ОБЛАСТНОЙ ВОЕНКОМАТ
Областной военкомат находился на сужении улиц республики и Ленина, около моста влюбленных. Шли мы до него недолго, около двадцати минут.
Наконец, мы подошли к черным кованым воротам, которые я сотни раз видел, проезжая мимо на автобусе, но никогда не думал, что мне доведется пройти через них.
Ворота открылись, и мы прошли во двор. Звук закрывающихся ворот за спиной заставил невольно обернуться. Парень в военной форме, что закрыл за нами ворота, встретил мой взгляд и ехидно ухмыльнулся. Мне стало немного не по себе. Вообще странно получалось, ты, вроде бы как, в своем городе, но абсолютно в другом мирке – как матрешка, состоящая из одной фигуры, но скрывающей под собой еще множество других. Так и здесь – мы словно переместились на десятки лет назад во времена октябрьской революции. Постройки были очень старыми, штукатурка сыпалась со стен. Я уж молчу про революционный красный цвет, в который была выкрашена двухэтажная казарма и прочие постройки военкомата. По правую сторону были боксы с пятью огромными воротами для тяжелой техники. Справа от боксов, как потом оказалась, был туалет (про него напишу отдельно, он это заслужил). Слева от боксов небольшое крылечко. Далее буквой «П» по всей площади растянулось двухэтажное здание, которое вмещало в себя казарму, штаб, столовую, склад и прочие нужды армейского быта. Единственное, что дышало современностью в этом здании – это кондиционеры, висящие по всей длине постройки.
Вообще, покопавшись в архивах, мне было интересно, какого года постройки это необычное здание. Оказалось, что в середине 19 века (1822 год) это здание спроектировал архитектор Малышев, изначально запланировав Гостиный двор. Потом проект отложили в долгий ящик и, спустя 15 лет, за него взялся другой архитектор – Александр Суворов. В итоге, в 1848 году, с некоторыми изменениями в проекте, была построена северо-восточная часть здания. И уже только к началу двадцатого века военное ведомство взяло сооружение под свой контроль и перестроило двор под себя.
Сам двор представлял собой большую заасфальтированную площадь. По левую сторону красовалась белой краской разметка, по которой молодые бойцы учились правильно ходить строевым шагом. С правой стороны, стояли лавочки в три ряда, а перед ними небольшой деревянный пьедестал. Мы, впоследствии, проводили свидания с родителями, расположившись на этих лавочках, но истинное их предназначение, как я думаю, было для проведения уроков на свежем воздухе, и на случай культурно-массовых мероприятий, что-то типа уличного клуба. Ну, а прямо за лавочками красовались турники с брусьями, без которых ни одна часть не обходится, что совершенно правильно.
Нас повели в сторону маленького крылечка, что у боксов. Мы зашли вовнутрь. Там нас ждали двое мужчин в военной форме, и один нетрезвый призывник. По правую сторону было что-то типа клетки, возможно комната хранения оружия, но я могу и ошибаться. За железной серой решеткой стоял пьяный парень. Он кричал матом, бился о стену, посылал двоих вояк, что нас встречали, куда только фантазии хватало. Насколько я понял, тот неадекватный парень был такой же, как и мы призывник. Скорее всего, он бегал в самоволку, и, либо его поймал и привел патруль, либо он уже пришел в таком состоянии. Как бы то ни было, особо с ним церемониться не стали, и заперли в ту самую клетку, чтобы он не докучал воякам.
А пока пьяный горе-призывник усердно ругался матом, двое военных заставили нас по очереди выкладывать содержимое наших сумок. Мы стали выкладывать на стол все, что посчитали нужным с собой взять. Однако военные наши нужды не оценили, особенно, что касалось еды. Все продукты, типа курицы, сала, колбасы, сыров и прочего, вояки у нас изымали.
– Как же так? – возмутился кто-то из парней тому, что у него отобрали целую тушку копченой курицы.
– Не положено! – коротко отвечал нам военный.
– На твое «не положено», х…й положили! – тут же парировал пьяный парень, чем всех нас развеселил.
– Ты давай помалкивай там! – огрызнулся военный.
– А то что?! – не унимался пьяный призывник.
Но военный решил больше не ввязываться в словесную перепалку.
В общем, у нас отобрали все продукты, что давали нам с собой родители. Телефоны, кто брал с собой, тоже изымали, но их потом отдавали нашим родителям.
После того, как у нас отобрали продукты, нас повели в казарму.
Внутри казарма соответствовала той внешней старине, которая нас встречала. Стены, покрашенные уже сотни раз, отваливающаяся краска, старые, пошарканные деревянные полы. Мы поднялись на второй этаж. Огромное помещение с, аккуратно расставленными в ряд, двухъярусными кроватями. По правую сторону, при входе, располагались тумбочки. Что ж, это было нашим расположением, где мы должны будем жить до тех пор, пока за нами не приедут покупатели (так называют людей, которые забирают тебя из военкомата для дальнейшего прохождения службы).
В расположении уже были призывники, которые приехали до нас. Парни сидели на стульчиках, что стояли рядом с заправленными кроватями. Садиться на кровать никому не разрешали.
– Располагайтесь. – сказал нам сержант, который привел нас сюда.
Мы с Юркой далеко ходить не стали и прошли прямо по коридору, что напротив входа.
– Здесь не занято? – спросил я у парней, что сидели на табуретках, указывая на два свободных стула.
– Нет. Присаживайтесь. – дружелюбно ответили ребята.
Мы присели с Юркой на табуретки, как остальные парни. Немного оглядевшись, мы начали знакомиться друг с другом. Большинство ребят были местными. Кто-то был из Тобольска, кто-то из Заводоуковска, с Исетска. Многие парни приехали в военкомат не так давно, но были и те, кто жил здесь почти месяц.
– Как месяц? – удивился я.
– Да вот так. – отвечал мне тоболяк. – первые две недели за нами никто не приезжал. Потом мы чем-то траванулись здесь. У многих болели животы. В общем, провалялись еще недельку, переболели, просрались. Вот и месяц набежал.
– Чем же вы тут весь месяц занимались? – не унимался я с расспросами.
– В основном сидим на этих долбанных табуретках. Ложиться на кровати нам запрещают. Три раза в день ходим в столовую. По воскресеньям нам показывают фильм через проектор. А так, ничего особенного.
Позже ребята подсказали нам, чтобы мы убрали свои личные вещи в свободные тумбочки, а то мы так и сидели с ними.
– Только поглядывайте за своими вещами. Тут сержанты вечером по тумбочкам шарятся – уроды.
Мы выбрали с Юркой одну свободную тумбочку, чтобы она была в поле зрения с того места, где мы будем спать.
Мы просидели на табуретках где-то два часа. Затем пришли два сержанта и приказали построиться на улице у крыльца тем, кто, только что, прибыл.
Мы вышли. Нас построили, и повели в соседнее здание. Как оказалось позже, нас повели на очередную медкомиссию. Мы раздевались до трусов и ходили по врачам. Но на этот раз, все было куда быстрее обычного. Я прошел всех специалистов за двадцать минут. Последний врач заинтересовался моими татуировками на левой ноге, после чего сделал пару заметок у себя в документах. Мне объяснили, что в элитные войска с татуировками не берут – не знаю, насколько это правдиво, но в элиту я так и не попал.
После врачей нам разрешили покурить на улице у крылечка. Пока мы не были особо знакомы друг с другом, и каждый держался особняком. Мы с Юркой держались друг друга.
На горизонте замаячил невысокий мужчина в каракулевой шапке, в камуфлированном тулупе с большим голубым воротником, и в синих штанах с красными полосками – лампасами.
– Пацаны, генерал идет! Быстро строиться! – засуетился один из парней.
– Зачем строиться? Заняться не чем, что ли? – спросил я у того суетливого паренька.
– Да ты чего!? Это ж генерал! Нам конец, если не построимся! – наводил суету паренек.
– Ну, не нам, а сержантам, которых нет. А нас строиться еще никто не учил. Да на нас даже формы нет, чего вы забегали?!
Но меня никто не слушал. Под воздействием того ретивого паренька, который сеял смуту, все забегали, не зная, куда и как вставать. А сам парень не растерялся, и начал командовать! Я стоял в сторонке и смотрел за тем, как нелепо получалось у ребят создавать подобие строя. А генерал все приближался.
– Парни, да не гоните вы. Ему вообще на вас плевать! – попытался я, в последний раз, переубедить ребят.
– Ты лучше к нам встань! – крикнул кто-то из строя.
– Без меня. – коротко ответил я, и продолжил курить вместе с Юркой в сторонке.
Когда генерал поравнялся с нами, тот суетливый паренек приложил руку к своей голове (пустой, между прочим – без головного убора), другие же ребята задрали подбородки вверх, и замерли по стойке смирно.
Генерал прошел мимо, даже не взглянув в их сторону. Зато бросил кроткий взгляд на нас с Юркой, но, ничего не сказав, пошел дальше, своей дорогой.
– Вольно! – скомандовал суетливый паренек.
– Вот тебе и жопализ будущий. – подмигнул я Юрке, кивая в сторону паренька, который возомнил себя командиром.
– Ага. – согласился со мной Юрка.
Чуть позже вышли сержанты. Многие из нас попросились в туалет. Сержанты указали нам в сторону угла боксов и забора.
Таких туалетов я еще не видел. Не знаю, может, у меня одного заморочки такие, по поводу туалета, но все желание сходить в туалет пропало сразу, как только я зашел внутрь. Это было помещение три метра в ширину, и метров пять в длину. Никаких стеновых перегородок не было. Справа в бетонной плите пять отверстий для нужды по большому, а слева один большой желобок, чтобы туда мочиться. Повсюду нассано, везде размазано дерьмо, валяются бумажки, бычки от сигарет. Вонь стояла ужасная!
Над теми пятью дырками, что были в бетонной плите, сразу уселись пять призывников. Другие выстроились у желобка и начали мочиться. Я пристроился рядом с парнями и попытался пописать. Вот стою я, а сзади на себе чувствую взгляд всех пятерых, кто сидят и давят из себя свой домашний ужин. Им просто смотреть больше не на что, кроме как на тех, кто стоит перед ними. Я не мог собраться и начать писать. Потом, позади себя, я услышал целый оркестр из пяти тромбонов, которые гудели в унисон. Я спрятал свой «агрегат» обратно в штаны, и вышел на улицу.
Дождавшись, когда все выйдут из туалета, я вернулся обратно в то страшное помещение и, наконец-то, пописал.
Настало время обеда. Всех призывников построили на улице, и повели в столовую. Обычная столовая, как в любом муниципальном учреждении – лавочки, столы, все как везде. Разве что армейские плакаты на стенах давали понять, что мы не в школе. На обед был жиденький супчик.
После обеда нас привели обратно в казарму. Ближе к вечеру всех пересчитали по фамилиям. Убедившись, что все на месте, в девять часов дали команду отбой. Здесь вообще интересно было – постельное белье нам никто не выдавал. Не было его и у других ребят. Может не положено, я не знаю. Но мы спали в одежде.
В шесть утра нас подняли сержанты. Мы взяли из тумбочек свои рыльно-мыльные принадлежности и спустились вниз в умывальник. Если кто-то экономит на воде, то это областной военкомат! Хотя счетчиков на воду тогда еще и не было, но тот напор воды, который шел из краников в умывальнике, многих заставил улыбнуться. Чтобы набрать в ладошки водички и умыть лицо, приходилось ждать по полминуты. Вода ледянющая. В общем, с горем пополам, мы умылись.
Потом был завтрак. После завтрака нас учили маршировать по плацу. Все это выглядело немного нелепо. Большинство ребят нарочно не маршировали, считая эту затею глупой. Тех, кто совсем не маршировал, сержанты отправляли на уборку туалета (того самого). Провинившимся давали метелку, и ребята приступали выметать бычки с дерьмом.
В областном военкомате мы все ждали, когда за нами приедут покупатели. Покупателями мы называли людей, которые приезжали из разных уголков нашей необъятной родины, чтобы отобрать для своей воинской части новобранцев. То есть, военкомат для нас, как распределительный пункт. Каждый день к нам приезжали покупатели и забирали ребят. В наших рядах редело. За нами с Юркой пока никто не приезжал. Шел третий день пребывания в военкомате.
А вот на третий день была свиданка. Ворота военкомата открылись, и родители повалили толпами. Свидание было для всех. Если к кому-то не приезжали родители, то ребята тихонько курили в стороночке. К нам с Юркой родители пришли. Папка с мамой принесли мне курочку и крабовый салат. Так как брать с собой еду не разрешали, я начал уплетать все прям на улице. Невероятно, как я соскучился по домашней пище всего за три дня! А что будет через год? Хотя, тогда, я и не думал об этом. Я все смел, словно целый день ходил голодный. Через полчаса свидание закончилось. Такие свидания были пару раз, а может и раз, в неделю. Сейчас трудно вспомнить.
В воскресенье нас повели смотреть кино. На небольшом полотне показывали, через проектор, военный фильм про вторую мировую. А вот после фильма, нам обещали особенного гостя – ветеран Великой Отечественной Войны.
В помещение зашел полусгорбившийся, седой дедушка. В руках его была старая, потертая тросточка. На груди его серого пиджака висело множество боевых наград. Мелкими шажками, словно преодолевая тяжелый барьер, дедушка дошел до стула и присел.
– Здравствуйте, ребята! – поздоровался с нами ветеран.
Мы все поздоровались в ответ.
Цель визита ветерана была очевидна – поднять в нас патриотический дух. Мы молодые, горячие, глупые, мало чего повидавшие в этой жизни пацаны. Перед нами же пожилой, опытный старец, который прошел войну. Причем сейчас, когда говорят, что человек прошел войну, молодежь реагирует, как-то нейтрально, что-то типа: «Войну? А, ну круто.» То есть, как будто, так и нужно. Никого уже не удивляет, что этот человек прошел войну. Словно не на войне он был, а ходил в поход. В поход? А, ну круто… Нет, совсем не круто. Я понимал тогда, что перед нами сидит человек, который своими глазами видел все ужасы войны. Видел смерть своих друзей. Видел, как людей снарядами на части разрывало. Как солдаты в окопах голодали. Как все любимое и дорогое, разрушалось в считанные секунды одним точным попаданием. Столько боли, страха и ненависти, сколько испытал тогда ветеран, в наше время, наверное, не испытывал никто.
В то воскресенье, дедушка рассказывал нам, как когда-то, он сам призывался в армию. Как молодые мальчишки, не достигшие восемнадцати лет, уходили на фронт. Как война забирала самых близких людей. Как бомбы вспахивали землю. И как страшен гул самолета, если знать, что это не советский лайнер.
– Помнится, мы шли в наступление. – рассказывал нам ветеран. – Чтобы добраться до противника, нам нужно было пересечь поле. Мы вышли из лесополосы и оказались на открытой местности. Противника впереди не было видно, да и по сообщению разведки – в радиусе трех километров немцев не было. Шли мы, не спеша, опасаясь, что поле может быть заминировано. Но мин на поле не было. Боятся нам тогда нужно было другого, о чем мы еще и не знали, но уже начинали слышать. Какой-то странный шум, еле уловимый, стоял в ушах. Шум этот все нарастал, а потом и вовсе превратился в гул. Небо плохо просматривалось из-за туч. Но, уже через минуту, мы в ужасе подняли головы и увидели, как сотни немецких самолетов, вылетая из-за туч, оказались над нами. Командиры кричали: «Воздух! Воздух!». Мы легли на землю и прикрыли головы руками. Конечно же, это не спасало от прямых попаданий бомб, но, если снаряд упадет рядом, был шанс, что осколками не посечет. Дальше был ад. К страшному гулу добавился, не менее страшный, свист. Это бомбы падали на нас. А затем взрывы. Бу-бух! Бу-бух!… – ветеран на секунду задумался, отведя взгляд куда-то в окно. – Сколько же наших ребят тогда погибло. Кого-то и вовсе не нашли – разорвало на кусочки. Я лежал, трясясь от страха, и боялся поднять голову. Казалось, что вот-вот, бомба упадет на меня, и я умру. В те страшные минуты я не думал ни о маме, ни о доме – я просто хотел выжить. А потом бомба упала рядом со мной… Осколками мне посекло ноги, и, немного, зацепило спину. После того, как гул, свист и взрывы стихли, на поле были слышны только крики и стоны. Я один из немногих, кому удалось в тот день выжить. Молодые девочки-санитарки, выносили нас раненых с полей. За мертвыми возвращались в последнюю очередь. Ну, а в санчасти мне налили спирту, и сказали терпеть. Так, на живую, и удаляли те осколки. Один осколок хирург мне так и не вытащил. Вот и хожу, звеню через рамки эти, как их… металлоискатели.
Вечером, этого же дня, мы курили в курилке, незадолго до отбоя. Ребята попросились в туалет, ну и сержанты разрешили нам всем выйти покурить. Ко мне подошли двое парней, тоже тюменцы.
– Слышь, друг, не уделишь минуту времени? – обратился один из них ко мне.
– Что нужно, парни?
– Тут такое дело – сержант в самоволку хочет сбегать ночью, а гражданки нет. Твои штаны ему, как раз, по размеру. Дай трикошки на ночь.
– Мои штаны останутся при мне.
– Да че тебе, в падлу, что ли? – ребята были настойчивы.
– Короче, пацаны, если нужно, пусть сержант сам подойдет, а не просит кого-то другого. Вам, лично, какой интерес с этого? Никакого? Тогда почему вы за него просите? Я уже сказал, что мои штаны останутся при мне. Сержант мне добра не делал, и знать я его не знаю, как и вас, так что делиться с ним личным я не собираюсь.
– Что, не дашь?
– Я все сказал.
Парни ушли недовольные нашим разговором.
Те сержанты, что командовали нами, по ночам бегали в самоволку. Пока мы спали, они брали наши вещи, переодевались, прыгали через забор и растворялись среди гражданского населения. Я, принципиально, не хотел давать ни одному из сержантов свои вещи, так как вели себя эти ребята, по отношению к нам, совсем не дружелюбно. Они кричали, показывали свою крутость, в общем, смотрели на нас с высока. Так почему же я им должен был угождать?
Ну, а те двое ребят, что подходили ко мне, быстро нашли того, кто им не стал возражать и отдал вечером свои вещи.
На следующий день приехали очередные покупатели. Эти серьезные, крепкие вояки, приехали из Москвы. Покупатели отбирали крепких парней для прохождения дальнейшей службы в морской пехоте. Я, легкий как пушинка и тонкий как соломинка, им явно не подходил. А вот Юрку, что был крепче меня, отобрали.
– Сегодня вечером, Мишаня, меня заберут. – сказал мне Юрка, после собеседования с военными.
– Не получится, значит, вместе нам служить. – с досадой сказал я.
– Выходит, что нет. – Юрка дружески похлопал меня по плечу.
Конечно же, шанс, что мы будем служить с Юркой вместе, был очень мал, но мы верили, что все получится. Не получилось. Вечером друга увезут, а я останусь ждать в военкомате, когда за мной приедут мои покупатели.
После обеда Юру и других ребят, кого отобрали москвичи, повели переодеваться. Через час ребята вышли в военной форме. Черные сапожки, новенький бушлат, шапка с голубым отливом – Юрку было не узнать.
– Ну, ты даешь! – восхищался я своим другом.
– А то! – Юра демонстративно задрал нос вверх.
– Выходит, братан, на два года с тобой прощаемся? – не хотел я расставаться с другом.
– Время быстро пролетит, Мишаня. Я уверен.
Нам дали возможность покурить с ребятами, кого отправляли сегодня вечером. Чуть позже, в ворота военкомата заехал автобус, который повезет парней на ж/д вокзал.
Мы с Юркой крепко обнялись и расстались на два года. Тогда я еще не знал, что увижу своего школьного друга намного раньше…
Тоскливо как-то. Друг уехал. Теперь в военкомате я был сам по себе. Конечно, с некоторыми ребятами я уже успел познакомиться, но я уже привык, что Юрка всегда был рядом.
Прошло еще три дня.
Очередные покупатели были из Оренбургской области. Казалось, что им без особой разницы кого брать – брали всех подряд.
– Будешь в мотострелках служить? – спросил меня младший лейтенант, прибывший из-под Оренбурга.
– А как у вас там с дедовщиной? – проявил я интерес.
– Нет никакой дедовщины. По выходным кино и музыка. На каждом этаже тренажеры. Сказка, пацан, а не служба!
Ну, раз сказка… Я особо не раздумывал, так как сидеть в военкомате уже порядком надоело.
– А куда именно мы поедем? – спросил я у лейтенанта.
– В Тоцкое.
В этот же день нас повели переодеваться.
Помню, как мы стояли вдоль длинного коридора и по очереди заходили в дверь складского помещения. Туда ребята заходили в гражданской одежде, а выходили в военном обмундировании. Пока очередь медленно продвигалась, из склада постоянно доносились чьи-то крики. Из склада вышел высокий мужчина в военной форме. На вид офицеру, а это был майор, было лет сорок. Он окинул всех нас недовольным взглядом и пошел по коридору быстрым шагом. По пути он наткнулся на одного из призывников, который стоял спиной к майору и не увидел, как тот подошел сзади. Как только майор поравнялся с новобранцем, он, со всей дури, толкнул парня двумя руками, отчего тот рухнул на колени.
– Свали с дороги, бл… дь! – прорычал на бедного парня майор.
– Что вы делаете?! – возмутился паренек.
– Что ты сказал?! – майор явно был недоволен тем, что ему кто-то возразил.
Резкий удар майора, рукой в живот, заставил паренька согнуться.
– Сопливый еще, чтобы тявкать на меня! – огрызнулся майор и пошел своей дорогой.
Оказалось, что именно этот майор выдавал вещи на складе, и именно его недовольные крики мы и слышали. Выдача обмундирования временно приостановилась, пока майор не вернулся. Видимо ходил курить, так как от него шел резкий запах табачного дыма, как и запах алкоголя. Глядя на этого майора, мне уже начинала не нравится служба в армии. Но деваться некуда. Может так только в начале?
Подошла моя очередь получать обмундирование.
– В углу мешок с биркой. Напиши там свою фамилию и складывай туда свои вещи. Поживей! – бурчал недовольный майор.
Я разделся до трусов, подписал на бирке свою фамилию и сложил в мешок свои вещи. Позднее родители заберут этот мешок домой.
– Трусы тоже снимай! Идиоты, бл… дь! – кричал на меня майор.
Трусы тоже пришлось снять и положить к остальным вещам.
– Сюда проходи и получай свои шмотки.
Я прошел к столу, где уже были сложены по размеру вещи. На медосмотре с нас снимали мерки и делали записи в военный билет. Стоило взглянуть в мой военник, и сразу было видно, какой размер моих сапог, головного убора, мой рост и прочее.
Я взял вещи и начал одеваться.
– Живее, бл… дь! Не на прогулке! – подстегивал меня майор.
Живее… Знать бы еще, как и что нужно надевать. В руках у меня было белое нательное белье. Все на пуговицах – воротник, ширинка и нижние части штанины и рукавов. С этим разобрались. Потом одеваем х/б. Штаны, затем китель, тоже все на пуговицах. Затем сапоги…
– Бл… дь, взял свои шмотки и вышел нахер в коридор одеваться! – рычал пьяный майор.
Я не стал провоцировать майора. Взял свои вещи в охапку и вышел с ними в коридор, на ходу уронив шапку. Когда я вернулся за шапкой, майор замахнулся, чтобы ударить меня. Я быстро нырнул за шапкой, увернулся от удара майора и отпрыгнул в сторону.
– Да, что вы делаете-то?! – возмутился я.
– Ты мне еще потявкай, щенок, бл… дь! – выругался майор и вернулся к своему столу.
Я продолжил одеваться в коридоре. Вещей было довольно много. Помимо того, что я уже перечислил, у меня еще были теплые ватные штаны, бушлат, варежки (их называли «трехпалки», так как от обычных варежек их отличал отдельный кармашек для указательного пальца, чтобы солдат мог стрелять), плащ-палатка, вещмешок и солдатский ремень с, покрашенной в зеленый цвет, бляхой. Еще были пара носок и портянки. Портянками мы еще пользоваться не умели, поэтому все надевали носки.
Когда я одевался в коридоре, мимо проходил незнакомый мне сержант.
– Куда вас, парни? – спросил сержант у меня.
– Говорят в Тоцкое. – ответил я ему.
Сержант ухмыльнулся и сказал:
– Веревку с мылом сейчас дать?
– Не понял.
– Что непонятного? Говорю, что лучше сейчас повеситься, чем это сделать там. Тут хоть транспортировку груза двести оплачивать не придется.
Сержант улыбнулся своей черной шутке и пошел своей дорогой.
– Шутник хренов. – недовольно прошептал я, глядя в спину уходящего сержанта.
Слова этого сержанта не выходили у меня из головы. Почему он предлагал повеситься? Неужели в этом Тоцком настолько все плохо? Или этот сержант захотел нас припугнуть, чтобы служба медом не казалась? Как бы то ни было, а слова этого злого шутника никак не оставляли меня в покое. Что за вояки такие, хоть бы один добра тебе пожелал, так нет же! Майор этот ударить все норовит. Сержант повеситься предлагает. А дальше что? Застрелиться предложат? Не нравилось мне все это. Ой, как не нравилось.
А дальше, история повторилась, точно также, как и с Юркой – вечером за нами приехал автобус, и повез на ж/д вокзал.