Курс молодого бойца
3.1 Первые мозоли
– Рота, подъём! – врывается мне в голову!
Ах, да! Я же в Советской Армии! Спрыгиваю со второго яруса на чьи-то плечи, получаю порцию отборного мата, отвечаю соответственно. Натягиваю галифе, гимнастёрку, наматываю портянки, сую ноги в новые кирзовые сапоги и, схватив ремень, с зимней шапкой, несусь на построение.
Перед строем прохаживается тройка наших довольных сержантов.
– Не уложились! – радостно кричит сержант Миниханов. – Отбой!
Мы опять несёмся наперегонки, только сейчас в обратном направлении. На ходу снимаем шапки с ремнями, складываем на табуретку галифе с гимнастёркой, на нижних перечнях табуретки крест-накрест расправляем портянки, ставим сапоги рядом и летим в кровати, укрываемся одеялом.
– Долго! – щерится сержант Смирнов. – Не торопитесь? – участливо осведомляется он. – Отбой!
Мы, весёлой толпой, бежим к заветным кроватям, на ходу скидывая обмундирование, прячемся под одеялами.
– Рота, подъём!
Я спрыгиваю со второго яруса, расталкиваю сослуживцев, одеваюсь и несусь на построение.
– Выбегаем на зарядку, форма одежды №4, «ПШ», зимняя шапка, без ремня. Ремни оставить на табуретках. Вперёд! – командует сержант Стариков.
Мы снимаем ремни, оставляем их на табуретках и неорганизованной толпой, спускаемся на плац перед казармой.
А на улице зима! Падает снег, температура минус 20, неплохо для первой зарядки! Я уже замёрз, трясусь от холода. Где эти сержанты бродят?! Стоим, ждёт гвардейских сержантов. Они выходят из казармы, и мы рвём с места в карьер. Через пару минут бега становится теплее. Бежим по зимнему лесу. Деревья белые и пушистые, свежий воздух. В лесу слышен только топот более ста пар кирзовых сапог, и наше дыхание.
Сразу определились спортсмены и аутсайдеры, несколько человек оказались с плоскостопием, еле плетутся в хвосте, что, во всём Советском Союзе не нашли здоровых мужиков?! Я бегу в числе первых, со спортом у меня всегда было на «отлично»! Через несколько километров кирзовые сапоги стали в сто раз тяжелее, портянки сползли с ног и натирают мозоли. Прибегаем на плац, начинаем подтягиваться, по несколько человек сразу.
– Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх, Два! – вниз, Раз! – вверх. Два! – вниз, – ведёт счёт сержант Миниханов. Слабаки начинают срываться с турников. Сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся запрыгнут обратно.
– За одного страдает весь личный состав! – кричит сержант Смирнов.
– Ничего, подкачаются! Не хочешь, заставим, не можешь, научим! – острит сержант Миниханов.
После турников переходим на брусья. Отжимаемся на них, ходим по ним на руках. Машем руками и ногами, приседаем, ходим на корточках, гуськом.
– Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок, – командует сержант Смирнов.
Я, вместе со всеми, захожу в расположение. Снимаю китель, он весь мокрый от пота, вешаю его на спинку кровати, снимаю сапоги, разматываю сбившиеся в комок портянки.
На обеих ногах кровавые мозоли! Кожа с пальцев почти содрана кирзовыми сапогами. Ужасное зрелище! И это после первой зарядки, а что будет дальше?!
Надеваю тапки и ковыляю в бытовую комнату. Беру в аптечке зелёнку с лейкопластырем, заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю кровавые мозоли пластырем. Потом эта процедура, заливания зелёнкой и заклеивания мозолей пластырем, будет проводиться по несколько раз в день. А сейчас мне кажется, что эти кровавые мозоли с моих ног не сойдут никогда!
В тапках хромаю в умывальник. Душа нет, горячей воды нет, пот смываю под раковиной с тех мест, куда умудряюсь дотянуться. Умываюсь, чищу зубы.
После водных процедур переходим к наведению порядка в подразделении. Заправляем кровати, равняем по верёвке, натянутой от первой до последней кровати, полосы на одеялах. Беру табуретку, прикладываю её к краю одеяла, и тапкой бью по одеялу. По торцу одеяла проявляется острый край. Эта процедура называется «отбить кантик».
Еда на эту базу завозится в бачках из дивизионной столовой, здесь раскладывается по кастрюлям, разгружается хлеб, масло. Бачки моются и отправляются обратно в дивизионную столовую. Из числа новобранцев каждый день назначается наряд, по четыре человека. Два в наряд по столовой и два в наряд по роте. Меня эта миссия пока миновала, но всему своё время.
– Рота, строиться! – командует сержант Миниханов.
Мы бросаем все дела, надеваем мокрые гимнастёрки, мотаем, поверх залепленных мозолей, сырые портянки, натягиваем неподъёмные кирзовые сапоги, хватаем ремни с шапками и, стараясь не хромать, падаем в строй.
– Спускаемся в столовую на завтрак, потом строимся здесь, напра-а-во, шаго-о-ом марш!
Заходим в столовую. Наряд по столовой, из двух человек, переложил привезённую в бачках, из дивизионной столовой «парашу» в кастрюли, и они сейчас стоят на столах. В столовой наблюдается четыре больших стола, к каждому столу прилагается по две деревянных лавки. Три стола занимает наш призыв, четвёртый стол оккупировали крутые сержанты.
На наших столах нарезанный хлеб, чай в чайнике и батоны, запах по всей столовой! На столе у сержантов признаков нашей «параши» не наблюдается. Они балуются, исключительно, булочками и печеньем из дивизионного «булдыря».
«Булдырь» – солдатское кафе, расположенное на территории дивизии.
«Параша» – питательная солдатская еда, состоящая из каши-клейстера, которую и собаки кушать испугаются, супа без картошки и мяса, с бульоном, в котором плавают ошмётки, странного на вид, сала.
Ещё на столах присутствует масло, в виде круглых пятаков, отличительная черта питания в ВДВ, в других родах войск масло не выдавалось, а в ВДВ, каждый день!
Солдат, стоящий посередине стола, автоматически становится раздатчиком пищи. Он из кастрюли раздаёт каждому в тарелку порцию, наливает чай. А время приёма пищи проходит, в итоге, как правило, раздатчик пищи остаётся голодным. Естественно, каждый солдат старается избежать этой участи, и пытается оказаться подальше от середины стола.
Каждый взвод занимает свой стол. Стоим за столом, ждём команду. Сержанты сидят за своим столом, выдерживают паузу. Наслаждаются своей властью.
– Садись! – звучит команда. Мы дружно садимся.
– Отставить! Встали.
– Садись! Сели.
– Отставить! Встали.
– Садись! Сели. Сидим, ждём.
– Приступить к приёму пищи! – радостно кричит сержант Миниханов.
Раздатчик пищи за нашим столом, накладывает в протянутые миски кашу-клейстер.
А я беру самую большую и аппетитную горбушку батона, благоухает изумительно! Старательно намазываю её маслом, после каши я с горбушкой разберусь! Вокруг уже чавкают, солдаты жуют кашу-клейстер, а я ещё занимаюсь батоном. Всё, намазал батон, пора заняться кашей. Только взял ложку:
– Закончить приём пищи! – кричит сержант Миниханов.
Я не верю своим ушам! Я ещё ничего не поел, вашу дивизию! Все отложили свои ложки в стороны, чавканье прекратилось. Я пытаюсь по-тихому укусить горбушку батона.
Вжи-и-ик! – летит мне в голову железная солдатская кружка, брошенная кем-то из сержантов. Она пролетает около моей головы, ударяется в стену.
– Что, бля, команду не слышно?! – визжит долговязый сержант Стариков. Я, со злостью, бросаю свою нетронутую горбушку батона в кастрюлю. Поел!
– Выходим из столовой, строиться в расположении!
На всю жизнь я запомнил эту, наверно, очень вкусную, горбушку батона! Позднее, приём пищи я начинал с каши, после каши иногда успевал укусить кусок батона. Мы строимся в расположении.
– Заходите в ленинскую комнату, берёте тетради, ручки, изучайте Воинский Устав Советской Армии. Живи по Уставу, завоюешь честь и славу! – гогочут счастливые сержанты.
Садимся в ленинской комнате, листаем Устав, боремся со сном, а я ещё и с голодом. Пока бежать никуда не нужно и то хорошо! Посидели в ленинской комнате, выходим на перерыв в расположение. По расположению передвигаемся в тапках, ноги горят из-за мозолей.
Тут в расположение заходит командир нашей учебной роты, гвардии майор Шаповалов. Дневальный растерялся от неожиданности.
– Вольно! – кричит он, видит, что не то.
– Ой! – вырывается у него.
Гвардии майор терпеливо ждет от дневального нормальной команды, наш личный состав вскочил на ноги, стоим по стойке «смирно».
– Смирно! – наконец дневальный подобрал нужную команду. Мы, втихаря, смеемся над растерянным дневальным.
– Вольно! – разрешает гвардии майор.
Ходит по расположению, смотрит порядок, разговаривает с сержантами. Замечает наши залепленные пластырями, и залитые зеленкой ноги:
– Ноги натерли? Больно? – участливо спрашивает.
– Так точно, товарищ гвардии майор! – хором отвечаем мы ему. Хороший командир нам достался! Заботится о нашем здоровье, может, больше не будем бегать, пока мозоли не сойдут?
– Мало бегаете, десантники, нужно увеличить беговые нагрузки! – огорошил нас гвардии майор. Наши надежды на отдых улетучились, как дым! – Через пару месяцев каждого из вас закрепят за конкретной ротой батальона так, что старайтесь постичь все премудрости службы, учителя у вас грамотные, – добавляет гвардии майор, и удаляется вместе с сержантами…
– Рота, строиться на обед! – кричит дневальный.
Построение – это неотъемлемая часть нашей службы, на оставшиеся два года. Почему на гражданке не строятся?! Это так интересно!
Ведомые лихими сержантами, мы спускаемся в столовую, встаем за своим столом, при этом стараемся не попасть за середину стола, что бы ни быть раздающим пищу.
На столе уже жидкий, но очень «калорийный» суп, с ошмётками сала, и наша любимая каша-клейстер, только теперь из перловки, нарезанный черный хлеб, чай в чайнике.
Стоим, ждем разрешение сержантов.
– Садись! – кричит немногословный сержант Смирнов, и ему очень хочется нами «порулить».
Мы садимся, но не дружно.
– Отставить! – радостно кричит сержант Стариков.
Мы встаем.
– Садись!
Сели.
– Отставить!
Встали.
– Садись!
Только сейчас до меня дошло, в какой дурдом я попал, но ведь своей мечте на горло не наступишь!
Мы сели.
– Приступить к приему пищи! – раздалась долгожданная команда.
Раскладывающий пищу судорожно хватает тарелки, и наливает туда чудо-суп, кто успел первым схватить тарелку – тот и съел! Я искоса смотрю на сержантов, нашу «парашу» они не кушают, старослужащие сержанты тешатся сладкими полосками и кексами, запивают соком, и весело на нас поглядывают.
Я отвоевываю свою тарелку «наваристого» супа, обжигаясь, вливаю эту жидкость в свой голодный желудок, протягиваю пустую тарелку раскладывающему, для получения каши-клейстера, получаю кашу, и с удовольствием уничтожаю ее. Какая она вкусная и питательная!
Напоследок успеваю откусить от куска батона, и запить глотком несладкого чая.
– Закончить прием пищи! – радостно верещит сержант Миниханов. Бля, приеду домой, заведу свинью, назову сержантом Минихановым, и зарежу!
Мы бросаем ложки, и ждем команды.
– Строится в расположении!
Личный состав учебной роты стоит в расположении.
От такой «вкусной» и «обильной» пищи хочется спать, а ещё больше – покушать. Я с тоской вспоминаю, недоеденные мной на гражданке, булочки и пирожные…
– Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку! – кричат сержанты.
Выходим на улицу, обмундирование мокрое, сразу замерзаем. Строимся в колонну по два.
– Равняйсь, смирно! Напра-а-во! Ша-а-гом марш! – рулит сержант Миниханов, – Тянем носок! Раз, раз, раз, два, три! Раз, раз, раз, два, три.
Болят натертые ноги, неумело намотанные портянки уже скомкались внутри, кирзовые сапоги натирают новые кровавые мозоли. А в остальном все нормально! Не ной, десантник!
Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во! Нале-е-во! Стой! Раз, два! Поднимаем левую ногу! Тянем носок, сильнее поднимаем, выше! Поднимаем правую ногу! Тянем носок, выше ногу! Шаго-о-м марш! Песню запе-е-вай!
Мы в недоумении, какую песню?
– Что, забили на сержанта, слоны? – сурово интересуется сержант Миниханов. – Прощаю! Сегодня раздам текст строевой песни, чтобы каждый выучил! – смягчился сержант.
Наш личный состав еще долго марширует, мы стираем наши многострадальные ноги в кровь, но не сдаемся.
– Заходим в казарму! – звучит долгожданный приказ.
Я, ковыляя из последних сил, забираюсь в казарму, на второй этаж. Снимаю сапоги, портянки сами слетают с ноги, кожа на ступнях отсутствует, ноги горят. Надеваю тапки, хромаю в бытовую комнату. Беру в аптечке зеленку и лейкопластырь. Заливаю раны зеленкой, обматываю пластырем. Этот кошмар никогда не кончится!
– Строится! – кричит дневальный.
Я накручиваю, красные от крови портянки, и со скрипом засовываю опухшие ноги в «мягкие» кирзовые сапоги. Вот это боль! Ковыляю, пытаясь бежать, на построение.
– Сейчас за каждым будем закреплять оружие и специальные средства, будете писать бирки, клеить их в оружейной комнате, – радует нас долговязый сержант Стариков.
Мы, до ужина, подписываем бирки, клеим их в оружейной комнате. Занимаемся канцелярским делом. Гудящие ноги пока отдыхают, стараемся меньше ходить.
– Рота, строится на ужин! – кричит дневальный.
Идем в столовую:
– Сесть, встать, сесть, встать – череда знакомых команд.
Приступаем к ужину, усиленно работаем ложками, каша-клейстер пользуется у нас заслуженным спросом. Сержанты, естественно, к «параше» не притрагиваются, презрительно кривят физиономии и вкушают то, что им послал дивизионный «булдырь».
– Закончить прием пищи, строится в расположении!
Перед строем сержант Миниханов озвучивает фамилии, заступающих завтра солдат в наряд по столовой, и в наряд по роте. Я заступаю в наряд по столовой.
– Готовимся к отбою!
Мы устало расползаемся по табуреткам. Я снимаю кирзовые сапоги, разматываю, слетевшие с ног, портянки. Смотрю на свои опухшие ноги, на них появились свежие кровавые мозоли, на пятках, по три штуки, друг под другом! Надеваю тапки и хромаю в бытовую комнату. Уже привычно, заливаю мозоли зеленкой, заклеиваю лейкопластырем, становится веселее. Беру мыльно-пыльные принадлежности (зубная паста, щетка, мыло, бритвенный станок). Иду умываться, бриться, чистить зубы.
– Рота стройся на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Ускорившись, я одеваю «ПШ», мотаю портянки, сую ноги в сапоги, хватаю ремень и шапку, и несусь на построение.
Сержант Миниханов проводит перекличку личного состава, сверяя по списку, вдруг кто уже дезертировал. Сверился со списком. Звучат команды: «отбой», «отставить», по несколько раз. Минут тридцать мы бегаем в разные стороны.
Стадо новобранцев с грохотом метается туда-сюда. Наконец настает счастливый момент, и мы затихаем под одеялами. Все! Еще один день в Советской армии прожит! До завтра!
3.2 Наряд по столовой
– Новиков, подъем! Тебе в наряд по столовой, – будит меня дневальный по роте.
Я вскакиваю, как быстро пролетела ночь! Еще полчаса до «подъема», мне нужно успеть заправить кровать, умыться, одеться. Встретить ГАЗ-66, с продуктами, и разгрузить их, выложить из бачков нашу любимую кашу-клейстер, помыть бачки в котельной. Поставить бачки, обратно, в автомашину.
Перед заступлением в наряд, по два, в столовую и два, по роте, проходим краткий инструктаж у сержанта Миниханова. Расходимся по местам.
В наряд по столовой заступаю с Антошкой, призывник с Узбекистана, здоровый, загорелый парнишка 18-ти лет. По пути в столовую Антошка рассказывает про Узбекистан, Восток, дело тонкое, Петруха! Говорит, что жара там, под 50 градусов, не зря призывники, с Узбекистана, такие загорелые. Активная жизнь начинается с вечера, когда схлынула жара, до вечера большинство жителей сидят по домам.
Подъезжает ГАЗ-66 с продуктами, мы разгружаем хлеб, бачки с «парашей» и т. д. За рулем автомашины сидит солдат с четвертой роты, прослужил уже год, то есть, наш «дембель». Колчин интересуется, откуда мы, как жизнь на гражданке, рассказывает о службе в батальоне, подбадривает, дает нам советы.
Я, с Антошкой, выкладываю из бачков в кастрюли привезенную кашу, и мы несемся с бачками, за сто метров, в котельную, в ней чистим грязные бачки и несемся с ними обратно, к автомашине. Накрываем на столы, режем хлеб, выкладываем масло, тарелки, ложки, наливаем в чайники чай. Не торопясь завтракаем, о чудо! И ждем прихода личного состава.
Прибегает личный состав учебной роты. Раздаются команды: «встать», «сесть», «приступить к приему пищи». А со стороны смотреть куда интереснее, чем самому исполнять эту муштру. Солдаты лихорадочно жуют и убегают. Мы с Антошкой, не торопясь, собираем тарелки, ложки, кастрюли, несём весь скарб в котельную, там чистим грязную посуду, несём обратно, стираем со столов, подметаем пол.
Вот и все! До обеда можно делать вид, что мы очень сильно заняты работой, и никуда нас не привлекут! Очередная солдатская наука делать вид, что занят, и можно отмазаться от других дел!
В таком же, неспешном, темпе отрабатываем обед и ужин. Тянем уборку столовой до «отбоя». Спокойно идем умываться, мыться под умывальником местами и, без всяких: «отбой», «подъем», ложимся спать. Спокойной ночи!
3.3 Баня
– Рота, подъем! – кричит дневальный.
– Рота, подъем! – вторят ему сержанты.
Я вскакиваю с кровати, спрыгиваю со 2-го яруса кому то на плечи (как всегда), лихорадочно натягиваю галифе, гимнастерку, мотаю портянки. Со скрипом заталкиваю ноги в сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу строиться.
– Отставить! – кричит сержант Миниханов.
На ходу скидываю гимнастерку и ремень, бегу, толкаясь и матерясь, обратно. Складываю все на табуретку, разматываю портянки, вешаю их крест-накрест на перекладинах табуретки, рядом ставлю сапоги, сверху шапку и лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Уф! Дольше перечислял, чем делал в действительности.
– Рота, подъем!
И все сначала, с бешеной скоростью! По нескольку раз! Наконец построились.
– Сейчас на зарядку, после зарядки умываемся, наводим порядок, завтракаем. После завтрака убываем в дивизию, в баню, – говорит сержант Стариков.
Мы выходим на плац, в это холодное хмурое зимнее утро. Строимся по двое. Начинаем забег. Сегодня по плану 5 км. Бежим, согреваемся и оживаем. В лесу красота, тихо как в раю, только топот, более ста пар кирзовых сапог, беспокоит природу.
– Вспышка слева! – мы бросаемся вправо, на снег.
– Отставить! – встаём, бежим дальше.
– Вспышка справа! – бросаемся влево, на снег.
– Отставить! – встаём, бежим.
– Вспышка сзади! – бросаемся вперед и замираем на снегу.
– Отставить! – снова бежим.
– Взвалили на спину своего напарника!
Я сажаю на спину напарника, бегу с ним.
– Поменялись!
Теперь напарник несет меня на спине. Прибегаем на спортгородок. Повисаем на турниках, под счёт сержантов подтягиваемся.
– Раз! – подтянулись, перекладина у подбородка.
– Два! – повисли.
– Раз! – подтянулись.
– Два! – повисли.
Слабаки начинают падать с турников, сильные солдаты висят на перекладинах и ждут, когда сорвавшиеся слоны снова запрыгнут на турники. До тех пор, пока сами сержанты не устанут от наших воплей и стонов, мы повышаем свою силовую подготовку. После турников переходим на брусья, отжимаемся, ходим гуськом, ползаем. В общем, веселимся по полной программе!
– Заходим в казарму!
Веселой толпой летим в расположение. Скидываю мокрую гимнастерку, сырые портянки, сапоги. Надеваю тапочки, ковыляю в бытовую комнату, беру зелёнку с лейкопластырем. Заливаю свежие кровавые мозоли, ноги горят! Наматываю на мозоли лейкопластырь. Наверно наша, Советская, Армия разорится на зелёнке и лейкопластыре. В день уходит по несколько банок зелёнки, и по несколько мотков лейкопластыря. Оказал себе «первую медицинскую помощь», ноги уже ломит не очень сильно. Потом наводим порядок. По веревке ровняем полосы на одеяле, табуреткой формируем «кантик».
– Строимся на завтрак!
Натягиваю мокрую гимнастёрку, мотаю на ноги, красные от крови портянки, засовываю горящие, ободранные до мяса, ноги в тяжеленные кирзовые сапоги, хватаю ремень с зимней шапкой, хромая бегу на построение. Строимся, идем столовую на завтрак. Встать, сесть, встать, сесть! Быстро закидываем в желудок высококалорийную солдатскую «парашу», всё запиваем солдатским чаем.
– Строимся в расположение!
Бежим строиться, после кратких инструкций сержантов, ждем транспорт до дивизии. Грузимся в автомашины. Едем друг на друге до дивизии, руки и ноги затекают, нас кидает в стороны на ухабах. Заезжаем в гвардейскую дивизию, едем по ней, с интересом смотрим по сторонам, наконец, прибываем в баню.
– К машине! – командует сержант Миниханов.
Мы выползаем из кузова с затекшими руками и ногами. Озираемся по сторонам, разминаем затёкшие руки и ноги, строимся. Заходим в баню. Большой предбанник с лавками, там раздеваемся, идем в промывочное отделение. В отделении видим пять кранов, из которых льется теплая вода!
Каждый солдат берет тазик, наливает в таз теплой воды и пытается, за очень ограниченное время, помыться. При этом сержанты плещутся у кранов, не замечая времени, а в это время доступ к заветному крану, с теплой водой, «молодому» солдату не доступен. С грехом пополам вся «молодежь» помылась. Выходим в предбанник. Каждый получает чистое бельё, одеваемся и выходим на улицу.
Красота! Как приятно в чистом белье, оно и пахнет по-особому, чистотой! Стоим, ждём сержантов, наслаждаемся праздником и недолгим спокойствием. Скоро подъедут автомашины, и мы опять уедем в свой зимний лес. Подъезжают автомашины, мы весёлой толпой занимаем места, садимся друг на друга и опять отправляемся в свой лес.
Правда, ненадолго сохранится свежесть, после обеда у нас кросс, нужно закалять наши пятки и ободранные пальцы ног, а для этого нужно, как правильно сказал наш командир учебной роты, больше бегать! Не в сказку попали, а в десантные войска! Слоны бенгальские! Мы вдохновенно бежим по красивому зимнему лесу, ползаем, ходим гуськом на корточках, бросаемся в снег, от воображаемых бравыми сержантами, взрывов. Но чувство чистого белья отложится в нашей солдатской памяти надолго.
3.4 Учебная тревога
– Рота, подъём! Учебная тревога! – кричит дневальный по роте.
Что-то новое! Мы вскакиваем, валимся друг на друга, толкаемся, материмся, надеваем «ПШ», мотаем портянки, засовываем ноги в горячо любимые кирзовые сапоги, схватив ремень с шапкой, несёмся на построение.
Перед строем вышагивают наши гвардейские сержанты.
– Недалеко от нашей базы высадился американский десант, сейчас получаете вооружение, специальные средства и строитесь на плацу!
Мы по очереди забегаем в оружейную комнату, получаем оружие, специальные средства, надеваем шинели, закрепляем полученное военное имущество на ремне, выбегаем на плац. Строимся в колонну по два.
– Бегом марш!
Выбегаем с территории базы, бежим по зимнему лесу.
– Вспышка слева! – командует сержант Миниханов. Мы бросаемся вправо, в другую сторону от взрыва.
– Отставить! Встаём, бежим дальше.
– Вспышка справа! Бросаемся влево на снег.
– Отставить! Бежим дальше.
– Вспышка сзади! Бросаемся вперёд на снег.
– По-пластунски вперёд! Самозабвенно ползём.
Шинель – очень неудобная штука, когда бежишь, полы шинели путаются под ногами, мешают бежать. Но ползать в ней очень удобно. Полы шинели стелем на снег, под колени и вперёд! Коленям тепло на снегу, очень удобно!
Когда мы уже порядком устали и выбегаем из леса на поле, звучит команда:
– В цепь, слева и справа по одному, вперёд!
Мы на ходу выстраиваемся в цепь, бросаемся в снег. Слева и справа по одному, с криками «Ура!» наступаем на превосходящего противника. Лежащие бойцы, в это время, прикрывают наступающих десантников кинжальным огнём. Противник в панике! Бежит от нас! Мы победили! Пленных не берём!
– Строиться! Мы строимся на снежной дороге, потные и счастливые.
– Задача по уничтожению вражеского десанта выполнена! – хвалит нас сержант Миниханов. – В колонну по два, бегом, выдвигаемся на базу, сдаём оружие, специальные средства, готовимся к обеду. Вперёд!
Наше крутое, «молодое», подразделение, уничтожившее американский десант, во главе с Терминатором, держит курс на базу. Бежим, дышим свежим воздухом. Подбегаем к казарме, фотографируемся с сержантами, для дембельских альбомов. Забегаем в расположение, сдаём оружие, специальные средства.
Я снимаю мокрую гимнастёрку, вешаю её на спинку кровати, стаскиваю тяжеленные сапоги, убираю сбившиеся на ноге портянки. Мозолей стало ещё больше. Надеваю тапки, хромаю к заветной аптечке, беру зелёнку с лейкопластырем, ковыляю к своей табуретке. Заливаю новые и старые мозоли зелёнкой, заклеиваю лейкопластырем. Хорошо! Какие хороший сегодня выдался день, крутые переживания и активные действия!
3.5 Письма из дома
– Строиться на обед! – кричит дневальный по роте.
Я хватаю мокрую гимнастёрку, натягиваю её на себя, мотаю сырые портянки, засовываю опухшие ноги в сапоги. Ощущаю себя ихтиандром. Хромая бегу на построение.
Спускаемся в столовую. «Встать», «сесть», «встать», «сесть», «встать», «сесть»…. Это длится бесконечно… С удовольствием поглощаю солдатский обед, прогулка по зимнему лесу идёт впрок. Хорошо пообедал. «Встать», «сесть», «встать», «сесть», – отличные упражнения для уплотнения обеда. Поднимаемся в расположение.
Самое приятное для солдата, это получить письмо из дома. Полученные письма от родителей обходятся для «молодого» солдата безболезненно, а получение письма от подруг или от друзей, карается сержантами ударом ладошки по шее, на которую и положен этот конверт с заветным письмом.
После обеда к нам на базу приехал старослужащий Колчин, привёз почту. Он отдаёт нашим сержантам конверты, трещит с ними о том, о сём. Сержанты делятся с ним впечатлениями о нас, солдатское время нужно как-то убить. Они берут конверты и раздают их нам.
– Кириллов, письмо! – радостно кричит сержант Смирнов. Кириллов подходит к сержанту, тот показывает ему адрес на конверте.
– От кого? – ласково спрашивает сержант.
– От родителей, – шепчет «молодой» солдат Кириллов.
– Забирай! – разрешает сержант.
– Новиков! – продолжает сержант Смирнов.
– Я! – радостно кричу я
– От кого? – невинно спрашивает сержант.
– От подруги, – не поняв ещё, что меня ждёт, говорю я.
– Отлично! Положено штамп на конверт поставить! – учит сержант Смирнов.
– Как это? – интересуюсь я.
– Нагибай шею, – командует он.
Я нагибаю шею, он надувает, предварительно надорванный, конверт и кладёт его мне на шею. Со всего размаха бьёт по конверту ладошкой. Хлоп! Конверт взорвался с громким треском.
– Гы, гы, гы, гы, – загоготали довольные сержанты.
Дальше называют других счастливчиков, бьют по конвертам, веселятся, гогочут. В армии ведь так мало веселья, вот и развлекаются. Но это ведь не зазорно, так, детская шалость, не тельняшки с портянками старослужащим стирать! Так ведь?
Позднее все письма я называл «от родителей», чтобы не получать по шее. Иногда проходило, иногда нет, всё-таки сержанты не совсем тупые и запоминают адреса приходящих писем.
После цирка с раздачей писем готовимся к строевой подготовке. Надеваем шинели, выходим на плац. Строимся в колонну по два.
– Ша-а-а-гом марш! Раз, два, раз, два, левой ногой, правой, левой. Правой ногой, левой, раз, раз, раз, два, три. Раз, раз, раз, два, три! Напра-а-во, раз, раз, раз, два, три. Нале-е-во, раз, раз, два, три. Стой! Раз, два. Поднять правую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Поднять левую ногу! Поднимаем выше! Держим! Тянем носок! Отставить! Ша-а-гом марш! Левой, левой ногой, раз, два, три. Песню запевай!
В зимнем лесу, под Псковом, звучит наша суровая строевая песня. Берегись, Америка, скоро «молодые» десантники придут в войска, из учебных подразделений!
– Стой! Раз, два! Заходим в расположение!
Стараясь не хромать, я заползаю на второй этаж. Снимаю шинель, добираюсь до своей табуретки, снимаю сырую гимнастёрку, вешаю её на душку кровати. Скидываю кирзовые сапоги, портянки, как обычно, сбились в один комок. Разглядываю опухшие ноги, покрытые кровавыми мозолями. Надеваю тапки, хромая, иду к аптечке. Зелёнка и лейкопластырь меня спасут. Заливаю зелёнкой вскрытые мозоли, заклеиваю лейкопластырем. Красота! Жжение в ступнях ног заметно убавилось.
– Строиться на ужин! – кричит дневальный по роте.
Натягиваю мокрую гимнастёрку, судорожно наматываю сырые портянки, со скрипом сую ноги в кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и лечу в строй.
Спускаемся в столовую. Встаём и садимся около стола, раз по десять. Наконец добираемся до каши, в темпе забрасываем её в свои желудки, запиваем чаем. Поднимаемся в расположение. Готовимся к завтрашнему дню. Подшиваемся, бреемся, моемся под умывальником.
– Строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Сержант Миниханов сверяет личный состав учебной роты по списку. Солдат, услышавший свою фамилию, кричит «Я!».
– Отбой!
Сто человек бегут, топая кирзовыми сапогами, к своим кроватям, толкаются, ругаются между собой. На ходу скидываем гимнастёрки, снимаем сапоги, раскручиваем сбившиеся портянки, всё складываем на табурет. Под табуретки вешаем портянки, ставим сапоги и летим в кровати, укрываемся одеялами. Всё это длится не более минуты.
– Отставить!
Я вскакиваю с кровати, прыгаю вниз на чьи-то плечи, меня обкладывают матом, я отвечаю аналогично, надеваю гимнастёрку, галифе, накручиваю портянки, натягиваю кирзовые сапоги, хватаю ремень с шапкой и бегу в строй.
– Отбой!
«Весёлые старты» продолжаются минут тридцать. Толпа «молодых» солдат, через ноги, познаёт солдатскую науку. С каждым разом «отбиться» получается всё быстрее и быстрее, наконец, мы затихаем под одеялами. Ещё один день прошёл, спокойной ночи!
3.6 Постирай тельняшку!
– Рота, подъём! – кричит дневальный по роте.
– Рота, подъём! – дублируют, трубя во всё горло, бравые сержанты.
Я спрыгиваю со второго яруса, протискиваюсь к своей табуретке, натягиваю галифе, мотаю, красные от крови портянки, на ноги, со скрипом засовываю их в сапоги, надеваю гимнастёрку, хватаю ремень, с зимней шапкой и лечу на построение.
– Отставить!
На ходу снимаю ремень, скидываю гимнастёрку, толкаясь, подбегаю к своей табуретке. Стаскиваю с опухших ног кирзовые сапоги, разматываю портянки, всё аккуратно и быстро раскладываю на табуретке, лечу в кровать, укрываюсь одеялом. Затих, приготовился к очередному старту.
– Подъём!
Всё в обратном порядке. Минут двадцать мы шлифуем своё мастерство подъёма и отбоя. Наконец построились в расположении учебной роты. Перед нами, как павлины, ходят бравые сержанты.
– Все живы, потерь нет? – изволит шутить долговязый сержант Стариков. – Выбегаем на зарядку!
Выбегаем на улицу, здесь холодно и мрачно. После тёплой солдатской кровати выходить на мороз смерти подобно. Я дрожу от холода, когда эти грёбанные сержанты изволят появиться?! Наконец они вышли, дали нам «старт». Через несколько метров становиться теплее, жить стало веселее. Краски в лесу стали яркими, не всё так плохо!
Зимний лес стал красивым, деревья пушистые, тишина. Раздаётся только топот более ста пар кирзовых сапог и наше дыхание. «Вспышка слева», «вспышка справа», «вспышка сзади». Прибегаем на спортивный городок.
– Повисли на турниках! Раз! – вверх, два! – вниз, раз! – вверх, два! – вниз.
Слабаки срываются с перекладин, сержанты, пинками, их загоняют обратно. Сильные «молодые» солдаты висят на турниках и ждут сорвавшихся, когда они повиснут снова.
– За одного отвечают все! – напоминает нам сержант Миниханнов. – Перешли на брусья!
Ходим на руках по брусьям, друг за другом. Здесь та же история. Слабаки умудряются упасть с брусьев, их опять пинками загоняют обратно, печальное зрелище! Чем эти слоны занимались на «гражданке»? Самогон по углам хлестали? Похоже на то!
– Заходим в расположение, умываемся, наводим порядок!
Я, уставший, но счастливый, ковыляю в расположение учебной роты, на второй этаж. Добираюсь до своей табуретки, снимаю насквозь мокрый китель, скидываю кирзовые сапоги. По ощущениям они весят килограмм по десять каждый! Разматываю сырые портянки, они сбились в одном месте, и опять натёрли пару новых мозолей. Ноги горят, как в огне. Разглядываю опухшие ноги, надеваю тапки и почти бегом, передвигаюсь к заветной аптечке. Беру зелёнку с лейкопластырем, заливаю открытые мозоли, залепляю пластырем, жжение, в ободранных, до мяса, пальцах, немного убавилось.
В тапках иду умываться, потом наводим порядок в расположении. По нитке ровняем полосы на одеялах, набиваем кантики. Ноги в тапках отдыхают.
– Строиться на завтрак!
Хватаю мокрый китель, натягиваю его на себя, мотаю на ноги, красные от крови, портянки, со скрипом засовываю в кирзовые сапоги, хватаю ремень, с зимней шапкой и ковыляю на построение.
Спускаемся в столовую. Как вкусно пахнет, оказывается, солдатская «параша» ещё и пахнет как настоящая еда, или это я очень голодный? Становимся вокруг стола, ждём команды сержантов, они не торопятся, а куда им торопиться? До дома им ещё, как до Китая пешком!
– Садись! Сели.
– Отставить! Встали.
– Садись! Сели.
– Отставить! Встали.
– Садись! Приступить к приёму пищи!
Раздатчик накладывает, в тянущиеся к нему тарелки, чудо-кашу. Мы начинаем усиленно работать ложками. Каша не хочет отлипать от тарелки, но мы очень настойчивы. Скоро она переходит в наши голодные желудки, становится хорошо и хочется спать, вот бы часик вздремнуть!
– Закончить приём пищи! Встать!
– Отставить! Сели.
– Встать! Надеваем шинели и выходим на строевую подготовку!
Поднимаемся в расположение, на второй этаж, надеваем шинели, выходим на плац. На улице мягкая зимняя погода, после завтрака организм работает и не мёрзнет. Стоим, ждём сержантов, разговариваем, наслаждаемся минутами отдыха. Под ногами скрипит снег. Выходят сержанты.
– Строиться в колонну по четыре! Шаго-о-ом ма-а-арш! Песню запе-е-евай!
В лесу, под Псковом, звучит наша лихая строевая песня. Мы ходим по плацу, оттачиваем строевые приёмы; повороты, передвижения, выход из строя, заход в строй. Тянем носок, держим ногу на весу. Ходим и строем, и по одному, и парами, и тройками.
Время не стоит на месте, приезжает автомашина с нашим обедом. Наряд по столовой выгружает продукты из автомашины. В воздухе запахло вкусной солдатской едой, сразу захотелось кушать, желудок призывно заурчал. Команды сразу стали исполнятся не чётко, какие команды, когда кушать хочется?!
– Строиться на обед! – кричит сержант Смирнов.
Вот и до обеда дожили! Бежим в расположение, снимаем шинели, вешаем их на вешалки, бежим строиться на обед. Заходим в столовую, стоим около стола, ждём команды.
– Садись! Сели.
– Отставить! Встали.
Ещё минут пятнадцать приседаем около стола, тешим самолюбие сержантов. Наконец, добираемся до еды. Мелькают ложки, голодные солдаты усиленно жуют. Нужно успеть съесть максимальное количество еды, чтобы ни остаться голодным.
– Окончить приём пищи! Встать!
– Отставить! Сели.
– Встать! Заходим в ленинскую комнату, учим Устав.
Хорошая команда, будем сидеть в ленинской комнате, будем бороться со сном, а потом и с голодом. Но бежать никуда не нужно, лафа! Сидим, отдыхаем, раненые ноги гудят…
– Новиков, к сержанту! – кричит дневальный по роте.
В бытовой комнате сидит сержант Миниханов.
– Вызывали, товарищ сержант? – спрашиваю я его, подходя.
– Да, – говорит сержант из Альметьевска.
Берёт со стола свою грязную тельняшку и бросает её мне.
– Постирай! – требует он.
– Что?! Я постирай?! – в бешенстве спрашиваю я.
– Ты, – удивляется сержант Миниханов.
– Найди там слона и отдай ему свою тельняшку! – показываю я на свой призыв.
– А ты не слон? – спрашивает сержант, удивлению сержанта нет предела.
– Я не слон! – отрезаю я.
– Ну, ну, придёшь в войска, быстро обломают! – пугает меня гвардейский сержант.
– Посмотрим! – говорю я, и выхожу из бытовой комнаты.
Захожу в ленинскую комнату, продолжаю учить Устав. Взбесил меня этот, решивший, что он крутой сержант, придём в войска, я им покажу как нужно себя вести! Сам, сто пудово, этот тощий татарин, стирал своим старослужащим форму. Не на того напал, слон бенгальский!
После этого разговора, сержант Миниханов стал более пристально за мной следить, чаще ставить меня в наряды, докапываться по мелочам. Но меня этим не достанешь, мне глубоко плевать на сержантские потуги! Кто, интересно, постирал этому сержанту его грязную тельняшку, ведь всё равно, он нашёл для себя прислугу, в лице «молодого» солдата!
– Рота, строиться на ужин!
Строимся в расположении, спускаемся в столовую, встаём вокруг столов.
– Садись! Сели.
– Отставить! Встали.
– Садись! Приступить к приёму пищи!
Опять замелькали ложки, заработали челюсти. Сержанты сидят за отдельным столом, смеются над нами, лакомятся пирожными, пьют соки. Хорошо быть сержантом!
– Закончить приём пищи! Встать!
– Отставить! Сели.
– Встать! Заходим в расположение роты, готовимся к завтрашнему дню, подшиваемся, бреемся.
Я поднимаюсь в расположение, добираюсь до своей табуретки. Снимаю китель, вешаю его на душку кровати. Стягиваю кирзовые сапоги, распутываю, сбившиеся в комок, портянки, надеваю тапки и ковыляю к заветной аптечке. Заливаю кровавые мозоли зелёнкой, залепляю новым лейкопластырем, стало гораздо легче!
В тапках иду умываться, бриться. Сажусь на табуретку, и меняю подворотничок на кителе. День службы почти закончен, несколько минут покоя.
– Рота, строиться на вечернюю проверку! – кричит дневальный по роте.
Долговязый сержант Стариков проводит перекличку личного состава учебной роты. Незаконно отсутствующих нет, никто не дезертировал.
– Отбой!
Стадо из тридцати «молодых» солдат устремилось к своим кроватям. Места катастрофически не хватает. Мы толкаем друг друга, ругаемся. Около своей табуретки я снимаю китель, кирзовые сапоги, раскручиваю портянки, всю форму складываю на табуретке, портянки внизу, под табуреткой. Ныряю в кровать, укрываюсь одеялом. Затаился, будет продолжение цирка.
– Отставить!
Все бежим обратно, топот кирзовых сапог раздаётся, наверно, до Пскова. Толкаемся, ругаемся, ковыляем на построение. На ходу приводим себя в порядок.
– Отбой!
Сто человек, на ходу раздеваясь, бежит к своим кроватям. Скидываем на табуретки свою форму, летим в кровати, укрываемся одеялом. Прыгаем полчаса, радуем сержантов. Но всему приходит конец, конец пришёл и нашим прыганьям, затихаем под одеялами. Я сразу засыпаю. Спокойной ночи!
3.7 Шестёрки
Весь личный состав учебной роты начал разбиваться по группам, для лучшего выживания в экстремальных условиях. И, естественно, начали возникать трения между группами. Я сблизился с солдатом с Украины, Хохловым. Единственный минус Хохлова состоял в том, что он болел плоскостопием, и практически, не мог бегать. На всех мероприятиях, по бегу, мне приходилось тащить его за собой.
Одна из таких групп состояла из солдата Толстого, Рождественского и Жабина.
1. солдат Толстый – крупный, басистый парень, лет 18, с замашками начинающего лидера. Место жительства не известно.
2. солдат Рождественский – худой тип, неопределённого возраста, состоящий из оттопыренного уха, наверно родовая травма, гнилых зубов – не во всём Советском Союзе были кабинеты стоматологов, и бегающих от страха глаз. Место жительства, в захолустном углу Советского Союза. Судя по сгнившим зубам, родился в эпоху динозавров.
3. солдат Жабин – худой, похожий на свою фамилию человек, лет 18 от роду. Место жительства не известно.
Толстый, отчего-то, думает, что он очень сильный, и решает подмять под себя весь личный состав учебной роты. С его мнением я, естественно, не согласен. А так как у лидера должны быть свои шестёрки, для количества, то в роли шестёрок выступил солдат Жабин и солдат Рождественский.
Две шестёрки Толстого неотступно следуют за своим хозяином. Хихикают и лебезят перед ним. Так как Толстый позиционировал себя мастером рукопашного боя, мне пришлось выйти с ним на разборки в лес, но Толстый мастером рукопашного боя был только в своих, розовых, мечтах, а поэтому, мне не понадобилось его бить, просто разошлись после обмена любезностями. Солдат Толстый бросил попытки физического воздействия, и совместно со своими шестёрками, перешёл на простое хихиканье и на тупые подколки, как, впрочем, и положено кучке необразованных слонов.
Так, весь «Курс молодого бойца», я и отбивался, словесно, от этой стаи слабосильных шестёрок. Правда, один раз пришлось, в лесу, солдату Жабину дать по фейсу, просто, для урока. Он попробовал помахать своими кривыми ногами, но получил в челюсть, пару раз. Бокс, это тебе не шутки, солдат Жабин!
Конец ознакомительного фрагмента.