Как корабль назовешь, так он и поплывет
Когда Дашка родилась, мама хотела назвать её Даримой. Красивое бурятское имя Дарима. Оно в любом языке звучит красиво: по-русски в нем слышится слово «Дар», в английском оно созвучно слову dare. Но в свидетельстве о рождении старательная девушка, заполнявшая документ, записала имя через букву «О», решив, видимо, что, коли слышится «А», надо писать «О».
А во взрослой жизни пришлось ей носить в основном имя Даша. «Дарима, значит, Дарья – будем звать тебя просто Даша». Поскольку любимую бабушку официально звали Дарьей Дардановной, то Дашка не сопротивлялась, и даже сама со временем представлялась как Даша.
Папа совершенно не расстроился ошибке в имени, обнаруженной лишь дома, спустя почти месяц. Любой казус судьбы он умел представить таким образом, что даже сама судьба поражалась его жизнеутверждающему умонастроению и подкидывала эти казусы с таким постоянством, словно проверяла на прочность его оптимизм и чувство юмора.
«Ну и пусть будет Дорима! Чем тебе не нравится это имя? – сказал папа маме. – Послушай, как прекрасно звучит – «До Рима!». Да это же самое гуннское имя! Мы же все-таки, не забывай, потомки гуннов. Ведь по-бурятски как «человек» звучит? – Хун! То бишь гунн! Глядишь, и дочь твоя когда-нибудь до Рима доберется». Мама сдалась и не пошла исправлять досадную описку. Так и осталась Дашка Доримой, гуннским потомком. А также Дорой, Дориком, Дорусей, Дарой, Дариком, Дарусей, Дашей, Дачей, Дочей, Риком, Римом, и Д`Ором, и Одором, и Диоримой, и каких только обращений к себе не услышала Дашка за свою жизнь. Велик и могуч был поток сознания её друзей, каждый из которых стремился придумать ей уникальное имя.
Как корабль назовешь, так он и поплывет. Эта мудрость была известна ещё до эпохи экранного капитана Врунгеля. Дашка же полностью соответствовала своему паспортному имени. Была бы Даримой, может, и сложилась бы её судьба по-другому согласно слову Дар. Но досадная описка в метрике лишила её тихой прелести ровной жизни, и папина шутка про гуннов оказалась чуть ли не пророческой.
Наверное, этим объяснялась Дашкина поразительная способность попадать в самые невероятные истории, не всегда приятные, порой мистические, иной раз романтические, или вовсе трагикомические. А может, это объяснялось Дашкиным неистребимым любопытством и верой в то, что вон там, за поворотом, там, за горизонтом, – там, там-тарам – страна ОЗ. Самая настоящая, не просто «ноль-три», проезжающая мимо с громкой сиреной, а именно буквально прочитываемая как «ОЗ». В которую она верила сначала всем своим наивным детским сердцем, затем остатками недовыдавленного детского сознания, а потом уже просто по инерции. И готова была бежать за ней, и не корысти ради, а просто, чтобы хоть одним глазком подивиться на чудо-чудное, диво-дивное, – оно же вон там, за тем поворотом.
Попытки попасть за горизонт предпринимались ею часто и безуспешно, в лучшем случае она оказывалась по ту сторону сопки и на том все заканчивалось. Мир цепко держал её в своих объятиях внутри заданного горизонта до поры до времени.
А горизонт событий был предопределен воспитанием и образованием, полученным в семье и школе.