Глава 10
Неожиданно кто-то похлопал меня по щеке. Туман полностью рассеялся. Грубый голос промычал мне в ухо:
– Просыпайся, просыпайся, нам пора ехать. Ты слышишь, Лапша?
Я открыл глаза. Это был Большой Макси, стоявший у моей кровати. Я сел и огляделся по сторонам. Патси стоял перед зеркалом, засовывая пушку в подмышечную кобуру. Я поднялся с кровати. Я еще ощущал тяжелый сладковатый запах опиума, но чувствовал себя вполне нормально, если не считать легкого возбуждения.
Господи, что за сон! Он казался мне ярче, чем реальность. Если бы я и наяву так же мог держать Долорес в объятиях, как это было во сне! Я с тоской вздохнул.
Макси перезарядил револьвер сорок пятого калибра и бережно протер его носовым платком. Он засунул оружие в кобуру, кивнул на спящего Косого и сказал Патси:
– Разбуди его, нам пора двигать.
Раздался стук в дверь. Я открыл. За дверью стоял улыбающийся Джои Китаец.
– Ну что, парни, вы готовы? – Он усмехнулся. – Приятные были сны, ребятки? – Джои повернулся к Максу и спросил: – Сможешь мне уделить несколько минут? Нужен твой совет. Сегодня утром доставили свежую партию зелья.
Макси надевал пиджак. Он сказал:
– Конечно, Джои, о чем разговор. Мы можем уделить несколько минут для друга.
Мы спустились вместе с Джои в подвал. Он открыл большую стальную дверь. Мы прошли по узкому длинному коридору. Он отпер еще одну стальную дверь. Мы вошли в ярко освещенную комнату. Там, склонившись над столом, сидели пятеро китайцев.
Джои представил нас своим улыбающимся соотечественникам. Те принадлежали к тому же тонгу[7], что и он, под названием «Он Леонг». По-английски они говорили лучше, чем мы. Я заметил это Джои. Он прошептал мне на ухо: «Они учились в Колумбийском университете».
У пятерых китайцев были закатаны рукава. Некоторое время мы смотрели, как они скатывают маленькие шарики, похожие на темное тесто, намоченное в воде.
Джои гордым тоном пояснил:
– Так готовят опиум для курения. Его надо размять и увлажнить. Эта операция требует большого опыта. – Он потрепал по спине сидевшего рядом китайца. – А эти – художники в своем деле. – Джои указал на стоявшую в углу коробку и спросил у Макси: – Что за товар? Что ты скажешь о его качестве?
Я с интересом нагнулся над коробкой:
– А я думал, что опиум всегда есть опиум, и сорт у него один.
Макси напустил на себя вид школьного учителя, объясняющего урок ученику.
– Видишь ли, Лапша, пока ты прохлаждался в своем Сидар-Ноулзе, Профессор меня кое-чему научил насчет этого зелья. Есть «Патна», «Бенарес» и «Малива». У каждого сорта свой вкус и запах, потому что они растут на разных почвах и в разных странах.
Мы с Джои кивнули, оценив познания Макса.
В боксе было штук сорок четырехфунтовых шаров, уложенных впритык аккуратными рядами. Макс взял один из шаров и сколупнул с него почти дюйм маковых листочков.
– Упаковщик использовал листья в качестве обертки, – пояснил он.
Макс отщипнул кусочек от темной обнажившейся начинки, потер между пальцами, понюхал, попробовал на язык и заявил:
– Отличное зелье, Джои. Чистая «Патна».
Джои одобрительно кивнул:
– Я так и думал, Макс, но был не совсем уверен. Спасибо за консультацию.
Мы сказали «пока» Джои и его улыбавшимся рабочим и поднялись по лестнице. Какой-то шипящий и фыркающий кот преследовал свою подругу вдоль по темной, узкой и пустынной улице. Мы с интересом проследили, как он зажал ее в углу между мусорными баками. Она взвизгнула от боли и удовольствия, когда тот прыгнул ей на спину и вонзил зубы в шею, принуждая к повиновению.
Мы залезли в «кадди», смеясь и чувствуя легкую дрожь возбуждения. Макс напел какую-то непристойную пародию на песенку «Все это делают, всегда».
Косой сел за руль и оглянулся на Макси, ожидая инструкций.
Тот посмотрел на часы и сказал:
– Три часа ночи, еще полно времени, чтобы принять ванну и по-настоящему взбодриться. – Он задумчиво почесал подбородок. – Заодно устроим себе алиби у Латки.
Косой повернул ключ, нажал на газ, включил первую скорость и повез нас в верхнюю часть города, на Саус-стрит. По дороге он совершал необходимые действия, но мне всегда казалось, что во время езды Хайми просто сидит за рулем, а машина сама исполняет малейшие его желания, как волшебная лампа Аладдина.
Когда за рулем находился Косой, машина становилась живой. Она была женского рода, и в трудные минуты, когда у нас случались проблемы, он обращался к ней почти со страстью. Он называл ее Малышкой таким пылким тоном, словно это была его любовница. Сидя за рулем, он превращался в дьявола. Он мог выкидывать с машиной такие фокусы, какие не снились голливудским каскадерам. В Ист-Сайде он слыл одним из лучших водителей. Но и лошадка была ему под стать: наш «кадди» – особый экземпляр с пулезащитными дверцами и стеклами и с усиленным мотором, способным развивать сто двадцать пять миль в час.
Мы быстро и бесшумно мчались по ночному городу. Большой черный автомобиль, как хамелеон, скользил по темным и пустынным улицам. Внезапно мы выехали на яркий свет, в гущу движения и шума.
– А! – воскликнул Косой, глубоко вдохнув воздух. – Шанель номер пять.
Мы прижали к носу носовые платки.
Макси наклонился вперед, впившись пальцами в спину Косого, и сказал:
– Послушай, сколько раз тебе говорить, чтобы ты закрывал окно, когда мы проезжаем мимо Фултонского рыбного базара?
Косой рассмеялся:
– Нельзя же быть такими чувствительными, парни. Для меня это очень приятный запах. Как от перезрелой шлюхи.
Оставив позади рынок, мы задышали глубже. По сравнению с рыбной вонью затхлый воздух Ист-Ривер казался почти свежим. Мы быстро спустились в нижнюю часть Ист-Сайда и углубились в лабиринты его улочек.
Наконец впереди появилась тускло светящаяся вывеска: «Турецкие бани Латки». Косой переключил на нейтральную скорость и мягко подал машину к входу. Он выключил урчащий мотор. Мы вошли в бани.
В том, как улыбающийся Латки пожимал нам руки, чувствовалась забавная смесь страха, уважения и радости. Он лично проводил нас в самые лучшие комнаты заведения. Мы разделись и голыми двинулись в парилку. Когда мы шли по баням во главе с Максом, мягкое шлепанье наших босых пяток по каменному полу и вид наших голых волосатых тел навели меня на странную мысль. Дарвин оказался прав. Я мог побиться об заклад, что дикого зверя в нас было гораздо больше, чем homo sapiens. Мне чудилось, что мы, как стая свирепых животных, идем по жарким, дымящимся джунглям. Смуглое тело Большого Макса лоснилось крупными мышцами, его кошачья походка, когда он стремительно шагал по залу, таила в себе силу и грацию тигра-убийцы. Патси шел на шаг позади, его длинные ноги и руки двигались в безупречном ритме, мощные мышцы волнообразно ходили под кожей, покрытой густым темным волосом. Его скользящие движения напоминали крадущуюся черную пантеру. Косой больше всего смахивал на леопарда. Я усмехнулся про себя, подумав, на какого зверя похож сам.
Мы прошли через вращающуюся дверь в жаркую сухую комнату. Горячий воздух обдал наши прохладные тела, как тяжелый жар от раскаленной добела печи.
Пол обжигал нам пятки. Косой стал прыгать с ноги на ногу. Я все еще чувствовал себя слегка под кайфом.
Я сказал:
– В чем дело, ребята? Слишком жарко? Надо привыкать. Вы же не хотите, чтобы наш друг Мефистофель смеялся над нами, когда мы все в конце концов окажемся в его владениях?
Косой спросил:
– Какого черта? Что за тип этот Мефистофель? Фамилия у него какая-то греческая.
Я рассмеялся:
– Пусть будет грек, черт с ним. Вообще-то это парень с рогами и вилами, который живет под землей.
Косой наклонился и показал на свой зад:
– Если я когда-нибудь с ним встречусь, пусть он поцелует меня в точес. – Он заметил кресла с откидной спинкой и запрыгал к ним на одной ноге. Косой расположился было на сиденье, но в следующий момент подскочил в воздух, разразившись громкими проклятиями: – Чертов сукин сын!
– Действительно, надо привыкать. Помнишь, что нам говорила Булавка Монс: нас всех поджарят на очень горячем стуле! – засмеялся Макси.
Косой прыгал на одной ноге и потирал задницу.
– Чтоб она сдохла, эта сука.
В комнате появился человек с белыми прохладными простынями, накинул их поверх сидений, и мы смогли вытянуться на креслах. Мы чувствовали себя удобно и расслабленно.
Через некоторое время пот тек с нас уже струями. Жар стоял огненный. Косой похлопал себя по бедру:
– Ребята, как будем поджаривать мясо – с корочкой или помягче?
Патси окинул его изучающим взглядом:
– Ты слишком тощий и черствый, чтобы тебя есть, Косой.
Макси подошел к висевшему на стене термометру и воскликнул:
– Господи, здесь сто семьдесят семь градусов!
Сидевшие в парилке посетители толкали друг друга локтем и шептались. Должно быть, они узнали в нас знаменитых бандитов. Мы уже привыкли к такому усиленному вниманию. Мы с дружелюбным видом кивнули соседям. Макси попросил служащего принести для всех холодного пива. Со всех концов комнаты послышались слова признательности и благодарности.
Пара симпатичных молодых людей подошла поблагодарить нас лично. Они мялись, как две смущенных школьницы. Один из них прошепелявил:
– Мы много слыфали о вафих парнях, мистер Макс. Мы хотим лично поблагодарить фас за угофение.
Другой придерживал на бедре белое покрывало и откидывал назад длинные волнистые волосы, точь-в-точь как женщина.
– Мы хотели посмотреть, так ли вы хороши без одежды, как в ней, – сказал он.
– Ну и как? – заинтересованно спросил Макс.
– Безусловно, вы очаровательны и неотразимы. Какое мужественное тело!
Я процедил сквозь зубы:
– Хватит, девочки. Валите отсюда. Идите припудрите носики.
Молодые люди торопливо запахнулись в простыни.
– Пойдем, Фрэнки, эти мальчики слифком грубы, – сказал шепелявый.
Когда они удалялись, Фрэнки помахал нам рукой:
– До встречи, милашки.
Косой презрительно сплюнул:
– Вот чертовы гомики. Надо бы их как следует взгреть. Может быть, это их излечит.
– Напрасная трата времени. Они безнадежны, – сказал я.
– Конечно, их можно только пожалеть, вот и все, – согласился Макси.
Я кивнул и добавил:
– Вряд ли они могут контролировать свои сексуальные наклонности.
Патси спросил:
– Почему вообще гомики становятся гомиками?
– В основном под действием среды, – ответил я.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Косой.
– Ну… – Я задумался, как лучше объяснить это Хайми. – Возьмем нас, например. Наша среда – это то, как мы росли, как нас воспитывали или, лучше сказать, как мы воспитывали самих себя. У нас были такие классные девочки, как Пегги, Фанни и некоторые другие.
Это воспоминание заставило нас рассмеяться.
Я продолжал:
– Мы представляем собой прямую противоположность гомикам. В каком-то смысле мы тоже не совсем нормальны. Мы находимся на другом конце спектра. Может быть, в нас слишком много мужских гормонов. Поэтому мы такие мужественные и крутые. Как я уже сказал, считается, что гомосексуализм вызывается в основном воздействием общественной среды. Но в некоторых случаях возможен и врожденный фактор.
– Скажи это по-английски, – буркнул Косой.
Макси со смехом пояснил мои слова:
– Это значит, что они родились такими в животе своей матери.
– Слушай, Лапша, – сказал Хайми. – Откуда ты знаешь все ответы? Это что, тоже врожденный фактор?
– Косой, я охотно тебе отвечу. Я родился с такими же мозгами, как все, – улыбнулся я. – Но все время развивал их чтением. Я открою тебе один маленький секрет.
Благодаря тому, что я читаю книги и знаю то и это, вы все считаете, что башка у меня варит, верно?
– Котелок вместо башки, – засмеялся Косой.
– Ладно, не перебивай. Значит, если сравнивать меня с вами, то есть с людьми, которые ничего не читают, получается, что я знаю все ответы на все вопросы, так?
– Ну и что из этого? – спросил Хайми.
– Дело в том, – продолжал я, – что по сравнению с другими людьми, которые читали гораздо больше меня и имеют настоящее образование, я, недоучка, нахожусь в том же положении, что и вы. Вот и выходит, что все относительно.
– Как у Эйнштейна? – предположил Патси.
– Вот именно. Как в теории относительности Эйнштейна.
– Значит, ты признаешь, что ты не самый умный парень на свете? Не как Эйнштейн? – спросил Косой.
– Да, – согласился я скромно. – Среди самых умных парней на свете я второй после Эйнштейна.
– Ладно, кончайте это, – сонно сказал Макси.
Мы посидели еще немного времени и перешли в другую комнату, где нас помыл служащий.
Потом Макси минут на десять удалился в офис Латки. Выйдя оттуда, он кивнул нам:
– Все в порядке, мы договорились.
После этого мы разошлись по отдельным комнатам. Я забылся тяжелым сном.
В семь тридцать Макси негромко постучал в мою дверь и тихо сказал:
– Просыпайся, Лапша. Пора вставать.
Я сразу вскочил с постели. В голове стояла муть. Наверное, на меня все еще действовал наркотик. Странно, еще совсем недавно, сидя в парилке, я чувствовал себя совершенно трезвым. А теперь меня снова повело.
Мы быстро оделись и украдкой вышли на улицу через черный ход. Никто нас не видел.
Мы направились к заведению Йони Шиммеля на Хьюс тон-стрит, чтобы слегка позавтракать.
Над Ист-Сайдом уже висело утреннее солнце. Деятельные домохозяйки вывешивали из окон простыни и одеяла, чтобы проветрить их на воздухе. Одна из женщин голосила с верхнего этажа:
– Эй, мороженщик! Мороженщик, эге-гей, мороженщик!
Мороженщик остановил свою лошадь и прокричал в ответ:
– Да, леди?
– Пришлите мне сюда наверх большой кусок льда, центов так на десять, хорошо, договорились?
– Договорились, леди.
Мусорщики уже выгружали в свои телеги вонючие отбросы и с грохотом выбрасывали пустые баки назад на мостовую.
Дверь многоквартирного дома распахнулась настежь, и оттуда вылетел молодой парень.
Он скатился по ступеням. Наверху открылось окно, и оттуда высунулась женщина, вывесив наружу свои большие груди.
Она прокричала вслед убегавшему мальчишке:
– Джейк, Джейк, дорогой мой! Хорошо веди себя сегодня в школе и будь умным мальчиком.
Парнишка, не снижая скорости, ответил через плечо:
– Я буду хорошим… на том свете.
Изможденные мужчины средних лет, выглядевшие явно старше собственного возраста, тащились к своим лавкам. Пустая банка из-под сардин, вылетев в окно, едва не попала в голову отправлявшегося на работу мужа. Его воинственная жена высунулась из окна и заорала ему вслед:
– Lieg in dred, Yankel! A broch zu dir![8]
Он ответил ей очень коротко:
– Yenta[9].
Словно очаровательные цветы, выросшие из мокрой грязи, из темных, сырых и зловонных зданий выходили кокетливо одетые девушки, готовые начать новый трудовой день во всем блеске своей юности и свежести.
Да, думал я, проходя мимо: все эти люди – то, что называют послушным элементом. Посмотрите на них. Что за жизнь ведут они, сбившись в кучу в зловонных трущобах. Утром они отправляются на работу. Вечером возвращаются в гетто. Ну и жизнь. Мне их было жаль.
И взгляните на нас. Мы тоже выросли здесь – Большой Макси, Патси, Косой и я. Мы тоже часть Ист-Сайда и тоже начинаем новый день. Ха-ха-ха, рассмеялся я про себя. А какая разница! Мы-то – вовсе не послушный элемент. Мы – маленькая крепкая банда, звено в мощном синдикате таких же банд. Мы – шайка бунтовщиков.
Мы неторопливо шли по грязным, кишащим людьми улицам к кофе с книшами. Будущее дело представлялось мне почти таким же нормальным и естественным, как эта прогулка. Я спорил сам с собой, задаваясь вопросом: не являемся ли мы просто неизбежным продолжением своей среды? Банды не появляются в благополучных районах города. Кто когда-нибудь слышал о шайке с Пятой авеню или с Парк-авеню? Хотя, если задуматься, у них тоже есть бандиты, только они действуют по-другому.
Мысленно я рассмеялся. Да, эти парни ведут дела умней, чем мы. Они действуют легально; там, на Уолл-стрит, они так же обчищают свои жертвы, только не пускают в ход оружие. И они тоже сбиваются в банды, в финансовые банды. Они используют деньги так же, как мы используем револьверы, – чтобы править миром. Наверное, по большому счету их мораль ничем не отличается от нашей; как знать, может быть, мы даже более честные и более порядочные люди, чем эти ублюдки. Во всяком случае, они такие же преступники, как мы. Все на свете преступники, и те ублюдки – тоже.
Какого дьявола! Мир – джунгли, и сильный поедает слабого. Самые ловкие и удачливые поднимаются на вершину всего этого дерьма. И мы – одни из них. Конечно, нашу энергию и силу можно было бы направить в другое русло, только где, черт побери, на это взять терпения? Мы хотим на вершину, и побыстрее. Мы уже сыты по горло нашей вонючей нищетой.
Мы не обращаемся с молитвой к Богу, Аллаху или Будде, как делают другие: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Нет, к черту это. Мы берем то, что хотим. Как сказал Наполеон: «Судьба – это шлюха». Да, думал я, сильные мира сего насыщаются за счет других – тех, кто неловок и неудачлив. Бездельников, слабаков выбрасывают в помойное ведро, как негодную ветошь. Но мы не такие – у нас есть хитрость, сила и крепкие нервы, чтобы вырвать свою долю из рук богатой суки-судьбы. Кажется, эту фразу я где-то прочитал.
Я усмехнулся. Все та же история – карусель из мыслей, чтобы только оправдать себя и настроиться на предстоящее дело. Что бы человек ни совершал, он всегда найдет способ убедить себя, что поступает правильно.
Я не смог удержаться от смеха, подумав о своей нелепой философии. Господи, когда же я стану по-настоящему крутым? Помню, раньше, много лет назад, когда мы только начинали, я перед работой мог буквально наделать себе в штаны.
Макси взглянул на меня удивленно и спросил:
– Что смешного, Лапша? Или ты все еще под кайфом?
– Наверное, и то и другое, – ответил я, продолжая смеяться.
Макс сказал:
– Что тебе нужно, так это выпить чашку крепкого кофе и прочистить себе мозги.