Вы здесь

Однажды вечером в Париже. 11 (Николя Барро, 2012)

11

Бог мой, да здесь же все осталось таким, как было, я помню! Чудесно, это чудесно!

Солен Авриль, радуясь как дитя, шла между рядами кресел, похлопывая рукой по старой бархатной обивке.

– Нет, это же просто невероятно! А ты что скажешь, chéri?[10] Слишком много я обещала или нет? Согласись, ничего подобного мы в Америке никогда бы не нашли.

Аллан Вуд поправил очки в черной роговой оправе и хотел что-то ответить, но Солен, не слушая, опустилась в кресло и грациозно закинула ногу на ногу.

– Совершенство! Это настоящее совершенство! – Она отбросила свою белокурую гриву на спинку кресла. В какой-то момент я не видел ничего, кроме ее волос, которые, словно текучее золото, разлились по красному бархату, и еще я видел ее точеное колено, нетерпеливо приподнимавшееся и опускавшееся. – А какая безумная аура! Уже один этот запах, тут, в старом зрительном зале… Он вдохновляет. А-ах, великолепно, не правда ли? Иди сюда, chéri, посиди здесь тоже!

Аллан Вуд, который стоял рядом со мной и несколько более сдержанно наслаждался «безумной аурой» моего кинотеатра, улыбнулся мне с извиняющимся видом, а затем прошел вперед и стал пробираться по тому ряду, где сидела Солен. Я, все еще ошарашенный, проводил его взглядом. В этом нереальном сценарии мой кинотеатр предстал тоже каким-то совершенно новым и незнакомым.

Тяжелый занавес красного бархата, сейчас он сверху донизу закрывал экран, двадцать три ряда кресел, пол с небольшим подъемом, в задней стене проделано прямоугольное оконце, чтобы киномеханик мог видеть экран и зал; на стенах – портреты в темных деревянных рамах, черно-белые фотографии: Чарли Чаплин, Жан-Поль Бельмондо, Мишель Пикколи, Роми Шнайдер, Мерилин Монро, Хэмфри Богарт, Одри Хепбёрн, Джейн Сиберг, Катрин Денёв, Фанни Ардан и Жанна Моро. Они улыбались с затянутых темной тканью стен, как живые, под светом матово-белых светильников в виде шаров.

Но самым прекрасным в зале был полукруглый купол, на который я, вообще-то, редко поднимал взгляд, а мои гости сейчас разглядывали его в полном восторге. Купол над залом был украшен росписью: темно-зеленые ветви, а на них, среди листвы, райские птицы и золотые плоды апельсинов.

– Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что смогу сыграть те сцены только здесь? – Солен Авриль драматическим жестом простерла вперед руки с растопыренными пальцами. – Я, конечно, не хотела бы впадать в пафос, ни в коем случае, но вот это все… это все… совсем не то, что какие-нибудь выгородки в павильоне на студии, не правда ли, chéri? Здесь я смогу быть подлинной, играть правдиво, всем сердцем, о, я уже чувствую, просто чувствую. – Она вздохнула со счастливой улыбкой.

Аллан Вуд сел рядом с нею и раскинул руки на спинки соседних кресел. Некоторое время он молча сидел, подняв голову и глядя на купол, потом сказал:

– Yeah, it seems like the perfect place. I really like it![11] – Он покрутил головой, оглядываясь вокруг, потом опять посмотрел на потолок. – И пахнет… – Он помахал перед лицом маленькими белыми ладошками. – Тут очень ностальгическая атмосфера. – С американским раскатистым «р» получилось у него забавно: «атмосферрра». – Здесь пахнет… – он щелкнул пальцами, точно пораженный внезапной идеей, – пахнет историей!

Я стоял у дальней стены моего кинозала, молча, уже не в состоянии объективно судить о том, что там говорит Аллан Вуд. На самом деле я был не в состоянии даже понять, происходит все это реально или у меня галлюцинации.

Время близилось к полуночи. Ну, подумал я, наверное, ровно в двенадцать две головы, высящиеся над спинками кресел, растворятся в воздухе и я проснусь дома, в своей кровати, встряхнусь и, пожимая плечами, пробормочу: вот, дескать, приснился знаменитый американский режиссер и одна из самых красивых женщин на свете, привиделось, будто бы они пришли в мою киношку и заявили, что хотят сделать ее местом действия кинокартины. Ведь это так похоже на сон.

Я закрыл глаза и несколько раз глубоко вдохнул. Я ощутил пряный, сладковатый аромат, который принесла с собой Солен Авриль, – при каждом ее движении волны благоухания разбегались по залу и достигали меня. Если так пахнет история, то она прямо-таки дурманит.

– Тут правда так пахнет, Ален, или вы используете ароматический спрей?

– Да? Простите? – Вздрогнув, я открыл глаза.

Аллан Вуд, обернувшись, смотрел на меня, его черные брови поползли вверх.

– Ну, вы понимаете. Есть такой спрей для освежения воздуха, – объяснил он. – Я использую у себя дома. Запах – как в старой библиотеке. Создает очень уютную атмосферу. – Легко, точно молодой парень, он поднялся с кресла.

Я покачал головой:

– Нет-нет. Здесь все настоящее. – Я посмотрел на часы. Полночь! И ничего не случилось. Покоряясь судьбе, я развел руками. Было ясно: мне ничего не снилось, этот удивительный ночной визит, который вскоре совершенно перевернул всю мою жизнь, происходил в действительности. Невероятно, но факт.

Аллан Вуд и Солен Авриль были здесь, передо мной, в ярко освещенном зрительном зале моего кинотеатра. И они, ничуть не сомневаясь, что за моим согласием дело не станет, твердо решили в ближайшие недели начать в «Синема парадиз» съемки нового фильма.

Я снова потряс головой и вдруг прыснул:

– Здесь-то все настоящее, но я должен признаться, что все еще не могу поверить в вашу реальность! – Я пожал плечами. – Ведь подобное не каждый день случается с обычным человеком… я имею в виду себя.

Аллан Вуд подошел ко мне почти вплотную, я был выше ростом, так что он даже закинул голову, устремив на меня взгляд карих глаз, полный добродушного лукавства. Он протянул руку и потеребил рукав своего тренчкота.

– Однако мы настоящие, – сказал он. – Вот, пощупайте! Абсолютно настоящие!

Я потрогал рукав и расплылся в улыбке. Он и правда был «абсолютно настоящий».


Несмотря на то что поначалу я решил было, что передо мной привидение, этот невысокий щуплый человек в тренчкоте с самой первой минуты стал мне симпатичен. Он очень деликатно не подал виду, что заметил мое дикое смущение. А вот к реальности Солен Авриль я все еще не мог привыкнуть, хотя она стояла в каком-нибудь метре от меня, разглядывая известную фотографию Одри Хепбёрн, на которой актриса подносит к губам длинный мундштук.

– Очень элегантно, – сказала Солен Авриль. – Что, если и мне завести такой аксессуар, как ты думаешь, chéri? – Она задумчиво вытянула губы и вдруг вздохнула: – Да что уж там, сегодня даже в барах не разрешают курить. Наш мир совершенно утратил чувство стиля, вы не находите, Ален? – Она улыбнулась мне. – Все меняется, и в основном меняется к худшему. – Она наморщила лоб; я с восхищением следил за ее выразительной мимикой. – Как хорошо, что хотя бы «Тиффани» еще есть. Меня это примиряет с действительностью.

Мы вышли в фойе, и я, бросив взгляд через стеклянную дверь на улицу, подумал об удивительной встрече, произошедшей всего какой-нибудь час тому назад и поразившей меня не меньше, чем если бы там, перед входом, приземлились инопланетяне. Вероятно, когда-нибудь я буду рассказывать внукам, что однажды ночью на улице, перед моим кинотеатром, вдруг появились Аллан Вуд и Солен Авриль.

«Аллан Вуд? – пролепетал я, когда человек в тренчкоте, стоявший перед дверью моего кинотеатра, назвал себя, и мое неопределенное чувство, что я его знаю, превратилось в уверенность. – Да это же… то есть… вот это да! Тот самый Аллан Вуд из Нью-Йорка? О, ну конечно, конечно, ваше имя мне знакомо!»

Режиссер держался скромно. «Я рад, что вы меня знать, мсье Боннар. Я замечаю, у нас одинаковое имя. А ведь это забавно, а? Можно я буду называть вас Аллан?»

«Ален», – смущенно поправил я. Аллан Вуд вроде не заметил никакой разницы. «Очень рад, Аллан», – сказал он, приветливо кивая.

«Ален, chéri, его имя Ален, а не Аллан!» – вмешалась Солен Авриль и улыбнулась мне, точно заговорщица. Звезда Голливуда, родившаяся и выросшая в Париже, не забыла тонкостей французского произношения.

«Oh, I see…[12] А-а-лэн. – Он попробовал произнести имя еще раз, теперь уже с ударением на второй слог, как полагается. – Итак, Аллэн, извините нас, пожалуйста, за вторжение. Солен меня – как это сказать? – притащила сюда. Она непременно решила показать мне „Синема парадиз“, и такая удача, мы сразу же встретили вас…»

Солен кивнула и с улыбкой подмигнула мне, я тоже кивал и улыбался, точно малость слабоумный. Да мне и впрямь было как-то трудно следить за нитью разговора.

«Я хотел бы поговорить с вами, Аллэн, о моем новом фильме», – сказал тщедушный человечек в тренчкоте.

Если не считать акцента и мелких ошибок, Аллан Вуд объяснялся по-французски на удивление бегло. Окинув взглядом старинный фасад кинотеатра, он даже присвистнул от удовольствия. Потом он дал мне визитную карточку, я сунул ее в нагрудный карман.

«Ваш красивый старый кинотеатр, наверное, понадобится мне для съемок».

«Ага», – ничего более умного мне в голову не пришло. Но зачем же Аллану Вуду моя киношка? Правда, ходила молва, что американский режиссер любит почудить, вот и очки носит круглые, в массивной роговой оправе, но чтобы его чудачества доходили до приобретения старых парижских кинотеатров с серьезным репертуаром – об этом я никогда не слыхал. Да мне в тот момент это было глубоко безразлично – я стоял, завороженный, уставившись, точно сомнамбула, на великолепную Солен Авриль, – белокурая красавица грациозно поправляла мягкую белую шаль, которая, словно легкое облако, лежала у нее на плечах, придавая облику актрисы нечто ангельское. Казалось, она парит в воздухе, не касаясь булыжной мостовой.

«Ах, все это так волнительно! – произнесла она с придыханием. – Я словно опять стала маленькой девочкой. Можно нам войти и посмотреть ваш кинотеатр, Ален? Пожалуйста!»

Глядя на меня, она положила – всего на миг – руку мне на плечо, и я почувствовал, что колени у меня сделались ватными.

«Ясное дело, – пробормотал я. – Ясное дело». Я попятился к опущенной на двери решетке. Надо сказать, что мне все это тоже казалось «очень волнительным». Даже в самых смелых мечтах мне не пригрезилось бы, что знаменитая королева экрана Солен Авриль в один прекрасный день обратится ко мне с просьбой. Это же как в кино!

Итак, я поднял упавшие ключи, и вскоре мы втроем вошли в наше маленькое фойе. И вот мы стояли в фойе, и Солен Авриль внезапно обнаружила здесь много чего давно знакомого.

– Потрясающе! Я помню это зеркало! – восклицала она. – Посмотри сюда, chéri, эта надпись: «Le rêve est réalité» – ведь она и тогда висела тут, возле кассы! Помнишь, я рассказывала тебе?

Пока Солен Авриль совершала маленькое путешествие в прошлое, Аллан Вуд, оживленно жестикулируя, посвятил меня в свой замысел.

Поначалу я все никак не мог взять в толк, чем вызван этот ночной визит и какова его цель: режиссер и актриса, похоже, были мастерами в искусстве перебивать собеседника чуть ли не на каждом слове. Слушать их было трудно, однако через некоторое время я уразумел примерно следующее. Аллан Вуд задумал снять новый фильм с Солен Авриль в главной роли.

Было уже известно название картины – «Нежные воспоминания о Париже» и, разумеется, место действия – наш город. История любви – женщина ищет потерянную любовь своей юности, когда-то вспыхнувшую в старом кинотеатре и потом еще некоторое время с ним связанную.

Вот за этим они и приехали в Париж. А на «Синема парадиз» остановили свой выбор потому, что Солен ходила сюда в детстве и теперь капризную актрису прямо-таки одолела навязчивая идея, что только в этих старых стенах она сможет сыграть свою роль действительно убедительно. Кроме того, она прожила в Америке уже десять лет и теперь предавалась сентиментальным воспоминаниям о своей жизни в столице Франции. Парижские реминисценции любимой актрисы Аллана Вуда в конечном счете и вдохновили пожилого режиссера на его последний кинопроект.

– Ах, Ален, цените то, что вы живете в Париже. Я уже по горло сыта Америкой. Vraiment![13] – заявила Солен и с полнейшей непринужденностью взяла меня под руку, когда через час мы снова вышли на улицу, предварительно осмотрев все уголки и закоулки моего кинотеатра. – Как я скучала по этим горбатым улочкам, по чудесным старым домам, по отражению огней в водах Сены… А как пахнет на этих улицах после дождя, а как благоухают каштаны в саду Тюильри! Мне ужасно не хватало всех этих маленьких кафе, бистро и пестроты магазинов в Сен-Жермен… А крохотные tartes au citron[14], а меренги! – Она щебетала, не умолкая ни на минуту, пока мы спускались к набережной, где Аллан Вуд решил взять такси. – В Калифорнии все такое огромное, вы знаете? Пиццы, порции мороженого, магазины, люди, приветливые улыбки официанток – все там размера XXL. Это нервирует! А погода вечно одна и та же. Солнце и солнце. Каждый распроклятый день. Знаете, ведь это жуткая тоска, когда даже времена года не меняются!

Я подумал о нашей отвратительной февральской погоде, от которой большинство парижан форменным образом впадает в депрессию, и покачал головой.

– Эй, такси! – Аллан замахал рукой.

Секундой позже машина подъехала, остановилась у тротуара, мигнула фарами.

На прощание Солен легко коснулась губами моей щеки; Аллан Вуд в это время придерживал для нее дверцу такси. Потом он обернулся ко мне:

– Итак, Аллэн. Спасибо за вашу любезность. – Он обстоятельно похлопал себя по карманам и дал мне – второй раз! – свою визитную карточку. – Если вдруг что-нибудь помешает вам прийти, просто позвоните. А если ничего не случится, в воскресенье вечером встретимся в «Рице». И тогда обсудим все дела, о’кей?

Он протянул мне руку. Для мужчины с такой тщедушной фигуркой у него было неожиданно крепкое рукопожатие.

– Обдумайте наше предложение, друг мой. Если вы предоставите нам кинотеатр, в кассу потекут реальные деньги. – Он подмигнул, точно Аль Пачино собственной персоной. – Я хочу сказать, real money.

С этими словами он уселся в такси. Дверца захлопнулась, машина рванула с места и вскоре уже растворилась в бесконечном потоке огней, бежавшем по левому берегу Сены. На правом берегу высились черные на фоне темно-синего неба здания Лувра. Была половина первого ночи. Я стоял на набережной Сены, взбудораженный, в полнейшем смятении после событий не только этого вечера, но и последних трех дней.

Я поцеловал женщину в красном плаще, я получил любовное письмо, мне назначена встреча в отеле «Риц» с Солен Авриль и Алланом Вудом, которые запросто называли меня Ален или Аллэн.

Если моя жизнь и дальше так пойдет – совсем по-новому, бурно, пожалуй, у меня и времени-то не останется, чтобы смотреть кинофильмы, подумал я. Так и было: оказалось, что Бельмондо за мной не угнаться, а «На последнем дыхании» – просто скучная история по сравнению с тем, что довелось пережить мне. Вторую визитную карточку Аллана Вуда я сунул в тот карман куртки, где лежало письмо Мелани, и вдруг у меня возникло чувство – я в центре событий. Не на периферии, а в центре. Опьяняющее чувство.


– Ну а кто сказал, что в жизни уже не может быть никаких неожиданностей? – Робер ткнул в пепельницу свою седьмую по счету сигарету «Голуаз». Он все-таки старался сохранить невозмутимый вид, но не получалось – лицо его выдавало.

Редко доводилось мне видеть друга таким ошарашенным, как в этот субботний предвечерний час. Мы уже довольно давно сидели под красно-бело-синим полосатым тентом кафе «Бонапарт», куда я вызвал Робера нашим особым паролем: «Сенсационные новости».

– О-ох, Ален, дружище, и поэтому ты меня разбудил? Я сплю еще, понимаешь? Да какие уж там сенсации могут быть в твоей жизни… – проворчал он недовольно. – Вот у меня с Мелиссой – о да, сенсационная была ночка, не сомневайся.

– Я и не сомневаюсь, – сказал я, в то же время соображая, какую же из его студенток зовут Мелиссой? – Тем не менее по сравнению с моими новостями это полная ерунда.

– Попробуем угадать. Ты раздобыл номер ее мобильника? Вот уж и впрямь сенсация. Мои поздравления. – Робер сладко зевнул. – Ну, все, что ли?

Я затряс головой:

– Нет-нет, Робер, все не так просто, как тебе кажется. Если я говорю «сенсационно», значит именно это я и имею в виду. Тебе никогда в жизни не догадаться, кто пригласил меня завтра вечером на ужин в «Рице».

– Ну не тяни. Выкладывай.

Я держал паузу.

– Анджелина Джоли? – Робер сам захохотал своей шутке.

– Эй, Робер, а ты почти попал в точку. Молодец, – сказал я, и тут смех оборвался.

– Ну говори, ты что, шутишь?

– Нет, не шучу. В общем, приходи давай и все узнаешь.

Не очень-то приятно сознаваться – может быть, таким образом я выставляю себя в невыгодном свете, – но все же не скрою: после стольких лет, в течение которых я влачил существование «человека на периферии», было ужасно приятно увидеть Робера в смятении. Я рассказал все по порядку, и Робер довольно долго сидел, не произнося ни единого слова. По-моему, впервые в жизни он от удивления потерял дар речи. Он не знал, что сказать. Но, конечно, не потому, что очаровательная Мелани написала мне такое важное письмо и, вопреки убийственным прогнозам Робера, непременно собиралась со мной увидеться, – эту новость мой друг удостоил лишь мимолетной лаконичной реплики, небрежно бросив: «Мило, мило, ну давай дальше!» Зато история с появлением Солен Авриль была событием совсем другого масштаба.

– Солен Авриль? Обалдеть! – Он закурил новую сигарету. – Вот это так да! Слушай-ка, а что, она и в жизни такая супербомба, как на экране?

Я кивнул и, надорвав пакетик, лежавший возле моей чашки, неторопливо высыпал сахар в кофе.

– Я бы сказал, да. Когда вдруг видишь такую женщину совсем рядом, живую, во плоти, – здорово шарахает по голове.

Робер вздохнул, потом отчаянно затянулся сигаретой и задымил как ненормальный.

– Слушай! Нет, как представлю себе, прямо в жар бросает. И, говоришь, эта конфетка целый час провела в твоей киношке?

– Вместе с Алланом Вудом.

– С Алланом Вудом? Что там у старого хрыча с великолепной королевой секса?

– Мне кажется, ничего, насколько я могу судить, конечно. Просто он собирается снимать ее в главной роли в своем новом фильме. И в моем кинотеатре!

– Как же, поверил я! Это я насчет Солен Авриль. Скажу тебе, кто упускает шанс заарканить такую диву, тот попросту слабоумный. – Он бросил на меня совершенно недвусмысленный взгляд. – И уже завтра вечером ты опять с ней встречаешься? В «Рице»? Держу пари – у секс-бомбы там роскошные апартаменты и кровать шириной в половину комнаты. Малыш, малыш, а ведь тебе повезло!

– Боже правый! – воскликнул я. – Робер, мы встретимся, чтобы обсудить ход и порядок съемочных работ. Ну хоть бы раз у тебя были какие-то другие мысли, неужели ты не в состоянии думать о чем-нибудь, кро…

– Нет. – Робер решительно покачал головой. – Если речь идет о такой женщине – нет.

– Ну, что касается меня, я ни на что не претендую. Или ты забыл, что я уже влюблен?

Тут я вспомнил о Мелани, которая должна была вернуться из Бретани только в среду, и подумал: интересно, что она делает в эту минуту? Может быть, гуляет по берегу моря и вспоминает обо мне.

– При чем здесь любовь? – Робер с недоумением смотрел на меня. И мне, как наяву, представилось, как в его голове с наморщенным лбом складываются буквы, составляя слово «идиот». Впрочем, в его мозгу, должно быть, тут же молниеносно промелькнула другая мысль – лицо Робера посветлело. – Скажи-ка, Ален… Как по-твоему, нельзя ли мне завтра вечером пойти с тобой? Приведешь с собой друга, а?

Я от души расхохотался:

– Ни под каким видом, дорогой мой! Ужин в «Рице» – сугубо деловое мероприятие.

– Ха-ха, сугубо деловое! Это только ты так думаешь. – Робер обиженно надул губы. – Ну ладно, но когда съемки начнутся, позовешь?

– Посмотрим, удастся ли это устроить. – Я ухмыльнулся.

– Э, парень! Как прикажешь тебя понимать? Неужели ты лишишь меня блестящего шанса в жизни? Я же просто хочу познакомиться с этой женщиной.

Он воззрился на меня своими светло-голубыми глазами, сиявшими такой обезоруживающей невинностью, что я начал понимать, почему женщины, за редчайшими исключениями, не могли устоять перед его обаянием. Добыче трудно уйти от этого леопарда с глазами зайчишки.

– Ну а что твоя сенсационная Мелисса? – поинтересовался я, хотя и так знал, какой будет ответ.

– Ну а что с ней может быть? – Робер удивился. – Мелисса славная девчонка. Мучается сейчас с законами Ньютона, у нее скоро экзамены. – Он допил последний глоток кофе. – И потом, все это относительно, как говаривал столь высоко чтимый мной мсье Эйнштейн.

– Безусловно, он имел в виду совсем другие вещи.

– Безусловно, он имел в виду именно эти вещи. – По лицу Робера скользнула хитроватая ухмылка. – Короче, друг ты мне или нет?

Я отодвинул свою чашку и обреченно вздохнул:

– Не сомневайся, я тебе друг.

– А я тебе. Ты мне вот что скажи – у тебя одежонка-то найдется подходящая? Для ужина в «Рице»? Держу пари, с тебя сталось бы заявиться туда в свитере. В «Риц»!


У меня множество недостатков, но вот это пари мой лучший друг Робер Руссель, профессор астрофизики, кумир всех студенток, проиграл бы. Потому что в воскресенье вечером, подъехав на такси к «Рицу», я был в белоснежной рубашке, элегантнейшем темно-синем костюме и при галстуке. Мой внешний вид не оставлял желать лучшего. И Роберу пришлось бы это признать.

Однако в одном пункте мой друг все-таки оказался прав. Ужин с Солен Авриль завершился совсем не так, как рисовалось мне в воображении. И далеко не по-деловому.