ВТОРАЯ УЧЕБНАЯ РОТА
Младший сержант Проскуряков – так звали невысокого парня, что повел нас на второй этаж третьего батальона. Первым, кого я увидел, входя в расположение, это был дневальный. У дневального на ремне висел штык-нож. Правда, я тогда не знал, кто такой дневальный, и мне казалось, что, если солдат носит нож на ремне, то он крутой парень. Да, да, те, кто знают, о чем я говорю, могут смеяться. Но тогда-то я не знал, что штык-нож выдают тем, кто заступает в наряд дневальными. Да и что это штык-нож, а не, какой-нибудь, личный кинжал, я тоже не знал. Для меня, как и для большинства ребят, все было в диковинку.
Пройдя мимо дневального, который, кстати, ехидно улыбался, глядя на нас, я повернул голову налево, и увидел, как вдоль коридора, сидят на стульях солдаты. Человек семьдесят, может меньше. Все лысые, глаза голодные, изучающие. Все они смотрели на нас. В голове моей мелькнула мысль, что это те самые «дедушки», о которых мы столько слышали. Но это оказались такие же призывники новобранцы, как и мы, просто прибыли ребята раньше нас.
Сержант Проскуряков построил нас вдоль стены. Из кабинета напротив, вышел офицер – лейтенант Давлетбаев, который был замполитом роты. Офицер внимательно посмотрел на каждого из нас, потом только начал говорить:
– Меня зовут лейтенант Давлетбаев Руслан Амиранович. Обращайтесь ко мне «товарищ лейтенант!». Я замполит второй учебнной роты, где вы будете проходить курс молодого бойца ближайший месяц, пока не примете присягу. После присяги, кого-то из вас оставят служить у нас, остальных раскидают по подразделениям. Рота делится на взвода. Позже ваши сержанты расскажут вам, к какому взводу вы относитесь. Взводами командуют сержанты. Вас научат правильно маршировать. По будням, до обеда будете изучать устав. После обеда строевая подготовка. Подъем в шесть, отбой в девять. Об остальном вам расскажут ваши сержанты. Если будут какие-то вопросы, обращайтесь, мой кабинет рядом с кабинетом начальника штаба.
После недолгой речи лейтенанта Давлетбаева, нас повели к каптерке, где хранились солдатские вещи. Каптерка – это, своего рода, кладовка. В каждом подразделении, должна быть каптерка. В ней хранятся вещмешки, противогазы, ОЗК, бронежилеты, каски, солдатские бушлаты и прочее армейское обмундирование. Как правило, всегда назначался каптер – ответственный за имущество. Хотя ответственным всегда был старшина роты, но каптера можно считать его неофициальным заместителем. Вообще каптер – это тепленькое местечко в армии, где ты всегда будешь и сыт и одет. Так что, если вам предложат быть каптером, то не отказывайтесь от этого назначения.
В восьмой роте каптером был тюменец по имени Павел. Паша был очень маленького роста. По сроку службы он уже был «черпак» – прослужил один год. Все свое время он проводил в каптерке и, практически, оттуда не вылазил. Тихий, сам себе на уме, ждал, когда же закончится его срок службы и он, наконец-то, уедет домой.
Нас по одному заводили в каптерку. Все, кто заходил передо мной, выходили без своих вещмешков и бушлатов. Подошла и моя очередь. Я зашел. Каптерка представляла собой небольшое помещение, где-то три на четыре метра. По левую сторону были деревянные стеллажи с амуницией, а по правую, ближе к окну, стоял стол и два стула. На одном стуле сидел каптер Паша, а на другом старослужащий из Екатеринбурга Иван. Ваня мне сразу не понравился – лицо недовольное, зубы через раз – то есть, то нет. Наглый, самовлюбленный, весь «на понтах», в общем, типичное быдло.
– Хрена ли ты вылупился, бл… дь?! – рявкнул Иван на меня. – Снимай бушлат и выкладывай все вещи из вещмешка. Бегом!
Я недовольно посмотрел на Ивана, чуть помялся, но потом, все же, снял бушлат и начал распаковывать свой вещмешок.
Бушлат у меня забрал каптер, обыскал его, написал на бирке мою фамилию и повесил на стеллаж. На вещмешке тоже написали мою фамилию и отложили его в сторону.
– Все, дуй нах… й отсюда и зови следующего! – махнул рукой в мою сторону Иван, давая понять, что со мной закончили.
– А вещи? – удивился я.
Зубная паста, пена для бритья, после бритья, две упаковки одноразовых станков, хорошая зубная щетка, пара кусков душистого мыла – все, что я выложил из своего вещмешка.
– Чего?! Какие нах… й вещи?! – возмутился Иван и, встав со стула, подошел ко мне.
– Пасту с щеткой хоть отдайте. – настаивал я на своем.
– Потом получишь, «душара». А теперь дуй отсюда, пока я добрый!
Ваня впился в меня пронзительным взглядом. Я смотрел в его глаза, и думал об одном – с какой стороны ему лучше всего ударить по лицу. Тот факт, что я здесь новенький, и не знаю здешних порядков, не давал мне этого сделать. Нужно было обжиться, присмотреться к людям, и только тогда, решать, кого можно трогать, а кого нельзя. Лишних проблем, помимо тех, что были у всех молодых, я не хотел. Я знал, что к нам будут относиться с презрением, так как мы совсем «зеленые».
Я развернулся и вышел из каптерки.
После того, как у нас изъяли наши личные вещи, сержанты приказали сесть на свободные табуретки, там же где и сидели остальные новобранцы. Честно говоря, я так и не понял, для чего у нас изъяли личные вещи. Дело в том, что я не раз буду встречать новобранцев в свои следующие годы службы, и ни разу я не видел, чтобы сержанты отбирали у солдата все его вещи, вплоть до зубной щетки! Просто нам довелось попасть к таким уродам, которым ничего не было чуждо. Все наши станки для бритья, пены, шампуни, мыло, зубные пасты и т. д. – все это сержанты забрали себе. Спасибо, хоть, обыскивать не стали – тогда бы это точно был предел низости.
Что ж, мы сидим на табуретках с остальными, такими же как и мы, новобранцами. Говорить нельзя – только слушать. И мы слушали, как один из сержантов объяснял нам правила поведения в нашем новом мире.
– Для тех, кто прибыл только сегодня, объясняю! – вальяжно, по хозяйски, прохаживаясь перед нами, говорил сержант. – С этого момента и до принятия присяги, вы будете служить во второй учебной роте. Здесь вас научат воинскому уставу, дисциплине и порядку. Вы научитесь правильно ходить строевым шагом. Изучите основные команды. Теперь вы в армии, а значит, обращаетесь ко всем «товарищ». Товарищ сержант, товарищ лейтенант, товарищ полковник и т. д. Без разрешения старшего по званию вы даже пукнуть не смеете! Захотите подрочить под одеялом – спросите у сержанта! Вы должны понимать, что вы здесь на самых, что ни на есть, птичьих правах! Если хотите что-то спросить, то сначала обратитесь правильно, как положено, согласно уставу, а именно – товарищ сержант, разрешите обратиться! Чем быстрее вы забудете про дом, тем быстрее вы освоитесь здесь.
Мы глотали слова сержанта, жадно заглядывая ему в рот. Для нас это было первое наставление, как нужно себя вести в армии и какие порядки здесь царят. Мы старались не пропустить ни единого слова.
– Ваша рота делится на взвода. – продолжал сержант. – В каждом взводе порядка двадцати пяти человек. У каждого взвода свой сержант, но это не означает, что вы не подчиняетесь сержантам из других взводов! Позже мы зачитаем списки, где вы узнаете, в какой взвод вас определили.
Я попал во второй взвод. Нашим командиром был сержант Васильев. Среднего роста, славянской внешности. Ходил постоянно в застиранной одежде, которая уже давно выцвела. Еще был сержант Проскуряков – маленький, невзрачный. Была у Проскурякова одна особенность – он постоянно моргал. Сначала я подумал, что частое моргание – это нервный тик, но позже я понял – сержанту постоянно сползала шапка на глаза, так как была велика, и, чтобы не поправлять каждый раз ее руками, он поднимал шапку своими бровями, интенсивно моргая. Смотрелось это, довольно таки, смешно и нелепо. Еще были два сержанта – сержант Казах и Татарин. Имен и фамилий я их не помню, но прозвища их запомнил. У Казаха было круглое лицо, смуглая кожа. Прозвище свое, как и сержант Татарин, он получил из-за своей национальности. Татарин чуть выше среднего роста, светловолосый, крепкий парень. Из всех сержантов, Татарин был самым рассудительным, хоть и перегибал иногда палку по отношению к нам – новобранцам.
Утренний завтрак мы пропустили, на обед нас еще не поставили на довольствие, а вот на ужин мы попали. До ужина мы сидели на табуретках. Просто сидели. Сидели и ничего не делали.
– Вторая учебная рота, выходим, строимся на ужин! – громко скомандовал сержант Татарин.
Мы столпились у каптерки, чтобы получить свои бушлаты. Когда все были одеты, нам приказали выйти на улицу и построиться перед казармой. Мы вышли. На улице уже стемнело. Только-только начинал идти первый снег.
– Ну, что столпились как стадо баранов? Кому сказано – строиться!? – вышел из казармы сержант Казах.
Знали бы мы еще как строиться. Мы заерзали на ровном месте. Никто толком не знал, в каком порядке нужно строиться. Те, кто прибыл на пару дней раньше нас, начали создавать строй в четыре колонны. Я пристроился к остальным.
– Эй, ты! Ты?! – сержант Васильев кого-то звал. Я обернулся и встретился с ним взглядом. – Ну, ты, тот, который думает, что это не он!
– Я? – переспросил я на всякий случай, хотя и понимал, что обращаются ко мне.
– Ну, конечно ты! Фамилия твоя как?
– Хохлов. – отвечал я неуверенно.
– Хохол значит. Ты, Хохол, как один из самых длинных, должен идти впереди строя. Усек?!
– Мне вперед встать? – растерялся, почему-то я.
– Ты глухой что ли?! – сержант Васильев начинал сердиться на меня.
– Нет, не глухой.
– Ну, так свали из жопы строя и встань спереди!
Спорить я не стал и перешел в первые ряды строя. Помимо меня, еще четверых высоких ребят поставили впереди. Когда же все были построены, сержант Татарин взял бразды правления на себя.
– Значит так, товарищи «запахи»! Вы еще не приняли присягу, а значить и «духами» вас не назовешь. Поэтому вы пока только «запахи». Ваша первостепенная задача, тех, кто в строю, – это не нарушать строй! Вы хоть обосритесь, но строй не нарушать! Первая шеренга задает шаг, остальные идут с ними в ногу. Все должно быть как по линеечке! Если вы сбили ногу, то и за вами, обязательно, собьются. Понятно, что такое в ногу? Это когда все идут одинаково – если первая шеренга тянет правую ногу вперед, то и все за ними делают также. Еще одна важная вещь – никого не впускать через строй. Если кто-то решит пройти сквозь ваш строй, значит, вы запороли свою первостепенную задачу, а именно – не нарушать строй! Дальше, когда нужно повернуть, сержант дает вам команду – «Правое плечо вперед!». Это значит, что вам, ребята, нужно повернуть налево. Когда вы слышите такую команду, вы делаете следующее – в первой шеренге, крайний слева, стоит на месте и марширует. Кто справа, тот, маршируя, поворачивает налево. Остальные подстраиваются под них. Тоже самое и с командой «Левое плечо вперед»!. Когда я говорю «На месте!» – значит стоите и маршируете на месте. Когда «На месте, стой!», – перестаете шагать и стоите по стойке смирно. Всем все понятно?!
– Да. – в разнобой, еле слышно, отвечали мы.
– Вы чо, долбанулись, что ли?! Вы как отвечаете старшему по званию?! Надо отвечать «Так точно!» Громко, в один голос! Спрашиваю еще раз – всем все понятно?!
– Так точно! – громко, но невпопад отвечали мы.
– Еще раз – всем все понятно!?
– Так точно!
– Вот так. Над этим мы еще поработаем. А теперь – становись! Равняйсь! Смирно! Отставить! Вы чего, бараны тупорылые, физкультуру с ОБЖ пропускали?! Не знаете в какую сторону равнение держать?! По команде «Равняйсь!», поворачиваете свою башку направо. Подбородок вверх, правое ухо выше левого. Повторим – становись! Равняйсь! Смирно! Стоп, стоп! Да что вы творите, вашу мать!
Я чувствовал себя как в детском саду – причем не в роли воспитателя, или же родителя. Мы как малые дети, которые только учатся ходить, но делают все не правильно. В школе к этому проще относились, здесь же все было строго. Если команда «Смирно!», то надо не просто поднять подбородок вверх, а встать прямо, вытянутся всем своим существом вверх, грудь вперед, руки по швам – создать впечатление вытянутой струны, готовую, вот-вот, лопнуть. По команде «Становись!» мы должны встать в строй, если мы уже в строю, то обратить внимание на того, кто раздает команды. При команде «Вольно!» вы ослабляете левую ногу и опускаете подбородок, чтобы ваш взгляд был под углом 90 градусов. Ворочать головой, разговаривать по команде «Вольно!» нельзя.
– Татарин, мы так ужин пропустим! Потом научим их командам. – вмешался в воспитательный процесс сержант Казах.
– Ладно, успеем. Еще один момент, товарищи «запахи». Когда вы слышите команду «Шагом марш!» – после слова «шагом» вы должны корпус своего тела подать чуть вперед, и, только, после команды «Марш!», начинаете маршировать с левой ноги! А теперь, шагоооом, марш!
И мы пошли. Не Бог весть как, но пошли.
– Раз, раз, раз, два три! – давал нам счет сержант, чтобы мы могли под него маршировать и не сбиваться. Если счет дают под левую ногу, то, каждый раз, когда вы слышите очередной счет, в это время ваша левая нога должна уже стучать по земле.
До столовой мы дошли как стадо бродячих баранов – так о нас отозвался сержант Васильев. Перед столовой мы были не одни – напротив одноэтажного здания стояло, как минимум, еще пять отдельных строев. В армии все ужинают с 19 до 20 00. На крыльце столовой стоял офицер со списком – дежурный по полку. Сержанты подходили к дежурному и отчитывались о количестве личного состава, кто пришел на ужин. Офицер сверял свои списки, делал отметки и давал команду – кто и в какой очереди заходит в столовую. Вот один интересный нюанс – заходить в столовую в верхней одежде нельзя. Гардероба в столовой нет. Что же делать, спросите вы? Было два варианта – мы раздевались на улице, кидали бушлаты в одну кучу на снег и оставляли одного человека, который сторожил наши вещи. Во время ужина мы оставляли нашему сторожу покушать – когда мы выходили, он заходил и ел в ускоренном режиме, так как его на улице ждали остальные. Второй вариант тот же самый, но бушлаты мы скидывали на пол в тамбуре столовой и также назначали сторожа. Возможно, в других частях, есть что—то типа гардеробной, но я такого не встречал.
Когда нам дали добро, чтобы заходить в столовую, сержант Васильев скомандовал:
– Справа, в колонну по одному, бегом, марш!
Те, кто стоял с правой стороны строя, бегут первыми, потом следующая колонна и так пока все не забегут в столовую. Перед тем, как забежать в столовую, каждый должен снять головной убор. В столовой нас встречал сержант Татарин, указывая на столы, где было накрыто на нашу роту.
Если вы когда-нибудь были в школьной столовой, то в армии все то же самое. Огромный зал, в котором, в аккуратные ряды, составлены столы с лавочками. Ничего особенного.
И так, мы расселись за свои столы. На столе стоит алюминиевый казанок, чайник, тарелки и стаканы с ложками. Еще стояла большая тарелка с кусочками масла в виде огромных таблеток. Две буханки нарезанного хлеба. Все сидят и ждут команды сержанта.
– Значит так, орлы! – сержант Казах принялся объяснять нам, как правильно вести себя в столовой. – По команде «раздатчики пищи встать!», встают те двое, кто сидит с краю стола, рядом с казаном. По команде «к раздаче пищи приступить!», один раздатчик разливает в чашки чай и передает остальным, другой раскладывает пищу в тарелки и, также, распределяет с остальными. Потом я даю команду «приступить к приему пищи!», после чего ваши ложки должны загреметь, словно легион римлян на мечах дерется. Всем все понятно?
– Так точно!
И мы все делали, как нам приказывали сержанты. На ужин, как сейчас помню, было пюре и тушеная рыба с подливой – вроде щука. Чай в чайнике был уже подслащен. Масло кто на хлеб мазал, кто в пюре кидал. Вполне сносный ужин, скажу я вам. Чай не такой уж и сладкий, но и горьким его не назовешь. Это сейчас я слышу от ребят, кто служит по одному году, что их и пельменями кормят, и мясо они в своей тарелке находили… У нас все было проще – мяса мы не видели, и не важно, будь то борщ, либо каша – везде только масла и жир. Иногда, конечно, мясо попадалось, но это было только тогда, когда проходили проверки в лице высшего руководства. Если на ужин макароны, то готовьтесь увидеть на своей тарелке кусок слипшегося, разваренного теста. Еще бывало, и очень часто, овощное рагу, в простонародье «бигус», – картошка, тушенная с квашеной капустой. Бигус в армии никто не любил – всегда неприятно пахло, и всегда кисло. Говорят, что в бигус еще и мясо кладут, но, как я уже говорил, мяса мы не видели. То есть, наше меню было очень скромным, и проблема была не в том, что армия для нас мяска зажала, а в том, что готовка еды практически не контролировалась. Есть начальник продовольствия, начальник столовой – в их обязанности входит контроль за приготовлением пищи для солдат. На деле все получается так – в столовую поставляют с армейских складов мороженное мясо. Далее это мясо размораживается, режется – что-то уходит в холодильник для следующего приготовления, что-то сразу в кастрюлю. Единственными гражданскими лицами в столовой, в наше время, были поварихи. У поварих дома дети, которых надо накормить. Каждая повариха отрезает от нашего мяса не малый кусок, чтобы накормить своих домочадцев, может, и шашлычок на выходных замутить. Сам начальник столовой голодным себя тоже не оставит, выбрав себе самый лучший кусок. Потом постоянные обитатели столовой – помощники поваров, хлеборезы, ответственные за продовольственные склады ребята – всем хочется хорошо поесть и приготовить отдельный вкусный ужин. И нельзя обделять дежурного по столовой – ВСЕМ НАДО МЯСА! Ну, и, конечно же, оставшееся мясо идет в офицерское меню, ведь офицеры питаются отдельно от солдат. Комната, где питались офицеры, тоже располагалась в столовой, но там все было по-другому – больше похоже на кафе. И еда у офицеров была не та, что у смертных солдат. Если подлива, то с мяском. Плов – значит с мясом. Овощное рагу – то почему ж без мяса? – не порядок! Мяса товарищам офицерам! Все как полагается! Ну, а уж, то мясо, те масла и косточки, что остаются после всех голодных ртов, идет к нам в тарелки! Думаю, если бы офицеры питались в одной столовой, с одного котла, вместе с солдатами, то мы бы вкусно ели! Но, при нас такого не было.
Конец ознакомительного фрагмента.