Романьола. Как филолог по образованию могу вас заверить: такого жанра нет.
Но как автор утверждаю: именно в этом жанре и написан текст. Его герои существуют преимущественно в придуманной ими же реальности – в реальности собственных чувств, фантазий, грёз. Причём порой даже не по прихоти автора, а сами так решив. В общем, жанр для всего этого выдуманного безобразия тоже пришлось выдумать. Нормальные жанры сопротивлялись, как капризные женщины.
Романьола, в отличие от классического романа, – произведение сравнительно некрупное: слово «роман» для него было бы пафосным. Но ещё оно и не эпическое. Скорее, лирическое. Оно сообщает читателю не столько о событиях из жизни героев, сколько об их отношении к этим событиям: переживательном, эмоциональном, чувственном.
«Мир существует только в моих ощущениях» – это, так сказать, кредо героя романьолы. Реальность, понятное дело, время от времени норовит ворваться в эти эмпиреи страстей и субъективностей. Но наш герой, как правило, быстренько из неё сбегает: скучно, некомфортно… а то и даже враждебно.
Глупая и безответственная, кто спорит, позиция. Но смиритесь нею. Если, конечно, намерены дочитать мою романьолу до конца.
© Константин Исааков, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
От автора. Один (или Вотан) – верховный бог в германо-скандинавской мифологии, мудрец, воин и шаман, знаток рун и сказов, покровитель военной аристократии и повелитель валькирий.
К образу главного героя отношения не имеет. Хотя… кто знает.
А ещё ко всему ниже описанному не имеют никакого отношения мои друзья, родственники, знакомые, незнакомые, бывшие и нынешние возлюбленные. Усомнившихся призову посмотреть замечательный фильм Вуди Аллена «Разбирая Гарри»: гений, как водится, сказал всё.
Эпилог
Однажды, в минуты тихого, бесстрастного отчаяния, когда надежды на любовь в очередной раз совсем уж оставили его, он придумал Бога, своего, особенного – на библейский вроде манер, но с евангелистской сентенцией. Представим (представил он), что человек, оказавшись в исходе своей жизни перед Господом, увидел его в облике не забавного дедушки с бородой из-под карандаша Жана Эффеля. И не в образе грозного наказующего перста, который застрял в нашем подсознании, наверное, под влиянием античных мифов. А в воплощенном облике мечты всей своей жизни. В этом случае я имею право думать (подумал он), что окажусь перед своим Богом, у которого будут лик и тело прекрасной юной девушки. Чьи губы будут излучать нежность, а глаза – понимание.
Я скажу ей:
– Здравствуй, Господи!
Или:
– Это я, Господи!
А она ответит:
– Я рада тебе.
– Виноват перед тобой, Господи: слишком много любил, но умел распорядиться своей любовью.
– Я прощаю тебя: ты – любил.
– Что ждет меня здесь, Господи?
– Любовь.
– Кто будет любить меня?
– Я. Ведь ты любишь меня.
– Как ты будешь меня любить?
– Душой и телом. Они во мне едины.
– Но разве ты способна подарить и телесную любовь? Ты же – Бог. А Бог бесплотен.
– Я – дух и плоть одновременно. Всё во мне. Всё от меня. В том числе и то, чего вы, земные, почему-то стыдитесь. Разве ты не видишь, что во мне есть всё, о чём ты мечтал? И свет любви, и наслаждение любви.
– Ты удивительно красива. Такой красоты и, да, такой чувственности на Земле нет.
– Есть. И ты сам это знаешь. Иначе ты бы не влюблялся в такое множество мелькавших пред тобою женских ликов. Все, в кого ты влюблялся там, в земной жизни, тоже были мной. Не бойся меня – иди ко мне. И обними. Я люблю тебя.