Огневой дом. *** (Дмитрий Логинов)

Его я приметил еще давно, когда мы с Тихоном в первый раз останавливались в маленьком таежном поселке близ речки Смарды. При взгляде на этот дом вспомнилось выражение «хата с краю». Вроде бы и не избушка в лесу, но на приличном расстоянием от остальных строений деревни. На расстоянии вполне достаточном, чтобы ощущалась особость. Да и не одно только, что дом стоял на отшибе, не позволяло спутать его ни с каким другим.

Сразу же становилось ясно, что дом этот очень стар. Пожалуй, это еще слабо сказать. Складывающие его бревна были черны. Местами их испещряла причудливая резьба. Затейливая и безукоризненная. Подобной раньше я никогда не видел.

Учитель и проводник мой, Тихон Арконов, мне объяснил, что эта резьба представляет собой руническую вязь. Тогда лишь я рассмотрел, действительно, в этих резах, соединенных по верху сплошной чертой, руны– «руськие письмены». Она была очень густой, эта вязь: повсюду можно было заметить, что сочетаются воедино два, а то и более знаков.

Сплошные ленты письмен прерывались изображениями своеобычных солнышек и коней. Арконов пояснил: этими фигурками отделяется текст одного заклинания от иного.

Рунические заклинания! Впрочем, и без того дом отличался разительно от обыкновенной хаты. Его основание складывали замшелые валуны… Рождалось из чего-то само собой ощущение веков, прошедших над его крышей.

А эта крыша, кстати, была особенная. Приземистая и на четыре ската, будто у башни.

И необычная была над нею труба. Выше и шире чем, вроде бы, требуется исходя из размеров дома. И привлекал внимание козырек, защищающий отверстие дымохода. Он поднят был высоко над камнем трубы, так что образовывал подобие небольшого, четырехскатного же, навеса.

Размеры дома были не особенно велики, а между тем он ощущался весь как здание основательное… как нечто вроде малого храма или же башни, поставленной почему-то вне крепостной стены.

Похоже, дом пребывал пустым.

Из разговора местных жителей довелось услышать, что называют его в селении огневой. Такое имя не могло ни привлечь внимания, и как-то я спросил Тихона, когда мы с ним проходили около, почему его так назвали.

– А в нем еще Василько, рассказывают, с огнем беседовал, – отвечал Тихон.

Я чуть было ни споткнулся, услышав такой ответ.

Ведь Василько, или, как называли его в деревне, Васька Лесовкин – это был последний кетский великий шаман. Погибший, как передавала легенда, четыре века назад. (И не успевший посвятить преемника себе. И так прервалась у кетов цепь великих шаманов.)

Четыре века назад… Так вот он сколько уже стоит, этот дом!

– И что же? Ни время, ни пожар его до сих пор не взяли?

– Ну, чтобы огневой дом – да сгорел?… – сверкнув прищуренными глазами, улыбнулся в ответ Арконов. – Рыбка ведь своею косточкой не подавится. А что касается времени… Ты заметил, что срублен дом необычно? Его основная клеть есть правильный куб. И мало того что ориентированный по сторонам света (таковы все справные избы здесь). Он, заметь, еще и покоится на неколебимом фундаменте, чтобы стоял идеально ровно. И крыша у него не обычная двускатная, а – правильная пирамида.

– Ну так и что же?

– Правильно построенное долго стоит. Правильно – то есть по канону золотого сечения.

– Отчего?

– Кто знает? Вот отчего Солнышко восходит на востоке, а заходит на западе, а не наоборот?

– Потому что Земля так вертится.

– А почему она вертится так, а не наоборот?

Я понял, что тут пойдет, как называл Тихон, игра в бесконечную матрешку. И сказал так:

– Но ведь должно же быть какое-то объяснение.

– Этого добра всегда много, – улыбнулся Арконов. – Читал, например, такое. «Радиоэстезия определенной формы организации внутреннего пространства замедляет локальную скорость потока времени внутри этой формы.» Сказано, по сути, не больше, чем я тебе сказал. А вот закручено так, что, будто бы, тут и какое-то объяснение.

– Однако ведь… замедляет?

– Что ж, можно сказать и так. Невольно тут будешь думать, что для этого домика, пожалуй, времени река течет медленнее. Многое вокруг изменяется, уходит и приходит, а он стоит… Он был еще до времен Лесовкина. Когда тут никакого поселка… что там – заимки-то никакой не было… Тогда, значит, на этих берегах обитал только Царь Огонь. И с тех времен все ходят легенды в окрестных землях про змиев огненных, что в небе ночном играют, в трубу влетают… Ну, змии-то конечно не змии, а к дому, ты сам заметил, и до сих пор без надобности близко не подходит никто. Побаиваются. И правильно делают.

– Но должен ведь за домом кто-то присматривать?

– Ну, а как же. Присматривают, кому передано. Дедушка один тут живет в Тайге, он заходит. С его благословения и я иногда заглядываю, когда идти мимо. Хочешь, так и с тобой зайдем, посидим, с огнем побеседуем.

Я даже остановился, невольно. Таким неожиданным оказалось это предложение. Арконов прислонился к стволу сосны около тропинки и устремил на меня спокойный ожидающий взгляд.

– Конечно хочу! Вот только… Ведь мы с тобой христиане. С огнем беседовать… Напоминает радения огнепоклонников. А не язычество ли все это? Не грех ли?

Арконов рассмеялся весело, да так звонко, что белочка, застывшая было меж ветвей посмотреть на нас, поспешно устремилась вверх по стволу.

– «Язычество»? Вот уж язычества-то на русском Севере не было никогда!… Крутую, ничего не скажешь, баечку соткали кабинетные умники! Чай, с немцев еще пошло, которые против Михайлы Ломоносова интриговали… Язычники – это, я тебе скажу, всякие там людоеды в пампасах! Впрочем, и не только в пампасах… Да и не одни людоеды, конечно. Язычниками правомерно называть всех, не ведающих о Триедином Боге. А если у народа есть веда, что богов много, но Бог – един[1]… причем, не только вообще Един, а, конкретно, есть Три-Единый… тогда уж это будет никакое ни язычество. А будет это ведизм. Язычники же, повторю, это те, которые тайну Божия Триединства понять не могут… А знаешь, кстати, на каком примере изъясняют эту тайну отцы христианской церкви?

Конец ознакомительного фрагмента.