Взгляд одегон – гипотез не измышляем
Действительно, что очаровывает молодых людей в ней? «Наверное, взгляд одегон», – эту версию Дашка выдвинула, как рабочую гипотезу, после одного случая, когда она физически ощутила некую субстанцию, летящую из её зрачков.
Сидя как-то в уютном одиночестве в студенческой комнате, она созерцала небо, полностью растворившись в его глубине своим расфокусированным взглядом. «Любимое занятие бездельника», – как сказала бы одна её тетя, никогда не сидевшая без дела. Но тут никто не отрывал её от этого блаженного времяпрепровождения, и она чуть ли не впала в транс, уже почти слившись с синей бесконечностью.
В этот момент в комнату вошел Витек – друг соседки по комнате. Дашка повернула голову к двери, все ещё не выходя из «состояния бесконечности». Отчетливо в этот момент она ощутила два упругих шарика, величиной и плотностью с дробину, прокатившихся по нерву из глубины глаз и полыхнувших голубой молнией в сторону вошедшего. «Ого! Какие мы молнии умеем метать!» – растерянно произнес вошедший, с тех пор переключивший свое внимание, выросшее со временем чуть ли не в преклонение, на Дашку. Чего ей было совсем не надо. Но удивление осталось. С обеих сторон.
Попытки повторить такой взгляд не получались. Случайные спонтанные проблески, более или менее выразительные – да, но так, чтоб молния летела – увы, никак… Точно такую же голубую молнию она видела ещё раз от незнакомой девушки, примерно в такой же ситуации. Теперь уже она сама вошла в один сельский магазин на берегу Лены, и молоденькая девушка с черными глазами, убиравшаяся там, в момент её захода тоже созерцала небо и тоже метнула на неё взгляд «оттуда».
Сама Дашка пыталась разложить по полочкам свои ощущения: «Так, значит шарики – это резкое сжатие зрачков при переводе взгляда из света в темноту. А молния – это просто расслабленный глаз более увлажнен, и потому отражение его поверхности так сверкает. Входящий фиксирует сначала белок глаза, отражающий свет, а потом темная радужка повернувшего взор глаза закрывает этот просвет, и возникает иллюзия, что сверкнула молния». Как-то так объясняла Дашка эту молнию. Но почему она сама видела её? «Ну, видимо, так работает зрение – унося с собой кусочек неба в темноту».
Но, параллельно с таким объяснением феномена, она внутренне чувствовала, что не только оптическая иллюзия, но и «личное чертовское обаяние» превалирует в метании «взгляда одегон». И это чертовское обаяние проявлялось только в те моменты, когда она включалась в игру, чувствуя себя актрисой на сцене. Надевая личину «самой обаятельной и привлекательной», она действительно становилась ею. В игре нет невозможного. В игре случаются чудеса. С этим постулатом Дашка впервые столкнулась в детстве, бегая-прыгая вдоль и поперек высыхающих рек. Ибо правила игры были таковы: бежать, перепрыгивая с кочки на кочку, не замочив ног, либо наперегонки, либо в догоняшки. А воды вокруг было столько, что провалиться можно было и взрослому по пояс. Дашка же обладала способностью на бегу оттолкнуться от ложной кочки, представлявшей собой просто пучок травы, или даже от самой воды, словно под ней была твердь, а бегущий следом мог угодить в этот пучок «по самоебуль-буль». Уже повзрослев, Дашка задавалась вопросом, как же это удавалось, ведь это противоречило законам физики, как и спонтанная левитация, пару-тройку раз случившаяся с ней в осознанном возрасте, во время полусна – полубодрствования, напугав однажды ночью соседок по палате в пионерском лагере. Поскольку это противоречило всем догмам современного атеистического воспитания, ярым адептом которого был отец, то Дашка такие случаи просто списывала на «показалось» или «ложная память». И когда ей случалось повторить осознанный пробег по кочкам раннего детства, метафорическим или самым настоящим, то ноги, по известному физическому закону, погружались до самого дна. А в игре порой и по вертикальной стенке можно было пробежаться, с кем в детстве не случались подобные чудеса?
И вот, периодически Дашка играла в одегон, конечно, понарошку, полушутя, но, тем не менее, включалось в сознании нечто, что выносило её на другую волну бытия, и на этой волне она чувствовала себя потомком той самой знаменитой «прапрапра-тоодэй». И когда взгляд её упирался в чей-то открытый взор, то она чувствовала обратную связь на уровне солнечного сплетения, из которого могла досылать по открывшемуся каналу мегатонны энергии, свивая из них завихрения в какую угодно сторону, каким угодно узором, и вонзающихся в самую сердцевину человека. А если «открыть в себе бездну», то есть как бы «разлиться в пространстве» и смотреть «из космоса» – то тут «вааще кранты» стоящему перед тобой молодому человеку.
Это были интересные ощущения, и Дашка их коллекционировала и сортировала по различным критериям, экспериментируя, довольно успешно, на друзьях и товарищах, прощавших всех «весело беснующихся тараканов в Дашкиной голове». Все это было игрой, никем всерьёз, да и самой Дашкой, не воспринимавшейся. Реальная тренировка «защитного» взгляда одегон представилась на четвертом курсе, в немыслимом противостоянии с юными и дерзкими. И в Москве Дашку догнал ответный взгляд.