Арон Шнеер, Павел Полян
Голоса жертв (Об этой книге)
1. Императив полной правды
Плен – неотъемлемая часть любой войны. Плен – это трагедия человека, лишенного свободы, подвергаемого унижению. Однако трагедия советских военнопленных во Второй мировой войне не имеет аналогов в военной истории. По отношению к ним нацистская Германия проводила геноцид.
Это книга незатухающей боли и Памяти. Настоящими авторами этой книги являются те, кто победил смерть в нацистском плену, а затем пережил унижения и дискриминацию в советских лагерях, кто вынужден был молчать долгие десятилетия, так как государство, солдатами которого они были, не нуждалось в их шокирующе неудобной для советской системы правде.
И вот – бывшие пленные рассказывают о себе, о своих товарищах и своих спасителях, о предателях и об убийцах. Рассказывают о том, как это было на самом деле. Их голоса и их судьбы, явленные в воспоминаниях, письмах и интервью, собранных в этой книге, приблизят нас к пониманию и их личной трагедии, и трагедии всей войны, того горя и тех испытаний, через которые им пришлось пройти.
Среди миллионов советских красноармейцев, попавших в плен, были и десятки тысяч евреев. Их судьба была еще более жестокой и горькой, чем судьба их товарищей по плену.
Печать еврейства на их лицах была их смертным приговором. Спасение виделось им только в побеге, но в действительности лишь немногие евреи, совершившие побег из лагеря, могли надеяться на спасение. Источники красноречиво свидетельствуют о самом активном сотрудничестве местного населения с новой властью. В документах сообщается, что «…крестьяне доносят старостам и немецкой комендатуре о появлении незнакомого человека на дороге или в селе» (Архив Яд Вашем. М-37/569. Л. 25). Однако если подобное поведение крестьян касалось вообще всех чужаков, появлявшихся в том или ином месте, то на евреев велась настоящая охота, повсеместная и ожесточенная.
Исай Яковлевич Подольский, скрывавшийся под именем Анатолия Тросницкого, – это имя осталось с ним на всю его жизнь, – в письме из США рассказывает о том, что при выходе из окружения он две недели прожил в одной крестьянской семье. Он задает себе вопрос: «А если бы знали, что я еврей, помогли бы?» И сам отвечает: «Я думаю, что нет. И вот почему. Ночью, когда я лежал на печи, в хату зашел еще один окруженец, явный еврей по внешности. Парень был контужен, хватался руками за голову и нечленораздельно мычал. Я слышал, как хозяин сказал жене: „Той на пичи наш хлопец, а цей жид. Накорми его и пусть идет с богом“. И парня выпроводили на верную гибель. Моя нетипичная внешность помогла мне» (Архив Яд Вашем. Отдел Праведников мира. Д. 8917).
Местные полицаи и жители сел и городов вылавливали, предавали и передавали немцам, а нередко и сами убивали евреев-окруженцев или бежавших из плена евреев-солдат. Но, конечно, были и местные жители, которые, рискуя собственной жизнью, евреям помогали.
Отношение к евреям стало пробным камнем на человечность и порядочность. Причем эти категории по-разному понимались даже в одной семье.
Яков Полищук рассказывает, как всю зиму 1941 г. в селе Зазымнем укрывала его простая украинская женщина баба Акулина: «Я помогал ей по хозяйству. Сын ее Прокоп в селе был полицаем. Он частенько наведывался к матери: „Жидочка ховаешь, прийде и на него час“. И однажды она сказала мне: „Тоби треба уходиты, вин знае, кто ты“» (Шнеер II: 243–244).
Замечательный русский поэт Семен Липкин, во время войны военный корреспондент, не был в плену, но в окружении был. На войне он – с первых ее дней: Кронштадт, Ленинград, Дон1. На Дону и попал в окружение. Группку из 8-10 человек выводил Липкин: выбирались, проходя по казачьим станицам. Плен миновал поэта, но смертный еврейский страх – нет:
«Было страшно, мне особенно. Я сделал себе удостоверение с армянской фамилией Шахдинарьянц. Это был мой школьный учитель химии, с такой фамилией. Вошли в станицу, зашли в хату… Хозяин хаты говорит мне: „Сдается мэни, шо вы з жидив“. – „Нет, я армянин“. – „Вот прийде жинка, вона скажэ“. Пришла хозяйка. И пока она смотрела на меня, двумя руками приподнимая свои груди, у меня внутри все дрожало. И она сказала: „Вирменин!“…» (семейный архив С.И. Липкина; см.: Нерлер 2003: 32).
Однако находились и те, кто, рискуя собственной жизнью, помогал бежавшим евреям-военнопленным.
В спасении Семена Сотникова, попавшего в плен в 1941 г. и бежавшего из Симферопольского лагеря, приняли участие несколько семей: Малышко, Рублевых, Руденко и их дети. Его скрывали в погребе, а затем в течение двух лет в деревне Кактагай неподалеку от Симферополя (Карточка спасенного. 2 января 2002 г. Предоставлена в отдел Праведников мира Благотворительным еврейским центром «Хесед Шимон»).
За оказание помощи военнопленным немецкие власти расправлялись с населением. Так, в местной газете г. Проскурова «Украинский голос» 25 октября 1942 г. было опубликовано сообщение: «21 октября 1942 г. перед немецким судом в Проскурове за поддержку бежавшего военнопленного были осуждены украинки: 1. Надя Галас, рождения 1907 г. – к смерти; 2. Вера Соловей, рождения 1909 г. – к смерти; 3. Мотя Заяц, рождения 1912 г. – к 5 годам тяжелой тюрьмы. Все три жительницы села Печески, Проскуровского района. Вышеупомянутые лица дали убежавшему военнопленному приют на ночь, накормили его и снабдили документами и одеждой, не сообщив об этом никому. Приговор приведен в исполнение 22 октября 1942 г. Знайте, что поддержка неизвестных лиц тяжело преследуется» (Архив Яд Вашем. М-37/1200. Л. 20–21).
Почему же, несмотря на угрозы смерти, находились люди, помогавшие бежавшим военнопленным?
Причины и мотивы помощи военнопленным вообще и евреям-военнопленным в частности на оккупированной территории были различными.
У многих, оказывавших помощь военнопленным, сыновья, мужья, родственники служили в Красной Армии. Ведь и они могли оказаться в подобном положении – бежать из плена, скрываться, и спасители верили, что и их близким кто-то так же поможет.
Конечно, нельзя сбрасывать со счетов и идеологические мотивы: патриотизм, ненависть к оккупантам, участие в движении сопротивления. Однако чаще не идеология, а человеческое сострадание, неподвластные никакому научному анализу доброта и порядочность руководили спасителями.
Помощь оказывалась как совершенно чужими людьми, так и близкими, знакомыми, если скрывавшиеся приходили в родные места. Нередко приют беглецам оказывали женщины, оставшиеся без мужей, ушедших на фронт. Таких приймаков в селах так и называли «зятья», «зятьки». Неоднократно спасала евреев-военнопленных и всепобеждающая сила любви, не знающая национальных предрассудков. Любви таких, как Тамара Баранцева, Неонила Чистюхина и других, чьих имен и фамилий мы, к сожалению, никогда не узнаем.
Тех, кто спасал, было много, – но в сотни раз больше было тех, кто если и не убивал сам, то предавал, обрекая на смерть.
Лишь незначительному числу евреев-военнопленных после побега удалось либо найти убежище, либо добраться до партизанских отрядов, либо, перейдя линию фронта, после трудных проверок вернуться в армию.
После окончания войны судьбы многих бывших советских военнопленных сложились трагически. Освобожденных из плена – даже тех, кто сохранил в плену честь и достоинство, кто не изменил присяге, – вместо торжественной встречи, наград и компенсации за физический и моральный ущерб, как это было во многих западных странах, ожидали лагеря, недоверие и клеймо предателя на многие годы.
И о том, как сложилась их жизнь после освобождения, читатель узнает из их рассказов в этой книге.
Даже когда бывшие военнопленные в 1956 г. после XX съезда КПСС получили возможность публиковать свои воспоминания, они не могли сказать всей правды. Цензура строго следила за тем, чтобы авторы воспоминаний следовали законам советской идеологии и писали лишь о героическом поведении и сопротивлении советских военнопленных в плену.
Для воспоминаний, да и для всей художественной литературы советского периода, рассказывающей о плене, характерно, как говорил Варлам Шаламов, «обязательно изобразить „устоявших“». По его же словам, «это тоже вид растления духовного» (цит. по: Шрейдер 1993:216). «Все, что идет с недомолвками, в обход, в обман – приносило, приносит и принесет только вред», – писал Варлам Шаламов в письме Александру Солженицыну в ноябре 1962 г. (Там же, 205).
В работе над книгой мы руководствовались этими словами.
2. Источники к теме
Научная и мемуарная литература, специально посвященная отношению Рейха к взятым вермахтом в плен военнослужащим-евреям – гражданам различных стран из антигитлеровской коалиции не слишком обширна.
Применительно к советским военнопленным-евреям основополагающей, бесспорно, является статья Шмуэля Краковского «Судьба еврейских военнопленных советской и польской армий», опиравшаяся, помимо литературных, также и на архивные источники, главным образом, американские, польские и немецкие (материалы процессов над нацистскими преступниками) (Krakowski 1992).
Большинство крупнейших американских исследователей Холокоста или продефилировали мимо этой темы, или, как Рауль Хильберг, уделили ей непропорционально малое внимание, ограничиваясь несколькими случайно подобранными фактами и необычайно общими рассуждениями (см., например: Hil-berg 1999: 352–357; это какая-нибудь четверть процента от объема его капитального труда!).
Весьма скромную роль играла эта проблематика и в исследованиях немецких историков. В основном они соприкасались с ней, рассматривая предысторию и историю таких важнейших предвоенных приказов Гитлера, как приказ «Барбаросса» от 13 мая и «Приказ о комиссарах» от 16 июня 1941 г.
Точно так же на периферии исследовательского интереса оказалась эта тема и в СССР. Даже в «Черной книге», составленной В. Гроссманом и И. Эренбургом еще в годы войны, но впервые вышедшей на русском языке только в 1980 г. (Черная книга 1980: 437–442), трагедия евреев-военнопленных представлена фактически всего лишь двумя очерками – свидетельствами М. Шейнмана и В. Резниченко (Резниченко 1993; Шейнман 1993). Несколько беглых или косвенных свидетельств как бы наудачу появлялись в 1950-1970-х гг. (Голубков 1958; Голубков 1963; Бондарец 1960; Воронин 1970; Барвинок, Евселенский, Пустовойт 1979 и др.). Часть этих материалов была собрана воедино и републикована в сборнике «Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941–1944)», выпущенном в Иерусалиме в 1991 г. (Уничтожение евреев 1991).
В то же время весьма любопытно и, разумеется, не случайно, что в книге И.А. Дугаса и Ф.Я. Черона «Вычеркнутые из памяти. Советские военнопленные между Гитлером и Сталиным», написанной представителями «второй эмиграции» и выпущенной в Париже в 1994 г., проблематика военнопленных-евреев начисто проигнорирована (Дугас, Черон 1994:118–121).
Ценнейший материал, буквально по крупицам собранный в Центральном архиве Министерства обороны РФ в Подольске (ЦАМО), содержит сборник «Документы обвиняют. Холокост: свидетельства Красной Армии», выпущенный Ф.Д. Свердловым в серии «Российская библиотека Холокоста» (Свердлов 1996). Скупые строки политдонесений из войск, выдержки из показаний местных жителей и допросов немецких военнопленных, акты смешанных военно-гражданских комиссий отложились, в частности, в документации политотделов Красной Армии. Они содержат множество свидетельств о еврейском геноциде на территории СССР, в том числе и самые ранние, созданные еще до формирования в 1943 г. Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР (ЧГК).
Отдельные мемуарные свидетельства (в частности, выдержки из воспоминаний С.И. Анваер и др.) были опубликованы в первом издании монографии П.М. Поляна «Жертвы двух диктатур» (1996). Однако сама проблематика, связанная с советскими военнопленными-евреями, была затронута в ней лишь мимоходом. Во втором издании монографии (2002) этому посвящена уже отдельная глава, озаглавленная «Карательная политика Рейха на Востоке: военно-полевой Холокост» (Полян 1996; Полян 2002:83–91). К сожалению, непропорционально малой и вторичной оказалась главка «Евреи-военнопленные» и в фундаментальной монографии И. Альтмана «Жертвы ненависти. Холокост в СССР. 1941–1945» (Альтман 2002).
Зато в 2000-х гг. воспоминания и другие эго-документы уцелевших военнопленных-евреев или их нееврейских товарищей стали появляться гораздо чаще. Ограничимся здесь всего двумя указаниями: на книгу Бориса Соколова «В плену» (Соколов 2000) – своего рода «энциклопедию плена» и на книгу самой Софьи Анваер «Кровоточит моя память…» (Анваер 2005). Обе они восхищают одновременно аналитическим и литературным талантом авторов.
Целый ряд важнейших свидетельств был опубликован и во 2-м томе двухтомной монографии Арона Шнеера «Плен», выпущенной в Иерусалиме в 2003 г. (Шнеер I–II; во 2-е – сокращенное – издание этого труда в 2006 г. соответствующие разделы не вошли). Они восходят как к коллекциям Яд Вашема, так и к разысканиям и собранию самого автора.
Укажем также на неопубликованные воспоминания «Бороться и жить» Юрия Андреевича Силенчука (1906–1974), детальные сведения о которых и даже глубокий их филологический анализ (невероятно, но факт!) уже публиковались (Понсов 1992; Михеев 2005а; Михеев 20056; нам об этом источнике сообщил голландский коллега К. Беркоф). В начале войны инженер-капитан Силенчук служил в Белокоровичах в 5-м укрепрайоне, в августе был взят в плен, бежал, добрался до Киева и Днепропетровска, где, скрыв свою идентичность, устроился переводчиком к серьезному немецкому чину. Работал с ним и в Сталино, а при приближении Красной Армии подался в партизаны, а потом (в марте 1944 г.) перешел к своим, зачислившим его после поверки в штурмовой (читай: штрафной) батальон.
В настоящем издании мы опираемся на целый ряд дополнительных, ранее не учитывавшихся источников. Прежде всего это – интервью, письма и другие сообщения самих бывших советских военнопленных, как евреев, так и неевреев, с которыми нам удалось установить личный контакт. Большую помощь в установлении этих контактов оказала г-жа С. Вылканова из франкфуртского отделения Claims Conference, по нашей просьбе обратившаяся к бывшим военнопленным-евреям с предложением связаться с нами. Более 20 бывших советских военнопленных-евреев зарегистрированы при Московской ассоциации узников фашистских концлагерей. Кроме того, нами учтена и небольшая выборка из базы данных переживших Холокост (USHMM, Data Base Survivers) в Мемориальном музее Холокоста в Вашингтоне.
Другой ценный источник – трофейная немецкая картотека на умерших советских военнопленных, в частности, на офицеров и на рядовых, хранящаяся в Центральном архиве Министерства обороны РФ в Подольске (ЦАМО) (подробнее см.: Ильенков, Мухин, Полян, 2000). Слухи о ее существовании в СССР ходили среди историков плена уже сравнительно давно. Однако долгое время они базировались исключительно на косвенной или «глухой» информации2.
Один из пишущих эти строки (П. Полян) имел самое непосредственное отношение к «проверке» этих слухов и открытию этих картотек для историков (в том числе и немецких), а также к введению их данных в научный оборот. Первая успешная попытка подтверждения самого факта существования и уточнения режима использования картотек была предпринята им в середине 1990-х гг. в рамках архивно-поисковой темы по заданию Нижнесаксонского Центра политического образования. В 1997 г., благодаря этим усилиям, а также при официальной поддержке полковника В.В. Мухина, возглавлявшего в то время Историко-архивный и Военно-мемориальный Центр Генерального штаба Вооруженных сил РФ, удалось добиться доступа к указанным картотекам и сопутствующим материалам, в том числе и для немецких коллег Р. Келлера и Р. Отто.
Публичное введение картотек в научный оборот состоялось в 1997 г. на конференции «Трагедия военного плена в Германии и СССР, 1941–1956» в Дрездене, где с докладами об этом выступили В.В. Мухин и П.М. Полян. Со временем увидели свет и две параллельные публикации, содержавшие научное описание и оценки объема обеих трофейных картотек (Keller, Otto 1998; Ильенков, Мухин, Полян 2000).
В середине 1990-х гг. П.М. Полян сформулировал и высказал саму идею объединения усилий немецких и российских историков, с одной стороны, и финансовых ресурсов заинтересованных организаций различных немецких земель – с другой, для осуществления совместного проекта по научному освоению картотеки. И такой пилотный совместный проект, поддержанный Немецко-российской исторической комиссией, действительно был запущен в 1999 г.: он называется «Советские военнопленные в немецких руках (офицеры): 1941–1945» и посвящен офицерской картотеке ЦАМО3.
Ранее полагали, что среди 550–600 тыс. персоналий карточек на военнопленных-евреев быть не могло и, стало быть, не было (Марьяновский, Соболь 1997:29). Но, по мере сканирования и обработки карточек в рамках названного проекта, обнаружилось, что в картотеке встречаются и евреи – прежде всего те, кто с самого начала заявил свою подлинную национальность или же те, кого немцы разоблачили. Серьезным подспорьем в нашей работе оказались выборки о евреях-военнопленных из офицерской картотеки ЦАМО, предоставленные нам в течение 2003 г. Р. Келлером и К.-Д. Мюллером (сначала частичная, на 35 чел., а потом и полная – примерно на 360 чел.)4.
Что касается финского плена, то немало ценного содержат немногочисленные воспоминания советских военнопленных – как еврейских, так и других (Дьяков 1991; Янтовский 1995; Головин 2003)5.
Замысел этой книги претерпевал определенную эволюцию.
Первоначально составители намеревались собрать в ней, систематизировать и обобщить все известные им на данное время эго-документы военнопленных-евреев – их воспоминания и дневники, интервью с ними или очерки о них во всей полноте.
Однако, когда такая книга была собрана, оказалось, что материала, вопреки ожиданиям, накопилось на несколько томов. Рукопись пришлось сократить в 2 раза. Столь радикальное сокращение объема было процедурой небезболезненной. Попытка отобрать самые «лучшие» материалы и дать своего рода «хрестоматию» по теме не удалась в силу совершенного отсутствия критериев качества отдельного материала.
Практически единственным практикабельным критерием стал принцип первопубликации. На этом основании из корпуса исключены тексты из «Черной книги»(1980), из сборника «Советские евреи пишут Илье Эренбургу. 1943–1966» (1993), из книги «В плену у Гитлера и Сталина. Книга памяти Макса Григорьевича Минца» (1999), многочисленные материалы из 2-го тома монографии А. Шнеера «Плен» (2003) и пространные фрагменты из книги воспоминаний С. Анваер «Кровоточит мое сердце» (2005). Полный перечень выпущенных текстов приводится в Приложении 3.
Принцип эдиционной новизны соблюдается, впрочем, нестрого: для изданий тиражом всего в несколько сот или десятков экземпляров сделано исключение (Кацперовский 2003; Литовский 1995).
Таким образом, настоящее издание являет собой собрание неизвестных или малоизвестных эго-документов, посвященных советским военнопленным-евреям. Каждый документ рисует внутреннюю перспективу их трагических судеб и создан или непосредственно ими самими, или же с их участием и помощью. Подавляющее их большинство публикуется впервые, некоторые написаны по просьбе составителей или же записаны самими составителями специально для настоящего издания. Большинство заголовков также принадлежит составителям.
Композиционно книга делится на две части: одна посвящена немецкому плену, другая – финскому (материалы о румынском плене не были выявлены). Первая часть состоит из трех разделов, вторая же, вобрав в себя и стихи, внутреннего деления не имеет. В каждом разделе различные материалы выстроены строго по алфавиту персонажей. Источники текста каждого из материалов приводятся в первом же подстраничном примечании к их заглавиям.
Первый и самый объемный раздел первой части составили воспоминания и дневники6. Если воспоминания И. Бружеставицкого и В. Кацперовского являются тематическими извлечениями из их более крупных мемуарных комплексов, охватывающих практически всю их сознательную жизнь, то тексты И. Тартаковского и Н. Фишмана сосредоточены именно на проблематике пребывания их авторов в плену. Каждый материал этого раздела снабжен небольшим поясняющим предисловием.
Второй раздел составили около двадцати небольших материалов – писем, документов, интервью и заметок. Письма самих военнопленных-евреев – как военной поры, так и написанные сравнительно недавно – сочетаются в них с письмами их родственников, пересказывающими их рассказы или рассказы других очевидцев об их судьбе, а также с документами, характеризующими, как правило, уже послевоенные эпизоды их реинтеграции в жизнь на родине. Некоторые обстоятельства жизни персонажей этих материалов, опущенные в них самих, восполняются в минихарактеристиках, часто – в виде указания на время нахождения в плену.
В третьем разделе представлены свидетельства советских военнопленных-неевреев о страшной судьбе их товарищей – евреев-красноармейцев. В этих описаниях сквозит и возмущение происходящим, и сочувствие к еврейским жертвам, порою смешанное с ужасом от того, когда мемуаристы вдруг представляют и себя на месте подвергаемых издевательствам и зверскому убийству. Принцип первопубликации на данный раздел, ввиду его уникальности, не распространяется.
Во второй части собраны различные воспоминания о пребывании советских военнопленных-евреев в финском плену7. Крупные воспоминания (в частности, М. Волынца и Л. Раскина) сочетаются в нем со сравнительно небольшими материалами. Но в раздел включены – и даже открывают его! – два стихотворения одного из таких людей – архитектора Соломона Шура, личности совершенно незаурядной. Этого человека и его спасительные «колхозы» в Лоуколампи с благодарностью и почтением поминали в большинстве текстов о финском плене. Не соприкоснулись с ним всего трое – С.В. Тиркельтауб, попавший в плен в декабре 1941 г. на о. Ханко, М.М. Волынец – разведчик, попавший в плен незадолго до заключения перемирия с Финляндией и Ц. Леечкис – женщина-военнопленная.
В приложения, кроме перечня материалов, не вошедших в книгу, вошли таблица подлинных имен и псевдонимов, использовавшихся советскими военнопленными-евреями в их попытках спастись, списки военнопленных-евреев, находившихся в плену у финнов и переданных финнами немцам, а также данные о советских военнопленных офицерах – евреях, почерпнутые из трофейной офицерской картотеки в Центральном архиве Министерства обороны России в г. Подольске.
Тексты печатаются с сохранением орфографии подлинника. Купюры или конъектуры показываются скобками. Пунктуационные ошибки и опечатки исправляются без оговорок.
Составители сердечно благодарят всех своих «авторов» – бывших военнопленных, чьи произведения или материалы вошли в книгу, – И.Е. Азаркевича, П.П. Астахова, М.И. Бенционова, H.A. Бондарева, И.М. Бружеставицкого, A.C. Вигдорова, М.М. Волынца, Д.И. Додина, В.Е. Кацперовского, С.Я. Кригера, И.С. Кубланова, С.А. Орштейна, Л.Я. Простермана, Л.З. Раскина, Ю.Б. Раунштайна, Э.Н. Сосина, С.В. Тиркельтауба и H.A. Фишмана. Увы, некоторые из них не дожили до выхода этой книги…
Отдельная признательность – Н.Л. Поболю, чья разносторонняя и щедрая помощь была ощутима на всех этапах работы, а также И.А. Альтману, К. Беркофу, С. Вылкановой, Ж.А. Гольденфельд, Н.Т. Жуковой, С.А. Ильенкову, Р. Келлеру, В.И. Кононову, К.-Д. Мюллеру, Р. Овермансу, Д. Полю, И. Рабин, Г. Рейзману, Ф. Ремеру, Л. Терушкину, H.H. Фишер и М. Цымберову за содействие в отдельных вопросах. Особая благодарность С.С. Бурыкиной, без которой настоящее издание не смогло бы выйти в свет.
Примечания
1
Семен Израилевич имел боевые награды – орден Отечественной войны II степени, медаль «За оборону Сталинграда».
2
Интересно и удивительно, но статья О.Ю. Старкова «Они не сдались», посвященная теме побегов советских военнопленных из плена и базирующаяся на этой картотеке (Старков 1989), осталась практически незамеченной (в том числе и нами).
3
Эту реконструкцию реальных событий приходится приводить здесь в силу странно избирательного, но необычайно последовательного замалчивания руководителями проекта К.-Д. Мюллером и Р. Отто усилий и роли российской стороны в становлении этого проекта. В многочисленных устных и письменных презентациях промежуточных результатов проекта вышеперечисленные усилия, к сожалению, или замалчивались, или давались в сознательно искаженном свете. В обоснование такой политики К.-Д. Мюллер не постеснялся привести и такой «аргумент»: проект начинается лишь тогда, когда на него получены деньги. При столь специфической этической базе проекта, даже щедрое его финансирование со стороны немецкого государства не предохранило проект от весьма низкого качества его главного продукта – сканирования подольских картотек и занесения их информации в электронную базу данных. Это привело к трениям, а затем и к конфликтам между самими участниками проекта: в 2005 г. от участия в проекте был фактически отстранен Р. Отто, в 2006 г., вместе с Р. Келлером, публично заявивший о разрыве отношений с К.-Д. Мюллером.
4
Ссылки на эту базу данных в работе даются следующим образом: ЦАМО, № (где № – номер отсканированного изображения).
В настоящее время техническая обработка офицерской картотеки ЦАМО завершена, и коллеги приступают к сканированию карточек солдатской картотеки. Согласно концепции проекта, полученные результаты со временем должны стать доступными исследователям в ряде учреждений Германии и России. Перечень российских учреждений нуждается в обсуждении.
5
См. сведения о них также в архивах Фонда «Холокост» и материалах собрания Г. А. Хольного (Москва).
6
Единственный известный нам дневник еврейского военнопленного (А.Вейгмана) – довольно поздний, начатый только в 1945 г. и характеризующий лишь заключительную фазу войны и самое начало послевоенного мира (Шнеер II: 292–298). Видимо, о ведении дневника в более раннее время, собственно говоря, просто не могло быть и речи.
7
Эго-документы о пребывании евреев-военнопленных в румынском плену составителям неизвестны, если не считать сообщения З.А. Зенгина о том, что в Николаевском лагере охранниками были не немцы, а румыны. Кстати, есть свидетельства о советских евреях-военнопленных в Норвегии, но там полностью, хотя и своеобычно, хозяйничали немцы.
Принятые сокращения
АГ – айнзатцгруппа (Einsatzgruppe)
АК – айнзатцкоммандо (Einsatzkommando)
ВИЖ – «Военно-исторический журнал», Москва
ГАРФ – Государственный архив Российской Федерации, Москва
ГАСК – Государственный архив Ставропольского края, Ставрополь
ГФ ПОБ – Германский фонд «Память. Ответственность. Будущее»
ЗК – зондеркоммандо (Sonderkommando)
МИД – Министерство иностранных дел СССР
MKKK – Международный комитет Красного Креста, Женева
НАРБ – Национальный архив Республики Беларусь, Минск
НКГБ – Народный комиссариат государственной безопасности
НСДАП (Nazional-Sozialistische Deutsche Arbeitspartei) – Национал-социалистическая рабочая партия Германии
ОКВ – Верховное командование вооруженных сил Германии (OKW: Oberkommando der Wehrmacht)
ОКХ – Верховное командование сухопутных сил (ОКН: Oberkommando des Heeres) ПО – партнерская организация
РГВА – Российский государственный военный архив, Москва
РСХА – Имперская служба безопасности (RSHA: Reichssicherheitsamt)
РФВП – Российский фонд «Взаимопонимание и примирение»
СД – Служба безопасности при СС (SD, Sicherheitsdienst der SS)
СС – Охранные отряды национал-социалистической рабочей партии Германии (SS, Schutzstaffel der NSDAP)
ЧГК – Чрезвычайная государственная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР, Москва
ЦАМО – Центральный архив Министерства обороны РФ, Подольск
ВАВ – Bundesarchiv, Berlin
ВА-МА – Bundesarchiv-Militärarchiv, Freiburg
JCC–International Claimes Conference, New York
IfZ – Archiv des Institutes für Zeitgeschichte, München
USHMM – United States Holocaust Memorial Museum, Washington