Общее учение о векселе. Глава II. Общая характеристика договорной теории векселя и вексельного договора (В. Н. Уруков, 2014)

Теория (греч. theöria – рассмотрение, исследование) – система основных идей в той или иной отрасли знания; форма научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях действительности[99]. Как указывает член-корреспондент АН РФ С. С. Алексеев, «наряду с философией права в мире научных дисциплин, сложившихся с общенаучной разработкой правовых проблем, самостоятельное и исключительное важное место занимает общая теория права»[100].

Условно общую теорию можно представить как целостное правовое явление, остоящее из совокупности правовых теорий и учений, в том числе теорий и учений о векселе. На современном этапе наука о вексельном праве поднялась на такой уровень познания, когда новые теоретические знания получают не путем обобщения новых эмпирических материалов, а за счет изменения оснований познания, использования новых общенаучных концепций, методов и подходов как в собственно в цивилистических, так и в других правовых науках. С одной стороны, это ведет к дифференциации науки вексельного права. С другой – способствует росту тенденции к исследованию векселя в неузкой научной направленности. Исследование этих тенденций выходит за рамки непосредственного предметного поля не только вексельной, но и гражданско-правовой науки, поэтому решение этой задачи могут взять на себя общеправовые науки и методология этих наук, имеющих все необходимые средства.

Договорная теория векселя возвратилась в лоно науки российского гражданского права относительно недавно, когда наука вексельного права перестала удовлетворять требованиям практики вексельного оборота и возникла потребность в качественном изменении вексельной науки. Предпринимались попытки доказать теоретичность договорного происхождения векселя, наметить пути его теоретизации. В связи с этим особо актуальна проблема формирования основ построения договорной теории векселя. Малочисленные публикации по этой тематике порождают дискуссии по различным вопросам. В этой ситуации возрастает потребность в исследовании и разработке методологических проблем договорной теории векселя и природы вексельного договора. Договорная теория векселя исходит из положения о том, что договор выступает, во-первых, как связующая сила отношений между вексельными участниками и, во-вторых, как основание возникновения вексельного обязательства. Эмпирической базой договорной теории является повседневная вексельная практика. Договорная теория векселя не приемлет постулаты, выдвигаемые в последнее время отдельными российскими учеными, утверждающими, что науке унизительно и недостойно служить практическим целям.

В современной науке гражданского права растет понимание необходимости преемственности учений о гражданском праве, которые по существу, восходят к Римскому праву. Профессор В. А. Рыбаков верно отмечает, что одной из актуальных проблем науки гражданского права является исследование особенностей, содержания и характера функций гражданско-правового регулирования, позволяющих наиболее полно раскрыть социальную ценность гражданского права как системного правового, а также механизм обеспечения надлежащего исполнения прав и обязанностей субъектами гражданского правообразования. Мы будем нередко ссылаться на работы дореволюционных классиков, а также на труды советских цивилистов С. Н. Братуся, А. В. Венекдитова, О. С. Иоффе, А. В. Красса и других»[101].

§ 1. Договорная теория в системе дуалистической концепции векселя

§ 2. Природа вексельного договора

Договор как частноправовой институт был известен древним цивилизациям. В римском праве договором признается соглашение двух лиц. Ульпиан, характеризуя гражданско-правовой договор, пишет, что соглашение – это согласие и договоренность двоих[155]. Понятие «договор» в вексельном праве является не только наиболее элементарной, но и основной формой познания векселя, отличающегося от одностороннего обещания. Поэтому его природа – важнейший вопрос современной договорной теории векселя. В настоящее время имеется большое количество концепций, дающих ответ на этот вопрос. Однако, несмотря на большое их разнообразие, намечается довольно устойчивая тенденция объяснить специфику понятия договора применительно к вексельным отношениям. Для многих современных исследователей договор – форма познания, которая выражается конкретно в нормах позитивного права (гражданского права). При этом принимается на веру, что в этом и состоит главная особенность природы вексельного договора (о вексельном договоре – см. ниже). Тем самым как бы дают понять, что вопрос автоматически снят и не требует дальнейших исследований. Между тем данная проблема совсем не так проста, как может показаться на первый взгляд.

Огромный теоретический и научный интерес представляет сущность договора, являющегося основанием возникновения основного (главного) вексельного обязательства и отдельных второстепенных (подчиненных) вексельных обязательств – вексельного договора. Так, в науке русского, советского и российского гражданского права исследования в этой части носят отрывочный характер и не затрагивают конкретики юридической природы векселя. Следует отметить, что договорная теория векселя в русском гражданском праве возникает под влиянием учений германских цивилистов. Одним из основоположников договорной теории в германской цивилистике о ценных бумагах, о векселе в частности, является профессор Ф. К. Савиньи, который рассматривает вексель как договор, представляющий собой особую сделку, имеющую определенную цель, обращение и окончание[156]. Н. Thöl, германский цивилист, фактически заложивший основы и обосновавший договорную теорию векселя в своем труде «Wechselrech@ (1847), утверждал следующее: «…Вексельное обязательство устанавливается выдачей и принятием векселя (Geben und Nehmen), причем эти два акта должны произойти по соглашению и, вместе взятые, составляют вексельный договор. Для этого передача векселя должна быть совершена с намерением установить вексельное обязательство, предполагаемое, однако, в самом факте перенесения владения, пока кто-нибудь не примет вексель, – вексельного обязательства нет, нет, собственно, и векселя, а есть только исписанная бумага, при этом вексельный договор, по Thöl, не есть простая сделка купли или мены, как это полагали представители старых договорных теорий, – напротив, это договор абстрактный, строго формальный, имеющий аналогий с римской стипуляцией…»[157]. Таким образом, у Thöl[158] мы находим отдельную характеристику природы вексельного договора. Как следует из опубликованных работ, Thöl не стал углубляться в природу вексельного договора, исследовав в основном его внешние черты.

В русской литературе договорную теорию векселя выдвигают Г. Ф. Шершеневич, В. А. Катков. Так, профессор Шершеневич обосновывает договорный характер вексельного обязательства следующим образом: «…Рассматривая вексель как договорное обязательство, мы имеем в виду не то договорное отношение, которое привело к векселю, например куплю-продажу или заем, а то отношение, которое создается векселем. Договорный момент обнаруживается в том, что векселедатель становится ответственным перед векселедержателем в силу передачи ему векселя-документа с намерением обязаться перед ним. Следовательно, если бы вексель вышел из рук создавшего его векселедателя помимо его воли, вексельное обязательство не создалось бы. Вексель, заготовленный и положенный на стол в ожидании того лица, которому он предназначался, похищен этим лицом, вошедшим в кабинет без хозяина. При скоропостижной смерти купца в его железном сундуке находят вексель, приготовленный в ожидании доставки товара. Ни в том, ни в другом из приведенных случаев вексельное обязательство не возникает, потому что вексель не был выдан векселедателем. Между тем момент выдачи является существенным по нашему законодательству, которое постановляет, что: 1) вексель для вступления его в силу в отношении первого приобретателя должен быть выдан ему векселедателем, 2) выдачею векселя векселедатель принимает на себя ответственность за платеж по оному. С другой стороны, одной выдачи или перенесения владения на документ недостаточно, если в этом акте не выражается сознательная воля принять на себя обязательство. Поэтому если вексель передается с иной целью, например для учета в банке, то вексельное обязательство не может возникнуть. Иванов берет от Карпова вексель, чтобы, присоединив на нем свою подпись, получить в банке кредит, а вместо того обращает его непосредственно против Карпова. Нахождение векселя в руках векселедержателя, во владении его, создает предположение договорной выдачи, которая поэтому не требует с его стороны доказательств, но допускает со стороны векселедателя опровержение…»[159]. Разделял эту точку зрения и В. А. Катков[160].

В советское время Н. Г. Вавин, исследуя нормы ст. 1 и 10 Положения о векселях, основываясь на выводах Г. Ф. Шершеневича, В. А. Каткова, обосновывает договорный характер вексельного обязательства. Согласно договорной теории вексель признается как договорное одностороннее денежное, абстраткное и формальное обязательство. Договор является основанием вексельного обязательства, прежде всего, между векселедателем и первым векселедержателем. При этом основное содержание данного договора – передача векселя векселедержателю с намерением обязаться перед ним. Основные «недостатки» договорной теории векселя, изложенные в работах русских и советских ученых, по мнению автора, следующие:

1. Договорным, как правило, признается только первоначальное вексельное обязательство между векселедателем и векселедержателем. Между тем другие вексельные обязательства, в том числе обязательства с участием регрессных должников по векселю, договорными не признаются.

2. Природа вексельного договора (основание вексельного обязательства) малоисследованна.

3. Исследование существенных элементов, особенно воли и волеизъявления, этого договора не получает должного развития.

4. Малоисследованными являются вопросы о природе договора, послужившего основанием установления, изменения и прекращения конкретного вексельного обязательства.

По мнению Н. А. Крутицкого, «…вексельное обязательство векселедателя в отношении последующих векселедержателей, как правило, и всегда в отношении первого векселедержателя возникает на основании заключаемого векселедателем и первым векселедержателем через выдачу и принятие векселя договора об установлении вексельного обязательства…»[161]. Как считает Д. С. Пахомов, «…сущность вексельного обязательства проявляется в особой связи его с основанием своего возникновения. Такая связь заключается в следующем: должник связан с первым приобретателем бумаги (своим непосредственным контрагентом по вексельной сделке) договорными отношениями, которые дают ему возможность приводить против требования последнего все вытекающие из них возражения, тогда как в отношении последующих приобретателей он является обязанным в соответствии со своим односторонним волеизъявлением, получившим выражение в содержании бумаги, и совершенно независимо от отношения к своему контрагенту…»[162].

Наши исследования показывают, что основанием отдельных вексельных обязательств может являться не только односторонне обязывающий договор, но и двухсторонне обязывающий, что будет доказываться в последующих разделах работы.

Выяснение вопроса о природе договора, послужившего основанием конкретного вексельного обязательства, как полагает автор, является отправной точкой для характеристики вексельного обязательства как договорного, имеет определенный научный и практический интерес. Как представляется, исследование природы договора, послужившего основанием возникновения вексельного обязательства, следует прежде всего опираться на постулаты общего учения о договорах, а не только на нормы позитивного права. При этом договор, послуживший основанием возникновения вексельного обязательства, следует выделить из других общегражданских договоров, и выше нами предлагалось назвать его «вексельным договором». Название «вексельный договор» необходимо также для выделения его из других договоров, послуживших основаниями передачи векселя (купли-продажи, дарения, займа, кредита и т. п.), поскольку на практике, как и в доктрине нередко имеет место отождествление этих договоров.

Договор, как институт, возникший в римском частном праве, с момента возникновения претерпел определенные изменения. Профессор Б. Б. Черепахин в связи с этим справедливо отмечает: «…Если мы обратимся к истории признания связующей силы договоров, то мы здесь тоже увидим, что к господству положения pacta sunt servanda – право пришло весьма постепенно: сначала получили признание отдельные типы договоров, постепенно число их умножалось, признание распространялось на определенные категории безымянных договоров (contrctus innominati) и бесформальных соглашений (pacta) и, наконец, утвердилось признание связующей силы всякого соглашения, поскольку оно не стоит в противоречии с положительным правом…»[163].

Когда юрист, специалист, ученый сталкиваются со словом «договор», то часто забывают о суждении профессора Б. Б. Черепахина о связующей силе всякого соглашения. У них невольно появляются ассоциации с договором как понятием, заложенным в гражданском законе: порядок заключения, стадии заключения, существенные и несущественные условия договора, тип договора и т. п. Это ставит человека в узкие рамки закона, и ему тяжело выйти из сложившихся представлений о договоре. Когда говорим, что имеет место договорная теория векселя, возникают вполне обоснованные вопросы: какой тип или вид договора, какие существенные условия этого договора, как выделить стадии договора и т. д. В связи с этим следует обратиться к историческим фактам, как знанию о прошлом, поскольку использование понятия «исторический факт» в значении исторического знания является более определенным и однозначным. Это позволяет избежать не только понятийной путаницы, но и догматизма. Нередко для защиты своей точки зрения мои уважаемые постоянные оппоненты ссылаются на то, «что это исторический факт», т. е. гипотеза выдается за реальное событие. Но любое высказывание о событии представляет собой интерпретацию этого события. Не только высказывание, сама мысль невозможна без интерпретации. Является необоснованным смешение знания и реального события. Исторический факт представляет собой достоверное научное знание о человеческом прошлом. Проблема исторического факта заключается не только в объяснении, но и выделении события или явления. В любой науке, в том числе и гражданско-правовой, существует недостоверное знание. Появление недостоверного знания нередко связано с поверхностным, неглубоким объяснением исторических событий. Следствием недостаточной критики сведений, сообщаемых историческим источником, является неосознанное принятие этих сведений на веру.

Первоначальной исходной точкой, объясняющей «обязательство», «договор» и другие классические институты гражданского права, считается знание, характеризующееся длительной устойчивостью. Устойчивым знанием является такое знание, которое существует, не изменяясь, длительное время, и которое не удалось опровергнуть (найти значительные непреодолимые аномалии). Обычно оно является основой науки.

Автор настоящей работы подвергается постоянной критике по вопросу о природе вексельного договора. Которого. Как полагает автор, судить о его заключении можно только на основании установления совпадения двух воль договаривающихся сторон на передачу и принятие векселя. Задаются вопросы: Какой вид или тип договора в векселе? Какие существенные условия договора? Предмет договора? Какие стадии заключения договора (оферта или акцепта) и чем определяется момент заключения договора? и т. д. При этом оппоненты не хотят признать, что договор, к примеру, в Европейском праве, может быть заключен без оферты и акцепта[164]. Критики договорной теории векселя пытаются представить договор в узком правовом значении и только в рамках, очерченных нормами гражданского закона и устоявшихся взглядов на классификацию договора, а не исходят из природы договора. Изложенные в Гражданском кодексе РФ договоры представляют собой замкнутую систему определенных договоров, каждый из которых имеет конкретное значение. Поскольку экономическая жизнь не стоит на месте, постоянно меняется, усложняется, то в определенных случаях поименованные в гражданском законе договоры не могут удовлетворить потребностей гражданского оборота. Между тем нормы п. 2 ст. 421 ГК РФ предусматривают: «Стороны могут заключить договор как предусмотренный, так и не предусмотренный законом или иными правовыми актами». Профессор Е. А. Суханов справедливо указывает, что «из принципа свободы договора вытекает возможность заключения договоров как предусмотренных, так и не предусмотренных законодательством. На этом основано деление договоров на поименованные (названые в ГК РФ или ином законе) и непоименованные (неизвестные закону, но не противоречащие общим началам и смыслу гражданского законодательства). Такие договоры иногда называют также договорами sui generic («своего», т. е. особого, «рода») или «нетипичными договорами». К ним применяются нормы наиболее сходные с конкретным договором или типом договоров (в чем, между прочим, проявляется практическое значение типизации договорных обязательств) и общие положения обязательственного (договорного) права, т. е. правило об аналогии закона, а при невозможности этого – аналогия права».[165] Сказанное профессором Сухановым Е. А., позволяет снять часть вопросов в отношении договора в вексельном обязательстве. Договор в договорной теории векселя является, прежде всего, нетипичным (непоименованным) договором. Другие вопросы о договоре можно будет снять, если исходить из природы договора как согласование двух воль, в результате которого возникает единая (согласованная) воля, есть ли договор или нет, можно судить, прежде всего, по этим элементам договора. Есть направленная на установление гражданских прав и обязанностей воля – есть договор, нет такой воли – нет договора. Что же такое воля? Воля – понятие и категория, прежде всего, психологии и философии. Как заметил справедливо профессор В. А. Ойгензихт, «Многие правовые понятия и категории непосредственно определяются соответствующими философскими категориями и понятиями… совершенно недопустимо искусственно создавать «свои» понятия и категории (Курсив авт.), искать специфику там, где ее нет, видеть задачу в конструировании этих понятий, а не в их специфичном применении. Многие категории и понятия не могут принадлежать только одной отрасли науки»[166]. Понятие воля как детерминанта поведения человека зародилось в Древней грециии и впервые было явно сформулировано Аристотелем (384–324 гг. до н. э.), который ввел это понятие как объяснительное, чтобы отличать поступки, совершенные на основе разумного субъекта, от поступков, вызванных его желанием[167]. В науке психологии под волей понимается сознательное регулирование человеком своего поведения и деятельности, выраженное в умении преодолевать внутренние и внешние трудности при совершении целенаправленных действий[168], и волевые действия развиваются на основе непроизвольных движений и действий[169]. Категорию «воля» в гражданском праве следует употреблять (применить) в том значении, в каком она поясняется психологией и философией.

На предопределяющее значение конкретной воли для констатации факта заключения договора неоднократно указывалось в авторитетных суждениях представителей философско-правовой мысли, классиков цивилистики Нового и Новейшего времени, классиков римского частного права. Г. В. Ф. Гегель характеризовал договор как «два согласия, посредством которых осуществляется общая воля»[170]. И. Кант подчеркивал: «Но ни через отдельную волю получающего обещание свое одного переходит к другому; это происходит только через объединенную волю обоих…»[171].

Профессора В. А. Ойгензихт дает объяснение понятию соглашения. Соглашение – это согласие, совпадение воль сторон, направленных на одну цель (Курсив авт.). Соглашение проявляется в двух формах изъявления воли: предложения и принятия. В каждом случае воля выражается односторонним образом, но необходимо, чтобы она была обращена к другой стороне прямо или косвенно. Здесь возникают различные вопросы о формах выражения воли. Нужно отметить, что нет обязательного требования определенности предложения в смысле конк ретного субъекта. Вопрос о юридическом эффекте предложения и принятия является спорным[172].

Таким образом, воля и волеизъявление сторон являются существенными условиями для любого гражданско-правового договора, в том числе нетипичных (непоименованных). В отличие от договоров, предусмотренных гражданским законом, о заключении нетипичного договора можно судить только путем установления наличия совпадения воль договаривающихся сторон. Договоры, основания вексельных обязательств относятся к нетипичным. Следовательно, о наличии или отсутствии договора можно судить только путем анализа соответствующих воль участников вексельного обязательства. При установке этой воли следует учитывать многое. Только воля вступающих в конкретное гражданское правоотношение может породить конкретный договор. Нет воли, нет ее изъявления, следовательно, не может состояться и договор. Условно договор, как и другая гражданско-правовая сделка, состоит из четырех элементов: субъектов, воли и волеизъявления, формы и содержания. Если пороки присутствуют в таких элементах договора, как субъект, форма или содержание, то закон во многих случаях дает возможность их «исцелять» (к примеру, субъект – филиал, не обладающий правосубъектностью и заключивший сделку, но этот порок правосубъектности можно «исцелить», если будет одобрение сделки в последующем юридическим лицом (ст. 183 ГК РФ)). То же самое можно сказать о форме: например, в сделках при уклонении стороны от нотариального удостоверения, другая сторона вправе принуждать к этому (ст. 165 ГК РФ). Если содержание не соответствует предписаниям норм права, то закон в отдельных случаях дает возможность оспорить (оспоримые сделки) эти сделки, путем, к примеру, установления специальных сроков исковой давности (1 год, ст.181 ГК РФ), т. е. «исцелять» недействительные оспоримые сделки. В отличие от других элементов, в отсутствии воли не может возникнуть какая-либо сделка (договор), волю нельзя исцелять. Воля, которая не изъявлена, также является причиной отсутствия договора. Она должна быть изъявлена, т. е. о воле лица должны знать окружающие, в первую очередь лица, которые хотели бы установить с ним конкретные гражданско-правовые отношения по поводу какого-либо объекта гражданских прав. Следовательно, воля и волеизъявление являются предпосылкой порождения не только договорного правоотношения, но и других гражданско-правовых отношений, всегда действует принцип единства воли и волеизъявления (без конкретной воли не может быть ее изъявления, и наоборот, изъявления воли фактически не может быть в отсутствие конкретной воли при нормальном процессе гражданского оборота).

Исследование подходов римских юристов к проблемам воли и волеизъявления в цивильном праве позволяет увидеть оптимальные пути решения данных проблем в российском вексельном праве. В римском праве договор, прежде всего, рассматривается исходя из волевого элемента договора. Как же представляли договор в римском праве? Как указывает профессор Ю. Барон, в римском праве двухсторонняя сделка (договор. – Примеч. авт.) возникает из соглашения двух или нескольких самостоятельно друг другу противостоящих воль (Выделено авт.)[173].

Следовательно, договор представляет собой соглашение двух договаривающихся воль (кстати, приводимое данное определение из римского права в наших работах почему-то неоднократно вызывало непонятную иронию оппонентов). Основываясь на данном определении, проф. Н. О. Нерсесов дает такую трактовку: «договор, как известно, есть совместное соглашение двух договаривающихся воль»[174]. Примерно то же самое утверждает проф. Ф. К. Савиньи: «Договор вообще есть соглашение нескольких лиц, определяющие их юридические отношения в форме выражения общей воли»[175].

Вексельный договор можно признать и формальным. Формальные договоры были известны римскому праву. Если в гражданском законодательстве понятие «формальный договор» не встречается, это не говорит о том, что такие договоры не могут быть. В римском праве такие договоры были. Они признаются и нашим гражданским законодательством, если его условия не противоречат закону.

Стоит заметить, что в римском праве выделяли безымянные договоры, которые не входили в число принятых реальных и консенсуальных договоров, но требовали своего признания. Это объясняется следующим: «в торговле и в деловой жизни других слоев населения изо дня в день складывались самые разнообразные отношения, из которых многие никак не укладывались в точные, тесные рамки установившихся контактов, не только формальных контрактов более старого права, но и новейших реальных и консенсуальных контрактов.

В поисках выхода из создавшегося положения постепенно пришли к тому, что если два лица договорились о каких-то имущественных предоставлениях друг другу, причем это их соглашение не подходило ни под один реальный или консенсуальный контракт, то, как только одной стороной обязательство исполнено, этой исполнившей стороне должна быть дана судебная защита. Первоначально этой стороне стали давать кондикционный иск (condictio) для истребования обратно ценностей, переданных другой стороне. Дальнейшее развитие права привело к тому, что исполнившая сторона получила иск и для понуждения другой стороны к исполнению ее обязательства (т. е. договорный иск)».[176]

С момента зарождения частного права в Древнем Риме одной из сложных, актуальных и практически значимых проблем является определение места воли и волеизъявления как элементов гражданско-правового договора.

Римские классики придавали большое значение истинной внутренней воле договаривающихся сторон. К примеру, в Институции Юстиниана говорится о том, что «если император думает об одной вещи, а проликтор – о другой, то не заключается никакого обязательства…(J, 3.19.23)»[177], т. е. римское право в первую очередь требовало выявления внутренней воли договаривающихся сторон. Если нет совападения внутренней воли сторон, то не может быть заключено какое-либо обязательство.

Третье положение, которому римские юристы придавают немаловажное значение, соответствие намерения стороны (внутренней воли) сказанным по этому поводу словам (внешнее проявление воли – волеизъявление). К примеру, в Дигестах читаем: «Кто говорит одно, а хочет другого, тот не говорит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, потому что он те слова не говорит»[178].

Таким образом, римские юристы деланают выводы, которые играют немаловажную роль в современной гражданско-правовой науке, гражданском праве и судебной практике при разрешении правовых проблем, возникающих из споров по гражданско-правовым обязательствам, в т. ч. договоров, а также в толковании и уяснении конкретных условий договора. По мнению римских юристов, прежде всего, необходимо установить волю лиц, вступающих в обязательственные правоотношения, установить, совпадают ли воли договаривающихся сторон. Далее предлагается выявить внешнюю волю – какие действия совершает сторона, т. е. установить волеизъявление. Но этого еще недостаточно. Необходимо доказать, соответствует ли внутренняя воля человека внешним ее проявлениям, т. е. соответствует ли поведение (слово) человека внутренней воле («Что он хотел?»). Эти постулаты, выведенные римскими юристами, можно считать классическими. Однако, несмотря на это, они, к сожалению, не всегда воспринимаются ни нормами современного гражданского права, ни правоприменительными органами. Более того, при разрешении конкретных споров часто забывают данные классические аксиомы римской юриспруденции.

Как указывает профессор Ф. К. Савиньи, «каждое юридическое действие – проявление воли вовне…»[179]. Исследуя нормы римского частного права, профессор В. М. Хвостов приходит к следующему выводу: «Для права имеет значение не одно только намерение и внутреннее содержание воли, но и воля, проявившаяся вовне и таким образом сделавшаяся доступной для познания со стороны третьих лиц и органов судебной власти. Способы проявления воли вовне весьма разнообразны. Главным является, конечно, слово. Но слово не есть самая воля, а лишь способ ее выражения (этого различия, кажется, не делало древнейшее римское право); и с другой стороны, слово еще не единственный способ изъявления воли»[180].

Сохранившиеся первоисточники римского права содержат достаточно большое количество материалов, указывающих на возможность выражения воли различными способами. Приведем несколько примеров из классического римского права. Наиболее распространенным договором, как известно, в римском праве была стипуляция (Stipulatio или sponsio), которая является абстрактным обязательством в своем первоначальном виде. Стипуляция, как и некоторые другие договоры, относится к вербальным договорам, обязывающая сила которых заключалась в произнесении определенных слов и словосочетаний (или словесных формул).

Чтобы составить себе мнение, как римские юристы относились к вопросу о воле и волеизъявлении, к примеру, в соглашениях, следует разделить эти соглашения (договора) на 2 типа с учетом их основания (каузы): абстрактные обязательства и казузальные, поскольку от того, к какому типу относится данный вид договора, зависят, прежде всего, способы выражения воли вовне.

Римское право признает вербальные контракты – стипуляцию, клятвенное обещание каждому при установлении приданного (материальные контракты); письменные контракты: обязательства из книжного долга (nexum); синграфы; хирографы: одни являются абстрактными (наиболее распространенные – стипуляция), другие – материальными, к которым относится большинство литеральных контрактов. Существуют также реальные контракты, которые, безусловно, могут быть отнесены только к материальным обязательствам, поскольку требуется «causa». К примеру, договор имеет юридическую силу для сторон только с момента передачи определенной вещи, являющейся предметом договора. К ним относятся договор займа, ссуды (commondatum), поклажи (depositum), так называемые «безымянные договоры» («do ut des» (мена), «do ut sacias»: даю какую-либо вещь, чтобы для этого отпустить на волю своего раба) и т. д.

Безымянные договоры возникают в классическом периоде римского права, следуя принципу «pact sunt servanda» («договор должен быть исполнен». – Примеч. авт.), и, по общему мнению романистов являются реальными, поскольку возникновение обязательства возможно только с момента, когда одна сторона исполнит свою обязанность.

Целью настоящего исследования не является изучение различных обязательств в римском праве, оно имеет более узкий характер: на примере одного элемента, воли и волеизъявления обязательств в римском праве, выяснить те положительные моменты, правовые конструкции, которые могут быть использованы в современном российском вексельном праве, чтобы ликвидировать пробелы и усовершенствовать гражданское законодательство, а именно нормы обязательств, выяснить сущность таких элементов гражданско-правового договора, как воля и волеизъявление, поскольку без этих элементов нельзя представить ни одну сделку, ни один договор.

Из отечественных цивилистов на понятия воля и волеизъявление обращает внимание профессор И. А. Покровский: «Договор по самому своему назначению есть способ регулирования отношений между частными лицами сообразно их индивидуальным интересам и потребностям. Естественно поэтому ведущей силой всякого договора является соглашение сторон, т. е. их воля. Юридические последствия договора принципиально наступают именно потому, что их желали авторы договора…»[181].

Русские цивилисты на основе действовавшего в тот период гражданского законодательства и судебной практики разрабатывают и развивают учения, прежде всего теорию обязательственного права. В этих трудах нашли отражение правовые понятия «воля, волеизъявление (выражение воли), мотив воли, воля сторон в договоре, воля завещания, волеизъявление при принятии наследства» и т. д. Для русского гражданского права, также как и для римского, было характерно то, что такому правовому элементу, как воля, уделялось достаточное внимание, поскольку гражданской доктриной воля определялась как существенное условие действительности договора[182].

Признавая волю одним из существенных условий всякого гражданско-правового договора, русская гражданско-правовая наука, за редким исключением, не старалась вникать в сущность воли и волеобразования.

По нашему мнению, наиболее полную картину сущности воли как одного из элементов гражданско-правового договора дал русский цивилист профессор Г. Ф. Шершеневич: «Существенными условиями действительности договора являются: 1) согласная воля нескольких лиц, 2) взаимное познание этой воли, 3) возможность содержания воли.

1. Договор основывается на соглашении, которое предполагает существование в известный момент времени согласной воли нескольких лиц. Согласие это должно заключаться в соответствии, а не в однородности содержания их воли…

2. Недостаточно существования согласной воли двух лиц или более. Соглашение предполагает взаимное познание этой воли, усвоение одним лицом содержания воли другого. До этого времени воля каждого лица представляет собой субъективное состояние, а потому лишена юридического значения, так как право имеет дело только с объективным миром…

3. Содержание воли сторон должно иметь юридическую цель, т. е. воля должна быть направлена на установление, изменение или прекращение юридических отношений…[183]».

Многие положения, высказанные профессором Г. Ф. Шершеневичем, в настоящее время фигурируют в качестве отдельных норм ГК РФ. Практически все современные учебники по гражданскому праву придают слову «воля» – то значение, которое близко к сформулированному профессором Г. Ф. Шершеневичем.

В русской цивилистике отдельных работ, посвященных волевым аспектам в гражданском праве, мы не встретили. Профессор Л. И. Петражицкий обосновывает волевую и психологическую теорию происхождения права. В своих научных трудах, таких как «Что такое право»[184], «Природа этнических явлений и правосознания как мотивов человеческих поступков»[185], «Очерки философии права»[186] и др.[187], он вы двигает теорию, согласно которой право является психическим фактором общественной жизни, этическим переживанием, эмоции которых имеют атрибутивный характер. При этом волевое составляющее психической деятельности человека, по мнению профессора Л. И. Петражицкого, играет одну из главных ролей в общественных отношениях.

Далее остановимся на взглядах русских цивилистов на другую составляющую волевого процесса – изъявления воли (или о волеизъявлении). В русской цивилистике о воле судили на основании изъявления воли. Профессор Е. В. Васьковский отмечает, что «для совершения сделки недостаточно одного намерения; это намерение должно быть обнаружено каким-либо образом; необходимо, как принято говорить, чтобы воля была выражена или изъявлена. Такие изъявления могут происходить различными способами и принимать разные формы»[188]. Им приводятся такие способы выражения воли, как «явные, или прямые, и скрытые (молчаливые), или косвенные. Явными называются всякого рода внешние знаки (слова, письмена, жесты), непосредственно направленные на изъявление воли. К числу скрытых относятся такие действия, которые хотя и не направлены непосредственно на изъявление воли, однако дают основание заключить, что такое изъявление сделано»[189].

Профессор В. И. Синайский характеризует волеизъявление (изъявление воли) как один из элементов гражданско-правовой сделки: «Другой принадлежностью юридической сделки будет надлежащее изъявление воли (волеизъявление). Такое изъявление воли существует в том случае, когда изъявление соответствует воле. В случаях же несоответствия приходится руководствоваться каким-либо критерием. Такой критерий одни видят в предпочтении воли ее изъявлению, т. е. признают сделку недействительной, если воля выражена ненадлежащим образом (Willenstheorie). Другие отдают предпочтение волеизъявлению перед волей, оберегая твердость гражданского оборота (Erklarungstheorie). Третьи стараются примирить обе теории, отдавая предпочтение то воле лица, то волеизъявлению в зависимости от интересов оборота (Vertauenstheorie). Большое значение при этом должна иметь добросовестность лиц, совершающих сделку. Наши законы исходят из презумпции, что изъявление воли обыкновенно соответствует воле; поэтому и письменные сделки (договоры) должны быть «изъясняемы по словесному их смыслу» (ст.1538). Если же возникают «важные сомнения» в надлежащем выражении воли, то сделки (договоры) «должны быть изъясняемы по намерению и их доброй совести» (ст.1539). Таким образом, суду предоставлено право, правда, ограниченное, толковать сделку лишь в случаях важных сомнений, руководствуясь двумя совершенно различными принципами – намерениями сторон (Willenstheorie) и доброй совестью, т. е. воззрениями оборота (Vertauenstheorie). Указанного противоречия и вообще неопределенности в данном вопросе не избегает законопроект обязательственного права (ст.72)».[190]

Профессор В. И. Синайский, в отличие от большинства авторов, рассматривает волю, как отдельный элемент сделки, а не в единстве воли и волеизъявления, т. е. часть сделки. Как он полагает, «третья необходимая принадлежность сделки – это сознательная и свободная воля. В тех случаях, в коих нет такой воли, принято говорить о пороках воли. Эти пороки воли выражаются в том, что лицо изъявляет свою волю, желая наступления последствий юридической сделки, которых оно бы не желало, если бы ясно представляло себе положение вещей (ошибка и обман), или в том, что, сознавая ясно положение дела, лицо тем не менее совершает юридическую сделку, хотя и не желает последствий этой сделки (принуждение)»[191].

Профессор К. П. Победоносцев, характеризуя договор и его элементы, подчеркивает следующее: «Сущность договора состоит в том, что он совершается в минуту полного, сознательного, единовременного соглашения воли… Контракт становится совершенным только в минуту окончательного, решительного соглашения двух воль, до этой минуты, стало быть, воля, с той и другой стороны изъявленная, есть односторонняя, условная воля. Она содержит в себе со стороны предлагающего: 1) обещание собственного действия, 2) ожидание имеющего последовать с другой стороны соответствующего обещания о воздействии. Стало быть, в таком положении заключение договора еще ожидается; стало быть, воля, не определившись окончательно, имеет еще возможность измениться, вновь определить себя. До какой минуты сторона, сделавшая предложение, связана своим предложением в ожидании ответа? Очевидно, что от нее самой прежде всего зависит, вместе с предложением означить, до какого срока будет ожидать ответа. Если же срока не поставлено, то предполагается, что ответ должен быть прислан заблаговременно. Это значит, что времени на размышление отсутствующему вообще не полагается; он должен решиться тотчас и послать свой ответ, как только можно скоро»[192].

Другой основоположник русской цивилистики профессор Д. И. Мейер акцентирует внимание на воле и изъявлении воли. Так, он пишет: «Самое общее определение действия, что оно есть проявление воли; воля же – врожденная способность человека, которая принимается как нечто данное, готовое, – сила, которая проявляется наружу. Не требуется для действия в общем смысле, чтобы воля обнаружилась какими-либо мерами, предпринимаемыми человеком, совершением чего-либо вовне; воля может проявиться в одном сознании, но такие проявления воли, ничем не проявившиеся вовне, не подлежат области права: нет возможности связать с внутренними действиями человека какие-либо юридические последствия, потому что сами действия эти неуловимы для права. Если бы, например, законодательство вздумало подвергать граждан наказанию за саму мысль о каком-либо преступлении, за одно намерение совершить его, то как уловило бы оно этот помысел?[193]

Профессор Д. И. Мейер убедительно раскрывает смысл изъявления воли или выражения воли: Недостаточно одного существования воли: область права обнимает только внешние действия, подлежащие наружному определению; для нее существенно, поэтому, чтобы воля выразилась. На это выражение воли, само проявление ее мы и обратим теперь внимание. И действие, конечно, также служит выражением воли, так что юридическое действие представляет две стороны: независимо от того, что оно имеет юридическое значение, оно есть выражение воли. Но воля может проявиться предварительно совершением действия; в таком случае проявление воли составляет также юридическое действие само по себе, так что вместо одного действия представляется два.

Но даже нет надобности, чтобы воля была выражена словесно, устно или письменно; она может быть выражена и без помощи слова. Кроме языка словесного у человека есть другой – язык мимики: известные телесные движения находятся в такой тесной связи с движениями души, что, несомненно, свидетельствуют о выражении воли[194].

По справедливому замечанию профессора В. А. Ойгензихта, имущественные отношения предполагают не просто наличие волевых отношений, не просто регуляцию поступка, но в принципе согласованность воли участников этих отношений. Вопрос о согласованности воль – древний вопрос юридической науки и практики (Курсив авт.)[195].

С учетом изложенного, можно прийти к следующим выводам. Когда говорим о том, что основанием главного (основного) вексельного обязательства является договор, то имеем в виду не гражданско-правовой договор, который является основанием выдачи и принятия векселя (залог, купля-продажа товара и т. д.), а договор, который связывает две стороны (векселедателя и векселедержателя или других участников вексельных отношений), и представляет волю векселедателя на передачу векселя определенному лицу и волю первого векселедержателя на принятие этого векселя в целях установления, изменения или прекращения вексельных прав и обязанностей При этом изъявление воли может быть в устной или в письменной (что вполне допустимо) форме или же жестами мимики, а также путем совершения конклюдентных действий. Этот договор является нетипичным (безымянным), формальным, а моментом заключения этого договора является момент передачи векселя векселедержателю. Следовательно, существенным элементом вексельного договора является такие элементы, как воля и волеизъявление. Формальным этот договор следует назвать и потому, что процесс заключения этого договора не может быть рассмотрен как направление оферты и акцепт. Возможность заключения договора без направления оферты и ее акцепта, к примеру, предусмотрена ст. 2:211 Принципов Европейского договорного права[196]. Естественно, этот договор может быть не только односторонне обязывающим (или, как мы предлагаем, двухсторонне обязывающим, к этой теме автор посвятит последующие разделы настоящей работы).

Таким образом, в векселе присутствуют все элементы договорного начала, если даже исходить из норм позитивного права. Согласно п.1 ст. 420 ГК РФ договор рассматривается как соглашение двух или нескольких лиц об установлении, изменении или прекращении гражданских прав и обязанностей. Как справедливо отмечает профессор М. И. Брагинский, «для заключения договора необходимо выражение воли двух сторон (двухсторонняя сделка) либо трех и более сторон (многосторонняя сделка)»[197]. То же самое мы наблюдаем в правоотношениях по векселю. Для примера рассмотрим отношения между должником (выдавшим вексель) и первым держателем (первоприобретателем) этой бумаги. Этот договор является абстрактным, носит не только односторонне обязывающий характер, но и двусторонне обязывающий, поскольку первый держатель обязуется перед векселедателем совершить платеж за него в случае отсутствия у последнего денежных средств. Такая обязанность первого держателя векселя возникает в силу норм Положения о переводном и простом векселе перед следующими за ним индоссантами и векселедержателем.

В абстрактных вексельных обязательствах преобладающее значение имеет воля, как должника, так и кредитора. Воля – первичное явление по отношению к волеизъявлению. Только при совпадении двух воль договаривающихся сторон возникает вексельное обязательство. Следовательно, такое обязательство является договорным, значит, основанием возникновения вексельного обязательства становится договор, а не односторонняя воля должника (эмитента) по векселю. Однако отдельные вексельные обязательства могут возникнуть на основании односторонней воли или одностороннего обещания, но такое обязательство может только выступать по отношению к основному обязательству как подчиненное (более подробно автор остановится по этой теме в последующих разделах работы). Нет основного обязательства – не может быть в природе и подчиненного обязательства. И, наконец, только предъявление бумаги к платежу (акцепту) дает возможность разузнать истинную волю участников обязательства по ценной бумаге. Предъявление, как юридическое действие, порождает соответствующие субъективные гражданские права и обязанности. Нет предъявления – нет реализации прав по ценной бумаге. Сам по себе вексель, пока он не будет предъявлен к платежу (акцепту), не порождает и не может порождать какие-либо имущественные права.

Общеизвестно, что вексельные обязательства относятся к абстрактным гражданско-правовым обязательствам. Абстрактные гражданско-правовые обязательства, как мы указывали, были известны римскому частному праву. В римском частном праве, как следует из первоисточников, деление гражданско-правовых обязательств на абстрактные и материальные, как правило, проводилось без исследования внутренней правовой сущности таких обязательств, ограничивались наличием основания (каузы) или ее отсутствием. В одном случае для возникновения обязательства (или гражданско-правового договора) не требовалось основания (например, при стипуляции), в других, как правило, необходимо наличие основания (causa), т. е. не может быть «голого договора». Римские юристы, характеризуя абстрактные обязательства, не раскрывали это понятие, не пользовались такой правовой категорией, как абстрактное обязательство, поскольку юридическая практика того времени в этом не нуждалась. Суждения, изречения, выводы классиков римского частного права по большей части носили технико-юридический характер: в виде правовых формул и положений, юридических конструкций, решений казусов и т. п.

В отношении основания обязательства имеются различные воззрения на понятие основания договорных (каузальных) обязательств. Согласно одной точке зрения, «основанием сделки признается та правовая цель, для достижения которой сделка совершается… в основании сделки должно быть указано, с какой целью передается имущество. Имущество может быть передано, например, по договору купли-продажи с целью передачи в собственность другого лица с условием получения видимого удовлетворения – уплаты покупной цены за передаваемое имущество…[198] «…По мнению других цивилистов, основание сделки (договора) не только цель, но и тот правовой интерес, побуждающий лица вступать в обязательственные отношения. Таким образом, в гражданско-правовой доктрине преобладает мнение об отсутствии основания абстрактного обязательства. В большинстве своем авторы ограничиваются примером абстрактного обязательства вексельным обязательством или векселем.

Абстрактность векселя имеет некоторое отличие от других общегражданских абстрактных обязательств и выражена в ст. 17 Положения о переводном и простом векселе, которая устанавливает, что лица, к которым предъявлен иск по переводному векселю, не могут выдвинуть векселедержателю возражения, основанные на их личных отношениях к векселедателю или к предшествующим векселедержателям, если только векселедержатель, приобретая вексель, не действует сознательно в ущерб должнику. По справедливому мнению профессора Л. А. Новоселовой, «абстрактный характер векселя в отношениях между лицами, связанными хозяйственной (основной) сделкой, проявляется в переложении бремени доказывания. В отличие от обычной сделки, когда кредитор обязан доказать наличие основания обязательства, кредитор по векселю такие доказательства представлять не должен. Бремя доказывания, отсутствия основания либо недозволенного характера основания сделки, лежащей в основе вексельного обязательства, возлагается на должника»[199]. Вопрос об основаниях выдачи векселя лежит за пределами вексельного права.

В современной цивилистике по устоявшимся традициям принято считать, что в абстрактной сделке отсутствует указание на ее основание (causa), т. е. цель, на которую она направлена, при этом ее действительность не зависит от основания. Как нам представляется, на интересной позиции, которая не утратила свою актуальность и в наши дни, стоит профессор Г. Ф. Шершеневич по поводу абстрактных обязательств в сравнительном их анализе с материальными обязательствами (которые он называет обоснованными договорами): «В противоположность таким обоснованным договорам возможны договоры, отвлеченные от своего основания, когда контрагенты обязываются, не указывая вовсе на основание. Такие договоры, называемые абстрактными, вполне возможны… Для различия абстрактного договора и обоснованного возьмем долговое обязательство. Должник обязывается уплатить 100 рублей, которые (потому что) он получил от кредитора или же которые (потому что) он остался должен за пользование квартирой. Напротив, абстрактное обязательство выражается так: должник обязывается заплатить 100 руб. (без всякого объяснения почему) (Выделено авт.)

Практическое значение различия между обоснованными и абстрактными договорами сводится к тому, что отсутствие обстоятельства, составляющего основание обоснованного договора, выражает силу последнего, тогда как при абстрактном договоре неосуществление ожидаемого обстоятельства, которое имелось в виду той или другой стороной при установлении обязательства не имеет никакого влияния на силу договора»[200].

Таким образом, юридическая категория «абстрактность» для векселя состоит из трех составляющих:

1. Совершение должником платежей, предписанных на векселе.

2. При совершении действий должник не вправе ссылаться на межличностные отношения с кредитором, законность или незаконность владения векселем.

3. Законность владения векселем презюмируется, независимо от поступившего должнику заявления какого-либо предупреждающего векселедержателя об утрате, хищении или выбытии иным образом помимо его воли.

Обязанности и права сторон по абстрактному договору между должником и кредитором по векселю следующие:

1. Обязанность должника по этому договору заключается в передаче имущественных прав по бумаге, реализация которых в пользу держателя возлагается непосредственно на него.

2. Право первого приобретателя заключается в принятии этой бумаги, требовании исполнения по этой бумаге, а его обязанность заключается в совершении платежа по векселю за должника в предусмотренных законом случаях.

Следовательно, полагаем, верен вывод о том, что вексельный договор представляет собой согласование воль договаривающихся сторон, в результате которого возникает единая (общая) воля на установление, изменение или прекращение вексельных прав и обязанностей и передачу-принятие векселя.

Вексельный договор является формальным, абстрактным, не связанным вневексельными отношениями (хозяйственными, предпринимательскими, межличностными и др. отношениями) и выражается через единую волю векселедателя (векселепередающего) и векселедержателя (векселепринимающего) на установление, изменение, прекращение вексельных прав и обязанностей. Волеизъявление возможно в письменной, устной форме или в виде конклюдентных действий, а также определенными жестами мимики.

Данный договор следует рассматривать как формальный, по примеру стипуляции в римском праве. Автор разделяет мнение о природе формального договора для векселя, изложенное профессором Ф. К. Савиньи, которое полностью можно отнести к вексельному обязательству: «Существенные черты новой теории состоят в следующем. Стипуляция как чисто формальная сделка уже сама по себе служит основанием иска; но для своего практического осуществления, состоящего в превращении той или другой претензии в имущество кредитора, она должна быть дополнена какою-либо causa, т. е. юридическим элементом, связующим ее с какими-либо материальными юридическими отношениями. Без сомнения, в древнейшем праве такого порядка вещей не существовало; юридические отношения стали основываться на материальном элементе только с того времени, когда перестали соблюдать чистую форму.

Все сказанное о римской стипуляции имеет силу и для неформального контракта действующего права, который заступил на ее место и, следовательно, также носит характер чисто формальной юридической сделки.

Если мы далее спросим, в чем может состоять causa или юридический элемент, составляющий дополнение стипуляции (а, следовательно, и нашего nudum pactum), то ответ следует искать в одном из трех разрядов действий, к которым сводятся все имущественные приобретения…»[201].

Предложение автора о формальном характере вексельного договора, имеющего характер стипуляции, основано на исследованиях профессора И. А. Покровского, который доказывает, что «на основании stipulatio возникает обязательство строго одностороннее: кредитор – только кредитор и должник – только должник. В этом сходство stipulatio с обязательствами старого цивильного права (nexum, обязательство из legatum). Далее это обязательство stricti juris: кредитор может требовать только того, что было обещано, без всяких дополнений; он не может требовать ни возмещения убытков, происшедших от неисполнения, ни процентов. С другой стороны, обязательство из stipulatio есть обязательство абстрактное: оно возникает только вследствие того, что на вопрос кредитора должник ответил «spondeo»; почему он дал такой ответ – это для stipulatio безразлично, и ссылаться на те или другие отношения, приведшие к stipulatio, – так называемая causa, – ни кредитор, ни должник не вправе…

Благодаря чрезвычайной простоте и гибкости своей формы, stipulatio скоро приобрела широкое распространение: любое содержание могло быть облечено в форму вопроса и ответа. Вместе с тем эта форма в высокой степени облегчала и доказывание долга в процессе: для обоснования иска достаточно было только доказать факт stipulatio. Понятно поэтому, что stipulatio сохранила свое первое место в контрактной системе даже после того, как получили признание все другие контракты – консенсуальные, реальные и т. д.: во многих отношениях она представляла для деловых людей незаменимые удобства (вроде современного векселя). Часто ради этих удобств (доказывания, строгости иска и т. д.) стороны и другие обязательства (например, долг из купли-продажи) превращали в обязательство стипуляционное (novatio), – совершенно так же, как в наше время облекают в форму векселя. И можно даже определить stipulatio в этом отношении как устный вексель»[202]. Следовательно, вексельный договор имеет все признаки стипуляции, что в свою очередь позволяет назвать его формальным. И, наконец, о существовании конкретного вексельного договора необходимо судить по факту наличия векселя-документа у вексельного кредитора.

§ 3. Воля и волеизъявление – существенные элементы вексельного договора

Договор является основанием возникновения главного вексельного обязательства. Существенные элементы вексельного договора – воля и волеизъвление.

Под договором, как источником обязательства, понимают такое волеизъявление сторон, в силу которого возникает обязательство для одной или обеих сторон. Однако чаще определяют договор как соглашение, а не как особое волеизъявление. Такое определение договора не совсем точно. Согласие предполагает соединение двух воль, а не образование новой одной воли. Между тем договор характеризуется именно тем, что он есть новая, единая воля. Вследствие образования новой воли (волеизъявления) невозможно ее разъединение и этим путем – прекращение договора. Договор может быть изменен или прекращен новым договором. Однако договор, как особое волеизъявление (или соглашение), не означает еще признания в обороте усмотрения сторон[203]. Автор на основании положений учения о воле и волеобразовании, разработанных психологией и философией, проводит исследование формирования воли и ее изъявления (волеизъявления) применительно к вексельному праву. Общая структура волевого процесса, т. е. юридического волеобразования и волеизъявления, доказывает, что основанием возникновения основного вексельного обязательства является договор (Рис. 1).

В формировании воли (см. рисунок 1) существенную роль (одну из главных ролей) играет мотив поведения участника правоотношения. Профессор В. А. Ойгензихт, исследуя категорию мотива, указывает, что существуют два аспекта мотива. С одной стороны, он выступает в качестве мотивации как объяснение решения, поступков, довод; с другой – мотив проявляется в качестве побудительной причины, вербализации цели. В этом виде выступает в основном не как детерминант волевого поведения, а как стадия волевого процесса. Но нужно помнить о единстве обоих аспектов. Нельзя, однако, отождествлять побуждение и мотив. И все же встречаются определения мотива, в которых основной акцент делается не на осознание, а именно на побуждение[204].

Рис. 1. Волевой процесс

Для суда, рассматривающего конкретное дело по вексельному спору, важное значение может иметь не только сама воля, как таковая, но и процесс формирования этой воли (волеобразование). В частности, для судьи важно: не нарушен ли нормальный процесс волеобразования; нет ли порока или дефекта в волеобразующих элементах; могли ли физиологические действия происходить в нормальном режиме (т. е. дееспособность человека) при формировании воли; как шел процесс внутреннего волевого действия; какие волевые усилия совершало лицо, чтобы окончательно сформировалась истинная воля; каким образом мотив и мотивация влияли на формирование воли; соответствует ли воля мотиву или наоборот; не было ли нарушения в процессе образования воли, какие из них имели место извне, какие внутри (в мозгу) (например, при болезненном состоянии человека) и т. д. Таким образом, нетрудно сделать вывод о том, что без соответствующего исследования воли и волеобразования нельзя утверждать, что суд (судья) установил истинную волю участников вексельных отношений, к примеру, оспаривающих факт выдачи, передачи или принятия векселя, или другую вексельную сделку и т. д. Как свидетельствует практика, очень часто судья выносит решение, основываясь только на внешней воле, но, не исследуя ее, что зачастую приводит к незаконному неправильному решению.

Итак, волю в аспекте вексельного договора можно описать или охарактеризовать следующим образом:

1. Процесс образования воли не должен иметь какие-либо пороки.

2. Воля должна соответствовать нормам-предписаниям вексельного закона.

3. Воля является существенным обстоятельством для возникновения вексельного договора, нет воли – не может возникнуть вексельный договор (т. е. передача векселя не состоялась).

4. Вексельное обязательство, которое возникло без воли субъекта этого правоотношения, является порочным и не должно порождать какие-либо субъективные вексельные права и обязанности.

5. «Безвольные» вексельные правоотношения являются «мнимыми» правоотношениями.

6. Воля и изъявление воли образуют единый волевой процесс.

7. На окончательное формирование воли оказывают влияние нормы вексельного права (нормы-запреты), запрещающие совершение определенных действий (бездействия) или предписывающие совершение определенных действий (бездействия) под страхом наступления негативных последствий для конкретных субъектов. К примеру, согласно ст. 70 Положения о переводном и простом векселе, исковые требования индоссантов друг к другу и к векселедателю погашаются по истечении шести месяцев, считая со дня, в который индоссант оплатил вексель, или со дня предъявления к нему иска. Следовательно, воля в определенных случаях должна не противоречить закону, т. е. в заключительной стадии формирования воли она регулируется нормами вексельного закона.

8. Воля интересует право до тех пор, пока она направлена на установление какого-либо юридического результата. Если конечный результат не охватывается регулирующим действием права, то такая воля безразлична как для права, так и для правоприменительной практики. Спор из такой воли не может являться гражданско-правовым и не входит в компетенцию судебных и иных юрисдикционных органов.

9. Любая воля и волеизъявление должны быть исследованы в рамках нормы конкретного закона.

В юридическом аспекте, на наш взгляд, волю можно разделить на «одностороннюю» и «двустороннюю» («многостороннюю»). «Односторонняя воля» – воля субъекта, которая формируется без какого-либо влияния воль других лиц. «Двусторонняя» воля – воля субъекта, которая подвергается воздействию воль других субъектов вексельных правоотношений, корректируется, уточняется, т. е. происходит частичное изменение первоначальной воли.

Воля сформирована. Лицо желает добиться определенного правового результата или, наоборот, избежать данного результата. Для этого он свою волю должен изъявить каким-либо образом, чтобы посторонние поняли, что желает данное лицо, т. е. лицо должно выразить свою волю внешнему миру. Как принято говорить, «выразить волеизъявление». Таким образом, сформированная воля побуждает к определенному волеизъявлению, т. е. «проявить волю или изъявление своего желания»[205]. Значит, воля как гражданско-правовая категория является важной в гражданско-правовых отношениях, в том числе вексельных. Профессор В. А. Ойгензихт справедливо подчеркивает следующее: То, что юристы, уделяя определенное внимание проблеме воли, фактически не вдаются в суть самого этого понятия, не раскры вают его содержания, отнюдь не означает, что сама указанная проблема менее остра в праве (Курсив авт.). Собственно говоря, юристов можно в какой-то мере понять. Даже на фоне многочисленных ис следований психологами разных сторон психической жизни чело века проблема воли оказалась в течение многих лет в забвении. Наверное, справедливы и утверждения, что вряд ли какая-либо категория имеет столь много неопределенных положений и что в проблеме воли чересчур много неясного и просто запутанного[206].

Изъявить волю – значит довести свою волю до окружающего мира. «Право может распознать волю только во внешнем ее проявлении, лишь после того как она выразилась вовне в каком-либо факте»[207]. Безусловно, окружающие о волеизъявлении волеизъявляющего могут узнать только в том случае, если в поведении последнего присутствуют признаки, показывающие это.

Издревле человек использовал для этого языковые возможности, жесты, т. е. совершал какие-то действия или, наоборот, бездействовал. Действия (бездействия) могут выражаться в совершении определенных действий (передача векселя) или конклюдентных действий (т. е. совокупность определенных действий в определенной последовательности и определенным способом) в словесной форме или форме молчания, в изображении письменных знаков (письменная форма) и т. д., которые направлены на достижение определенного правового результата.

Пример. Есть воля на приобретение конкретного векселя. Но эту волю можно реализовать разными путями: приобрести вексель на основе договора купли-продажи; мены, уступки, и т. д. или же на основании формального акта путем передачи и принятия векселя непосредственно от векселедателя. Количество альтернатив волеизъявлений не всегда зависит от одного лица, стало быть, в юридическом плане волю можно разделить на одностороннюю и двустороннюю (многостороннюю). Если в правоотношении действуют 2 лица, то волеизъявление конкретизируется только в том случае, если будет совпадение воли и волеизъявления другого лица (к примеру, векселедателя и векселеприобретателя).

В вексельном обороте может иметь место двусторонняя воля, если есть совпадение не только воли, но и волеизъявления двух участников конкретного правоотношения. Не будет совпадения воль и волеизъявлений двух участников конкретного правоотношения – сделка не состоится и т. д. При этом определяющее значение будет иметь совпадение воль договаривающихся сторон, факультативное значение – волеизъявление (рис. 2).

Рис. 2. Волеизъявление

К примеру, одно лицо (векселеприобретатель) желает приобрести вексель на основании мены, купли-продажи. Вторая сторона (векселедатель) хочет передать вексель непосредственно ему. Значит и у первой и у второй стороны разные воли и волеизъявления.

Следовательно, определяющим в возникновении вексельного обязательства являются не конкретная воля и волеизъявление сторон, а совпадение воль и волеизъявлений договаривающихся сторон. Главное значение для вексельного обязательства, и юридически значимое, имеют воля и волеизъявление участников вексельного договора, если они включают: общее сходство; одинаковость; могут быть совместимы; соединены или сочетаемы. В этом случае они порождают отдельное вексельное правоотношение. Следовательно, заключен или не заключен вексельный договор, в первую очередь можно узнать по совпадению воль договаривающихся сторон (иначе говоря, договор между двумя волями), во вторую – насколько совпали изъявления сторонами воль, поскольку изъявление воли – внешнее изображение воли. Если имеются пороки в волеобразовании одного из участников договорного вексельного правоотношения, то можно сделать вывод о недействительности или частичной недействительности этого договора (или другой вексельной сделки). Только при наличии одного из указанных условий имеет место совпадение волеизъявлений, в противном случае этого нет.

Таким образом, можно прийти к следующим выводам:

1. Категория «воля» является важной не только для вексельного, но и гражданского права в целом. В учении о договорах в гражданском праве воля выступает одним из главных составляющих любого гражданско-правового договора. Профессор Р. Ф. Иеринг, исследуя волю (как внутреннюю, так и внешнюю) человека, приходит к выводу о том, что «без достаточного основания движение воли столь же немыслимо, как движение материи; свобода воли, понимаемая в том смысле, будто воля может прийти в движение без какого-либо принудительного основания не что иное, как сказочник Мюнхгаузен, извлекающий самого себя»[208]. Принудительным основанием движения воли, по мнению профессора Р. Иеринга, является цель о будущем, которая воля полагает осуществить (Выделено авт.)[209]. Вексельный договор также невозможно представить без учета воли.

2. Воля и волеизъявление выступают в единстве и могут быть ограничены нормами запрета или предписаниями вексельного закона, а также факторами и обстоятельствами неправового характера.

3. Воля и волеизъявление образуют единый процесс, который можно назвать «волевым процессом». Волевой процесс (формирование воли (т. е. волеобразование) и изъявление воли) является многоступенчатым и сложным явлением.

4. Предопределяющее значение для вексельного договора имеет совпадение воль и изъявление воль договаривающихся сторон.

5. Воля не может возникать в свободном (или «чистом») виде. На волеобразование влияют различные факторы: физиологические, мотивы, мотивация, правовые нормы-запреты, предписания, деловые обычаи, обыкновения и т. п. Поэтому следует различать внутреннюю и внешнюю волю. Последняя формируется под влиянием различных факторов и, как правило, в полной мере не соответствует первичной воле, поскольку под влиянием различных обстоятельств подвергается определенному изменению.

6. Изъявленная воля может быть свободной или выражена с некоторыми ограничениями под влиянием вексельных норм-запретов, предписаний, а также факторов, не имеющих правового характера.

7. Волю можно подразделить на внутреннюю (первоначальную) и истинную (действительную). Истинная (действительная) воля вырабатывается на основе первоначальной воли под воздействием физиологических, психологических и физических процессов и факторов и выражается путем совершения конкретного волевого усилия в способе выражения этой воли (изъявление воли). Для вексельного права имеет значение конечная воля – действительная воля.

8. Несмотря на то, что истинная и действительная воли в праве рассматриваются как правовые категории-синонимы, в отдельных случаях истинная воля может не совпадать с действительной волей.

По мнению автора, вексельный договор своим возникновением обязан согласованной воле договаривающихся сторон-участников вексельных отношений. Думается, что в результате этого формируется единая воля на установление, изменение или прекращение вексельных прав и обязанностей. Только единая воля вступающих в конкретное вексельное правоотношение может породить конкретный вексельный договор. Нет воли, нет ее изъявления, следовательно, не может состояться и вексельный договор. В отсутствие воли не может возникнуть какая-либо сделка (договор), волю нельзя исцелять. Воля, которая не изъявлена, также является причиной отсутствия договора. Она должна быть изъявлена, т. е. о воле лица должны узнать окружающие, в первую очередь лица, которые хотели бы вступить с ним в конкретные вексельные отношения по поводу установления, изменения или прекращения вексельных прав и обязанностей. Всегда действует принцип единства воли и волеизъявления (без конкретной воли не может быть ее изъявления, и, наоборот, изъявление воли не может быть фактически в отсутствие конкретной воли при нормальном вексельном обороте).

Уяснить волю сторон вексельного договора значит толковать эту волю, т. е. толковать условия договора. «Толкование есть искусство, – пишет профессор Ф. К. Савиньи, – …это искусство, как и любое другое, невозможно передать или приобрести через правила»[210]. Если толковать вексельный договор исходя из норм позитивного права, то здесь встречаются большие трудности, связанные с недостаточным исследованием данной проблемы российской цивилистикой, противоречивостью судебно-арбитражной практики по разрешению гражданско-правовых споров, связанных с толкованием условий договора между сторонами. Это проблема, прежде всего, связана с тем, что в ГК РФ нет специальных норм, ориентирующих на однообразное толкование условий договора, за исключением неудачной, на наш взгляд, формулировки норм ст. 431 ГК РФ. Согласно ст. 431 ГК РФ, при толковании условий договора судом принимается во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений. Буквальное значение условий договора в случае его неясности устанавливается путем сопоставления с другими условиями, смыслом договора. Если правила, содержащиеся в части первой настоящей статьи не позволяют определить содержание договора должна быть выяснена действительная общая воля сторон с учетом цели договора.

Как представляется, данная норма содержит не только внутреннее противоречие. При буквальном следовании ее предписаниям однозначно можно сделать вывод о том, что судья (суд) вряд ли вынесет правильное решение по конкретному вексельному спору. Давайте попытаемся понять, почему такое возможно?

Законодатель предписывает «при толковании условий договора судом принимаеть во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений». Суд в каждом конкретном случае обязан обращаться к нормативному толкованию конкретного слова или выражения. Однако различные издания (Словарь Русского языка, Словарь Ожегова, Словарь Даля и т. д.), дают различные толкования слов. К примеру, слово «юрисдикция[211]«имеет значения: 1. Право производить суд, решать правовые вопросы; 2. Область, на которую распространяется такое право; или же «юрисдикция[212]«– круг полномочий суда или административного органа по правовой оценке конкретных фактов, в т. ч. по разрешению споров и применению предусмотренных законом санкций.

Даже среди правоведов в большинстве случаев нет однозначного толкования юридических терминов. А если взять слова или выражения из текста договора, имеющие иностранное происхождение, вряд ли мы найдем единодушие по поводу толкования значения слова не только среди юристов, но и специалистов-филологов.

Допустим, суд остановливается на одном из официальных толкований слова или выражения и принимает какое-то одно значение данного слова или выражения. Всегда ли совпадает смысл слова или выражения, который вкладывают стороны при заключении договора? Думается, нет. Потому что стороны или одна из сторон могли вложить в слово или выражение совсем иной смысл. Следовательно, суд вопреки интересам сторон или потерпевшей стороны (потерпевшей стороной в нашем случае предполагается сторона, которой необходимо предоставить судебную защиту. – Примеч. У.В.Н.) и цели заключенного договора может прийти к совершенно противоположному выводу, и последует вынесение неправильного решения. К примеру, суд откажет удовлетворить иск одной из сторон или в разрез интересам, как истца, так и ответчика признает договор незаключенным, хуже того – недействительным, что на практике часто имеет место.

Таким образом, правило, сформулированное в абз. 1 п. 1 ст. 431 ГК РФ, не отвечает потребностям нормального гражданского оборота, поскольку у сторон по договору нет уверенности в том, что суд правильно даст толкование условий договора. Оправдано ли это с точки зрения основного принципа гражданского права «автономии воль»? Безусловно, нет. Только стороны по договору вправе придать его условиям те значения, которые они имели в виду при заключении договора.

Фактически указанное в ст. 431 ГК правило дает большие возможности судьям вторгнуться в сферу частных интересов и судейского усмотрения. Более того, норма ст. 431 ГК РФ, как указывалось, страдает внутренними противоречиями. На что направлено «уяснение буквального значения содержащихся в нем слов и выражений»? Только на установление воли сторон путем толкования волеизъявления воли сторон, т. е. в данном случае отдается предпочтение волеизъявлению. Но во второй части данной нормы указывается, если эти правила не позволяют определить содержание договора, должна быть выяснена действительная воля сторон. Как понимать предложение «Принять во внимание буквальное значение содержащихся в нем слов, выражений»? Нечто иное, как не установить волеизъявление (которое выражено словами и словосочетаниями) и установить волю участников договора, указывающие на достижение или согласие по тем или иным условиям договора. Представим, что истинное волеизъявление при толковании договора не позволяет установить волю сторон. Тогда закон предписывает выяснить истинную волю сторон. Этого невозможно достичь, поскольку о воле стороны можно судить только по ее изъявлению. Каким же образом можно уяснить эту волю? Получается замкнутый круг. Германский гражданский закон (§ 133)[213] гласит: «При толковании волеизъявления должна быть исследована действительная воля, и нельзя быть связанным буквальным значением выражения». В ст. 431 ГК РФ заложен принцип приоритета воли. Представляется, формулировка § 133 ГГУ более отвечает современным требованиям имущественного оборота. На наш взгляд, имеется насущная потребность в переработке нормы ст. 431 ГК РФ. В нее следует заложить иные принципы толкования договора, в противном случае в практике судебных органов будет доминировать принцип «судейского усмотрения», который несовместим с принципом свободы договора. Если руководствоваться нормой ст. 431 ГК РФ, то толкование договора происходит исключительно без учета воль сторон в договоре и только на основании умозаключения конкретного судьи (умозаключения и участников договора могут быть совершенно разными, в зависимости от профессиональной, юридической, образовательной подготовки и т. п.).

Практика требует совершенствования толкования условий договора, т. е. уяснения истинной воли договаривающихся сторон. В гражданском праве одним из основополагающих принципов является свобода договора. Этот принцип закреплен в ст. 421 ГК РФ. «Граждане и юридические лица свободны в заключении договора». Но этим принципом в полном объеме руководствовались в классический период развития гражданского права. В настоящее время, в век бурного развития промышленности, всеобщей информатизации и автоматизации, этот принцип сужен до минимума. На свободное волеизъявление сторон при заключении договора влияют как различные предписания законов и нормативных актов (п. 4 ст. 421, 422 ГК РФ), так и другие факторы. Во многих случаях доминирует сильная в экономическом отношении сторона (монополисты и др.) путем навязывания другой стороне всевозможных, примерных условий страхования, банковского вклада и т. п. (ст. 427 ГК), в другом случае – использование так называемых договоров присоединения (ст. 428 ГК). На эти обстоятельства обращали внимание еще русские, так и иностранные правоведы XIX в. Так, по мнению Л. Дюги, «нет и свободы договоров. В современной жизни обычно отсутствуют выработка и определение содержание будущего договора двумя независимыми друг от друга сторонами. Чаще всего одна из них просто присоединяется к определенному существующему порядку, регулирующему жизнь крупных социальных образований – фабрично-заводской мастерской, железной дороги, страховой кампании, большого магазина и т. п. Этот порядок устойчив и не меняется по воле контрагентов. Отдельный человек бессилен перед целым учреждением, выполняющим свою социальную функцию согласно однообразным правилам, сформулированным в тарифах, страховых полисах, правилах внутреннего распорядка и т. д.»[214].

По мнению русского цивилиста профессора И. А. Покровского, «…эта свобода не может быть безграничной… Известные ограничения принципа договорной свободы неизбежны, и весь вопрос заключается только в том, как далеко они могут идти и в каких терминах они могут быть выражены. А это раскрывает перед нами новую и чрезвычайную трудную проблему – и, быть может, одну из самых труднейших проблем всего гражданского права»[215].

Слова профессора И. А. Покровского действительно были пророческими. В настоящее время указанная проблема стала более актуальной, поскольку принцип свободы договора претерпел существенные изменения в сторону его сужения и принижения. Эти обстоятельства также подчеркиваются ведущими цивилистами современной России[216]. Следует константировать, что фактически принцип свободы договора действует только между частными лицами.

Актуальными являются исследования соотношения воли и волеизъявления в гражданском праве, в том числе и в вексельном праве. Чему отдает предпочтение наш гражданский закон – воле или ее изъявлению? (Этот вопрос имеет также актуальное и принципиальное значение при разладе между волей действительной и изъявленной). В цивилистике, как указывалось выше, придерживаются трех принципов:

1. Предпочтение воли ее изъявлению.

2. Приоритет волеизъявления.

3. Предпочтение воли или волеизъявлению в зависимости от интересов гражданского оборота.

Какие принципы указанных теорий заложены в российском гражданском праве? Какие преимущества и недостатки этих принципов? Возникающие в процессе волеобразования проблемы установления истинной воли и волеизъявления участников гражданского оборота носят далеко не исчерпывающий характер. Автором сделана попытка обозначить вопросы наиболее актуальные как для правоприменительной практики, так и для цивилистики, в том числе вексельного права. Начинать исследование обозначенных проблем, как полагает автор, следует с последней краеугольной проблемы – соотношения воли и волеизъявления в современном гражданском праве, поскольку она является одной из краеугольных. Данный вопрос в юридической литературе новейшего времени мало исследован и освещается крайне редко. Как правило, при освещении отдельных вопросов не углубляются в данную проблему. Этот вопрос фактически не находит должного отражения в разъяснениях высших судебных инстанций (Верховного Суда РФ, Высшего Арбитражного РФ, Конституционного Суда РФ).

Исследование норм Гражданского кодекса РФ и судебной практики, как полагает автор, дает основание сделать вывод о том, что в российском гражданском праве применяются все три принципа соотношения воли и волеизъявления: «приоритет волеизъявления», «предпочтение воли изъявлению»; «предпочтение воли или волеизъявления с учетом гражданского оборота».

Правовые проблемы соотношений воли волеизъявления были предметом отдельных исследований советских ученых, но их трактовка отличается от классического учения о соотношении воли и волеизъявления, выработанного германскими цивилистами XIX в. и получившего дальнейшее развитие в русской гражданско-правовой науке. Например, в советской юридической литературе преобладали следующие теоретические выводы. Профессор Н. В. Рабинович полагает, что «при расхождении между волей и волеизъявлением (если все же воля распознаваема и сделка вообще может быть признана состоявшейся) предпочтение должно быть отдано воле, а не волеизъявлению»[217]. По мнению профессора И. Б. Новицкого, «…юридические последствия связываются именно с волеизъявлением, благодаря чему и достигается устойчивость сделок и гражданского оборота в целом…»[218], т. е. предполагается отдать предпочтение волеизъявлению. Профессор М. М. Агарков серьезнейшее значение придает и воле, и волеизъявлению[219]. Нетрудно заметить, что, в отличие от классиков русской цивилистики, известные советские правоведы-цивилисты соотношение воли и волеизъявления трактуют несколько иначе, чем русская и зарубежная гражданско-правовая наука. Но общий смысл не сильно отличался от суждений русских и иностранных цивилистов.

В современной юридической литературе преобладает взгляд, согласно которому «…основу сделок составляет действительная воля…»[220], хотя следует подчеркнуть, что эти же авторы обращают внимание на усиление роли волеизъявления (фактически отдается предпочтение волеизъявлению) в новом Гражданском кодексе. Приоритет воли перед волеизъявлением они объясняют существованием «…общей презумпции в пользу того, что волеизъявление соответствует воле и сделка по этой причине будет признана недействительной только при условии, если сторонам удастся доказать: в указанных случаях воля либо отсутствовала, либо была порочной, либо ей не соответствовало то, как она была выражена…»[221]. Профессора М. И. Брагинский, А. В. Витрянский полагают, что в российском гражданском праве имеется приоритет волеизъявления, но при этом не отрицают первичности воли и вторичности волеизъявления: «И все же, на наш взгляд, перечисленные случаи, при которых оценке подвергается волеизъявление, отнюдь не означают его примата по отношению к воле. Такой примат не может существовать, ибо следствие не может быть поставлено впереди причины»[222].

Таким образом, в российской цивилистике доминирует теория предпочтения волеизъявлению воле, и, как правило, вопросы соотношения воли и волеизъявления не связываются с интересами требований нормального гражданского оборота. Разлад между волей и волеизъявлением рассматривается только как одно из условий недействительности сделок. Между тем опыт правоприменения зарубежных стран и потребности экономического оборота требуют «исцеления» от такого разлада путем создания в гражданском законе различных правовых конструкций (на некоторых мы остановимся ниже). Российское гражданское право содержит нормы, которые отдают предпочтение воле, а также нормы, в которых, наоборот, имеет место обратное: отдается предпочтение волеизъявлению. В отдельных случаях законодатель использует и третий принцип: предпочтение воли или волеизъявления в интересах стабильности имущественного оборота.

Далее рассмотрим группу норм ГК РФ, в которых наблюдается приоритет воли. При этом имеется причинно-следственная связь воли и волеизъявления, т. е. волеизъявление является следствием воли. Воля является доминирующим в части элемента сделки (договора) либо другого гражданского правоотношения. Воля предопределяет волеизъявление. Воля выбирает способ волеизъявления свободно или в рамках, начертанных гражданским законом (словесный и письменный, простой или нотариальный, конклюдентными действиями и т. п.). Воздействие на волеизъявление в рамках гражданского закона наблюдаем тогда, когда законодатель в интересах экономического или имущественного оборота вводит определенные ограничения. Эти ограничения могут быть связаны, например, с защитой слабой обороны гражданского правоотношения, и только на основании закона. Как утверждает Ю. Павел: «мы не можем заключить соглашение ни в нарушение закона, ни в нарушение добрых нравов»[223].

Так, на формирование воли влияют предписания нормы ст.10 ГК РФ, согласно которым не допускаются действия граждан и юридических лиц, осуществляемые исключительно с целью причинить вред другому лицу, злоупотребление правом в иных формах, а также не допускается использование гражданских прав в целях ограничения конкуренции, а также злоупотребления доминирующим положением на рынке.

Определение истинной воли большого труда не составляет, поскольку воля только та, что воплотилась в слове, действиях (бездействиях). Если же в воле нет пороков, предусмотренных в ГК РФ (к примеру, ст. 170 ГК РФ (мнимая и притворная сделка)), 171 ГК РФ (сделка, совершенная несовершеннолетним, не достигшим четырнадцати лет), 175 ГК РФ (сделка, совершенная несовершеннолетним в возрасте от 14 до 18 лет), 176 ГК РФ (сделка, совершенная гражданином, ограниченным судом в дееспособности), 177 ГК РФ (сделка, совершенная гражданином не способным понимать значение своих действий или руководить ими), то такая воля является свободной. В гражданском кодексе описана норма о воле, которая, формально являясь свободной, не является таковой вследствие воздействия отрицательных обстоятельств (факторов) различного характера, поскольку она искажена или изменяет волеобразование. Это, на наш взгляд, связано с тем, что физиологические процессы, влияющие на формирование воли, нарушены. Например, таковыми являются случаи, предусмотренные ст. 178 ГК РФ (сделка, совершенная под влиянием обмана), 179 ГК РФ (сделка, совершенная под влиянием обмана, насилия, стечения тяжелых обстоятельств и т. д.). Думается, в последнем случае речь может идти не о пороке воли, а о воле, сформированной несвободно, т. е. в связи с нарушением нормального хода волеобразования. В данном случае на волеобразование сильное воздействие оказывают физиологические факторы, которые формируют несвободную волю, или происходит замена действительной воли на другую, которая не согласуется с мотивом и мотивацией действительной воли. Следовательно, и мотив и мотивация не являются категориями, чуждыми гражданскому праву. Наоборот, их роль в определенных случаях для оценки воли имеет предопределяющее значение. (Если не было мотива, не должна была возникнуть и воля). Следовательно, здесь можно говорить не о пороке воли (не в связи с нарушением физиологических процессов и (или) их неформированием ввиду различных причин (болезнь, психическое состояние, которое не дает возможность контролировать свои действия и т. д.)), а об искажении воли, т. е. процесс формирования воли идет в нормальном русле, но на момент формирования воли она искажается под влиянием различных факторов (обмана, угрозы, заблуждения и т. д.). К примеру, у покупателя сформировалась воля отказа от покупки конкретного автомобиля, но под воздействием угроз со стороны продавца он заключает сделку купли-продажи указанного автомобиля. Следовательно, свободная воля в праве – это воля, совпадающая с выработанной внутри человека волей и истинной (действительной) волей, изъявленной внешне таким образом, что она стала узнаваема.

Принцип предпочтения волеизъявления характерен для договорных отношений. Это связано, как было отмечено, с правилами ст. 431 ГК РФ, в которой при толковании договора предписывается выяснить буквальное значение содержащихся в нем слов и выражений путем сопоставления с другими условиями и смыслом договора в целом, т. е. требуется установить волеизъявление в первую очередь. Если же волеизъявление не позволяет определить содержание договора, должна быть установлена общая воля сторон с учетом цели договора.

Следующий принцип, который заложен в Гражданском кодексе, – «предпочтение воли или волеизъявления зависит от предпочтения интересов гражданского оборота «. Так, Гражданский закон (ст. 175–177 ГК) в отдельных случаях предпочитает волеизъявление – воле, поскольку предоставляет возможность другой стороне, во-первых, оспорить в суде отсутствие порока воли или исцеление таким образом порока; во-вторых, первоначально по внешнему изъявлению другой стороны была заключена сделка, и эта сделка считается действительной, пока судом не будет констатирована ее недействительность. Это обстоятельство положительно влияет на гражданский оборот (нельзя же при заключении какой-либо гражданско-правовой сделки каждый раз убеждаться в ограничении дееспособности контрагента; каково состояние здоровья, каков возраст; отдает ли отчет своим действиям и т. д. и т. п., т. е. все это является негативным процессом в гражданском обороте, в конечном итоге отрицательно влияющим на оборотоспособность объектов гражданского права). Следовательно, действует презумпция – «волеизъявление соответствует внутренней (действительной) воле контрагента».

Другой случай. Закон, отдает предпочтение воле, а не волеизъявлениею. Это происходит тогда, когда волеизъявление имеет какие-либо пороки или волеизъявление не позволяет судить достаточно уверенно о воле контрагента. Это наглядно можно проиллюстрировать нормой ст. 174 ГК РФ, которая гласит: «Если полномочия лица на совершение сделки ограничены договором либо полномочия органа юридического лица – его учредительными документами по сравнению с тем, как они определены в доверенности, в законе либо как они могут считаться очевидными из обстановки, в которой совершается сделка, и при ее совершении такое лицо или орган вышли за пределы этих ограничений, сделка может быть признана судом недействительной по иску лица, в интересах которого установлены ограничения, лишь в случаях, когда будет доказано, что другая сторона в сделке знала или заведомо должна была знать об указанных ограничениях».

Здесь предпочтение отдается воле лица, вступающего в гражданские правоотношения, как правило, в интересах третьих лиц. Есть ли такие ограничения на совершение сделки или нет, контрагенту трудно узнать только по волеизъявлению. В ином случае он вступает, к примеру, в договорные отношения, ориентируясь только на волю контрагента, утверждающего, что для него не существуют какие-либо ограничения полномочий на совершение сделки.

Следует заметить, что в российском гражданском праве, в отличие от наиболее развитых национальных правовых систем, например, германской, отсутствуют специальные нормы соотношения воли и волеизъявления.

В Германском гражданском уложении, в отличие от российского гражданского кодекса, достаточное внимание уделено волеизъявлению, которому посвящен целый раздел (раздел 2, § 116–144)[224]. Более того, в ГГУ § 133 предписывает: при толковании волеизъявления следовать действительной воле, не придерживаясь буквального смысла выражений (Курсив авт.). Как указывают специалисты немецкого права, «…эта формулировка направлена против использования юридических ловушек, попыток обмануть контрагента»[225].

Значение правильного толкования сделки (гражданско-правового договора) для гражданского оборота осознавалось и Редакционной комиссией Проекта Гражданского уложения. Согласно Проекту была предусмотрена гл. VI «Толкование сделок». Остается только сожалеть, что при разработке Гражданского кодекса РФ не был использован опыт Проекта Гражданского уложения. Глава VI Проекта содержала правила, которые могли бы снять многие вопросы и споры, возникающие при толковании договора. За основу при составлении гл. VI были взяты нормы Французского гражданского кодекса, Германского гражданского уложения, Австралийского гражданского уложения, Итальянского гражданского кодекса и других наиболее развитых гражданских законов. Так, в Проекте при толковании сделок предусматривалось следующее:

«86. Сделки должны быть изъясняемы по точному их смыслу, по доброй совести и намерению лиц, их совершающих.

87. Если выражения сделки возбуждают различное толкование, следует руководствоваться тем смыслом, в каком они обыкновенно употребляются в месте жительства совершающего сделку лица, а при толковании договоров, если лица, заключившие их, живут в разных местах, в месте жительства той стороны, которая их предложила.

88. Слова двусмысленные должны быть изъясняемы в смысле, наиболее соответствующем существу сделки.

89. Неясные выражения объясняются по тем, которые несомненны, и вообще по разуму всей сделки, а также по предшествующим переговорам, изложенным на письме, и прежним сделкам тех же лиц; во всяком случае, неясные выражения должны быть объясняемы в смысле, наиболее благоприятном для поддержания действительности сделки.

90. Если основанные на сделке права и обязательства в каком-либо отношении не определены в самой сделке, содержание ее восполняется на основании закона и обычая.

91. Сомнения, которые не могут быть устранены на основании правил, изложенных в статьях 86–90, разрешаются в пользу того лица, на которое по сделке возлагаются обязательства.

При толковании завещаний упомянутые сомнения разрешаются в пользу лица, наделенного по завещанию»[226].

Как нам представляется, задача суда состоит в толковании воли, установлении истинного значения и смысла условий договора через толкование изъявления этой воли, поскольку только волеизъявление дает правильную оценку воли.

Толковать договор значит дать объяснение главным образом элемента воли и волеизъявления, поскольку толковать другие условия договора бессмысленно, они определены законом (к примеру, толковать форму договора нельзя, поскольку она прописана в гражданском законе или иных нормативно-правовых актах, образующих гражданское законодательство). То же самое можно говорить о субъектах конкретного договорного правоотношения, так как их праводееспособность устанавливается законом. Четвертый элемент договора – содержание договора – тоже определяется законом и не нуждается в каком-то толковании. Представляется, что в других элементах (кроме воли и волеизъявления) договора речь может идти только о выявлении какого-либо порока, влекущего недействительность договора или любой другой гражданской правовой сделки.

Таким образом, в договоре толкованию подлежит только воля и волеизъявление сторон. В других элементах договора необходимо выявить только дефекты (пороки). Основная трудность исследования любого гражданско-правового договора, в том числе вексельного, – установление истинных воль договаривающихся сторон.

Потребности практики требуют совершенствования толкования условий договора, т. е. уяснения истинной воли договаривающихся сторон, не принимая в расчет только их волеизъявление.