Обручье. Глава 6. Из-за острова на стрежень (Александр Георгиев, 2015)

Лиска чихнула и от этого проснулась. В первый момент она ничего не поняла – что за странное местечко? Вместо потолка квартиры – брезентовый свод в солнечных пятнах, на скомканных спальниках в беспорядке раскиданы футболки, носки и тюбики с косметикой, рядом наполовину выпотрошенный рюкзак. Лиска резко села. Ну конечно, она же теперь в экспедиции, на настоящих раскопках. Интересно, где Катька? Судя по следам бушевавшего в палатке тайфуна, подруга что–то срочно искала в рюкзаке. Лиска подползла к выходу, высунула наружу нос и зажмурилась от брызнувшего в глаза света. Поляна сверкала и дымилась в широких лучах солнца, впереди, в струях горячего воздуха, за сизым распахнутым горизонтом, угадывалась река. Лиска взвизгнула и бросилась на поиск купальника. Спустя три минуты в палатке стало вдвое больше беспорядка, а Лиска, приплясывая на холодной росе, мчалась к реке. Утоптанная тропинка оборвалась вниз с обрыва. Лиска скатилась на узенький пляж и ахнула. От пальцев ног начиналась сплошная синева в молочных отблесках солнца, она двигалась, шаталась и, непонятно как, перетекала в бледное небо.

Лиска поплыла, ей казалось, что она угодила в центр синей сферы и запросто может в ней затеряться, пространство внезапно сделалось однородным, утратив понятия низа и верха. Взгляд упёрся в какой–то тёмный предмет, нарушавший гармонию сфер где–то на расстоянии пары световых лет. Лиска стала выгребать в его сторону, и предмет вдруг обернулся растрёпанной чёрной головой.

– Катька! Вот я тебя догоню! Чего меня купаться не позвала?

– Тебя разбудишь, соня! Сама говорила, что ты сова!

– Это я в городе сова! А тут, оказывается, жаворонок.

Лиска догнала Катьку, и подруги поплыли дальше вместе, норовя обогнать друг дружку.

– Кать, я берег потеряла, – смеясь, крикнула Лиска, – все кругом синее! Давай поплывём до моря!

– Давай! – Катька выплюнула случайную волну и сменила направление. – А ты, оказывается, хорошо плаваешь. Здорово, будем по утрам вместе заплывы делать. А то наши девчонки только у берега дрызгаться любят. А парней вечно соревноваться тянет, до бакена и обратно, кто первый. Больные на чемпионаты.

– Бакен? – Лиска закрутила головой, но все вокруг плыло и колебалось, никаких бакенов видно не было. Зато неожиданно близко показался лесистый мыс, неведомо как выдвинувшийся на середину реки. Из–за мыса медленно выползало низкое судно.

– Баржа, – сказала Катька. – Чего–то нас сильно сносит, раньше так не было. Гребём обратно, а то уж лагеря не видно.

Лиска послушалась, она уже немного устала, и ей захотелось на берег. Минут десять подруги старательно пыхтели, но все напрасно. Тихая река на поверку оказалась стремительной и могучей. Поросший соснами берег, где затерялись палатки лагеря, превратился в щетинистую полосу на горизонте, зато тёмный мыс оказался совсем близко. Рядом запыхтело, зафыркало, крутые волны, как на качелях, зашатали реку. В пугающей близости от девчонок проходила баржа. Зазевавшуюся Лиску накрыло с головой, она судорожно вынырнула, отплюнула воду. Рядом молотила по воде Катька, вид у неё был неважный.

– Кать, нам не выгрести. Давай прямо к мысу, дойдём пешком, – пропыхтела Лиска, подскакивая на волне поплавком.

– Ты чего, с дуба рухнула? Это же тот самый мыс!

– Который?

– Ну тот, с могилой! Вчера Вася рассказывал! Забыла, что ли?

– А, про колдуна? – догадалась Лиска. – Но это же сказка, разве нет? Вася же сказал, там просто капище.

– Ага, слушай его больше! Чего–то местные туда не ходят, такие все робкие! Люди не ходят, а мы вылезем, как две вороны, голые!

– А чего ж делать? Плыть, пока мимо не пронесёт?

Они разом посмотрели на мыс, его косматая туша закрыла собой реку до половины. Конечно, это только кажется, но мыс все равно очень большой, а сил осталось совсем немного. Лиска почувствовала в ноге знакомое тянущее чувство. Такое бывало, когда она сильно уставала на физкультуре.

– Кать, у меня, кажется, сейчас судорога будет.

– Держись! – Катька подгребла ближе и попыталась подставить плечо. – До берега дотянешь?

– Попробую.

Плечи отяжелели, Лиске казалось, что она больше не может шевелить руками. Сил оставалось ровно столько, чтобы держаться на воде. Рядом барахталась бледная Катька. К счастью, течение в этом месте делало крутую дугу и подходило к мысу почти вплотную. Последняя, отражённая дальним берегом волна от баржи приподняла девчонок, резко толкнула вперёд и выбросила на узкую полоску пляжа.

Лиска сразу плюхнулась на песок и принялась растирать ногу. Минут через пять ступню закололо иголками, скрюченные пальцы потеплели и распрямились. Лиска перевела дух. Волны тихонько чмокали о песок и снова казались ласковыми и безопасными, словно и не они только что норовили захлестнуть плывущих с головой.

– Не туда смотришь, – заметила Катька. Она уже встала и теперь мрачно разглядывала стоящий на откосе лес. Он выглядел странно: зеленоватые гладкие стволы, похожие на брюхо водяного, торчали вкривь и вкось, словно пьяные. Выше по склону, над грудами тусклой, с холодным отблеском листвы, чернели ёлки. Солнечный свет, заливающий реку, дробился и отступал, не проникая в гущу спутанных веток, где в тёмных провалах угадывались заросли свирепой крапивы и ковры паутины. Лиска поёжилась, сообразив, каково пробираться по такой чаще в одних купальниках.

– Как думаешь, до лагеря далеко?

Катька пожала плечами:

– Если берегом, небось не дольше, чем плыли. Как твоя нога, прошла?

Лиска с сомнением притопнула. Как ни странно, нога была в полном порядке.

– Тогда идём, а то, не дай бог, заметят, что нас нет. Хорошо ещё, никто не видел, как мы поплыли, а то скандал гарантирован. Могут и из лагеря вышибить.

Но далеко уйти не получилось. Метров через двадцать песчаный пляж перегородила съехавшая с откоса глыба земли. Кое–как перебравшись через баррикаду переломанных веток и корней, подруги обнаружили, что пляж кончился. Берег обрывался в воду почти отвесно, пробраться по откосу не было никакой возможности. Катька и Лиска растерянно смотрели друг на друга. Выхода не было, приходилось лезть в чащу.

Они, как по лестнице, поползли по ветвям толстого дерева, лежащего на откосе макушкой вниз. Дерево, наверное, было очень старое, гладкую кору покрывали трещины и шершавые разводы лишайников, а вывороченные корни, похожие на растопыренную хищную лапу, торчали на самом краю обрыва. Катька с Лиской добрались до выворотня и, пригнувшись, нырнули в густой ельник. Сразу запахло сыростью и поганками, хотя ничего похожего на грибы видно не было. На буром ковре хвои лежали целые россыпи шишек, кое–где между ними торчали зеленые трилистники кислицы. Ступать по шишкам было ужасно неудобно, девчонки ойкали и поджимали ноги. Между стволами болталась старая паутина, и, чтобы пройти, приходилось отодвигать её руками, как занавески. Хорошо ещё, нижние ветки ёлок давно засохли и обломились, так что можно было особо не пригибаться. Они старались не удаляться от обрыва, заблудиться в таком лесу казалось парой пустяков, но скоро выяснилось, что ельник смыкается гуще и чаще и словно не пропускает к реке. Они постепенно отклонялись в сторону. В лесном мраке было сыро и холодно, но Лиске было жарко. Она все сильнее волновалась и ругала себя – вот опоздают они в лагерь, и что тогда? Профессор разозлится, она же обещала соблюдать дисциплину и все такое, а что вышло. Да ещё и Катьку втянула. «И зачем только я предложила плыть до самого моря? Дура, географию надо было лучше учить!» – ругала себя Лиска.

– Эй, очнись! У меня глюки или как? – внезапно спросила Катька, ткнув пальцем в землю. Лиска взглянула – этого не могло быть, и все–таки было, они стояли на тропинке. Кто протоптал её в этой чаще, лучше было не задумываться. Наверняка это были не люди. Что, если кабаны? Лиска вздрогнула. Кабанов она ужасно боялась.

– Даже если кабаны, нам–то что? – возразила храбрая Катька. У неё имелась в деревне родная бабушка, у которой каждый год воспитывался очередной поросёнок Борька. Поэтому Катька свиней не особо боялась, считала за своих, пускай даже и диких.

Она первой пошла по тропке, Лиска следом. Тропа забиралась в самую чащу, но в то же время слегка отклонялась вправо, так что направление они примерно выдерживали. Наконец впереди начало светлеть, сквозь косматый лапник мелькнуло что–то похожее на просвет. Забыв о тропе, подруги бросились вперёд, раздвинули ветки и замерли. Перед ними открылась круглая, как по циркулю очерченная, прогалина. Мрачные ёлки высотой едва не с пятиэтажный дом обступили её тесным частоколом. В центре прогалины поднимался травяной холм с плоской макушкой, увенчанной серым камнем.

– Могила, – шёпотом ахнула Лиска. Она как–то сразу поняла, что Васина версия насчёт простой насыпи не проходит. Мало того, неизвестно почему у неё возникло чувство, что она уже где–то видела похожее место. Но где и когда? Нет, ничего не вспоминается.

Катька тряхнула кудрявой головой. Она собиралась сказать что–то бодрое и нахальное, вроде того, что могил боятся только первоклассники и вообще неизвестно, чья это могила. Может, того же кабана зарезали и закопали, мало ли чего древним могло в голову стукнуть. А что камень сверху взгромоздили, так он небось тут с ледникового периода остался. Но ничего сказать Катька не успела. Камень наверху шевельнулся и раскололся надвое. Нижняя, плоская, часть осталась лежать, зато верхняя поднялась и превратилась в тёмную фигуру в балахоне. Голова в капюшоне повернулась. В тот же миг девчонки отпрянули в чащу и откатились к корням матёрой, наверное, лет триста простоявшей ёлки. Они боялись дышать, и посмотреть тоже боялись. Было так тихо, что Лиска слышала суматошное биение крови в висках. Спустя несколько минут что–то лязгнуло, кто–то прошёл совсем рядом с ёлкой, зашуршали ветки. Потом все стихло. Девочки на четвереньках вылезли из–под ели, уставились друг на друга.

– Кто это был? – шёпотом спросила Катька.

– Колдун, – губы не слушались Лиски, их словно прихватило инеем, – это он… слуга Велеса…

Катька фыркнула:

– Какой слуга? Какой Велес? Ты что, на ночь этнографии перечитала? Раскрой глаза! Это, по–твоему, что?

– Что?

– Да сигареты! Покойники не курят, ясно?

Лиска потрясла головой, стиснувшая сердце ледяная хватка отпустила.

Действительно, на земле лежала пустая пачка Winston. Лиска осторожно подняла её.

– А сигареты–то дорогие. Я думала, деревенские чего попроще курят.

– Да брось эту гадость! – К Катьке уже снова вернулось хорошее настроение. – Наверняка какой–нибудь кекс из дачников городских. Типа грибы собирает или ещё чего. Вон тут он пошёл, наверняка на выход. Ну точно, тропинка есть!

– А чего ж он тогда на камне делал? – спросила Лиска.

– Ну мало ли чего, прилёг человек отдохнуть, закурить, на солнышке погреться, – пожала плечами Катька. – Зря мы его испугались. Он сам бы от нас драпанул: прикинь, чаща, глушь, и вдруг две голые девицы вылазят. Небось решил бы, что русалки!

– А почему тогда он в балахоне?

– Ну… с чего ты решила, что это балахон? Может, просто дождевик с капюшоном, знаешь, грибники их носят.

Лиска посмотрела на холм. Не такой уж и высокий, может, и впрямь никакая не могила? Зато с верхушки наверняка видно небо. Лиска вдруг поняла, что ей срочно необходимо увидеть небо, хватит с неё этой кошмарной паутинистой чащи, этих фигур в капюшонах. И почти не отдавая себе отчёта, что говорит, Лиска предложила:

– Слушай, Кать, а давай наверх залезем?

– Наверх? – Катька заколебалась лишь на секунду. – А впрочем… А давай! А полезли!

И выбежала на прогалину первая. Она терпеть не могла, когда кто–то оказывался храбрее и предприимчивее её. Пожав плечами, Лиска начала карабкаться по травяному склону вслед за подругой. Трава была влажной и пачкала коленки и руки, земля под ней неприятно холодила ладони, она почему–то совсем не прогрелась. Под конец Лиска пожалела, что затеяла этот подъем. Они вылезли на холм и увидели плоский серый камень с ямкой в центре, похожей на выдолбленную круглую чашу.

– Ну и чего мы лезли? – спросила Катька недовольным голосом. – Наверное, раньше отсюда далеко видно было, а сейчас ёлки мешают. Какие–то они чересчур здоровенные.

Верхние лапы ёлок качались примерно на уровне глаз, хотелось подпрыгнуть, чтоб все–таки увидеть горизонт. Подруги разочарованно озирались, и тут Катьку осенило.

– Ага, знаю! – Она вскочила на камень в том месте, где ободок каменной чаши слегка выпирал вверх, и попыталась подпрыгнуть.

– Нет, все равно не видать. Одни ёлки.

– Кать, слезай. Не надо так делать, – попросила Лиска, чувствуя непонятное беспокойство. Она почему–то не могла отвести глаз от загорелых Катькиных ступнёй, танцующих на камне. – Кать, осторожно! Ну я же говорила!

Катька ойкнула, оскользнувшись на краю впадины, замахала руками.

– Ну вот, ободралась до крови. Чего под руку говоришь? – Катька гибко изогнулась и попыталась зализать ссадину. Видно было, что занятия йогой даром не прошли – со второй попытки ей удалось дотянуться языком до лодыжки. Лиска машинально перевела взгляд на камень и вздрогнула – узор трещин по краю впадины показался внезапно осмысленным.

Она присела и посмотрела поближе.

– Тут что–то нацарапано. Вроде знаки!

На плоской поверхности виднелись три ряда непонятных чёрточек и галочек.

– Странно, почему мы сразу не заметили?

– Дай я гляну, – Катька просунула кудрявую голову. – Ни фига себе! Слушай, да это же письмена какие–то. Откуда взялись… Ага, поняла, они под лишайником были, вон, видишь, я ногой его содрала!

– На руны похожи, как у Толкиена, – рассуждала Катька. – Вот срисовать бы, Лешке показать. Он у нас ботаник, может, и расшифрует. Эй, ты чего?

Лиска затрясла головой. Ей вдруг показалось, будто углубление в камне быстро наполняется кровью. Лиска зажмурилась, потом посмотрела. Конечно, никакой крови нет и в помине, только серый сухой камень. Сухой? Боясь дышать, она коснулась дна чаши и быстро отдёрнула руку. Кончики пальцев были влажными. Испачканы? Кровью? Лиска замотала головой и с размаху села в траву. Частокол ёлок танцевал перед глазами, белый шар солнца бестолково катался по круглому блюдцу неба, отскакивая от еловых макушек. Она не глядела на камень, но знала, что кровь из ямки уже заливает поверхность.

– Лис, ты чего? – позвала Катька.

Неужели подруга не видит?

– Из камня течёт кровь! – пробормотала Лиска. Катька недоверчиво пожала плечами и наклонилась к ямке.

– Однако! И правда кровь, да ещё перья какие–то прилипли. Ни фига себе, похоже тут недавно курицу резали! Недаром я, как клуха, споткнулась.

Выходит, этот тип в плаще…

– Ты думаешь, это он? – голос у Лиски дрогнул.

Храбрая Катька передёрнула плечами.

– Да запросто. Теперь такие фишки в моде, я на семинаре эзотериков видела новых язычников – обвешаются со всех сторон амулетами, костры жгут, шаманят! Психи, конечно, но вообще–то безобидные. Правда, те куриц не резали… а может, он просто хотел шашлычок сготовить?

– Шашлычок? Безобидные? – Лиску затошнило. – Ты как знаешь, а я ухожу. Если этот безобидный вернётся…

– Вот ещё, нас все–таки двое, – запротестовала Катька, но как–то не слишком уверенно. – Постой, надо бы все же знаки срисовать. Ребятам покажем. Ты пачку от сигарет бросила?

– Нет, вот она.

Катька живо распотрошила пачку и, действуя вместо пера травинкой, стала копировать надпись. За неимением чернил, травинку пришлось макать в остатки куриной крови на камне. Лиска нервничала. Катьке тоже было не по себе, но она только упрямей закусила губу. Через две минуты дело было сделано.

Подруги съехали с холма на пятой точке и немного посидели в траве, Лиска приходила в себя.

Тропинка, по которой ушёл неизвестный, со стороны поляны была совершенно незаметной, и девочки едва не пошли в другом направлении. Впрочем, Лиске было все равно, куда двигаться, лишь бы подальше от жуткого камня. Она летела по тропе, не обращая внимания на шишки и корни, а потом на мокрую грязь, внезапно захлюпавшую под ногами. Тропа резко нырнула в овраг, забитый дудником и крапивой, по дну его сочилась слабая струйка воды. Лиска на бегу перескочила ручей.

– Кать, не отставай!

– А? – рассеянно откликнулась подруга. Она зачем–то медлила у ручья, вглядываясь в чащу. – Погоди, я сейчас.

И она шагнула обратно, но тут Лиска дёрнула её за руку и перетащила на свой берег.

Катька очумело потрясла головой.

– Прикинь, мне послышалось, будто нас Васька окликает! Ну это же надо, а? Конкретные глюки!

Девчонки дружно посмотрели через ручей. Тропинка исчезла, колючие стебли стояли неподвижно плотной стеной, и непонятно было, в каком месте они только что вышли.

– Слышишь, как тихо… – прошептала Лиска. – Будто под водой. Так не бывает.

В самом деле – дневной лес всегда переполнен разными звуками, ветер шумит вершинами, кто–то пищит или шебуршит в зарослях, жужжат пчелы или, на худой конец, комары. Но здесь не было слышно ничего, даже ветер не шелестел листами накренившейся над ручьём осины. И эта неестественность пугала. Не сговариваясь, подруги поспешили прочь от воды, благо что–то похожее на тропинку вновь обозначилось под ногами.

Выбравшись из оврага, увидели, что чаща впереди делается сквозной, реденькой, уже не лес, а так, мелколесье. Тропинка вильнула вбок, но Катька, потянув носом, заявила:

– Сворачиваем. Эта тропа наверняка на дорогу выводит, знаю я этот просёлок. Не стоит лишний крюк делать. Нам по берегу лучше.

– А если опять заблудимся?

– Исключено. Слышишь – рекой пахнет? Это Волга, я знаю.

Катька говорила так уверенно, что Лиска не стала спорить. Тем более что никакой опасности в этом месте не ощущалось, угроза, если она и не померещилась, осталась на той стороне оврага.

Спустя десять минут девчонки продрались сквозь полосу колючего малинника и выпали на волжский песочек.

– Уф! – сказала Катька. – Ничего себе приключение! А ты ещё ехать не хотела, я то, я се. Я целую неделю по утрам купалась, и хоть бы куда меня унесло! Да у тебя талант влипать в ситуации конкретный, даже завидно!

– Иди ты! – рассердилась Лиска, пытаясь зализать глубокую царапину на запястье.

– Нет, правда. Могилу колдуна видели – кое–кто локти себе обкусает, что с нами не был!

– Ты про кого?

– Да про Ваську. И Лешка наверняка обзавидуется. Какие руны мы срисовали! Правда, коряво получилось, неудобно травинкой. В следующий раз надо с ручкой плавать!

– Ну да, и с блокнотом. Только пожалуйста, второй заплыв без меня.

– Уговорила. Если он у нас будет, второй заплыв, – пробормотала Катька, внезапно становясь озабоченной. – На завтрак мы стопудово опоздали. Придётся соврать, что у нас разгрузочный день. Лишь бы успеть к раскопу, иначе нас точно хватятся.

– Дёрнули! – крикнула Катька и понеслась по пляжу, Лиска рванула следом. На бегу она успела подумать, что, в крайнем случае, можно сослаться на регулярные занятия марафонским бегом.

Лагерь археологов затихал, как пустеющий муравейник. Дежурные собирали грязную посуду со стола, за которым спешно доедал третью порцию каши Лёша Толстый. В отличие от Лёши Ботаника, на археологию Толстому было, по большому счёту, плевать, он в основном увлекался процессом поглощения пищи и меньше двух порций за раз принципиально не съедал. Ещё лучше трёх – но это уж как получалось. При этом Толстый был худ, как вешалка, и не так чтобы слишком высок. Словом, непонятно, куда в него эти порции помещались. В лицее Лёша не занимался и в экспедицию попал случайно, его бабушка была знакома с кем–то из преподавателей и попросила пристроить лоботряса внука к позитивному делу. Сплетница Светка уверяла, что родители специально сплавили Лёшу на раскопки, потому что его бурно растущий организм начал всерьёз подрывать семейный бюджет.

Мэнээс Игорь, красивый и загорелый, похожий на древнегреческого бога (впечатление нарушали самодельные шорты из обрезанных джинсов), с буссолью и планшетом в руках уже направлялся в сторону раскопа. Следом парочками брели зевающие девчонки с надувными подушками. Только не надо думать, что они собирались вздремнуть в раскопе, – подушки нужны, чтобы сидеть на них, когда вручную перебираешь землю в поисках исторических артефактов. Парни тащили лопаты.

Взмыленные Катька и Лиска выскочили на поляну в последний момент, когда в лагере уже никого не осталось, только метрах в двадцати впереди виднелась спина Лёши Толстого. Он не отлынивал потрудиться – он просто никогда не спешил.

– Ладно, зато не опоздали, – кисло заметила Катька.

– Ага. Помнишь, ты увлекалась лечебным голоданием? Вместо завтрака зарядка, на обед медитация…

– Не было такого! – заявила Катька. – То была система раздельного питания. Питания, а не голодания, а медитация тут вообще ни при чем. То было в другой раз!

Вяло препираясь, подруги шлёпали по утоптанной тропе над откосом. Ноги двигались на автомате – кроме марафонской пробежки по берегу, им ещё пришлось вплавь форсировать впадающую в Волгу речушку. Лёшу Толстого они догнали уже у самого раскопа. Несмотря на голодный стон в желудке, Лиске было интересно – в день приезда Катька приводила её сюда на экскурсию, но лил дождь, и ничего примечательного она не разглядела. Сплошные канавы и кучи грязи на краю луга.

– Это не кучи, а отвалы, – просветила подругу Катька, – землю снимают слоями, мы её перебираем. Тут все уже проверено – золота нет!

– Разве здесь можно искать золото?

– Запросто! Не факт, что найдёшь, но искать не запрещается.

Лиска увидела, что поляна за отвалами расчерчена на ровные квадраты бечёвкой, натянутой на забитые по углам квадратов колышки. Дёрн на ближнем ряду квадратов был уже срезан, но почему–то не целиком. Между квадратами оставались нетронутые полоски травы сантиметров по двадцать шириной.

– Это называется бровка, – сказала Катька. – Пошли, наш квадрат с того края. Ой, Вась, привет.

Вася мрачно кивнул и пошёл рядом с девчонками.

– Вы что, на тот берег плавали?

– Тихо ты! – Катька тревожно оглянулась. – С чего ты взял? Мы просто проспали, да, Лис?

– Ага. Я полчаса назад заглянул – палатка расстёгнута, на одеяле Вакса дрыхнет. Вы, кстати, в курсе, что она косметику обожает?

– В каком смысле обожает? Красится, что ли? – Лиска засмеялась, представив косматую Ваксу с помадой в лапах.

– Она её жуёт, – спокойно пояснил Вася. – Мне показалось, что именно этим она у вас и занималась.

– Блин! – взвизгнула Катька. – Я же бросила свою косметичку сверху! Лиска, это ты палатку не застегнула!

– Но я ж не знала, что так долго…

– Значит, все–таки плавали, – Вася бросил лопаты на бровку, – я сразу подумал.

– И чего теперь? Настучишь, да? Хочешь, чтоб нас из лагеря вышибли? Да? – вскипела Катька. Она отшвырнула подушку и, задрав подбородок, гордо скрестила руки на груди. – Ну и вперёд, плакать не станем! Чего ж не идёшь, передумал?

– Да нет, – Вася пожал плечами, – я вам хлеба прихватил, вы, наверное, есть хотите. Без всего, правда. А через реку одни больше не плавайте, трудно разве меня разбудить?

Катька хмыкнула и откусила сразу половину горбушки.

– А вторая лопата для кого? – спросила с набитым ртом Лиска.

– Обычно мы с Пашкой копаем, но он дежурный сегодня. Кого поставят. Эй, Лёш, ты к нам?

В раскоп спрыгнул Ботаник в сопровождении весело крутившей хвостом Ваксы и подал Лиске несколько целлофановых пакетов.

– Это вам для керамики. Фу, Вакса, здесь не роют! Здесь мы копать будем, понимаешь? – Он схватил собачонку за шиворот и оттащил в сторону. – Мышь чует, наверное. Брысь, говорю, а то как привяжу под кустом!

Мэнээс Игорь, окинув орлиным взором раскоп, дунул в судейский свисток, болтавшийся на шее. Вот зачем он, оказывается, нужен.

Сидя на пыльной подушке, Лиска зачерпнула горсть брошенной с лопаты земли и растёрла между ладонями, захватила ещё горсть. Точно так делала Катька и другие девчонки, сидевшие парами на краях квадратов.

Лиска нервничала: кроме комков глины и неопознанных корешков, ей совершенно ничего не попадалось. А в это время другие девчонки то и дело что–то кидали в свои пакетики. Лиске сделалось жарко. Вдруг она просто не замечает эту самую керамику, бросает её в отвал… И тут пальцы нащупали что–то твёрдое. Лиска с торжеством подняла находку к глазам – это оказался глиняный черепок тусклого, серо–коричневого цвета. Он был шершавый и совершенно не походил на блестящие яркие осколки деревенских горшков, какие были в деревне у бабушки. По верхнему краю виднелось два ряда одинаковых неглубоких ямок, как будто натыканных мизинцем.

– Нормальная керамика, – заметила Катька. – Суй в пакет. Потом их рассортируют, сосчитают, на планчик зафиксируют.

– Он совсем некрасивый…

– А ты чего хотела? Это тебе не гробницу Тутанхамона копать! Золотых мумий тут не будет!

– Дай посмотреть. – Лёша Ботаник опустил лопату и присел рядом с девчонками на корточки. – Ого, ямочно–гребенчатая керамика. Неолит.

– Чего?

– Дьяковская культура, – пояснил Ботаник, – у нас здесь городище славянское, более позднее, и керамика в основном попадается обожжённая. А твой черепок древнее, примерно начало бронзового века. Здесь тогда жили племена дьяковцев.

– Первобытные люди?

– Ну не совсем. Медные топоры у них уже были, хотя и каменные тоже. Свиней они разводили, охотились.

– Значит, мой черепок редкий? – Лиска приободрилась.

Катька извлекла из комка глины ещё один черепок, не обнаружила на нем ямок, сердито бросила в пакет и заявила:

– Все это ерунда, черепки, ямки… вот если бы найти что–то по–настоящему интересное. Украшения или хоть оружие, на худой конец. Или письмена древние, на камне выбитые. Вот это было бы настоящее открытие.

– Письмена – это нереально, – пожал плечами Ботаник и взялся опять за лопату. – Славянская археология не знает подобных находок. А если кому интересно только золото находить, так надо клады искать. Древние надписи, золото, которое охраняет жуткая мумия… кино прямо!

Катька возмущённо подскочила. Она явно хотела выпалить что–то убийственное, но вовремя спохватилась и ограничилась туманным:

– Кино, значит? Ну ладно же, Лешенька…

Несколько минут прошли в молчании. Надутая Катька пыхтела, нарочно повернувшись к Ботанику задом. Потом ей попалось сразу несколько черепков подряд, явно составлявших прежде целое донце. Вася глянул и сказал, что это очень хорошо, осколки можно будет легко склеить и восстановить часть горшка, Катька сразу оживилась:

– Классно. Сейчас найдём ещё пару бочков и соберём его целенький. Археологические пазлы! Эй, а чего вы такие унылые? Давайте, что ли, песни петь! Археологические. Вась, ты ведь много знаешь, напой! Про лето, а?

– Что такое лето – это проза, – отозвался Вася, охотно опуская лопату. —

Звон лопат над Волгою–рекою.

Лето, проплывают по реке тюленевозы,

Нас зовут отправиться с собою…

– Чего–чего? – засмеялась Лиска. – Какие ещё тюленевозы?

Не прерываясь, Вася ткнул пальцем в сторону Волги. Самой реки за отвалом видно не было, зато над кромкой насыпи медленно двигалась рубка пассажирского теплохода, похожая на едущий своим ходом белый домик. Зрелище было совершенно дурацкое и вызывало в памяти то ли знаменитую Емелину печку, то ли детские стишки Чуковского, в которых по полям бегают столы и умывальники.

– Что такое лето – это пекло,

Тело обгоревшее и ноги,

Это вермишеле–макаронная диета

И палаток рваные чертоги, – продолжал Вася во весь голос.

С соседних квадратов ему уже подпевали.

Усердно копавший Ботаник наконец не выдержал. Задрал голову и срывающимся басом проблеял:

– Лето-о, снова стары–ы–ый раскоп,

Это-о лето-о в поле-е зовёт…

Как в водосточную трубу дунул.

Катьку скрючило пополам, она упала с подушки и молча стала кататься по квадрату. Лиска попыталась заткнуть обратно в рот рвущийся смех, но не смогла. Ботаник обиженно замигал, потом взглянул на Васю, на Катьку и махнул рукой:

– Ладно, смейтесь! Ну не дано мне музыкального слуха, чего уж там. Мамонт на ухо наступил. Зато я все тексты помню.

«А на фига ж вы бровку завалили, гады,

Там можно было сделать ровный срез,

Найти портретик князя Кия

И его зубной протез!»

Вот!