1.
Стрела ударила рядом с жертвой. Не убила – вспугнула.
Косой встрепенулся и дал дёру, петляя, что есть мочи.
Кира, перекинув лук за спину, стремглав рванула следом – это чуть ли не с детства привычная игра. Наслаждаясь чувством свободы, гибкостью и скоростью собственного тела, она, что лисица, преследовала зайца, непременно стараясь коснуться рукой мягкой шёрстки. Неслась, огибая рыжие стволы сосен, перепрыгивая через коряги, пригибаясь под ветками. Охотница преследовала зверя, с каждым шагом сокращая расстояние. Загоняя. Не давая роздыху.
Мощный прыжок. Нога нашла опору на зелёном ото мха поваленном дереве. Подгнившая древесина треснула, но лёгкая как лань девушка уже рысью распласталась в воздухе. Кувырком приземлилась на укрытую хвоей землю, одновременно дёрнув косого за длинное ухо. Тот, весьма удивлённый таким поворотом событий, заложил новую петлю, убегая прочь. Игра закончилась. И на этот раз охотница победила.
Кира, смеясь и тяжело дыша, осталась сидеть на месте. Вдруг что-то послышалось, и охотница мгновенно напружинилась, одним движением поднимаясь на ноги. Осмотревшись, сняла лук и тихо прислонила к стволу ближайшего дерева. На лице расплылась хищная улыбка.
Едва слышно хрустнула ветка.
Кира тут же обернулась на звук.
Чуть дальше вспорхнула птица.
Пригибаясь, охотница бесшумно двинулась вперёд. Теперь ничто не напоминало ту безумную гонку. Неслышно было ни шагов, ни дыхания. Движения стали текучими, как у лесной кошки. Охотница даже втянула ноздрями воздух, вмиг изменив направление поисков. Нырнула в заросли лещины, что в обилии росла у самой опушки.
И все же момент нападения она едва не пропустила.
Микор налетел ураганом.
Удар. Ещё один. Ещё. Заблокировав все, отскочила назад, разрывая расстояние. Снова вперёд – в атаку. Подсечка. Не прошла. Кира повелась на обманное движение и оказалась на лопатках.
– Девчонка, – шутливо протянул друг, подавая руку.
Охотница приняла помощь, но не смогла удержаться от шалости:
– Сам такой! – резко дёрнула на себя, одновременно прянув в сторону.
Теперь уже парень оказался на устланной хвоей земле. Несколько иголок застряло в тёмных, непокорно торчащих ощетинившимся ежом волосах. Кира упёрлась коленом в мужскую спину и потянула, выворачивая руку сильнее.
– Ай! Вот я тебе! – Микор извернулся ужом, высвобождаясь из захвата.
Охотница не успела отскочить и полетела, зацепившись ногой за торчащий корень. Парень тут же оказался сверху:
– Вот я и говорю – девчонка, – друг продолжил привычно подтрунивать. – Тебе бы репу сеять, коров доить, да за вышивкой вечера просиживать.
Кира дёрнулась, но он крепко держал её руки. Не то чтобы она не знала, как освободиться, но не использовать же против друга запрещённый приём? Микор же рассматривал её находящееся так близко лицо. Жадно наблюдая, как кровь гуляет, украшая щёки румянцем. Как ветерок играет мелкими прядками русых волос, выбившихся во время схватки. Любуясь часто вздымающейся под рубахой небольшой грудью. Приоткрытым ртом, жадно вдыхающим воздух…
Неожиданно для себя парень решился. Резко наклонившись, прижался к губам подруги, срывая поцелуй, на который не давали разрешения. Кира, захваченная врасплох, на секунду застыла. Потом дёрнулась молодой кобылкой, скинув с себя парня.
– Эй! Ты чего?
– Ты мне нравишься, Кир, ужели не знаешь? – Друг откатился и лёг на спину, мечтательно вперившись тёмными глазами в бегущие по небу облака.
– А если и знаю, – Кира топнула ногой, – чай не Киаланы Заступницы ночь! Целоваться он вздумал!
– Ой, и чего? Вон посмотри на Люту с Ламитой. Что ни вечер – крадутся в овин. Почитай вся деревня про то знает, да посмеивается.
– У них сызмальства уговор. Никому и дела нет, что они там обжимаются, – Кира, надувшись, отвернулась. Отчего-то было тревожно на душе, и её взгляд уже который раз обратился к тропе, ведущей в деревню. Каррон Защитник до сих пор не появился. Это было странно.
– Да и мы ж с детства вместе. Опорафий одобряет. Твоя мать не против. Моя тоже была за.
Парень чуть сник, вспомнив почившую прошлой зимой тётку Олёну.
– Вижу, ты у всех спросил, кроме меня!
Кира резко повернулась. Её лицо горело от негодования, глаза гневно сверкали. Микор невольно залюбовался подругой. Какая краса выросла из долговязой девчонки! От деревенских Киру отличала особая стать: тонкая талия, гибкий, будто у кошки, стан. А кулаки на что сильные! И пусть её грудь не столь пышна, и округлости пока угловаты, сейчас никого, кроме неё, не существовало для Микора. Даром что парни, обсуждая девок, говорили за глаза: «Не родит, уж больно худая. Странная, что с девкой делать, когда она мужские портки предпочитает? Охотится, что добрый мужик, а мне за неё козу доить?» Микор-то знал, злословили те, кто успел получить тумаков на гуляньях. Так обычно и заканчивались все попытки строптивую Кирку потискать.
Мало кто понимал, зачем Защитник Каррон взялся учить девчонку боевому искусству, но он никому не отказывал, хотя рано или поздно парни сами прекращали занятия. Кто-то решал, что с него довольно. Кто-то женился, и не до того становилось. У кого-то дел и по хозяйству хватало. Опять же – жатва, покос, другие заботы, а без повторений тело забывает науку быстро. Вот и вспоминают мужики былую удаль лишь на посиделках. Ни одной же девке, вообще, не приходила такая глупость в голову, но Кира упрямо таскалась на пластания, которые Защитник Каррон называл умным словом «тренировка». Да не просто подсматривала, как девчонки часто делают, а прилежно повторяла. Это прилежание и ощутили на себе незадачливые женихи, когда Кира достаточно выросла, чтобы на неё стали обращать внимание.
Микор вскочил и схватил Киру за плечи.
– Ну чего ты? Обиделась? Не люб разве?
Он лучезарно улыбнулся, заглядывая ей в глаза. Ни одна другая давно б не устояла под его чарами, это парень знал точно. Взять хотя бы и Глашку – первую красавицу в Золотых Орешках.
Кира пристально вгляделась в знакомое с детства лицо. Узкие скулы, смуглая кожа, жёсткие волосы цвета воронова крыла и темно-карие почти чёрные глаза. Высокий, на целую голову её выше. Жилистый. Злой в драке словно волк. Да по Микору половина девок в деревне сохла, и чего он только в ней нашёл? Себя Кира к красавицам не относила. Живот, что доска. Волосы чуть ниже лопаток, а ежели косы расплести так и то едва до талии достают. Да и зачем они? Только мешают. Фигурой пышной похвалиться тоже не может. Разве что все достоинство – глаза синие почти как у матери. Даром что её в деревне приёмышем считают.
Охотница мягко высвободилась.
– Микорка, ты бы лучше на Глафире женился. Ей сколько сватов не засылают, она всем от ворот поворот даёт. А девка ладная, и волосы чёрные – тебе под стать, что за детки бы родились! Чудо! Кстати, сестрёнка её малая как-то трепалась, что Глашка ночами слёзы льёт, да шепчет: «Микор-Микор!» Да она бы ради тебя целое поле репой засеяла и всех коров в деревне передоила. И своих, и чужих!
Кира не удержалась от хулиганства. Резко шагнула вперёд, одновременно уводя в сторону руку парня. Друг задумался, потому снова полетел на землю, не ожидая внезапной атаки, но успел схватить её за кисть, увлекая следом. Завязалась борьба. Хотя, скорее, возня, и охотница оказалась на друге верхом.
– Не думаю, что я проиграл, – самодовольно выдал парень и демонстративно оглядел её каким-то особенным цепким взглядом, всё равно что рукой огладил, отчего Кира мгновенно зарделась, ухватив за обе косы, приподнялся и чмокнул в нос.
– Микор, отстань! – Девушка упёрлась руками парню в грудь, не позволяя повторить шалость. – Если Каррон увидит, со стыда сгорю!
– Ну вот! А я-то думал, ты и на тренировки ходишь только ради того, чтобы со мной вот так поваляться, – Микор потянул за косичку.
– Вот дурак! Всё равно что маленький, – охотница высвободила волосы и поднялась на ноги.
Парень не препятствовал. Встал следом:
– Помнишь, как сартоги напали? Мы тогда совсем малые были, а Каррон уже был Защитником в Золотых Орешках.
Кира кивнула. Тот день она вспоминала часто.
Дело шло к вечеру. Незлое солнце мягко согревало кожу, лаская золотыми лучами. В траве стрекотали кузнечики, мерно жужжали оводы, тихо шумела листвой крона раскидистого дуба, время от времени тоненько блеяли ягнята, да мекали козлята во главе с двумя козами, отару которых Кира пасла с самого утра. Сама она лежала на пригорке, пожёвывая прутик и наблюдая, как в небе носятся резвые ласточки.
Три лучших ягнёнка в отаре предназначались Каррону Защитнику.
В Золотых Орешках самый лучший Защитник, так говорила мама. Каррона любили и уважали в деревне. Да и ей он казался самым добрым и сильным человеком во всём Княжестве. А то и в мире. И пускай голова его начала седеть, но борода все ещё оставалась темна, а светлые голубые, будто подёрнутые зимней стужей глаза, внимательными и зоркими.
Каррон, несмотря на знатное происхождение, никогда не чурался работы, помогая селянам по собственной воле и в жатву, и в покос. Для каждого находил совет и доброе слово. А уже если лихо какое придёт, так тут и боги велели.
Кира слыхала, что в других деревнях совсем не так. Что Защитнику должно кланяться не только из уважения, но и в обязательном порядке. Хотя она, Кира, и подумать не могла, как это не поклониться, встретив Каррона на улице? Девочка улыбнулась, вспоминая большую мозолистую ладонь, цепляющую волосы, когда Защитник ласково трепал её по голове.
Сколь добр был Каррон, столь же и грозен в ярости. Сила Керуна жила в нём и пробуждалась, когда приходило время.
Деревня Золотые Орешки, затерявшаяся в холмах, поросших березняком и кое-где дубравой, а дальше на севере могучими елями, расположилась прямо у излучины реки Широкой на самой границе Великого Княжества Яррос. За рекой до самого горизонта раскинулись степные просторы, принадлежащие ордам кочевников сартогов, поклоняющихся кровавому богу Хынг-Нурру.
Далеко на севере за лесами, вдоль самой границы Княжества уродливым шрамом протянулась до края земли гниющая рана – Излом. Сейчас он спал. Спали и его порождения. Редкая одинокая тварь, выбиралась на свет под покровом ночи, да и та не проходила дальше заставы. Так что никто, кроме диких зверей, да глупых кочевников, чьим именем достойно лишь браниться, не отваживался напасть на их деревню. Велика слава Каррона Могучего.
Лишь однажды за свой короткий век всего в десяток зим, Кира видела, как стоял Каррон Защитник на порубежном холме. Глаза его тогда побелели и, казалось, метали молнии. Воздух трещал и искрился вокруг, взмётывая сонмища колючих снежинок посреди лета. Задрожали и отступили враги, когда потянул он из ножен зачарованный меч из голубой стали. Принялся разить проклятых сартогов направо и налево, и покатились их головы…
Как катились головы кочевников, Кира лично не видела, но, слушая рассказы деревенских мужиков, ярко представляла, как это было. Жаль, что мать её тогда на порубежный холм не пустила. Унесла, да упрятала в погреб от греха подальше. Кира тогда в голос ревела, а та успокаивала, говорила, что в погребе не страшно, и что Каррон их защитит. А она, Кира, ревела-то совсем не потому, что испугалась темноты или пауков, а из-за обиды. Обидно было не увидеть, как сражается настоящий Защитник.
Зимой угрожала другая беда – набеги Стаи. Обезумевшие от лютого холода и голода волки из проклятых лесов, что растут в окрестностях Излома, каждую зиму сбивались в огромную стаю. Несметное их количество саранчой проходило по приграничным деревням. Случалось, до единого вырезая всех жителей, если не повезло в недобрый час оказаться без защитника.
В Золотых Орешках такой беды не было. Стоило Каррону Защитнику выйти на холм – во-он тот соседний с этим, где сейчас лежит на мягкой травке она, Кира. Звериный поток замедлял бег, поворачивал мохнатою рекою, по широкой дуге огибая деревню.
Когда Стая пришла в Золотые Орешки впервые, они с Микоркой уже были большие. По восемь зим обоим миновало – поди удержи в тёплой избе. Пробрались тогда в овин, что на выселках, и спрятались, глядя через щель наружу. Ох и отходила за это обоих тётка Олёна, Микоркина мать, когда все раскрылось – неделю сесть не могли. Но Кира знала, она никогда не забудет увиденное.
Каррон стоял, спокойно опустив руки, и смотрел на стремительно приближающуюся Стаю. Спины огромных волков заполонили все пространство у подножья холма и весь берег Широкой, а из леса прибывали все новые и новые. Задние напирали на передних, повизгивая и взвывая от нетерпения. Мелькали клыки размером с добрый нож, мотались красные языки.
Вдруг Защитник Каррон гаркнул. Да так, что Кира с Микоркой вздрогнули от неожиданности, покрылись мурашками, несмотря на тёплые тулупчики из овечьей шкуры. Слово это они не разобрали, но прозвучало оно громче грома. Передние взвизгнули и охолонули, взрывая снег и кашляя красным на белое. Задние топтали их, не успевая остановиться. Возникла сумятица. Звери глухо рычали, скаля острые клыки, взлаивая от нетерпения. Кружили и подскакивали возбуждённые, подзадоривая друг друга, но не смели двинуться дальше.
Внезапно море спин раздалось в стороны. По образовавшемуся коридору не спеша шёл огромный седой волк. Остальные, поджав хвосты, стремились убраться с его пути как можно быстрее.
Вот какой-то бедолага зазевался, и тут же мощные челюсти хватанули за плечо. Жалобно взвизгнув, отброшенный в сторону принялся зализывать свежую рану, огрызаясь на голодных сотоварищей – жестоки порядки в Стае.
По мере приближения вожак текуче выпрямился, поднимаясь на задние лапы. Несмотря на сгорбленную спину и звериное тело, его походка не казалась неуклюжей. Напротив, сквозила грацией и мощью опытного воина. Не останавливаясь, он подошёл к Каррону в упор. Наклонился, чтобы их глаза оказались на одном уровне.
Защитник деревенским казался богатырём. Его плечи были шире, чем у любого мужчины, и не было никого выше ростом, но рядом с вожаком, он смотрелся, как пострел рядом с батькой. Словно Микорка, или она сама, Кира, по сравнению со старшими ребятами.
Каррон не испугался и не отвёл взгляда. В свою очередь, подвинулся ближе к волчьей морде, едва не коснувшись мокрого носа. Ноздрями втянул морозный воздух.
Вожак глухо зарычал.
Защитник приосанился и заговорил. Голос его звучал спокойно и твёрдо, будто деревенским советы давал:
– Уходи, Могута, иначе поляжет твоя Стая от моей руки.
Зверь громко фыркнул, тряхнул седой гривой, показав гигантские клыки.
– Уходи, Могута, иначе я уничтожу тебя и весь твой род до последнего щенка!
Воздух стал, будто гуще, маленькие вихри закрутились по всему холму. Вожак рыкнул и подался вперёд. В его горло тут же упёрлось острие клинка.
– Последний раз говорю, Могута. Уходи сам и уводи Стаю. Обещаю, ни один твой потомок не погибнет безнаказанно на моей земле, пока в силе наш уговор. Иди с богом, вожак, сбереги свою Стаю.
А дальше, может, Кире почудилось, а, может, и нет, да только Микорка этого не слыхал, но она-то точно разобрала, как прорычал волк в ответ, напрягая звериную глотку.
– Харррррошооо, Карррон. Уговорррррр!
Старый перекидень развернулся и величаво направился обратно. Кира даже не поняла, в какой именно момент он незаметно растворился среди прочих.
Стая ушла.
Не раз потом дети и взрослые спрашивали Защитника, почему он не убил вожака и волков. На что Каррон отвечал: «Все имеют право на жизнь, зачем сеять смерть? Её и так хватает».
– Cартоги! Сартоги идут! – Крик мальчишек тогда выдернул пастушку–Киру из воспоминаний о Защитнике. Вздрогнув от неожиданности, она села, а потом и вовсе вскочила на ноги. из-за рощи во весь опор к ней бежала троица мальчишек с заводилой Микором во главе.
– Сартоги! Там – у излучины! Переправились и рыщут. Похоже, передовой отряд!
Ягнята встревоженно шарахнулись в стороны, когда парнишка упал на колени подле Киры и закашлялся, выпалив все это на одном дыхании. Остальные поотстали и теперь медленно подходили, морщась и держась за бока.
– Я в деревню! – Кира было сорвалась с места, но Микор ухватил её за руку.
– Нет! Гони отару, мы уж сами, – он махнул рукой, и ребята понаддали.
Кира подняла прутик, тревожно вглядываясь в кустарник на противоположном берегу, но никаких кочевников разглядеть не сумела. Ягнята и козлята жалобно заблеяли, не ко времени согнанные с уютного выпаса, но послушно потопали за парочкой жующих жвачку коз.
В деревне царило оживление. Вслед за мальчишками, обогнав маленькую отару, проскакали дозорные на взмыленных лошадях. Эти – от восточной сторожевой заставы, что располагалась выше по течению. Они также привезли тревожную весть о большом отряде сартогов, замеченном за Широкой. В отличие от мальчишек, дозорные не знали про разведчиков, переправившихся у самой деревни.
Селяне засуетились, готовясь отразить набег. Кадки и бочки, раскиданные повсюду, были завсегда наполнены водой на случай пожара. Быки стягивали заградительные возы – их придумал Каррон. Такой воз позволял укрыться лучникам хоть бы и посреди площади, безнаказанно пуская стрелы. Кроме того, каждый накрепко упирался в землю, был достаточно тяжёл и утыкан острыми кольями, чтобы не дать разгуляться вражеской коннице.
В свободное время Защитник учил всех желающих боевому искусству. Так что в Золотых Орешках каждый сызмальства знал, с какой стороны держать меч. Вот и теперь при одном упоминании о сартогах мужики натянули доморощенные доспехи, а кое-кто даже забряцал настоящей кольчугой, привезённой из Птичьего Терема, а то и самого Стольна Града. Селяне храбрились да хорохорились, готовясь дать отпор извечному врагу.
– Чего замерла?! Гони отару на двор! Сама – в погреб! – Соседка тётка Марфа пронеслась мимо с коромыслом, поторопив засмотревшуюся на приготовления девочку.
– Вот что за привычка, с пустыми вёдрами ходить? – Пробормотала ей вслед Кира и, встрепенувшись, взмахнула прутиком.
Животина покорно топала, посматривая на снующих туда-сюда людей. Кира твёрдо решила: на этот раз никакого погреба. Пойдёт смотреть, как сражается Каррон, вот только Микора сначала найдёт, а то, когда ещё такая возможность выдастся? Рассказы о подвигах могучих Защитников она всегда слушала с жадностью. Но то – рассказы. Совсем другое дело увидеть все своими глазами. Рука непроизвольно потёрла зачесавшийся в предвкушении доброй взбучки зад. Ничего! Не впервой.
Мимо отары с лаем промчалась пара псов. Ягнята, перепугавшись, прыснули в разные стороны.
– Ну же, глупые! – Кира, размахивая прутиком, принялась собирать беглецов. Растеряв друг друга, те трусливо блеяли. Она быстро сбила их в кучу, дружной ватагой направляя в узкий проход загона. По привычке – считала.
Все ребята в Золотых орешках умели считать. Кто был мал – до десяти. Кто постарше – до ста, ну а совсем взрослые – до тысячи. Кира тоже умела считать до тысячи, хоть иногда и путалась. Её научил Каррон, и она считала все подряд: ягнят, шаги от крылечка и до окраины, прутики в плетне, облака.
– Звёздочка! – Кира не обнаружила козлёнка. Самого шустрого – чёрного с белым хвостом. Козочка была как раз из тех, что предназначались Каррону. – Ах, Киалана Заступница! – она всплеснула руками и побежала обратно по дороге. Стукнув себя по лбу, вернулась и как следует заперла калитку загона, прежде чем броситься на поиски.
– Звёздочка, Звёздочка! – Громко звала козлёнка, который обнаружился только в самом конце улицы. И когда только так далеко удрать успела?
Стоило приблизиться, как козочка шустро отбегала на несколько шагов, а потом снова и снова, будто нарочно дразнила. Так, мало-помалу, Кира очутилась в огородах, что у выселок. Она тихо ругалась, и никак не могла догнать шуструю скотинку. Та успевала скрыться за очередным поворотом, мекая и ловко перебирая тоненькими ножками.
Вот впереди снова мелькнул белый хвостик и скрылся в кустарнике, живой изгородью отделявшем поле от дороги. По эту сторону деревни располагались овины и другие общие хозяйственные постройки – места свиданий, сплетен и потайных разговоров.
Микор из-под самой крыши овина наблюдал, как на опушке леса появились три сартогских всадника. Осмотревшись, они осторожно двинулись к выселкам.
– Ишь, гады, чего удумали! Наверное, тайный конец поджечь хотят, чтобы деревенские тушить сбежались, – предположил он, хотя и не придумал, зачем тем это могло понадобиться.
Маленький Федунька, хлюпнув носом, затянул:
– Мамка-нака-а-а-а-жет!
– Тише ты! – Микор, больно пихнул его в бок.
Федунька насупился, но нудить перестал.
– Ох и выдерут нас, – философски вздохнул Егорша.
– Подумаешь, выдерут! – Микор презрительно сплюнул, подражая взрослым. Среди друзей он был самым старшим – ему уже исполнилось двенадцать. Егорше на одну зиму меньше, а Федунька видел лишь восемь.
Внезапно сартоги принялись нахлёстывать злых косматых лошадей, стремительно преодолевая открытое пространство, разделяющее опушку леса и деревню.
– Надо бы народ предупредить, – заволновался Егорша.
– Там Кирка! – Вскрикнул Федунька.
Микор и Егорша одновременно посмотрели, куда он указывал.
– Ой-ё-ё-ё! – Всплеснул Егорша руками. – Она же прямо на них сейчас выскочит!
Кира, ни о чём не подозревая, выбралась из кустов и остолбенела. Навстречу на приземистых косматых лошадках неслись всадники. Сартоги! Трое! Завидев её, они радостно заулюлюкали. Козочка от страха рухнула набок, вытянув ножки. Недолго думая, Кира по-волчьи закинула Звёздочку себе на закорки и рванула по дороге в сторону деревни. Козлёнок был тяжёлой ношей для девочки её возраста, но страх придал сил. У Киры и в мыслях не было её бросить.
Похоже, это те самые разведчики, но как они оказались по эту сторону деревни? Глухой топот обмотанных шкурами копыт раздавался все ближе. Кира бегала лучше сверстников, особенно на короткие расстояния, Микор даже на неё злился, когда оказывался всего лишь вторым, но с козлёнком на шее ей не тягаться против выносливых сартогских лошадей.
Сердце уже колотилось у самого горла, в груди горело, но она, мелькая босыми пятками, продолжала бежать дальше.
– Ты, – Микор повернулся к Егорше, – бери Федуньку и дуйте на площадь. Предупредите наших. – Закусив губу, он крепко сжал в руке самодельный лук.
Ребята беспрекословно послушались. Поторапливаясь и помогая друг другу, спустились и, что есть духу припустили за помощью. Микор повернулся к дороге. Кира неслась, унося на плечах остолбеневшего козлёнка.
– Брось! Брось его, глупая! – От бессилия Микор даже притопнул.
Всадники медленно, но верно настигали свою жертву. Забыв об осторожности и не таясь более, нахлёстывали лошадей, с гиканьем преследуя добычу.
Овин, где прятался Микорка, располагался чуть поодаль от дороги. Его детскому почти игрушечному луку отсюда не дотянуться. Подхватив колчан, он ловко спрыгнул вниз. Крадучись, двинулся к дороге.
Когда Микор осторожно выглянул из кустов, преследователи уже настигли Киру. Один из узкоглазых всадников взмахнул рукой. Оглушительно щёлкнул бич. Кира, споткнувшись, покатилась кубарем с пригорка, чуть было не придавив бедную козочку. Перевернувшись на спину, попыталась отползти к обочине, остерегаясь оказаться под конскими копытами.
– Убивать не станут. Кира растёт девка красивая, – повторил Микор слова взрослых. – В полон уведут, как пить дать. Или принесут в жертву.
Пригибаясь, он двинулся вдоль изгороди. Снова раздался щелчок, совсем рядом в воздух взвился фонтанчик пыли. Кира испуганно взвизгнула. Один из всадников спешился и направился к ней ковыляющей походкой привычного более к седлу, чем к твёрдой земле, человека. Он потянул из-за пояса, кривой нож и, гадко ухмыльнувшись, залопотал на гортанном наречии. Кира, смотрела на него, и не могла двинуться с места парализованная страхом.
Сартог было протянул руку, чтобы схватить её, как вдруг ему в грудь ударила стрела, отскочив от клёпаного нагрудника. Забыв о девчонке, кочевник удивлённо поднял голову.
Посреди дороги, шагах в тридцати, стоял худой темноволосый паренёк с луком в руках. На лице мальчишки читалась отчаянная решимость. Сжав губы, он снова натянул тетиву, и следующая стрела беспомощно отскочила. Бьёт метко, да только с таким оружием разве что на воробьёв да полёвок охотиться? Сартог ощерил в улыбке кривые жёлтые зубы.
– Храбрый ребёнок, – пролаял он, жутко коверкая слова, – умрёшь следующим. Добрая дань Хынг-Нурру! – он подал едва заметный знак, и всадники сорвались с места в галоп. Больше мальчишка ему был неинтересен.
Микор упрямо натянул тетиву.
Тетива тренькнула.
Время будто замедлило бег.
Кира увидела, как со свистом разорвав воздух над её головой, в грудь сартога ударила третья стрела. Стальной наконечник с лёгкостью прошил насквозь и доспехи, и плоть. Кочевник вскинул полный удивления взгляд и завалился навзничь.
Микор обескуражено взглянул на свой лук и зажмурился, ожидая неминуемой смерти. С двух сторон обдало густым запахом лошадиного пота и горячим ветром, взметнувшим короткие вихры, но больше ничего не происходило.
«Жив!»
Микор обернулся.
По дороге навстречу всадникам бежал Каррон Защитник. Мечом он встретил удар кривой сабли. Не останавливаясь, свободной рукой перехватил запястье и дёрнул сартога вниз. Тот, рождённый в седле, крепко сжимал кривыми ногами крутые бока лошади. Сбившись с ритма, животное изменило траекторию и, с протяжным ржанием, врезалось во второго всадника. Микор едва успел моргнуть дважды, когда все уже закончилось.
Кира поднялась из дорожной пыли, машинально отряхивая долгополую рубаху, и, не отводя взгляда от мёртвого сартога, чуть прихрамывая, побрела в сторону деревни.
– Парень, ты цел? – Подоспевший Защитник быстро осмотрел Микорку. Убедившись, что тот не пострадал, поспешил навстречу девочке.
– Кира, дочка, ты не ранена?
– Нет, Каррон Защитник, я цела. Немного ушиблась, – пролепетала Кира, обомлев от удивления, когда мозолистые руки подхватили её и прижали к груди.
От частокола навстречу бежала Анасташа, исполненная тревоги. Увидев дочь на руках у отца, она не сдержала слёз. Крепко обняла обоих. Кира вдруг увидела, как встретились глаза матери и Защитника. Было в их выражении что-то странное. Необъяснимое.
– Уведи дочь, Анасташа, время не ждёт.
Каррон поставил Киру на землю, и мать тут же схватила её за руку, прижала к подолу, чуть помедлила, провожая широкую спину тоскливым взглядом – Защитник на ходу раздавал деревенским указания.
Вспомнив былое, Кира и Микор, не сговариваясь, посмотрели на тропу. Парень с тревогой выдал:
– И правда, что-то Защитника Каррона долго нет. Может, случилось чего в деревне?
2.
Кира, стоя на крыльце избы Защитника, постучала в ставню. Никто не отозвался. Обернувшись, она вопросительно взглянула на друга, переминающегося с ноги на ногу. Тот пожал плечами.
– Защитник Каррон?
Никто так и не ответил.
Кира толкнула незапертую дверь. Миновала сени, забитые инструментом и утварью, пахнущие кожей и травами, пучки которых были развешаны под потолком. Для порядка стукнула по косяку, перед тем как войти в горницу – по случаю тёплой погоды дверь и так была отворена. Мало ли? Негоже Защитнику мешать.
– Защитник Каррон, это Кира. Можно?
Ответом была тишина. Решив, что отца нет дома, она уже было хотела уйти, как вдруг обратила внимание, что полотно, занавешивавшее вход от мух и комаров, чуть сбилось, образовалась щель. Кира потянулась, чтобы поправить, когда увидала край постели.
Могучий Защитник лежал без движения. Не было похоже, что он, вообще, сегодня вставал и выходил из избы.
«Неужто ещё спит?» – удивилась Кира.
– Защитник Каррон, вы случаем не занедужили? – Она вошла в горницу.
Отец не пошевелился. Закрытыми остались и его глаза.
– Защитник Каррон? – Охотница подошла ближе и тронула мужчину за руку, та соскользнула с груди и безвольно свесилась.
Кира отшатнулась, зажав себе рот, чтобы не закричать. Снова осторожно приблизилась, не желая верить. В ногах образовалась предательская слабость. Медленно опустившись на колени рядом с постелью, она осторожно трясущимися пальцами взяла мозолистую руку в свою. Приложила к щеке, не ощущая больше привычного родного тепла. Будто что-то, что она всегда незримо чувствовала, теперь попросту исчезло, оставив взамен пустоту. Сердце щемило, оно то принималось трепыхаться раненой птицей у самого горла, то внезапно пропускало удар.
– Отец… отец, – едва слышно шептали губы.
Глаза наполнились слезами. Проделав мокрую дорожку, одна скатилась по щеке и упала на дощатый пол. За ней вторая, третья…
Потребовалось усилие, чтобы взять себя в руки и снова взглянуть на отца. Охотница нежно погладила седой висок, поцеловала в изборождённый морщинами лоб. Едва сдерживая рыдания, осторожно пристроила руку на широкой груди и попятилась. Опрометью выскочив наружу, закричала с крыльца:
– Защитник Каррон умер! – На этом её самообладание закончилось.
Кира сползла вниз по перилам, уселась на ступеньку и разрыдалась. На крик обернулся возившийся в огороде староста Опорафий. Глубочайшее удивление застыло на его лице:
– К-как умер? Каррон Защитник?! Не может этого быть!
3.
Каррона похоронили спустя три дня. Провожали всем миром.
Хмурые дюжие мужики перед закатом вынесли в лодке обряженное в золотую рубаху тело. Следом шли голосящие на все лады бабы. Процессия медленно двинулась к Керунову холму, что у дубовой рощи, там загодя выложили высокую краду. По– обычаю тело Защитника следовало сжечь, а пепел развеять над подвластной ему землёй, дабы и далее охранял его дух жителей. Присматривал за ними из чертогов Керуна до тех пор, пока не явится новый Защитник.
Анасташа, вопреки обыкновению, не пролила ни слезинки с тех самых пор, как взяла холодную руку Каррона в свою. Не выпускала ни на миг, пока языки пламени не лизнули и её запястье, оставив навечно красный след. Она молчала и будто не видела никого вокруг, даже когда ревущая в голос дочь утащила её в сторону подальше от погребального костра.
Староста Опорафий отправил в Орден чёрного голубя, приложив к записке с печальной вестью громовик Защитника.
4.
Месяцы после смерти Каррона пролетели незаметно. Жизнь пошла чередом, и жители Золотых Орешков постепенно перестали задаваться вопросом: как такое случилось? Что послужило причиной смерти Защитника? Тщательно скрываемый недуг? Так, Защитники почти не болеют. Может, проклятье? Но кто бы отважился на такое безумство? Всем известно, боги хранят Защитников пуще прочих. В итоге порешили, что такова воля Керуна, и стали ждать нового Защитника.
Несмотря ни на что, первая зима без Защитника прошла спокойно. Стая вновь обошла деревню стороной. Отгремели весенние ручьи, дороги стали проходимы, и вот прискакал долгожданный гонец с вестью: Светлый Князь Богомил назначил Золотым Орешкам нового Защитника, мол, готовьтесь. Начали судачить, да за весенними заботами стало не до того.
Староста Опорафий заранее позаботился, чтобы избу Защитника приготовили для нового жильца, но перед этим самолично пришёл к Кире и, стоя у калитки, тихо надоумил сходить и взять в память об отце любую вещь. Оказалось, он давно знал, что охотница никакой не приёмыш, а родная дочка Каррона, но из уважения к Защитнику хранил его тайну свято.
Снаружи на цепи мёл хвостом Волчок, радостно поскуливая. Кира подошла и погладила пса по мохнатой голове.
– Что дружище? – Пёс понуро опустил лобастую голову.
С тех пор как умер Каррон, Волчок то принимался выть, то днями лежал, не двигаясь, и никого к себе не подпускал. Извести его деревенские не решались, чтобы не прогневить дух Защитника, но отпускать побаивались – совсем лютый стал. Кормили его Кира и Микор по очереди, да ещё иногда сам староста Опорафий – старика пёс уважал.
У крыльца Кира помедлила, набираясь смелости. Она не заходила внутрь с тех пор, как обнаружила тело отца. Стоя на пороге вспомнила, как впервые, робея, вошла в эту горницу. Ей тогда было восемь. Отец посадил её на колени и рассказал сказку о далёком Стольном Граде, княжеском дворце и Ордене Защитников, где прошло его детство.
Кира прошла дальше. Провела рукой по вощёному столу. Вдохнула грудью насыщенный знакомыми запахами воздух. Села на лавку и разревелась. Но слёзы быстро высохли, как, впрочем, и всегда. Охотница стала осматриваться, размышляя, чтобы взять такое, что особенно дорого сердцу. На глаза попалась книга, которую по вечерам читал Каррон. Небольшая, но толстая. В потёртой кожаной обложке, подписанной рунами. Она и теперь стояла на полке, на прежнем месте.
Кира подошла, благоговейно взяла книгу в руки и осторожно, с почтением, положила на стол. Расстегнула застёжки кожаного переплёта и открыла где-то посередине. Пожелтевшие страницы были усеяны ровными строчками. Ни одного знака и ни одной закорючки Кира не могла разобрать. Отец учил её драться, охотится, выживать в лесу, примечать важное, грамотно таиться, сливаясь с тенями. Учил и азбуке – у неё дома была целая полка со сказками. Но рассказать про руны, которыми написана эта книга, наотрез отказался.
«Не надобно тебе это знание, – говорил он, – лишь девичий ум смущать».
Охотница закрыла загадочную книгу и, погладив шероховатую обложку, аккуратно поставила обратно. В конце концов, это – книга Защитников. Вдруг неправильно будет забрать её себе? Она обернулась вновь, осматривая горницу.
На стене в ножнах висел охотничий нож. Кира взяла его, подбросила в руке и сделала пару заученных движений. Пожалуй, то что нужно. Резная костяная рукоять, отполированная за годы рукой отца. Добротная сталь. Такого не найти ни у кого в деревне. Нож верой и правдой служил Защитнику, пускай теперь и ей послужит: и как нож, и как добрая память. Она сунула клинок обратно в ножны, приладила к поясу и улыбнулась, представив, как мать в очередной раз закатит глаза, узнав об этой её выходке.