© Владимир Виленович Лиштванов, 2017
ISBN 978-5-4483-7912-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава первая. Охранник
Капитану второго ранга в отставке, вот уже который раз, снится один и тот же странный сон.
Он снова оказался на Камчатке, в прибрежном посёлке, где служил. Вот и дом тринадцатый, там он жил в те, теперь уже далёкие времена. Николаич зашёл в подъезд, но почему-то с другой стороны, ни как обычно. Поднялся на третий этаж. Открыл дверь в квартиру. Зашёл в прихожую, стал снимать шинель, а под ней гражданский костюм.
– Непонятка какая-то, – подумал он, – что это? В шинели и в гражданке. Совсем уже спятил, что ли?
Удивившись, кап-два пошёл в комнату. А там, угрюмо давящие на психику, крашенные ядовитой зелёной краской, бетонные массивные стены. Пол покрыт кафельной метлахской плиткой, как в больничном морге. Туалеты какие-то странные, помывочная. Нет ни стульев, ни стола, ни мебели, ни чего. Снова пришла тревожная мысль:
– Где это я?
Ещё в одну комнату зашёл. Там ящики какие-то заставлены. Николаич начал искать форму, но никак не может найти. Тут почему-то соседка с другого подъезда заходит.
– А, – говорит, – приехал, форму ищешь?
– Ну да.
– Да всё тут лежит, ни кто не трогал.
Не найдя формы, он повернулся и расстроенный ушёл. Решил зайти к сослуживцу. Выйдя из дома, оглянулся по сторонам и не понял, где находится.
Вокруг стоят странные квадратные здания из старого красно-коричневого кирпича со следами грязи, мазута и копоти. Окна громадные, стёкла покрыты слоем пыли. То ли жилые дома, то ли производственные цеха, не понятно.
Раскорячились в чудовищном нагромождении какие-то краны: козловые, рельсы. Густая пыль вокруг. Да и сам посёлок производит гнетуще-тяжелое впечатление.
Ещё время года какое-то непонятное: то ли весна-лето, то ли лето-осень.
Поодаль толпятся человек пять народу, и дерутся два майора, капитаны третьего ранга. По форме: в шинелях и фуражках одеты, форма-гвоздь.
Капитаны дерутся, а пятеро обсуждают, как они дерутся, репликами подбадривая драчунов. Причём, все пьяные, как колы.
Николаич удивился, но не стал вмешиваться и пошёл дальше к садику.
Спустился ниже садика, хотя надо было идти наверх, на семь ветров. Под ногами оказалась дорога бетонная, плиты мощные такие, в густой твёрдой пыли, и идут навстречу масса военных.
Народ идёт неулыбчивый, хмурый. Все в основном майоры и подполковники, то есть капитаны третьего и второго рангов. В толпе мимо прошел механик с подлодки, служили вместе. Их квартиры были на одной лестничной площадке, напротив друг друга. Он виновато глянул на Николаича, так искоса и не поздоровался.
– Борисыч, – окликнул кап-два, – ты что, это самое, не здороваешься?
Механик засуетился, бегом, бегом и, юркнув как мышка, ушёл, ничего не ответив.
– Откуда их набралось столько? – удивлённо подумал Николаич, – У нас в посёлке никогда так много не было старших офицеров! А где младшие офицеры? Где мичмана? Где гражданский люд?
Все идут пьяные такие, как дрюки, заторможенные, как роботы, или зомби.
Кап-два пошёл дальше. Впереди краны громоздятся морские, козловые, за ними краны поперечные. Куча кранов громадных, застывших в невероятных позах.
Снова здания огромные из красно-коричневого кирпича, а жилья почти не видать. Серые, неуютные домишки стоят какие-то.
Невдалеке народу набежало, человек пятьдесят, а может быть и больше.
Стоят, толпа громадная, и рядом человек восемь капитанов второго ранга дерутся между собой со страшной силой и все в дым пьяные. А эти стоят вокруг, друг друга толкают, что-то обсуждают, и тоже сильно пьяные.
Николаич уже не выдержал и громко кричит им:
– Мужики, вы чё делаете?
– Да пошёл ты.
– Я на семь ветров иду, что-то не пойму, запутался либо?
– Тебе каких семь ветров?
– Не пойму, что это за посёлок? Это Рыбачий?
– Какой Рыбачий? Это не Рыбачий, это посёлок Серый!
– Действительно серый, народ какой-то серый, грустный! Всё вокруг мрачное, неуютное! – подумал Николаич, а вслух спросил, – А где это?
– А ты что, не знаешь?
Кап-два удивлённо посмотрел по сторонам. Знакомая бухта его посёлка, сопки. Народ в форме, но все пьяные в шею. Да и название посёлка совсем другое.
Странно всё это, очень странно. Оглянулся, дом вроде бы его.
– Не дурак ли я, – подумал Николаич.
Постояв немного, решил вернуться домой. Вышел в шинели, по форме, а стал подходить к дому, уже в пиджаке гражданском.
– Зайду, с окна посмотрю, – подумал он.
К себе заходит, дверь открывает в квартиру, а там сразу обрыв. Дальше дома нет, одна лишь дверь от квартиры осталась. Тогда он повернулся и спустился к соседу на первый этаж. У соседа входную дверь открывает, но вместо угловой трёхкомнатной квартиры, попал в какую-то одну комнату, дверь как от шкафа навешана входная. Ну, в общем, чушь какая-то.
От этого странного, тяжелого сна Николаич проснулся с тревожным чувством.
– Наваждение какое-то, – подумал он, – неужто посёлку приходит кирдык? Недавно встретил сослуживца. Он сообщил, что народу там уменьшилось в три раза. Дома рушатся. Новый построенный Дом офицеров флота назвали Домом культуры. Дом, в котором я жил, уже не жилой, заброшен. Прошло двадцать лет, как уволился и с семьёй уехал из посёлка.
Николаич тяжело вздохнул и посмотрел на часы. В другой день ещё повалялся бы в постели некоторое время, но сегодня пора вставать, идти на работу. Он тяжело поднялся с кровати и нехотя пошел в ванную комнату.
Открыв водопроводный кран, он сунул голову под струю холодной воды, бьющую сильным напором. Брызги влаги быстро залили упитанные, покато-мускулистые плечи, упругую спину. Множеством юрких ручейков, стекая с головы по толстой крепкой шее на грудь. Обдавая голову и тело холодной, голубовато-прозрачной энергией, уносящей вместе с проточной водой весь скопившийся чёрный негатив.
Возвращая организм к бодрости, лёгкости мыслей и физическому здоровью.
Плеская воду на живот, спину, грудь, Николаич стал активно растирать и массировать руками мышцы. Выпрямившись перед зеркалом, посмотрел на помолодевшее лицо, на крепкое, сбитое тело. Фигуру уродовал лишь большой живот, похожий на половину огромной белой тыквы.
Внуки, иногда играясь, начинали дубасить живот деда уже крепкими кулаками и, ощущая боль от собственных ударов, удивлялись и недоумевали, откуда такая крепость в его теле. Они с недоумением смотрели, когда дед в двадцатиградусный мороз ходил по двору в лёгонькой, типа майки, исподней рубахи и, задрав всё, начинал растираться колючим снегом.
Бабка запрещала внукам следовать примеру деда, хоть кап-два и звал их принять снежные процедуры. Он также пытался приучить внуков обливаться холодной водой, вызывая страшное противодействие своей половины.
Приняв водные процедуры, и энергично вытершись махровым полотенцем, Николаич внимательно взглянул в зеркало.
На него смотрел пожилой мужчина шестидесяти лет, со слегка уставшим взглядом, из-под насупленных бровей. Ясно-голубые глаза казались грустновато-добрыми, несущими ясность ума и неуёмную жизненную энергию. Сейчас взгляд излучал спокойствие и умиротворённость, но иногда становился тяжёлым. Он пронизывался холодной энергией неукротимой злобы, которую приходилось прятать глубоко внутрь организма, сжав губы и прикрыв веки.
Кап-два вспомнил глаза товарищей по службе и подумал о том, что в тёмных глазах тяжело прочитать всю ту многогранную палитру мыслей, тревог, бесконечной радости и печали, страха и тоски, слёз и смеха, заволакивающей, туманной дымкой ухода в далёкое прошлое и отрешенности видений будущего, которую несут в себе голубые глаза.
Это были глаза старого подводника, отдавшего лучшие годы собственной жизни служению Отчизне, в бескрайних глубинах Великого Океана. Он был одним из Великих Пахарей Океана. Подводником с большой буквы. Пробывшим, в общей сложности, около шести лет под водой без всплытия и прослуживший свыше 15 лет в плавсоставе подводных лодок сурового Севера. Там один год приравнивался к двум годам службы в других местах.
Это была категория людей, для которых служба в подводном флоте становилась смыслом жизни. Это был подвиг маленьких людей, который длился всю жизнь. Они были великими героями. Через их пот и кровь, их знания и опыт, которые накапливались годами невыносимо тяжелой подводной службы. Личное мужество и отсутствие чувства страха из-за привитого до зомбирования чувства действовать согласно обстановке: спасать лодку, а значит себя и своих товарищей.
Некоторые личности, которые забывали «мы», а говорили «я», получали орден, или звезду Героя стоя во главе этой команды. В команде героем был каждый, но он не получал звезду Героя потому, что он был командой. Команда и корабль, это было одно целое. Все не могут быть подводниками, так же как художниками и музыкантами, мастерами художественных промыслов и учёными.
Это призвание даёт дар божий.
В зеркале, над глазами, возвышался покатый лоб, увенчивавшийся небольшой плешью, обрамлённой короткими седыми волосами. Нижняя часть лица окаймлялась аккуратно подстриженными усами с густой, короткой бородой, придавая законченный портрет старому варягу-подводнику. За эту бороду многие его называли: «Бородой».
Бороду, для придания имиджа, Николаич стал отращивать еще, будучи лейтенантом.
Казалось, она придаёт респектабельность и вызывает уважение в глазах окружающих, делая хозяина бороды взрослея. Устав службы не разрешал ношение бороды подводникам, так как она мешала при облачении в водолазный костюм. Усы можно было носить, а бороду – нет. Чтоб борода не мешала, он брил её около шеи, а саму бороду делал очень короткой. Чтоб снизу маска дыхательного аппарата охватывала лицо.
Николаич внимательно осмотрел лицо и, решив, что усы с бородой можно сегодня не подстригать, отправился собирать еду на сутки работы. После этого он оделся, взял всё необходимое и вышел из дома.
Было половина восьмого утра, но зимнее солнце не торопилось рассеивать ночную мглу. На лёгком морозце снег приглушенно поскрипывал под ногами. По дороге ему встречались пожилые мужчины в форме охранников.
Николаич, добрался до остановки и сел в подошедший автобус. Ехать пришлось минут сорок. На конечной остановке он вышел и направился к месту работы.
Это была, огороженная хлипким сетчатым забором, продуваемая всеми ветрами площадка, с будкой два метра на два у ворот. Она притаилась на окраине города между двух кладбищ: одного муниципального, а другого – частного. На площадке хранились новые автомобили отечественного производства от автоцентра «Глинозём». Здесь Николаич и работал охранником.
Грузно поднявшись по крутым железным порожкам, открыл дверь в будку.
– Что так тяжело дышишь, Борода? – поинтересовался Стас, которого сменял кап-два.
Стас Глинкин был года на три моложе, да не имел лишнего веса, поэтому выглядел подтянутей. В отличие от напарника он не носил ни усов, ни бороды, да и причёска была, как у Котовского.
– Лишних сорок кило веса дают о себе знать, – проговорит Николаич, переводя дух.
– Так давай бросай эту работу, зачем она нужна?
– Ты же знаешь, что я набрал кредитов. В ближайшие три года мне работу нельзя бросать. На одну пенсию не протяну. А потом, здесь я отдыхаю от дома и домочадцев.
– А мне надоело работать, думаю, весна наступит, и всё брошу.
– Ну и зря. Что тебе дома делать? С женой ругаться, да забубенивать? Так ведь и спиться можно.
– За эти гроши, что нам платят, охранять такие большие материальные ценности я не намерен. Я и начальству уже сказал, что мы с тобой весной напишем заявления об уходе.
– А зачем ты за меня подписываешься? Ты решил уходить, так иди, а я не собираюсь.
– Ну как знаешь, – произнёс обиженно напарник и, взяв сумку, проговорил, – ну ладушки, оставайтесь, а я пошёл домой.
Стас вышел из будки, а кап-два стал переодеваться в костюм охранника.
Напарник был тоже бывшим военным, отставным подполковником, служил в ракетных войсках. Был начальником теплового узла военного городка под Чернобылем.
После аварии на АЭС служил на Дальнем востоке подполковником на должности полковника, но за пьянку, не дали звания полковника, а демобилизовали на пенсию подполковником.
Была у него большая слабость: мог удариться в запой. Причём мог пить несколько дней подряд, а то и неделями.
Его родители ещё живы и этот областной город С. Глинкин выбрал, чтоб быть ближе к ним.
Со Стасом Николаич знаком давно. Они вместе дежурили в центральном офисе автоцентра «Глинозём» ещё лет восемь назад. Тогда Стас был старшим охранником и старшим смены, а кап-два простым охранников в его подчинении.
Однажды на дежурстве ночью С. Глинкин с ещё одним охранником напились, а кап-два не стал. Часа в два ночи приехал сын хозяйки автоцентра и потребовал, чтоб открыли ворота, поставить машину. Стас был настолько пьян, что даже не смог вставить ключ в замок. Николаич открыл замок, ворота и запустил машину.
Видя, что охранники, кроме одного, пьяны в стельку, сын хозяйки срочно вызвал директора ЧОПа. Приехавший директор с заместителем застали спящих пьяных охранников в салонах продаваемых иномарок, лишь Николаич был трезв.
– Поехали на другие объекты, – предложил директор заму, – посмотрим, как другие несут службу.
– Поехали, – согласился зам, хоть и сам был изрядно выпивши.
Начальники уехали, а минут через сорок позвонил охранник с одного из объектов и стал предъявлять претензии:
– Почему не сообщили, что едет начальство.
На следующий день был разбор полётов и Стас заявил:
– Мы все были пьяные.
– Зачем за всех говоришь, – возмутился Николаич, – я был трезв.
– Но ведь мы вместе были, – не соглашался Стас.
– Так я ж с вами не пил.
Сын хозяйки подтвердил, что Николаич был трезв и Бороде никаких претензий больше не предъявляли. Стаса, как друга зам директора ЧОПа, перевели простым охранником на другой объект, а второго охранника уволили за пьянку на рабочем месте.
Прошло много времени. Хоть С. Глинкин так и не признал, что был не прав, но Николаич поддерживал с ним приятельские отношения. Бывало, в домашней обстановке, могли и тяпнуть рюмашку, другую, но кап-два сильно не увлекался.
Периодически Стас проваливался в запои и Николаич помещал его в больницу, выводя из этого состояния, благо старшая дочь была врачом. Бывало, и С. Глинкин помогал. Однажды кап-два надо было взять крупный кредит в банке, так Стас стал поручителем.
Теперь они снова работают вместе на этой удалённой площадке.
Работа была не сложной. Когда приезжали техники с автоцентра, надо было, по соответствующим документам, выдать требуемые автомобили и отметить перемещение в журнале. Когда ж приходил автовоз, то после приёмки техниками машин, надо было зафиксировать новые автомобили в соответствующем журнале.
Сегодня пока, не появлялись ни техники, ни автовоз. Николаич переодевшись, сел за стол, включил радио и стал слушать новости. Внимание никак не могло сосредоточиться на сообщаемых известиях. В голове всё время всплывали подробности ночного кошмара.
Это навеяло воспоминания прожитой жизни, документальным фильмом поплывшие перед глазами.