2. Башня Трампа
В первую субботу после выборов Дональд Трамп принял небольшую группу радетелей в расположенной на трех этажах квартире в Башне Трампа. Даже его ближайшие друзья еще не оправились от шока и непонимания, так что все проходило в атмосфере некоего изумления. Сам Трамп в основном поглядывал на часы.
Руперт Мёрдок, прежде уверенный в том, что Трамп шарлатан и придурок, пообещал, что они с его новой женой Джерри Холл нанесут визит избранному президенту. Но Мёрдок опаздывал – сильно опаздывал. Трамп постоянно заверял гостей, что Руперт вот-вот появится. Когда кто-то уже собрался уходить, он стал их умасливать. Останьтесь, вы же хотите увидеть Руперта. (Один из гостей интерпретировал это так: останьтесь, вы же хотите увидеть Трампа с Рупертом.)
Мёрдок, который с тогдашней женой Венди часто общался с Джаредом и Иванкой, не скрывал своего безразличия к Трампу. А его тяга к Кушнеру создавала любопытное силовое напряжение между Трампом и его зятем, и Кушнер с умелой осторожностью, в собственных интересах, нередко упоминал Мёрдока в разговорах с тестем. Когда в 2015 году Иванка сообщила Мёрдоку, что ее отец всерьез, без дураков собирается участвовать в президентской кампании, Мёрдок даже мысленно не допустил такой возможности.
И вот сейчас избранный президент – после ошеломляющей пертурбации в американской истории – нервно ждал Мёрдока. “Он один из великих, – говорил он гостям, все сильнее возбуждаясь. – Он последний из великих. Вы должны его увидеть”.
Тут случились интересные перевертыши – такая забавная симметрия. Трамп, кажется, до сих пор не понимавший разницу между поднятием социального статуса и статусом президента, изо всех сил стремился завоевать благосклонность доселе высокомерного медиамагната. А Мёрдок, наконец приехавший на вечеринку с болезненным, во всех смыслах этого слова, опозданием, как и все, подавленный и озадаченный, пытался как-то изменить свое отношение к человеку, которого на протяжении целого поколения, если не больше, считал в лучшем случае принцем-клоуном среди богатых и знаменитых.
Мёрдок был не единственным из миллиардеров, кто отмахивался от Трампа. Задолго до выборов Карл Айкан, на дружбу с которым Трамп часто ссылался и которого обещал назначить на высокую должность, открыто высмеивал своего коллегу-бизнесмена и вообще не считал его даже близко миллиардером.
Мало кто из знавших Трампа питал какие-то иллюзии на его счет. В этом, собственно, заключалось его обаяние: я такой, какой я есть. Искра в глазу, в душе мошенник.
Но теперь он избранный президент. И это все в корне меняло. Говори о нем что хочешь, но он это сделал. Вытащил меч из камня[1]. Это кое-что значило. Точнее, всё.
Миллиардерам было о чем задуматься. Как и всем в орбите Трампа. Предвыборному штабу, которому неожиданно засветила работа в Западном крыле – карьерная, чтобы не сказать историческая, – пришлось взглянуть на странноватого, неуживчивого, нелепого и с виду неподходящего человека в новом свете. Его избрали президентом. Значит, он, как выражалась Келлиэнн Конуэй, по определению в президентстве.
Но пока еще никто не видел его президентства – то есть публичного реверанса в сторону политического ритуала и правильного поведения. Или хотя бы самоконтроля в рамках приличий.
Первые кандидаты, несмотря на их очевидное отношение к этому человеку, согласились на новую должность. Джим Мэттис, отставной генерал армии и один из самых уважаемых командующих вооруженными силами США; Рекс Тиллерсон, председатель правления ExxonMobil; Скотт Прюитт и Бетси Девос, сторонники Джеба Буша – все они приняли очевидный факт: он может производить странное, даже нелепое впечатление, но его избрали президентом.
У нас получится – заговорили люди в орбите Трампа. По крайней мере, может получиться.
Любопытно, что в приватной атмосфере Трамп не был тем напыщенным и задиристым персонажем, который заводил толпу во время предвыборных митингов. Никакого гнева, никакой воинственности. Возможно, он был самым грозным, пугающим и даже угрожающим кандидатом в современной истории, но как человек он действовал на других почти успокоительно. Сказывалось его поразительное довольство самим собой. Жизнь прекрасна. Трамп был оптимист – во всяком случае, в отношении себя. Он шармёр и льстец. Весь сфокусирован на собеседнике. Он остроумен – готов посмеяться даже над собой. Он невероятно энергичен – Давайте это сделаем, что угодно, давайте это сделаем. Он не крутой чувак. Он “большая добрая обезьяна”, как выразился Бэннон с оттенком похвалы.
Питера Тиля, сооснователя PayPal и члена совета директоров Facebook, а также, по сути, единственного значимого в Силиконовой долине человека, выступившего в поддержку Трампа, предупредил другой миллиардер и давний приятель будущего президента, что тот, исполненный восхищения им, наверняка предложит ему вечную дружбу. Все считают тебя великим, у нас с тобой будет потрясающая связка, я сделаю все, что ты захочешь, только позвони! Миллиардер посоветовал Тилю не относиться к словам Трампа слишком серьезно. Однако Тиль, произнесший речь в его поддержку на съезде республиканцев в Кливленде, перезвонил потом и признался, что абсолютно уверен в искренности Трампа, сказавшего, что они станут друзьями на всю жизнь. Вот только больше Трамп ему не звонил и на его звонки не отвечал. Власть всегда оправдается в случае нарушения ею общепринятой морали. Но были в личности Трампа и более серьезные проблемы.
Практически все профессионалы, решившие войти в команду, столкнулись с тем, что он просто ничего не знает. Не было такой темы, кроме разве что строительства, в которой бы он разбирался. Остальное пролетало мимо. Все знания пришли к нему час назад – и то в плохо пропеченном виде. Но каждый член новой команды убеждал себя: как я могу судить, этого человека избрали президентом. Что-то все-таки в нем было. При всем его широком невежестве, знакомом каждому в богатой тусовке – бизнесмен Трамп был не способен прочитать балансовый отчет, и при том, что построил свою избирательную кампанию на умении проворачивать сделки, из-за своей невнимательности к деталям был никудышным переговорщиком, – они чувствовали в нем инстинкт. Вот оно, это слово. От него исходила сила. Он умел заразить тебя своей верой.
– Трамп хороший, умный, дееспособный? – спрашивал политтехнолог Сэм Нанберг. И сам себе отвечал: – Я не знаю. Знаю только, что он звезда.
Пытаясь объяснить его достоинства и привлекательность, Пирс Морган – британский корреспондент и неудачный ведущий CNN, засветившийся в телевизионной схватке на передаче “Ученики знаменитостей” и сохранивший верность Трампу, – заметил, что ответ содержится в его книге “Искусство сделки”. Все, что сделало Трампа Трампом и определило его сметку, энергию и харизму, отражено на ее страницах. Хочешь понять Трампа – прочти его книгу. Вот только Трамп ее не писал. Ее настоящий автор Тони Шварц утверждает, что вклад Трампа был близок к нулю и что он, вероятно, даже не прочел ее до конца. Вот где собака зарыта. Трамп не писатель, он персонаж – протагонист, герой.
Фанат профессионального реслинга, оказавший поддержку World Wrestling Entertainmen (WWE), компании, устраивающей представления по реслингу и ставший ее заметным лицом (был включен в “Зал славы”), Трамп, как и Халк Хоган[2], превратился в вымышленного персонажа реальной жизни. Забавляя этим друзей и ставя в неловкое положение тех, кто сейчас готовился на него работать в высшем эшелоне федеральной власти, он часто говорил о себе в третьем лице. “Трамп сделал то-то. Трамп сделал се-то”. Этот персонаж или эта роль были такими мощными, что ему не хотелось или он просто не мог с ними расстаться ради должности президента и президентского имиджа.
Как бы трудно с ним ни было, нынешнее окружение пыталось оправдать его поведение, найти объяснение успеху, увидеть это как преимущество, а не ограниченность. Для Стива Бэннона уникальным политическим достоинством Трампа было то, что он альфа-самец – может быть, последний. Мужчина пятидесятых, герой фильма “Крысиная стая”, персонаж телесериала “Безумцы”.
Оценка собственной природы самим Трампом была еще более определенной. Однажды он летел на своем самолете вместе с приятелем-миллиардером, который прихватил иностранную модель. Желая покороче сойтись с чужой девушкой, Трамп приказал сделать остановку в Атлантик-Сити. Он ей покажет свое казино. Приятель заверил модель, что в Атлантик-Сити нечего смотреть. Это место для белого отребья.
– А что такое “белое отребье”? – спросила она.
– Люди вроде меня, – сказал Трамп, – только гораздо беднее.
Он отстаивал свое право не подчиняться правилам, не вызывать к себе уважение. Что-то вроде рецепта изгоя для победы – и неважно, как она тебе досталась. Победа есть победа.
Или, как замечали его друзья, старавшиеся не поддаться на удочку, у него просто нет ограничений. Он бунтарь, разрушитель, живет без правил и презирает их. Близкий друг Трампа, а также хороший друг Билла Клинтона, находил, что они на редкость похожи – только у Клинтона есть внешний лоск, а у Трампа его нет.
Одним из проявлений этого образа человека вне закона, как для Трампа, так и для Клинтона, является образ донжуана и домогателя. Даже среди прославленных донжуанов и домогателей они отличаются тем, что не ведают сомнений и колебаний.
Трамп любил повторять, что одна из радостей жизни – уложить в постель жену друга. Добиваясь этого, он убеждал жену, что ее муж не совсем то, о чем она мечтала. Потом секретарша приглашала друга в его офис, и Трамп начинал по обыкновению подтрунивать: Тебе все еще нравится секс с женой? Как часто вы этим занимаетесь? Наверняка у тебя бывал секс поинтереснее? Расскажи. В три часа ко мне приезжают девочки из Лос-Анджелеса. Мы поднимемся наверх и отлично проведем время. Я тебе обещаю… И все это жена друга выслушивала по громкой связи.
Предыдущие президенты, и не только Клинтон, тоже, конечно, не отличались высокими принципами. Но еще больше тех, кто близко знал Трампа, озадачивало, что он сумел победить на выборах, пришел к высшему достижению, не имея, очевидно, главных задатков для такой работы – в нейронауке это называется функцией управления. Непостижимым образом он победил в гонке, при том что его мозг был неспособен выполнять базовые задачи в Овальном кабинете. Он был не в силах планировать, организовывать, фокусировать внимание, переключаться с одного на другое; он никогда не умел приспосабливаться к тому, чего требуют от человека ближайшие задачи. Проще говоря, он не умел связать причину со следствием.
Обвинение в заговоре с русскими с целью победить на выборах, от чего он отмахивался, по мнению некоторых в ближайшем окружении, стало наглядным примером его неспособности сопоставлять факты. Даже если он лично ни в чем таком не участвовал, его попытки выслужиться не перед кем-нибудь, а перед Владимиром Путиным, без сомнения, оставили тревожный след из слов и поступков, потенциально чреватых серьезнейшей политической расплатой.
Вскоре после выборов его друг Эйлс настоятельно ему посоветовал: “Тебе надо срочно разобраться с Россией”. Даже будучи уволенным из Fox News, Эйлс сохранял свою легендарную сеть информаторов. Он предупредил Трампа, что на него может появиться опасный компромат. “Ты должен отнестись к этому серьезно, Дональд”.
– Джаред этим занимается, – радостно отреагировал Трамп. – Все под контролем.
Башня Трампа, в двух шагах от Tiffany, ныне штаб-квартира популистской революции, неожиданно превратилась в этакий космический корабль пришельцев – “Звезда Смерти” на Пятой авеню. К парадным дверям резиденции следующего президента прорывались протестанты, как благонамеренные, так и негодующие, а также любопытствующая толпа, а в ответ строились затейливые баррикады для его защиты.
Предвыборный акт передачи президентской власти 2010 года предписал финансирование кандидатов на пост президента, чтобы запустить процесс получения всеми желающими работы в новой администрации, кодификацию правил, определяющих первые действия нового хозяина Белого дома, и подготовку к передаче бюрократических обязанностей 20 января. Во время кампании губернатор штата Нью-Джерси Крис Кристи, номинальный глава переходного кабинета Трампа, решительно заявил кандидату, что он, Крис, не может перераспределить эти фонды, так как закон предписывает ему потратить эти деньги и спланировать транзит власти – даже если таковой, как он считает, не понадобится. В ответ Трамп вспылил, дескать, не хочет ничего об этом слышать.
На следующий день после выборов советники Трампа – неожиданно проявившие интерес к процессу, который до сих пор игнорировали, – тут же стали обвинять Кристи в том, что тот не подготовился к транзиту власти. Костяк переходной команды поспешно перебрался из Вашингтона в Башню Трампа.
В таких дорогих покоях еще ни одна переходная команда (да и ни одна президентская кампания) до сих пор не обустраивалась. В этом-то и была соль. Им дали понять в стиле Трампа: мы не только аутсайдеры, мы гораздо круче, чем вы, инсайдеры. Богаче. Знаменитее. Видите, какая у нас недвижимость?
И у всего этого было конкретное имя: на двери чудесным образом красовалась соответствующая табличка. На верхних этажах находилась его квартира, триплекс, не сопоставимая с жилым помещением в Белом доме. Тут и целый этаж под его личный офис, который он занимал с середины восьмидесятых. Тут тебе и несколько этажей, которые раньше занимал предвыборный штаб, а сейчас переходная команда. И все это в его орбите, а не под контролем вашингтонского “болота”.
Реакция Трампа на малореальную, чтобы не сказать абсурдную, победу была обратной смирению. В каком-то смысле он желал всех ткнуть носом в эту победу. Нынешние вашингтонские и будущие инсайдеры должны приходить к нему на поклон. Башня Трампа мгновенно заслонила собой Белый дом. Каждый, кто приходил к избранному президенту, тем самым признавал или принимал правительство аутсайдера. Трамп подвергал их процедуре, которую сами они весело называли “интервью под конвоем”, – появление перед прессой в присутствии многочисленных зевак. Акт подчинения, если не унижения.
Инопланетная аура Башни Трампа помогала скрыть тот факт, что практически никто в этом худосочном узком кругу, на который вдруг обрушилась необходимость сформировать правительство, не имел опыта. Ни политического. Ни организационного. Ни правового.
Политика – это сетевой бизнес, основанный на личных связях. Но, в отличие от всех предшественников, так или иначе страдавших от нехватки управленческого опыта, Трамп вообще не имел за спиной политической карьеры и правительственных контактов, на что он мог бы опереться. У него даже не было толком своей структуры. Полтора года разъездов по стране, по сути, держались на трех персонах: руководитель кампании Кори Левандовски (пока его не выперли за месяц до съезда Республиканской партии); пресс-секретарь, она же интерн-телохранитель, первый рекрут избирательной кампании, двадцатишестилетняя Хоуп Хикс; и сам Трамп. Ничего лишнего и доверяй своим инстинктам. Чем больше вокруг тебя людей, быстро осознал Трамп, тем сложнее развернуть самолет и успеть домой на покой.
Профессиональная команда – хотя, сказать по правде, настоящих профессионалов-политиков среди них не было, – присоединившаяся к кампании в августе, стала последней надеждой избежать безвыходного унижения. Но с этими людьми он проработал всего несколько месяцев.
Райнс Прибус, готовившийся перебраться из РНК в Белый дом, говорил с тревогой, что Трамп нередко спонтанно предлагает новым знакомым работу на позициях, важность которых он толком не понимает.
Эйлс, имевший дело с Белым домом Никсона, Рейгана и Буша-младшего, проявлял все большую обеспокоенность тем, что избранный президент до сих пор не занялся структурой Белого дома, которая бы ему служила и его защищала. Он постарался открыть глаза Трампу на то, с какой яростью набросится на него оппозиция.
– Тебе нужен сукин сын в качестве главы аппарата. Сукин сын, хорошо знающий Вашингтон, – сказал он ему вскоре после избрания. – Тебе самому неплохо бы стать таким сукиным сыном, но ты не знаешь Вашингтон. – Эйлс назвал ему кандидатуру: – Спикер Бейнер. (Джон Бейнер был спикером Палаты представителей, пока его оттуда не прогнали в результате путча “Чаепитие-2011”.)
– А кто это? – поинтересовался Трамп.
В тесном кругу миллиардеров, озабоченных его презрением к мнению специалистов, ему пытались объяснить важность тех, кем он себя окружит в Белом доме, тех, кто разбирается в вашингтонских делах. Твои люди важнее, чем твой политический курс. Твои люди – это и есть твой политический курс.
– Фрэнк Синатра был неправ, – сказал Дэвид Босси, один из приближенных политконсультантов Трампа. – Если у тебя получилось в Нью-Йорке, это еще не значит, что у тебя получится в Вашингтоне[3].
Современный глава аппарата фокусирует свое внимание на фундаментальных вещах. Он вместе с президентом определяет работу Белого дома и исполнительной власти, дающей места четырем миллионам человек, включая 1,3 миллиона военнослужащих.
Эта позиция была придумана как должность помощника президента, или главного чиновника, или даже премьер-министра. Среди выдающихся глав аппарата можно назвать Г. Р. Холдемана и Александра Хейга при Ричарде Никсоне; Дональда Рамсфелда и Дика Чейни при Джеральде Форде; Гамильтона Джордана при Джимми Картере; Джеймса Бейкера при Рональде Рейгане; возвращенного Джеймса Бейкера при Буше-старшем; Леона Панетту, Эрскина Боулза и Джона Подесту при Билле Клинтоне; Эндрю Карда при Буше-младшем; Рама Эмануэля и Билла Дейли при Обаме. Любой, кто изучал эту позицию, скажет, что сильный глава аппарата лучше, чем слабый, а глава аппарата, поработавший в Вашингтоне и федеральном правительстве, лучше, чем человек со стороны.
Дональд Трамп имел весьма отдаленное или никакое представление об этой номенклатурной должности и истории вопроса. Он подменил его своим собственным опытом и стилем управления. Десятилетиями он полагался на старых слуг, дружков-приятелей и семью. Хотя Трамп любил называть свой бизнес империей, на самом деле это была обособленная холдинговая компания, такой большой бутик, ориентированный не столько на прибыль и качество работы, сколько на прихоти владельца и раскрутку бренда.
Его сыновья, Дон-младший и Эрик – трамповские инсайдеры в шутку и за глаза называли их Удай и Кусай, как сыновей Саддама Хусейна, – всерьез подумывали о разделении Белого дома на две параллельные структуры: одна ориентирована на глобальные взгляды их отца, появление на публике и вопросы коммерции, а вторая связана с повседневным менеджментом. В этой конструкции они отводили себе вторую половину.
Одной из ранних идей Трампа было назначить главой аппарата Тома Баррака – одного из его неофициальных советников из числа акул в мире недвижимости, куда также входили Стивен Рот и Ричард Лефрак.
Баррак, внук ливанских иммигрантов, крупнейший инвестор в недвижимость, прославившийся своим острым умом, владел в числе прочего необычным райским местом – ранчо Neverland, когда-то принадлежавшим Майклу Джексону. Вместе с Джеффри Эпстайном – нью-йоркским финансистом, ставшим героем таблоидов после того, как он признал себя виновным в подстрекательстве к проституции, за что в 2008 году был отправлен на тринадцать месяцев за решетку в Палм-Бич, – Трамп и Баррак в восьмидесятые и девяностые составляли троицу ночных мушкетеров.
Основатель и генеральный директор частной инвестиционной фирмы Colony Capital, Баррак стал миллиардером, скупая по всему миру имущество в обеспечение выполнения обязательств. Когда-то он оказал финансовую помощь своему дружку Трампу, а сравнительно недавно выручил из беды его зятька Джареда Кушнера.
Его забавляла эксцентричная президентская кампания Трампа, и он заключил с ним сделку о замене Кори Левандовски, впавшего в немилость у Кушнера, на Пола Манафорта. Как и все, озадаченный успешностью кампании, Баррак, не жалея теплых и даже свойских слов, представил будущего президента на Национальном съезде Республиканской партии в июле (что как-то не вязалось с его мрачным и даже воинственным тоном).
Трамп нарисовал прекрасную фантазию, что его друг Том – гений-организатор, отдающий себе отчет в том, что его приятель не питает никакого интереса к будничному менеджменту – возьмет на себя управление Белым домом. Для Трампа это стало бы быстрым и удобным решением непредвиденной проблемы свалившегося на него президентства: соединить усилия с деловым наставником, доверенным лицом, инвестором и другом, с тем, про кого общие приятели говорили “вот кто лучше других знает, как обращаться с Дональдом”. В окружении Трампа это называлось “план двух амигос”. (Эпстайн, сохранивший близость с Барраком, был напрочь стерт из биографии Трампа.)
Баррак, один из немногих, чьи способности Трамп, Фома неверующий, не ставил под сомнение, сумел бы, как он надеялся, пустить все по гладенькой дорожке, предоставив Трампу быть Трампом. С его стороны это был нехарактерный случай трезвого решения: Дональд Трамп может не понимать, чего он не понимает, зато он понимает, что это понимает Том Баррак. Он будет рулить бизнесом, а Трамп продавать готовый продукт – делать Америку снова великой. #MAGA[4].
Для Баррака, как и для всего окружения Трампа, результат выборов был каким-то невероятным выигрышем в лотерею – твой странноватый друг стал президентом. Но даже после многочисленных телефонных уговоров Барраку пришлось огорчить своего друга: “Я слишком богат”. Он никогда не сможет раскрыть свои активы и финансовые интересы – включая инвестиции на Ближнем Востоке – так, чтобы это удовлетворило сторожевых псов высокой морали. Если Трамп не был озабочен или просто не заморачивался по поводу своих бизнес-конфликтов, то Баррак в этой перспективе не видел для себя ничего, кроме мороки и финансовых потерь. А кроме того, женившись в четвертый раз, Баррак не горел желанием, чтобы его яркая личная жизнь – в последние годы нередко связанная с Трампом – стала центром всеобщего внимания.
Запасным вариантом Трампа был его зять. Во время многомесячной кампании, после сумбура и нестыковок (если не для Трампа, то в глазах других, включая его семью), Кушнер приходил на помощь и стал его надежным телохранителем – всегда рядом, отвечает только на вопросы и при этом всегда рисует спокойную и лестную картину. Кори Левандовски называл Джареда дворецким. Трамп пришел к выводу, что его зять – не в последнюю очередь потому, что понимал: не надо путаться у него под ногами, – на редкость дальновиден.
Бросая вызов правилам и приличиям, вызывая удивленные взгляды всех вокруг, президент сознательно создавал в Белом доме семейственность. Все Трампы – за исключением жены, которая загадочным образом осталась в Нью-Йорке, – перебирались на новое место и приступали к обязанностям, мало чем отличавшимся от того, что они делали в Башне, и никто, судя по всему, не возражал.
Наконец, Энн Коултер, дива, известная своими правыми убеждениями, и сторонница Трампа, отвела избранного президента в сторонку со словами: “Очевидно, вам этого не говорят. Но так нельзя. Нельзя нанимать на работу своих детей”.
Трамп продолжал настаивать, что он имеет полное право на родственную помощь, и требовал понимания. Это же семья, повторял он, “тут все о-о-о-ох как непросто”. Его команда понимала: зять Трампа в Белом доме – это не только потенциальный конфликт интересов и правовые сложности; постепенно, в еще большей степени, чем сейчас, семья окажется для Трампа на первом месте. После серьезного давления он согласился хотя бы не делать своего зятя главой аппарата – во всяком случае официально.
Если не Баррак и не Кушнер, то почему бы не предложить это место губернатору Нью-Джерси Крису Кристи. Он и Руди Джулиани – вот, собственно, и все друзья Трампа с реальным политическим опытом.
Кристи, как и большинство союзников, то был близок, то впадал в немилость. В последние недели кампании Трамп с презрением отмечал, что Кристи отдаляется от его провальной затеи, зато после победы с готовностью пожелал вернуться.
Они познакомились во времена, когда Трамп пытался – и не сумел – стать акулой игровой империи Атлантик-Сити. Единственной акулой. (Он уже давно, благоговея, тягался с акулой Лас-Вегаса Стивом Уинном, которого Трамп называл главным финансистом РНК.) Он оказывал поддержку Кристи во время его политической карьеры в Нью-Джерси. Он восхищался его прямотой и какое-то время, когда Кристи готовился к собственной президентской кампании 2012–2013 годов, а Трамп размышлял, чем бы ему заняться после сворачивания его франшизы, реалити-шоу “Ученик”, он даже подумывал, не стать ли ему вице-президентом Криса Кристи.
В начале своей кампании Трамп заявил, что не стал бы соперничать с Кристи, если бы не “Мостгейт” (скандал разразился после того, как помощники Кристи закрыли дорожное движение по мосту Джорджа Вашингтона, чтобы подорвать позиции мэра соседнего городка, выступавшего оппонентом Кристи; Трамп в частном разговоре оправдывал своего друга, называя его действия “обычным нью-джерсийским бейсболом”). Когда Кристи вышел из гонки в феврале 2016-го и присоединился к кампании Трампа, на него обрушился шквал насмешек: мол, поддержал своего дружка в обмен на теплое местечко.
Трамп переживал, что не может это ему обеспечить. Республиканский истеблишмент не желал Трампа, но почти такие же чувства испытывал и он к Кристи. Поэтому последний получил должность главы переходного кабинета и смутное обещание высокого поста – генерального прокурора или главы аппарата.
Да вот беда, в 2005 году, когда Кристи был федеральным прокурором Нью-Джерси, он отправил за решетку отца Джареда, Чарльза Кушнера, которого преследовали федералы за махинации с подоходным налогом. А тут еще Чарли придумал схему с проституткой, шантажировавшей его кузена, который собирался свидетельствовать в суде против него.
По разным признаниям, в основном исходящим от самого Кристи, его карьеру в трамповской администрации порушил злодей Джаред. Такая идеальная история сладкой мести: сын невинно пострадавшего (хотя в данном случае, по общему мнению, Чарли получил по заслугам) использует свою власть над человеком, причинившим боль его семье. Но некоторые признания дают более изощренную и, в каком-то смысле, более мрачную картину. Джаред Кушнер, как любой зять, ходит на цыпочках вокруг тестя, стараясь быть незамеченным: солидный доминирующий старик и худенький гибкий мальчик. В переработанной версии “похорон” Криса Кристи смертельный удар нанес не Джаред, но сам Чарли Кушнер (в каком-то смысле, еще более сладкая месть), жестко потребовавший сатисфакции. И в этом ему помогла его невестка, по-настоящему влиявшая на Трампа. Иванка сказала отцу, что назначение Кристи главой аппарата или на другую высокую должность станет болезненным ударом для нее и ее семьи, так что лучше бы вообще его убрать с орбиты.
Бэннон был тяжеловесом всей организации. Трамп, впечатленный его речами – смесь угроз, исторических экскурсов, откровений в СМИ, крайне правых острот и мотивационных трюизмов, – начал называть Бэннона в кругу миллиардеров главой своего аппарата. Те с шутками отвергали эту идею. Но нашлись другие, кого Трамп склонил в его пользу.
Еще за несколько недель до выборов Трамп называл Бэннона льстецом, когда тот уверенно говорил о его будущей победе. А теперь ему оставалось только признать мистическую прозорливость Стива. В сущности, в окружении Трампа только Бэннон, не имевший никакого политического опыта, был способен предложить внятное видение дональдовского популизма – также известного как “трампизм”.
Антибэннонские силы – сюда входили почти все республиканцы, противники “Чаепития” – мгновенно отреагировали. Мёрдок, сама Немезида, сказал Трампу, что Бэннон – опасный выбор. Джо Скарборо, бывший конгрессмен и соведущий любимой передачи Трампа “Утро с Джо” на кабельном канале MSNBC, сказал ему наедине, что “Вашингтон встанет на дыбы”, если Бэннон будет назначен главой аппарата, и, подхватив эту тему, публично очернил его в своем шоу.
В каком-то смысле сам Бэннон представлял бóльшую опасность, чем его политические взгляды. На редкость неорганизованный, он сосредотачивался только на том, что привлекло его внимание, а все прочее игнорировал. Мог ли он стать худшим главой аппарата за всю историю? Мог. Он был не в состоянии перезванивать людям. Он отвечал на мейлы односложно – отчасти из-за своей паранойи к электронной переписке, но еще в большей степени из-за самоконтроля и скрытности. Он держал помощников и советчиков на расстоянии. С ним было невозможно договориться о встрече, только явочным порядком. Забавно, но его главный адъютант Александра Прит, консервативный фандрайзер и пиарщица, была такой же дезорганизованной, как ее шеф. После трех браков Бэннон вел холостяцкую жизнь на Капитолийском холме в таунхаусе, известном как “Посольство Брейтбарт”, где также находился офис Breitbart News, – и там царил бардак. Ни один здравомыслящий человек не поручил бы Стивену Бэннону работу, которая включала в себя отправление поездов по расписанию.
Таким образом, оставался Райнс Прибус.
Для Капитолия он был единственным приемлемым кандидатом, поэтому его сразу и активно начали лоббировать спикер Палаты Пол Райан и лидер большинства в Сенате Митч Макконнелл. Если уж им приходится иметь дело с таким чужаком, как Дональд Трамп, так пусть хотя бы при посредничестве человека из их среды.
Сорокапятилетний Прибус не был ни политиком, ни тактиком, ни стратегом. Он был политической машиной из старых профессионалов. Фандрайзер.
Парень из рабочей семьи, родившийся в Нью-Джерси и переехавший в Висконсин, он в тридцать два в первый и последний раз принял участие в гонке за выборную должность: место в Сенате штата Висконсин. И проиграл. Зато стал председателем Партии республиканцев в штате, а затем и главным консультантом Республиканского национального комитета. В 2011 году поднялся до председателя РНК. Политическим капиталом Прибуса было его умиротворение “Чайной партии” в Висконсине и его связь с висконсинским губернатором Скоттом Уокером, восходящей республиканской звездой (и недолго – очень недолго – лидером президентской гонки 2016 года).
С учетом того, что значительная часть Республиканской партии неизменно противостояла Трампу, а в самой партии практически никто не сомневался, что он потерпит бесславное поражение и вместе с собой потянет партию на дно, после выдвижения Трампа в президенты Прибус подвергся сильнейшему давлению: чтобы он переключил ресурсы на другого кандидата в списке, а еще лучше полностью устранился от кампании Трампа.
Сам будучи уверен в том, что дело Дональда безнадежно, Прибус тем не менее сделал на него ставку. То, что он не бросил Трампа, возможно, добавило последнему несколько очков, необходимых для победы, и сделало Прибуса почти героем (точно так же, если бы кампания была проиграна, то, по словам Келлиэнн Конуэй, он оказался бы козлом отпущения). В результате Прибус, за отсутствием других кандидатур, стал главой аппарата.
Вхождению в узкий круг сопутствовала изрядная доля неуверенности и растерянности. После своей первой продолжительной беседы с Трампом Прибус вышел с ощущением: как это все странно и обескураживающе! Трамп не закрывал рта и повторялся снова и снова.
– Значит, так, – предупредил Прибуса близкий партнер Трампа. – Из отведенного на разговор часа пятьдесят четыре минуты у него уйдут на разные байки, которые будут бесконечно повторяться. Так что у вас должна быть одна-единственная заготовка, и постарайтесь ее вставить при первой возможности.
Назначение Прибуса главой аппарата, объявленное в середине ноября, поставило Бэннона на одну доску с ним. Трамп держался внутренней установки: никого не облекай реальной властью. Прибус даже на высокой должности будет, по заведенной традиции, не слишком сильной фигурой, как и все адъютанты Трампа в прошлом. Этот выбор также отлично работал в отношении других назначенцев. Том Баррак будет легко обходить Прибуса и разговаривать с президентом один на один. Позиция Джареда Кушнера как зятя и в ближайшем будущем главного помощника не пострадает. А Стив Бэннон, докладывающий Трампу напрямую, останется непререкаемым рупором трампизма в Белом доме.
Иными словами, будет один номинальный глава аппарата – не имеющий особого значения – и разные другие, на практике куда более важные, обеспечивающие хаос и личную, не ставящуюся под сомнение независимость Трампа.
Джим Бейкер, глава аппарата Рональда Рейгана, а потом и Джорджа Буша-младшего, в глазах подавляющего большинства образцовый менеджер Белого дома, посоветовал Прибусу не принимать это предложение.
Удивительное превращение Трампа из потешного кандидата в радетеля за недовольных, потом в смехотворного номинанта и, наконец, во взятого на неопределенное время напрокат избранного президента никак его не отрезвило. После первого шока он мгновенно переписал свой портрет, представ в образе неизбежного президента.
Низшей точкой его кампании и примером ревизионизма, связанного с осознанием нового статуса, можно считать видеозапись Билли Буша. В неофициальной беседе с ведущим дружественной кабельной сети он дал такое объяснение: “То был не я”.
Ведущий согласился, что несправедливо судить о человеке по какому-то одному событию.
– Да, – сказал Трамп, – то был не я. Мне говорили люди, разбирающиеся в таких вещах, как легко может все меняться: другой голос, другой человек.
Как победитель он ждал, что теперь станет объектом преклонения, обольщения и раздачи милостей. Он ждал, что это будет работать двусторонне: прежде враждебные масс-медиа превратятся в дружественные.
На деле же его, победителя, с ужасом рисовали как разрушителя те медиа, которые в прошлом, как нечто само собой разумеющееся, со всей почтительностью рассыпали похвалы будущему президенту, кем бы он ни был. (Нехватка трех миллионов голосов – эта тема продолжала преследовать Трампа, и ее лучше было избегать.) У него в голове не укладывалось, как те же люди – то есть СМИ, – которые жестоко критиковали его за высказывание, что он может не признать результаты голосования, теперь смеют называть его нелегитимным.
Трамп не был политиком, который мог проанализировать фракции своих сторонников и хулителей; он был торгашом, которому надо продать товар. “Я победил. Я победитель. Я не лузер”, – повторял он, словно мантру, отказываясь верить своим ушам.
Бэннон описывал его как такой простой механизм. Кнопка “вкл.” – сплошная лесть, кнопка “выкл.” – сплошная клевета. Лесть лилась рекой, подхалимская, изобилующая превосходными степенями и напрочь оторванная от реальности: такой-то самый лучший, самый невероятный, круче не бывает, бессмертный. Клевета была злобной, горькой, обиженной – “пошел прочь и закрой за собой железную дверь”.
Такова была природа Трампа-торговца. Он свято верил в то, что не существует причин не перехваливать перспективный товар. Если же покупатель бойкотирует эту перспективу, то почему бы не завалить его или ее презрением и исковыми заявлениями. В конце концов, если они не реагируют на подлизывание, то пускай хотя бы реагируют на эти ворохи бумаг. Бэннон был уверен – пожалуй, даже слишком, – что Трампа можно легко включать и выключать.
Его можно было подстрекать, чем и занимался Бэннон на фоне смертельной войны, кто сильнее – с медиа, с демократами, с вашингтонским “болотом”, – а можно было и обхаживать. Больше всего Трамп любил именно обхаживания.
Джефф Безос, основатель интернет-компании Amazon.com и владелец Washington Post, которая стала, в числе других СМИ, черной меткой для Трампа, при этом не жалел усилий, чтобы установить личные отношения как с самим избранным президентом, так и с его дочкой Иванкой. Во время предвыборной кампании Трамп говорил, что Amazon “уходит от убойных налогов” и если он победит, “у них возникнут те еще проблемы”. А теперь вдруг он нахваливал Безоса как “гения высшей пробы”. Илон Маск, посетив Башню Трампа, убеждал его и новую администрацию, чтобы они поддержали полеты на Марс, и Трамп за это тут же ухватился. Стивен Шварцман, глава инвестиционной группы компаний Blackstone Group – и дружок Кушнера, – предложил организовать совет предпринимателей при президенте, и Трамп это с радостью принял. Анна Винтур, издатель Vogue и королева индустрии моды, мечтала стать при Обаме послом США в Великобритании, а когда этого не случилось, сблизилась с Хиллари Клинтон. И вот теперь Винтур приехала в Башню Трампа (при этом отказавшись выйти к прессе) и предложила свои услуги в качестве его посла при дворе Елизаветы II. И он был склонен поддержать эту идею, но “к счастью, по словам Бэннона, между ними не пробежали токи”.
Четырнадцатого декабря в Башню для встречи с избранным президентом приехала высокая делегация из Силиконовой долины, при том что он неизменно критиковал высокие технологии на протяжении всей своей кампании. Вскоре после этого Трамп позвонил Руперту Мёрдоку, и тот спросил, как прошла встреча.
– Отлично, просто отлично, – заверил его Трамп. – Нет, правда, отлично. Этим ребятам нужна моя помощь. Обама их не слишком жаловал, слишком много бюрократии. А сейчас есть хорошая возможность им помочь.
– Дональд, – сказал Мёрдок, – эти ребята восемь лет держали Обаму на крючке. Они практически возглавляли администрацию. Им не нужна твоя помощь.
– А как же рабочая виза для иностранцев? Им очень нужна рабочая виза для иностранцев.
Мёрдок намекнул, что либеральный подход к рабочим визам может плохо отразиться на его предвыборных обещаниях ужесточить иммиграцию. Но Трамп, не проявив никакого беспокойства, заверил его:
– Мы что-нибудь придумаем.
– Какой же он идиот, – сказал Мёрдок, выключив телефон.
За десять дней до инаугурации Дональда Трампа, сорок пятого президента Соединенных Штатов, его молодая команда – мужчины в официальных костюмах и галстуках, женщины в его излюбленных высоких сапогах, коротких юбках и с волосами до плеч, – сидя в офисах переходного правительства, наблюдали в своих планшетах за прощальной речью Обамы.
– Мистер Трамп сказал, что не дослушал ни одной речи Обамы до конца, – сказал кто-то веским тоном.
– Они же такие скучные, – отозвался другой.
Пока Обама прощался, в конце коридора шла подготовка к первой после выборов пресс-конференции Трампа, которая должна была состояться на следующий день. По плану следовало основательно продемонстрировать, что на конфликты избранного президента с его деловыми интересами будет обращено официальное и самое серьезное внимание.
До сих пор Трамп пребывал в уверенности, что он стал президентом благодаря этим конфликтам – деловой хватке, связям, опыту, бренду, – а не вопреки, и что было бы нелепо кому-то полагать, будто он откроет свои карты, даже если бы у него появилось такое желание. А репортерам и всем заинтересованным лицам Келлиэнн Конуэй от имени Трампа горько жаловалась на то, какие великие жертвы он уже принес.
Подлив масло в огонь своими заявлениями о том, что он намерен игнорировать правила относительно конфликта интересов, сейчас, не без театральной позы, Трамп великодушно продемонстрировал новую тактику. Стоя в вестибюле Башни рядом со столом, заваленным папками и официальными документами, он рассказал о предпринятых колоссальных усилиях совершить, казалось бы, невозможное, и что теперь-то он сможет сосредоточиться исключительно на интересах нации.
Но неожиданно все это оказалось не относящимся к делу.
Объединенная GPS, оппозиционная исследовательская компания (основанная бывшими журналистами, она собирала информацию для частных заказчиков), представляя интересы Демократической партии, наняла в июне 2016-го Кристофера Стила, в прошлом британского шпиона, чтобы расследовать неоднократные хвастливые заявления Трампа о его связях с Владимиром Путиным и природу его взаимоотношений с Кремлем. На основе материалов из русских источников, часто связанных с российской разведкой, Стил подготовил взрывоопасный доклад, ныне именуемый “досье”, из которого следовало, что Дональд Трамп подвергался шантажу со стороны правительства Путина. В сентябре Стил переговорил с репортерами New York Times, Washington Post, Yahoo!News, New Yorker и CNN. Все они отказались использовать неподтвержденную информацию неясного происхождения, да еще против сомнительного победителя на выборах.
Однако накануне запланированной пресс-конференции CNN обнародовала детали этого досье. И почти сразу после этого Buzzfeed опубликовала его целиком – подробную вакханалию поведения, выходящего за рамки приличий.
Все масс-медиа, сосредоточившись исключительно на Трампе накануне его вступления в должность президента, заговорили о заговоре огромного масштаба. Версия событий, представленных как “вероятные”, состояла в том, что во время поездки Трампа в Москву русские его шантажировали, предварительно заманив в грубую ловушку с проститутками и записав на видео сексуальные утехи с особыми отклонениями (вроде “золотого дождя”). Из чего следовало: скомпрометированный Трамп сговорился с русскими, что он смошенничает на выборах и окажется в Белом доме в роли путинской марионетки.
Если это было правдой, то американская нация переживала невероятный момент в истории демократии, международного права и журналистики.
Если же это было неправдой – а середины как-то не просматривалось, – это только подтверждало точку зрения Трампа (и Бэннона тоже), что СМИ, переживая не менее драматический момент в своем развитии, настолько ослеплены ненавистью и отвращением (как на идеологическом, так и на личном уровне) к демократически избранному лидеру, что они готовы пойти на все, только бы его скинуть. Марк Хемингуэй в консервативной, но антитрамповской газете Weekly Standard заявил о новейшем парадоксе двух одинаково ненадежных рассказчиков, доминирующих в американской публичной жизни: если в выступлениях избранного президента почти нет информации, а часто и фактической базы, то “СМИ выбрали повестку: что бы данный человек ни делал, это, по определению, неконституционно и компрометирует власть”.
Одиннадцатого января эти два полярных взгляда столкнулись в вестибюле Башни Трампа: политический антихрист, персонаж то ли мрачного, то ли шутовского скандала, попавший в лапы былинного врага, и СМИ будущей революционной толпы, помешанные на добродетели, ясности и конспирологии. Обе стороны представляли друг для друга одинаково себя дискредитировавшие “фейковые” версии реальности.
Если это прозвучало как описание персонажей из комикса, то вся пресс-конференция прошла именно в таком духе.
Сначала Трамп спел себе панегирик:
– Я буду самым великим создателем рабочих мест из всех, сотворенных Богом…
Бегло коснулся стоящих перед ним проблем:
– Ветераны с раком в начальной стадии не могут пробиться к врачу, пока случай не станет летальным…
Потом добавил скептицизма:
– Несколько лет назад я был в России с конкурсом “Мисс Вселенная”… Прошло отлично. Я всем говорю: будьте осторожны, чтобы не попасть в телевизор… там везде камеры. И не только в России, везде. Что, кто-нибудь мне поверил? А еще я гермофоб. Серьезно вам говорю.
Потом ушел в несознанку.
– В России у меня нет деловых интересов. Мы держимся подальше, никаких кредитов. Вот что я вам скажу… В эти выходные мне предложили два миллиарда за сделку в Дубае, и я отказался. Мог не отказываться, вы же знаете, у меня как у президента нет конфликта интересов. Я об этом узнал всего три месяца назад, а штука-то хорошая. Но я не хотел использовать свое преимущество. Президентская поправка: нет конфликта интересов. Я в принципе могу заниматься бизнесом, заниматься бизнесом и одновременно руководить правительством. Мне не нравится, как это выглядит, но я мог бы этим заниматься, если бы захотел. Я бы мог руководить бизнесом Трампа, этой блестящей, блестящей компанией, и руководить страной, но я не хочу.
Потом устроил прямую атаку на CNN, ставшую его заклятым врагом:
– У вас ужасная организация. У вас ужасная организация… Тихо… тихо…без грубостей… Не надо… Нет, я не дам вам слова… я не дам вам слова… Ваши фейковые новости…
И подвел итог:
– Этот отчет, первым делом, нельзя было печатать, только переводить бумагу. Говорю вам, этого нельзя было допускать. Двадцать два миллиона аккаунтов было взломано китайскими хакерами. У нас нет защиты, потому что нами правят люди, не знающие, чем они занимаются. Когда я стану у руля, Россия станет нас уважать. И не только Россия, но и Китай, который нас тотально использует. Россия, Китай, Япония, Мексика – все страны станут нас уважать гораздо больше, чем при прежних администрациях…
Избранный президент не только продемонстрировал воочию свои глубокие и горькие комплексы, он еще дал понять, что сам факт его избрания никоим образом не изменит его нефильтруемую речь из разряда “что в голову взбредет” и очевидно неконтролируемую демонстрацию ран, обид и гнева.
– По-моему, он классно отработал, – сказала после пресс-конференции Келлиэнн Конуэй. – Но СМИ разве признают! Они этого никогда не признают.