Гаудеамус
1.
«Gaudeamus igitur, Juvenes dum sumus! Давайте веселиться, пока молоды». Так начинается студенческий гимн, звучащий под сводами учебных заведений уже несколько столетий. А студенты, как известно, умеют жить, не унывая. Со стороны безучастного наблюдателя ликованье, веселье и уличная радость выглядят массовым воплощением счастья. Невольно представляется, что в этот момент какая-то особая форма душевной энергии овладевает людьми.
У студентов медиков шестидесятых годов, кроме профессиональной увлеченности, было немало других сфер самореализации. Существовали кружки по всем основным видам спорта, а также для любителей танца, театра, фотографии и кино. Вузовский хор пел великолепно. Выступления команды веселых и находчивых вызывали хохот у целого зала слушателей. На волне стихии самовыражения спонтанно возник Клуб холостяков, но был подвергнут обструкции со стороны специальных служб, в результате чего по окончании вуза таковых не осталось. Приоритет был отдан счастливой семейной жизни.
Будущие врачеватели, как и все люди, разделялись на флегматиков, сангвиников и холериков, у кого-то в хронической форме протекало тщеславие, у других был прочный иммунитет к лихорадке популярности. Высокомерие в студенческой среде пресекалось по методу Прокруста с разной степенью успеха. Как известно, чтобы будоражить дух смеха, должен быть найден объект, над которым можно подтрунивать. Все так любят веселиться, но никто не хочет выглядеть смешно. Чтобы отбить атаку дружеских и не очень насмешек, надо иметь, прежде всего, чувство юмора и не быть склонным к обидчивости. Даже в небольших коллективах всегда находятся запевалы выходок за ореолом общепринятой морали, порой на грани хулиганства.
Сеня Фабрикантов лежал в кровати поверх одеяла в спортивном трико и смотрел в окно, за которым чирикали майские воробьи и периодически прорезали воздух крылья чаек. Он только что сдал зачет и был самодовольно расслаблен. Чайки уже давно не мечтали о морской стихии волн и по-соседски прижились среди голубей, ворон и галок. И все же их постоянно влекло к реке, но охота на рыбешек в замутненной стоками воде не всегда была успешной. А вот город совсем другое дело с его мусорными баками, урнами и свалками.
Сеня неохотно приподнялся, накрошил мелко ломоть хлеба и начал бросать крошки в окно. Белокрылые птицы налету ловили падающие подаяния, а то, что достигало земли, служило прикормом голубям и прочей пернатой мелкоте. Когда ржаная выпечка закончилась, Сеня вновь погрузился в раздумья. Внизу проходила заасфальтированная подъездная дорога, по обе стороны которой тянулись пешеходные тротуары. По ним изредка проходили люди. И тут острое молодое зрение любителя приключений признало в приближавшейся фигурке Катю Сергееву, однокурсницу. Озорное решение пришло инстинктивно и без раздумий. Сеня схватил полиэтиленовый мешок, метнулся в умывальник, наполнил тару на треть водой и молниеносно вернулся в свою комнату. Однокурсница в это время поравнялась с открытым окном комнаты на четвертом этаже, из которого торчала курчавая голова Сени. Пакет, наполненный водой, упал на твердь в метре от Кати и обдал ее брызгами. Девушка испуганно отпрянула в сторону и посмотрела вверх. Фасад общежития был безлюден. А Сеня визжал от удовольствия изобретения новой забавы. Вскоре эта не безобидная игра приняла характер эпидемии, к ней подключились даже девушки, и стали при удобном моменте поражать своих недругов холодными осколками брызг. Пешеходное движение отодвинулось на безопасное расстояние.
Как то после беседы с ректором о хозяйственных проблемах заведующая общежитием Гордеева Варвара Устиновна торопливо возвращалась в свой кабинет. Неожиданно рядом с комендантшей ухнул пластиковый пакет, наполненный водой, и разлетелся феерией брызг. Снайперский взгляд опытной женщины мгновенно засек мелькнувшую в окне на четвертом этаже курчавую голову. Без задержки с невообразимой легкостью, несмотря на свою полноту, в течение десятка секунд возбужденная женщина достигла цели и увидела, что в запертой изнутри двери торчит ключ. После громкого стука и сурового крика затаившемуся Арсению Фабрикантову пришлось открыть защелку замка. Он театрально и весьма искусно изобразил вид разбуженного заспанного человека с приоткрытым ртом для зевка. Всплеск эмоций обиженной Варвары Устиновны был стремительным, решительным и беспощадным, заключавшемся всего в одном кратком слове: «Вон!»
Отдышавшись и уняв сердцебиения, видя недоуменное лицо студента, Гордеева засомневалась в том, что не ошиблась адресом. В момент водяного душа от разрыва пакета окна были открыты еще на третьем и втором этажах, а также в соседних жилых блоках.
– Ты бросал в окно? – проследовал вопрос.
– Вчера кормил птиц, хлебные крошки…
– Да нет, пакет с водой ты сейчас швырнул мне под ноги.
Признание для Сени было равнозначно самоубийству, поэтому он, насколько мог, убедительно и экспрессивно ответил:
– Что вы! Я спал, проснулся от стука в дверь.
Осознав, что дело – глухарь по причине отсутствия свидетелей, комендантша мрачно, словно грозовая туча, медленно развернулась и ушла в свой кабинет.
На входной двери в здание появился строгий предупреждающий текст о том, что лица, уличенные в сбрасывании пакетов с водой из окон под ноги прохожим, подлежит немедленному выселению. Водные баталии были прекращены.
2
Родиону Перфильеву не спалось. Едва он смежал веки в ожидании прекрасных образов ночи и не менее очаровательного радостного рассвета, как в области спины, или правого бока, то есть в местах, которыми он привычно со всей тяжестью усталости прижимался к матрацу, начинался зуд. Приходилось прерывать погружение в нирвану блаженства и чесать зловредное место. Он старался поворачиваться осторожно, чтобы не скрипеть пружинами кровати, так как его три товарища удивительно тихо и смирно спали. Только около часа ночи зудящие приступы прекратились, и Родион отключил свое уставшее от неприятных предположений воображение.
А вот и раннее утро с его суматохой: одевание, умывание, чистка зубов, бритье, завтрак, наконец, рассредоточение по аудиториям института.
Сразу после занятий Перфильев направился к врачу, ответственному за здоровье студентов. Тот, ничего подозрительного не обнаружил, но назначил консультацию дерматолога в соответствующем диспансере. Идти туда Родиону не хотелось, и он решил отложить этот визит на день или два.
Строгого распорядка дня у студентов не было. Некоторые при настольной лампе готовились к зачетам и экзаменам допоздна. Наполненная сложными мыслями, непродуктивная в плане отдыха минувшая ночь, заставила Перфильева лечь рано. Его друзья занимались где-то своими делами. Около полночи он проснулся от нестерпимого зуда в пояснице и встал. Ему показалось, что Стас хихикнул. «Наверное, приснилось что-то смешное», – мелькнула мысль. Заправив майку, выровняв простыню, Родион снова настороженно улегся. Когда с трех соседних кроватей послышалось равномерное сопение, он тоже поддался общему гипнозу сна.
После занятий Перфильев направился в кожно-венерологический диспансер и был в порядке очереди принят дерматологом.
– У тебя, дорогой мой, все в норме, – констатировал врач, осмотрев пациента с головы до пят.
– А отчего чешусь по ночам?
– Это либо что-то неладно с твоими нервишками: зачеты, экзамены, понимаешь, и все такое, либо аллергия.
– С нервами у меня все в порядке, аллергией не страдаю.
– Ладно, для успокоения и профилактики купи мазь, сходи в душ, намажься ей, потом смой.
В ближайшей аптеке Родион купил ихтиоловую мазь и направился в душевые городской бани. Намылился несколько раз, ополоснулся, а потом извлек заветный тюбик, выдавил его черное содержимое и размазал по всему телу. Лекарственный запах мгновенно распространился за пределы его кабины по всему пространству, контролируемому банщиком. Через минуту в дверь душевой, где студент осуществлял лечебную процедуру, раздался невообразимо громкий и решительный стук. Чтобы защелка не вырвалась из уже истлевшего от времени дерева, Родион сдвинул ее в нейтральное положение. Перед банщиком и дежурной по смене женщиной предстал обнаженный черный, как африканец, человек, от которого исходил убийственный аромат. У дамы от ужаса расширились глаза, и она истошно заорала:
– Немедленно одевайтесь и следуйте к заведующей. Мы сейчас милицию вызовем.
Перфильеву пришлось прервать лечебную процедуру, смыть черный эликсир с тела, одеться и следовать на экзекуцию к местному начальству.
– Ты что себе позволяешь? – налетела ястребом на несчастного студента главная начальница. Нам теперь баню на карантин закрывать придется.
– Я был на приеме у врача, тот ничего не нашел, но сказал на всякий случай, купить мазь, сходить в душ, намазаться ей, потом смыть.
Для убедительности Родион расстегнул рубашку и снял штаны. Присутствующие женщины слегка сконфузились, но от подозрительности не избавились.
– Да, вроде, все чисто, – сказала одна из них, похоже, что главная, так как была самая толстая.
– В конце концов, я сам будущий врач, учусь на четвертом курсе. И что за издевательство вы здесь устраиваете! Это я сейчас в милицию обращусь.
Фраза подействовала и студента отпустили.
Наступающей ночи Перфильев ждал, как боец, затаившийся в засаде. В положенный момент он сделал вид, что заснул, и вскоре почувствовал зуд. Продолжая терпеть и тянуть время, вынуждая противника раскрыться, он затем резко встал и поймал Стаса с поличным. Тот еще не успел спрятать нить, которая тянулась под простыню возмущенного объекта нападок.
– Ах, ты, паскудник! – и Родион схватил однокурсника за майку, которая сразу же затрещала.
Но тут зажегся свет и в комнате раздался дружный хохот. Перфильеву ничего не оставалась, как присоединиться к общему веселью.
К нему подошел Стас, обнял и сказал:
– Родя, не обижайся. Извини, если что.
Когда к дерматологу было направлено еще несколько человек, прошел слух, что в общежитии началась эпидемия чесотки и предстоит паровая термическая обработка постельного белья и матрасов. Однако вскоре проявления заболевания внезапно прекратились, как и начались то того.