Братья Стругацкие на фоне конца света
Чтоб понять что-то в литературе – надо истоки проследить, поднять и понять связи, откуда что: видеть поле. А добросовестно роя все причины и связи, приходишь к необходимости вообще изучить устройство Вселенной и ее эволюцию. А поскольку для литературоведа это трудно, обычно люди тут махнут, выразятся и выпьют. Таким образом, курсы лекций по творческому пути Рэя Брэдбери, Александра Беляева или даже такого гиганта, как Герберт Уэллс, совершенно у нас здесь и сейчас такие вещи неуместны. Уместны! Но невозможны. Даже общий курс по фантастике никак. И обед наш выйдет из крошек со стола. Но мы сделаем так:
Первая часть лекции – это будет такая нано-лекция о фантастике, весь флот в одном блюдце. А во второй все-таки мощнейшее, многими и сейчас близко не понятое и не оцененное явление – Аркадий и Борис Стругацкие.
Так вот. Фантастической следует считать любую литературу, где заметную роль играет элемент необычного, фантастического. Так полагали Стругацкие. И это справедливо. Тогда и «Мастер и Маргарита», и «Фауст» – это все фантастика. Протесты есть? Протест отклонен. Мы к этому еще вернемся.
Фантастика – исконный литературный жанр. Как только простое информационное сообщение – «Враг близко!», «Пора на охоту!», «Скоро дождь» – усложнилось, распространилось, поднялось над разовым буквализмом – появилась фантатика как литература и философия в одном флаконе. Мифология – это фантастика как рассказ об устройстве мира и истории народов.
«Илиада» – это не только отчет о военной экспедиции. Это художественное раскрашивание военно-патриотического репортажа, чтоб сильнее впечатлял. Привирает журналист-поэт, приукрашивает, присочиняет. И вводит богов как причину и объяснение действий. Реализм? Есть много реалистических деталей и сцен. Но и фантастики хватает. Как боевой отчет – это материал для дурдома или военно-полевого дознания. А «Одиссея» как путевой дневник? Бред пьяного бродяги. Зато какой праздник чудес и приключений! А людям надо что? Чтоб дух захватывало!..
И «Золотой осел» Апулея фантастика. Задо-олго до «Острова доктора Моро».
И все сказки – это фантастическая литература донаучной эпохи, по каковой причине эту литературу никак нельзя назвать «научно-фантастической», а просто фантастической. Вместо науки выступают магия, колдовство, даже священные формулы и заклинания, вызывающие всемогущих духов – боевых и служебных роботов дотехнической эпохи.
То есть. Уровень научно-технической информации был совсем другой, разумеется. Но художественная модель, конструкция, структура – абсолютно та же самая! В ткань повествования вводился вымышленный, условный, нереалистический элемент, который являлся принципиальной опорой композиции и сюжета, который определял все построение, обуславливал действие произведения. Появляется нечто, что позволяет преодолеть препятствия и добиться трудной цели. Или иначе: автор дает неожиданную вводную, обеспечивает этим нештатную ситуацию – и герой должен выкручиваться необыкновенно.
И все средневековые драконы, колдуньи и сверхбогатыри, любовные и целебные снадобья – это все фантастика. И Валгалла с Одином, и Нибелунги – все фантастика.
Ибо литература – должна возвышаться над обыденностью, литература отнюдь не просто транслирует окружающую информацию адресату. Ей имманентно свойственно поражать воображение, давать идеал поведения, расширять границы познания, вселять веру в человеческие силы и возможности, манить в неведомое!..
Что есть характернейшее отличие фантастики от не-фантастики? Что в ней – автор придумывает все, что только может придумать, изобретает любые ситуации, любых существ, которых только может измыслить, изобрести. Из этого следует – что? Что фантастика – авангард литературы, острие литературного прогресса, лаборатория небывалых объектно-семантических конструкций! Ибо человек по устройству своему придумывает все возможное и невозможное.
И тогда следует интересный вывод – только никому не падать:
Реализм – это частный случай моделирования всевозможных ситуаций, совпадающий с изображением жизни именно и только в формах жизни. Буквально. Ну, типа как состояние покоя – это частный случай равномерного прямолинейного движения.
Фантастика полнее и мощнее реализма – тем, что в ней может (и должно, у приличного писателя) быть все, что есть в реализме – плюс то, чего в реализме нет. (Ну – это в принципе, теоретически, сами понимаете. Большинство фантастов убогие графоманы – как и большинство реалистов, которые не в состоянии изобрести даже штопор.)
Что такое «Город Солнца» Кампанеллы? Что такое «Утопия» сэра Томаса Мора? Фантастика чистой воды, леди и джентльмены! Во-первых, все происходит в вымышленной стране, во-вторых там происходит то, чего нет, а только мечталось бы. Так это – что? Социальная фантастика со служебным элементом фантастики географической, путешественнической. И это – великая литература и знаковая философия, это социология и политология, весьма опередившие свое время – на века. Через века посеянные ими семена прорастут – и прекрасными цветами, и зубами дракона, и они будут вести кровавые войны друг с другом. Вот что такое фантастика.
А кто только ни летал на Луну! Сирано де Бержерак в XVII веке, барон Мюнхгаузен в XVIII, а уж Жюль Верн в XIX отправил троих астронавтов на Луну так, что после возвращения на Землю первого американского лунника в 1969 году мир рот разинул: точки старта и приземления с точностью до сорока миль, размеры снаряда (корабля) с точностью до полутора футов, вес с точностью до центнера, время полета – отличалось на пять часов, численность экипажа – трое: предсказал Жюль Верн сто лет назад!!! Плохой писатель? Беллетрист плохой – а писатель гениальный: литературная форма, наивная эстетика – это еще не все.
Великая эпоха Просвещения вселила веру во всемогущество человеческого разума – хотя в то же время гениальный Гофман писал блестящую фантастику, э-э… социально-психологически-магическую, если можно столь неуклюже и примерно выразиться. Короче, фантастика как выходящая за флажки философская метафора, а не как научный проект или прогноз.
А вот великий XIX век создал именно что научную фантастику, полностью и навсегда. И если Эдгар По и его ровесник Николай Гоголь создали фантастику метафорически-магическую, жуткие чудеса у одного и другого – то… Видите ли, XIX век как самая великая в истории научно-техническая революция начался ведь в 1782 году с изобретения Уаттом паровой машины двойного действия (она – современник Американской независимости и Французской революции) – и закончился в 1914 Великой войной, где были уже автомобили, поезда, радио и телефон, авиация и отравляющие газы, пулеметы и танки, конвейер и электричество. Всемогущество человеческого разума и перегрев цивилизации привели к кризису.
Провидели его писатели-реалисты? Ни хрена они не провидели. Они писали о всемогуществе разума, победе гуманизма и светлом будущем, если о нем задумывались. Головокружение от успехов. Антисептика, прививки, бесплатное общее образование, все права женщинам, окультуривание дикарей – о, то было время великого оптимизма!.. Достоевский? Кьеркегор? Ну, бывают люди с врожденной депрессией.
И вот в последней трети этого века малоуспешный французский беллетрист Жюль Верн начинает серию книг для внеклассного чтения по географии. В условной форме увлекательных авантюрно-приключенческих романов. На театре всех природно-климатических зон Земли. А чего не знает про Северный Полюс (еще не открытый) или еще чего – про то творчески фантазирует. Успех! И Жюль Верн начинает домысливать про что ни попадя: подводные лодки, водолазные скафандры, летающие корабли, сверхгигантские суда и пушки и так далее. И со временем многое сбылось! Ибо: он имел дар правильно сочетать и оценивать данные современной науки и техники, чтобы вынюхать, интуитивно определить основное направление развития в какой-то области и воплотить конкретный результат в зримом предмете, обрастить деталями, описать внешне и в действии.
С точки зрения беллетристики его романы не то чтобы ужасны – они просто стоят вне литературы. Примитивный язык, условно-плакатные характеры из одной главной черты, психология детской байки, бредовая мотивация: а вот сделали так, потому что захотелось, редко иначе. А книги – полтора века живут, читаются, экранизируются! Значит – литература?!
Значит, Жюль Верн есть главный родоначальник именно научной фантастики, вернее – научно-технической. Ибо всегда подбивает именно научные основания под все свои необыкновенные изобретения. Просто главный инноватор в классической литературе.
А вот Герберт Уэллс – это уже гений. Человек странный, удивительный, великий. Пророк. Ему мало частного изобретения в нашей жизни, хоть бы и у завоевателя. У него изобретения меняют весь мир. Один доворот фантастики – и весь мир смещается, как в калейдоскопе. «Машина времени», «Человек-невидимка», «Война миров» прежде всего – это реальный мир, который реалистически реагирует на фантастическую вводную. Мир показывается как необычный сколок, под необычным ракурсом. (Недаром это время импрессионизма и постимпрессионизма в живописи, приход авангардизма и кубизма).
То есть отличие Герберта Уэллса: фантастическая вводная во-первых научно мотивирована и обоснована; – во-вторых она является причиной и основой всего действия, центром всех событий; – и в-третьих вся психология людей, их отношения личные, служебные и общественные, их житейские заботы и рабочие обязанности написаны с полной достоверностью и в совершенно добротном таком реалистическом ключе.
У него под сотню рассказов, каждый из которых может быть основой фантастического романа или фильма. И пожирающие людей пауки, и жуткий ураган на остановившей вращение Земле, и ставший невесомым человек, и так далее.
Нельзя сказать, что Уэллс – писатель стилистической силы Диккенса или Гюго. Нет, просто писатель. Без дурновкусия и претензий, язык прост, индивидуализацией прямой речи и иронией владеет, читать можно нормально.
Но!!! В 1913 году Герберт Уэллс издает роман «Освобожденный мир», где описывает атомные бомбардировки войны 1959 года! Резерфорд еще скептически хмыкал при словах об использовании ядерной энергии, Лео Сциларду еще 20 лет оставалось до идеи цепной реакции, а Уэллс уже бомбил и сжег 200 городов материка (как будет в 1959 на штабных картах военно-ядерного варианта…).
В русской литературе основателем жанра научной фантастики является Фаддей Булгарин, есть у него несколько вещей. В советской – блестящая классика Алексея Толстого: «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина». Работал до войны очень ценимый Александр Беляев.
Потом гайки у нас прикрутили. Никакой фантастики! Хрен их знает, хитрозадых письменников, что они имеют в виду в своих баснях про другие, якобы, планеты.
И только после ХХ Съезда – среди прочего разрешили и фантастику. Ну, не совсем всю, Оруэлл был всегда в СССР под запретом, но в основном разрешили. Издали множество бумажных книг в издательстве «Мир», издали 25-томник зарубежной фантастики в «Молодой гвардии». Мудрец и тонкий стилист Брэдбери, Шекли с безумными шутками, Азимов с законами роботики, Гаррисон со смачными фантастическими боевиками, и так далее и так далее. Лема стали издавать – мыслителя, футуролога, отчасти даже новатора-постмодерниста.
А реанимация родной фантастики – о, это песня и сага! Сколько было всего! Беляева всего переиздали: «Ариэль», «Человек-амфибия», «Голова профессора Доуэля», «Продавец воздуха»… – все, все! Александр Казанцев с его «Арктическим мостом», Владимир Немцов – о, меня когда-то его книгой «Осколок солнца» наградили за окончание какого-то класса, пятого, наверно. Немцов – это картина: львиное лицо, бальзаковская грива, бархатный шитый (не купить таких было) пиджак, галстук-бант, так он еще мог трость взять. Мэтр! Писал чудовищно. Фантаст Генрих Альтов, а на самом деле автор ТРИЗа – Теории решения изобретательских задач Генрих Альтшулер, знаменитый был человек, составил когда-то «регистр Альтова» – типа перечень-каталог всех фантастических приемов и ходов. Но писал не очень. Но человек редкостный, заводной, умница. Так ему мало было вести при Дворце пионеров всесоюзный семинар юных фантастов, школьников то есть. Они там учинили приз «Хрустальная калоша» – за худшую книгу года. Позвали гостей, писателей. И вручили «Калошу» гордому эффектному Немцову. На его лице была мечта гестапо загнать всех умных детей в газовую камеру. И не успокоился, обивал пороги и писал докладные, пока семинар не закрыли навсегда.
А глыбой советской фантастики, матерым человечищем, рядом с которым поставить некого, был Иван Антонович Ефремов. И главной научно-фантастической книгой эпохи была «Туманность Андромеды». Люди коммунистического будущего были накачаны стремлением познавать, открывать, создавать и утверждать по самое не могу, и все это с невероятным благородством. Печатали это даже в «Пионерской правде», «Комсомольской правде», «Технике молодежи», разве что на обоях не печатали. Эрг Ноор, Дар Ветер, Мвен Мас, Рен Боз – имена до сих пор помню, какие-то детско-бандитские клички из театральной постановки в приюте для дефективных. Пародии на эту книгу писали, но такие не злобные: Дур Шлаг, Кар Низ, очень-очень хорошие люди…
В тени этой «Туманности…», как под дружественно-ядерным зонтиком, и распускалась советская фантастика 60-х. Неизбежность коммунистического будущего не обсуждалась. Гармоничность и благородное интеллектуальное трудолюбие человека будущего не обсуждалось. Преступность в будущем не мыслилась. Бытовые конфликты тоже – все мудрые альтруисты. В комплект к этим книжкам следовало прилагать лимон – чтобы уравновесить подташнивание от фальшивой слащавости светлого будущего.
И вот сейчас в заключение вводной части мы попробуем подбить бабки, уже можно: так чем же все-таки фантастика отличается от просто литературы?
Во-первых, необходимо различать фантастику как жанр и фантастику как прием.
Жанр обрел (в то время) собственную атрибутику: прежде всего космические корабли и путешествия. А также всевозможные технические приспособления будущего: беспилотные автомобили, радиобраслеты, роботы для всех нужд жизни и так далее. Этим сразу отличалась, выделялась и определялась фантастика. Понятно, что подавляющее большинство этих книг были полная лабуда. Но – по ним составлялась репутация жанра. Репутация суб-литературы.
А вот фантастика как прием может быть хоть у Булгакова, хоть у Оруэлла, хоть у Гоголя – и ничего. Потому что там: а) высокое общее качество текста; б)нет космических кораблей и прочего, конкретно роднящего с миром ржавых звездолетов и идеальных идиотов.
Во-вторых:
У «чистого» фантаста вычлени из книги весь элемент фантастики – и останется серый, заурядный, непримечательный, никому не нужный текст. То есть: он вылезает только за счет именно фантастической атрибутики. И до большой литературы явно не дотягивает. Фантастика у него не является обязательной для постижения сложности жизни и психологии героев – то же самое можно было передать и реалистическими средствами.
А вот если книга хорошо написана, и с мыслями там все в порядке, а элемент фантастического несет нагрузку двигателя сюжета, композиционного каркаса, выполняет роль телесъемки с неожиданных, в реальности невозможных ракурсов и тем дает картину новую, необычную, заставляющую задуматься и увидеть невиданное, понять непонятое – тогда это та самая большая литература.
«Путешествия Гулливера» – это большая литература; фантастика. И «Франкенштейн» фантастика, причем часто классифицируется именно как начало фантастики научной – а ведь символ, философская притча получилась, уже двести лет ее экранизируют и читают.
Вот «актер» было званием низким и сословием подлым, их с черного хода пускали, за оградами кладбищ хоронили. А теперь фанат к нему и не пробьется за автографом: слава, богатство, элита общества, кто талант и пробился. «Клоун» – это кривляка, плебс на ярмарках потешал. Я бы за великую честь почел Леониду Енгибарову лично поклониться, нет его давно; а Славу Полунина, кажется, никто не думает презирать, да?
Видите ли, граждане. Этикетки существуют для идиотов и снобов. Которые сами ничего оценить не могут – и гордятся тем, что имеют мнение своей тусовки. Состоящей из таких же идиотов, только более авторитетных. (Правда, этикетки еще для школьников и студентов – но это от необходимости дать общий кругозор, попытаться приподнять на апробированный культурный уровень.)
И если читаешь книгу – а она написана хорошо, и мысли в ней мощные, и характеры запоминаются на всю жизнь – это литература. А если скучно, затянуто, серо, коряво – это не литература, что бы ни говорили о ней любые тусовки, от пивняка до Академии Наук. У нас и Брежнев был литературой, и Бродский был литературным трутнем, и Турсун-заде выдающимся классиком.
И даже если говорить об «ах-звездолетах» – «Уснувший в Армагеддоне» Брэдбери – это гениальный рассказ. И «Калейдоскоп». И «Вельд». И «Урочный час». Перечитайте, кто забыл, они короткие – да никто уже в его время в Америке не умел писать такие рассказы! Бирс, Лондон, О. Генри, Андерсон, – все уже умерли, Хемингуэй замолк, а новых не появилось до сих пор. Это великая философская литература, мудрые и добрые притчи, страшные и точные пророчества – гениальный Рэй Брэдбери. И писал ведь блестяще!.. «И слепой нищий, протянувший руку за звездами, развернулся на огненном веере и убрался восвояси».
Это была когда-то «Большая тройка – мировая слава, огромные тиражи, толпы поклонников: Брэдбери, Лем, Стругацкие. (Кстати, совейские писатели и литчиновники ненавидели Стругацких еще и за то, что они были у нас на первом месте по переводам и тиражам в мире – с огромным отрывом от всех прочих.)
…И вот началось все вполне тихо. Два интеллигентных образованных брата, старший референт-переводчик с японского, младший звездный астроном, решили написать научно-фантастическую повесть. У старшего уже был опыт: и несколько рассказов, и несколько литературных переводов с японского, а главное – «Юность» напечатала его (с соавтором) «антимилитаристско-антиамериканскую» повесть «Пепел Бикини» – последствия испытаний атомной бомбы в Тихом океане в 46-м году: японские рыбаки на шхуне от лучевой гибнут и тому подобное. Весьма советско-пропагандистское произведение, честно говоря: про ужасы западного бездушия и военной черствости, ну и страдания простых жертв.
Конец ознакомительного фрагмента.