему лишний конкурент?
– Вот ты так всегда, Кузьмич. Не можешь, а на других сваливаешь.
Ты что, кума президента в нечестной конкурентной борьбе подозреваешь?
– Так он же только кум номер четыре. И за него не все члены правительства голосовали.
– Ты откуда знаешь? – сурово спросил кум номер один.
– Глас народа, глас божий, – отделался сентенцией Кузьмич. Не зря он – народная оппозиция и каждую неделю на столбе около правления вывешивал мелко исписанный листок, вырванный из тетради в клеточку, озаглавленный «Мочаловский демократ.» Правда, светлые мысли Кузьмича, как нам обустроить Мочалки, не доходили до широких народных масс, поскольку их тут же срывал Микола, если они случайно сталкивались у столба во время проведения акции гражданского неповиновения, именно так называл Кузьмич вывешивание крамольного листка, Микола не забывал с мстительной ухмылкой напомнить, с каким удовольствием он подвесит последнего за яйца в ближайшее время.
– Ну, Кузьмич, это уже дело политическое, – с угрозой протянул Аркаша, – так и допрыгаться можно. С конфискацией!
Физиономии членов правительства пылали благородным негодованием.
Указующий перст Аркаши уперся прямо в красный нос Кузьмича. Тот отпрянул.
– Вы, хлопцы, здурели, чи шо? Я к вам по – хорошему и платить не отказываюсь.
– Это другое дело, – убрал руку Аркаша.
– В казну тоже, – пискнул министр финансов.
– Погодь со своей казной, – прервал премьер, – тут дело тонкое, разобраться надо. Где Микола?
– Домой побежал, – Аркаша покрутил головой, а вот уже вертается.
Подошел запыхавшийся Микола, торжественно положил на лавку прозрачный полиэтиленовый пакет, наполненный зелеными с пробивающейся желтизной пузыристыми малосольными огурчиками.
– Ты, Кузьмич, пока отойди в сторону, сам понимаешь, нам с оппозицией не с руки, мы заседание должны закончить, государственные интересы блюсти. Так учит наш мудрый президент.
Аркаша разлил последнюю порцию продукта.
– Да не смотри ты сюда так, – ласково добавил премьер, – потом с тобой побалакаем. Пойди пока, на нашу речку полюбуйся, что ли.
Они смачно хрустели огурчиками, изредка поглядывая на переминавшегося с ноги на ногу оппозиционера. Наконец, последний огурец исчез в ненасытной глотке. С сожалением взглянув на опустевший пакет, премьер сказал.
– Давай, Кузьмич, докладай. Только кратко и по делу.
– Новый продукт я решил запустить в производство. Бренд уже придумал: «Великие Мочалки». Вверху, а посредине этикетка: «Президентская экстра». Экспортировать хочу, на мировой рынок, так сказать. – Кузьмич помялся и почти шепотом просительно добавил. – Беспошлинно.
– Куда хватил, – возмутился министр финансов, – беспошлинно, – и в запале ляпнул, – ты что, кум президента.
Все уставились на первого кума, тот поежился.
Премьер поспешил исправить возникшую неловкость. «Вот идиот, – тоскливо подумал он, – тут денно и нощно думаешь, как государственные секреты сохранить, а этот мелет языком. Зря ему последнюю налили.»
– Не в этом дело, – степенно сказал он, – у нас демократия и все равны.
– Есть еще равнее, – поправил кум номер один, подняв глаза на окно второго этажа.
– Само собой, – подтвердил премьер. – Вот ты, Кузьмич, благотворительностью занимаешься?
– Конечно. Весной бабе Нине, вдове нашего тракториста, мешок картошки дал.
– Так она за этот мешок у него до сих пор на огороде сапает, – внес ясность министр финансов.
– Ну, это дело соседское, – погасил перепалку премьер, – мы говорим о серьезных делах. Вот ты, Кузьмич, благотворительный фонд в нашем родном государстве организовал? Молчишь? То-то. А Семен? Скажи ему, Данилыч.
Первый кум покопался в карманах спортивных штанов.
– Фонд помощи пенсионерам, пострадавшим от наводнения речки Моча.
– А ты сам, Филимон Данилыч?
– Перестань, Василий Иванович. Неудобно о своих делах докладывать.
– Ничего, пусть народ знает и гордится, что вырастил таких сынов.
Скажи ему.
.
Первый кум скромно потупил глаза.
– Фонд помощи бездомным детям Зимбабве.
– Что скажешь, Кузьмич. В международном масштабе!
Плечи Кузьмича обреченно поникли.
– Ладно, – премьер примирительно махнул рукой, – ты завтра к кумовьям зайди, покумекай с ними, а мы с министром финансов за это время технические детали обмозгуем. Через пару дней зайдешь ко мне на дачу. Все, Кузьмич, будь здоров. Иди, нам еще дела решать.
В лучах заходящего за горизонт солнца тени тополей удлинялись и, наконец, полностью накрыли скамейку, на которой разместились избранники народонаселения государства Мочалок. Благостное оцепенение и чувство выполненного долга клонило ко сну, но присутствие кума номер один заставляло остальных изо всех сил бороться и не дать закрыться отяжелевшим векам. Может и доложить. Сам же кум не особенно обращал внимание на окружающих, он служил только президенту и народу Мочалок, а это, как известно, априори освобождает от всех подозрений.
Собутыльники прислушивались к все нарастающему храпу, но ухо держали востро, не без основания считая, что это может быть подставой.
– Министра иностранных дел ко мне, – голос донесся из открытого окна второго этажа.
Разомлевший Аркаша нервно вскочил со скамейки.
– Иди, – приторно ласково сказал премьер, – тебя сам зовет.
Аркаша огляделся, как затравленный сворой борзых кролик, но ничего, кроме скрытого, злорадства в лицах сидевших подельников не увидел.
– Возьми, – бывший счетовод протянул ему драже тик-так. – Море свежести и всего две калории.
Микола загоготал.