В оформлении книги использованы фото А. Сладкова
© Сладков А., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2015
Короткими очередями
(реальные истории)
Дал же Бог хорошую память. Сотни путешествий, с одной войны на другую. По кругу. Одни горы, другие, аулы, кишлаки, города. Тысячи лиц. Но если меня растолкать ночью и спросить, где какие полки воевали и кто ими командовал, – не ошибусь. Потому что знал каждого лично. Мы жили в одних палатках, ходили одними тропами. А сколько было событий? Помню ли я подробности?
Опытный пулеметчик в бою не расстреливает всю ленту разом, экономя патроны. Он бьет короткими очередями, отсекая по две-три пули. Так и память – выдает из закромов не всю картину жизни, а лишь яркие ее эпизоды.
Скажем, первое в жизни редакционное здание.
– Что вы можете?
– Все.
– Хм… Человек, который говорит, что может все, как правило, ничего не может.
Разговор с руководителем радиостанции «Голос России» Абакумовым как-то не клеился. Я уже целый месяц работал в районной газете «Время», когда друзья предложили: сходи на радио, на Пятницкую, договоримся. Нашлись какие-то знакомые… Впрочем, почему «какие-то»?! Приличные, хорошие люди. И вот Алексей Владимирович, вежливый, тактичный человек лет тридцати, в очках, с длинными волосами, в демократичной джинсовой куртке, аккуратно прощупывает меня на предмет профпригодности (или непригодности).
– А не могли бы вы сделать материал… Хм, на тему… Скажем, «Армия и политика»?
– Конечно, могу, – зачем-то вру я.
– Посмотрите… Ну, интервью военных можете записать, свои мысли…
Я получаю в радийной каптерке обтянутый кожей пластмассовый ящик. И раскладной микрофон. Авантюра…
Через несколько дней я снова на Пятницкой. Протягиваю главреду кассету, на ней интервью с несколькими высокими генералами и маршалом Шапошниковым.
– Ого, молодой человек, да вы кое-что можете! Даже Шапошников у вас! Главнокомандующий Вооруженными силами СНГ! И как это вам удалось?
– Я ж вам говорю, я могу все!
– Ну что ж, продолжим наши контакты!
О том, что все эти военачальники живут у нас на дачах, в Монино, и что мне не составило труда внаглую просто взять да и постучаться к каждому, – я умолчал. Ради большой журналистики.
Я часто потом брал интервью у больших начальников. Иногда они были озабочены делами мира, но чаще – войной.
Дальше Таджикистан. Начало девяностых, зима. Душанбе, а в нем все с оружием. Группировки: «вовчики», «юрчики», «шурчики». Стайки боевиков, греющиеся у костров, как революционные матросы в семнадцатом. Боевики, настороженные и гогочущие, ссыпающие с ладоней под языки свой жгучий насвай. Раскрашенные БТРы, разъезжающие по широким проспектам, а на них – революционные полевые командиры, боевик Файзали и шашлычник Сангак. Вы можете идти по обычной восточной улице, запруженной тележками и людьми. Свернуть в переулок, а там – никого. Тихо. Только бородатый человек в грязном военном бушлате, аккуратно заглядывающий за угол с автоматом Калашникова на изготовку. И вдруг стрельба!!!!
Потом палящее лето. На горных дорогах – грузовики с телами российских солдат, погибших на афганской границе. Душанбинский военный госпиталь, забитый ранеными под завязку. Паленая водка «Араки-руси» и кислое местное пиво. Плов, шурпа, лагман. Дымящиеся мангалы и таджикский шашлык, нанизанный маленькими кусочками мяса на короткую шпажку. Долгое ожидание вертолета на аэродроме, в надежде перелететь в Пянджский отряд, оттуда в Московский, а потом в Калай-Хумб, Хорог, Ишкашим… Пыль, жара и стрельба…
Приднестровье. Бои на легендарном мосту в Бендерах. Вспухшие тела румынских и молдавских военных, лежащих на асфальте после отбитой атаки на город. Винные погреба и жестокое похмелье от «Букета Молдавии». Российские добровольцы, обозленные казаки и улетающие за великую реку «эрэсы». И такие же, прилетающие с той стороны.
Абхазия. Бомборы, Бобушары и Гумиста. Штурм Сухума, летящие вниз тела грузинских «афганцев», обороняющих верхние этажи желтого здания республиканской администрации. Убитый фотокор Андрей Соловьев, пытавшийся снять, как эти тела слетают прямо на объектив. Мамалыга и копченое мясо, горящий очаг в абхазских апацках. Кодорское ущелье и его дороги, забитые угнанными автобусами и троллейбусами, оставленными бегущими в Грузию сванами.
Распадающаяся Югославия. Кажущийся благополучным Загреб, явно прифронтовой Белград и осажденный Сараево. Боснийский Мо́стар, разделенный рекой Неретвой. По одну сторону – целый и невредимый, благоухающий хорватский сектор, на другом берегу – разбитые кварталы сектора мусульманского. Сербска Краина, бывшая линия фронта, место, где впервые погибли российские репортеры: Геннадий Куренной и Виктор Ногин. А рядом домик убийцы. И та самая горка, с которой по «Опелю» журналистов ударили из гранатомета.
Первая Чечня. Реки грязи и крови. Испуганные солдаты и хохочущие боевики. Бандеровец Сашко́ Белый, дающий мне интервью у Дворца Дудаева. Разрушенный Грозный, забитые трупами городские колодцы и страшные рвы на Славянском кладбище, тоже заваленные телами: мирных русских, греков, немцев, армян. Горные села Ярышмарды и Дачу-Борзой, а рядом – сожженная колонна пехотного полка. Сотня разбитых машин, десятки трупов. Хасавюртовский мир и тысячи пропавших без вести пленных, с той и с другой стороны.
Афганистан. Очередная война. Вертолетные путешествия из Душанбе в Панджшер к недавним врагам-моджахедам. Верхом на ящиках с российским оружием и мешками афганских денег, напечатанных у нас на Урале, в Перми. Полевой командир Ахмад Шах Масуд. Русский язык, который вдруг слышится и в кишлачных лавчонках-дуканах, и среди моджахедов, и просто на улице. Фатальная афганская философия – «иншалла» – на все воля Божья, будет, что будет.
Вторая компания на Кавказе. Атакованный Дагестан. Пугающий шепот:
«Басаев и Черный араб – Хаттаб! Они нас разобьют!» Распухшие от жары тела российских солдат на камнях высохшего русла реки. Горящие подбитые вертолеты на Ботлихском аэродроме. Модная песня «Мальчик хочет в Тандо», которую пели перед штурмом горы Черепаха, рядом с которой и находилось село Тандо. Обезглавленные трупы десантников на горе Ослиное Ухо. Народное дагестанское ополчение и избитые в кровь первые пленные боевики. Наконец, поход в Чечню. Мой пятый по счету штурм Грозного. Двухнедельная битва за село Комсомольское. Я, идущий по центральной улице разрушенного села. И мои ноги, соскальзывающие с мертвых тел и голов, замаскированных пылью и грязью. Горное село Улус-Керт. Гибель шестой роты в бою с двумя тысячами атакующих боевиков.
А вот Ирак. Багдад. Везде портреты Саддама. На здании телеграфа – с телефонной трубкой, на турагентстве – в пляжной шляпе и с удочкой, на военной базе – в черных очках и в камуфляже. По городу гуляй – не хочу. Ужин с водкой и яствами в ресторане – четыре доллара на восьмерых. Вода дороже бензина. Памятник Али-Бабе и сорока разбойникам. Ошалелые журналисты в погоне за иностранными экспертами, а те в погоне за бак-оружием. И наконец, штурм. Американцы в Багдаде. Всеобщий грабеж. Вискарь и параболические антенны в открытой продаже. Первый порнофильм в кинотеатре, первый теракт. Демократия! Свобода – превыше всего. Да здравствует свободный Ирак! С миллионом последующих взрывов и похорон.
Снова Афганистан. Пахнет вторжением. Американская бомбардировка сухими пайками. И появление этих пайков на базаре, по доллару за пакет. Убийство благородного Ахмад Шах Масуда арабскими террористами и жующие жвачку солдаты из Аляски, Аризоны и т. д, шагающие вдоль афганских дувалов. Опиум, гуляющий по стране в грузовых отсеках больших «Геркулесов» авиации США. Вселенский бардак.
А теперь Цхинвал. Война. Бегущие в тыл сильные и вооруженные осетины. Идущие на смерть российские батальоны. Психотропное оружие. Таблетки иностранного «озверина» в желудках яростных грузинских солдат. И чуть позже – эти же солдаты в плену: отошедшие, оттаявшие, милые и застенчивые, чистящие картошку на тыловых кухнях российских полков. И скала над бурной рекой Лиахвой, словно стена Рейхстага: «Здесь была разведка 429 полка!» Рядом крупнее: «8-928-…. Педикюр-маникюр. Звоните! Мадина».
Пуля, что сидит во мне, – хорошее подспорье для памяти. Не случайный осколок, не шальная зараза, предназначенная всем и никому. Эта летела конкретно в меня. И если бы не майор, закрывший меня собой, уже и писать было бы некому. Латунный снаряд со стальным сердечником, калибром 5,45, сначала прошел через его тело, а потом очутился в моем. Разве такие мгновения из памяти выветрит время?
Каждые пять-десять лет у России война. Закономерность. Погибшие, раненые, оставшиеся инвалиды. Потраченные миллиарды. Но война тоже приносит некоторые дивиденды. Выработка патриотизма, необходимого стране, как диабетику инсулин. Объединение вокруг лидеров. Победы, в напоминание о великом прошлом и настоящем.
Да-да, как ни странно это звучит: миру нужна война. Возьмите наших «друзей» за океаном. Вот уж кому враг просто необходим. Всегда. Враг маленький и большой. С одним можно справиться, чтоб предъявить обществу все ту же победу. А большим врагом можно пугать народ. И сенат, пополняя военный бюджет.
А у нас, если нет фронтовых сводок пять лет, шесть, семь – растет напряжение. «Пятидневная война» давно в истории, с кем дальше? Япония и Курилы? Арктический шельф и Норвегия? Провидение не стало плести лабиринты и «подарило» нам Юго-Восток. Хотя… Еще не известно, что было бы хуже, война с НАТО или с самими собой. И вот мои коллеги, взяв свои рюкзаки, потянулись в Донбасс.
Это в кино мы, репортеры, постоянно пьем водку и непрерывно спим с прекрасными дамами. Только в кино тревожно вглядываемся в ночное окно, вытирая пот и вспоминая войну. В жизни нам некогда. Хотя… Столько пройдено, столько друзей похоронено, а вспоминается быт какой-то, вагончики, палатки, посиделки. В общем, все то, что осталось за кулисами этого бесконечного путешествия. Мои дети называли меня «дядя папа», из-за редких наших свиданий. Жена давно не реагирует на приезд и отъезд. Будто я ухожу в магазин, а возвращаюсь из соседней комнаты. На работе таких, как я, не жалеют, потому что мы сами себя не жалеем. Мы, как шарик пинг-понга, сегодня в одном месте, где стреляют, – завтра в другом.