Часть первая
Доктрина этического максимализма
Глава 1
Основные посылки
1.1. Две логики
1.1.1. Этическая логика
Словосочетание “этическая логика” может вызвать возражение – логика есть логика, а прилагательное “этическая” излишне. Однако логика содержит в себе метод, продвигающий мышление к поставленной цели. В данном случае мы также имеем дело с методом, инструментом познания мира. Этическая логика является высшей логикой сознания. Она элитарна, и прогресс человеческой культуры напрямую связан с успехом в ее применении. Принятие ее есть главный мировоззренческий выбор индивида.
Помню, в школе, решая задачи, я заглядывал в конец задачника, чтобы увидеть ответ и подогнать под него решение. В этической логике происходит нечто подобное. Нам даны ответы, и многие умозаключения мы выводим из них. Действуя интуитивно, мы порой ошибаемся в деталях. Однако проходит время, детали изменяются, а ответы – все те же, но уже основательно подкрепленные рациональной дискурсией.
Желание счастья – главное желание человека. Все остальное – суета и вибрации идей. Моя убежденность в правоте основана на ощущении этической реальности. Мне совершенно безразлично, как Бог сотворил мир. Это тайна для всех, и может быть, – для Него. Важно, что я счастлив только с Ним – это постулат этического видения мира. Этическая логика ставит нравственный итог жизни несравненно выше материального. Она верна, если цель, действительно, этична. Но нет формулы нравственного деяния. В поступке важны внутренние мотивы. Этическая логика не раскрывает механизмы подчинения добродеянию; добро не требует объяснений. Объяснять нужно страх и грех.
Этическая логика во многом парадоксальна с точки зрения рацио. Она, в частности, оперирует категорией ценности, которая не имеет адекватного отражения в количестве. В физике тяжелое перевешивает, сильное перетягивает, быстрое обгоняет и т. д. В этике это совсем не обязательно. Одна овца может отвлечь внимание от стада. Даже в сравнении с бесконечностью конечное не теряется, но становится заботой бесконечности, ибо в этической реальности действуют личности, а не просто законы материального мира. Казалось бы, что там капля отпавшего видимого мира перед Океаном необозримого Мирового Ресурса? Что один малый грех в бесконечной длительности жизни личности? Но именно вокруг этой “мелочи” закручены все страсти мира. Высшее настолько чисто и прекрасно, что не терпит малейшей грязи – мера такой нетерпимости есть мера совершенства. Такое удивительное свойство этической реальности сочетается с уникальностью, оригинальностью личностного представления единого. Совершенство оригинально, и всякая царапина, всякая пошлость уничтожает его.
Этическая логика опирается на знание глубинных мировых ценностей, поэтому это логика отбора постулатов. Она помогает интуиции и не позволяет измельчить поток мысли в песке самодостаточных идей. Она антропна и без детального разбора дает оценку гипотезам. В этом, пожалуй, ее главное достоинство. Как хороший инженер, отвергающий проекты на основе вечного двигателя, она не дает разыграться фантасмагории. Возьмем, к примеру, идею многомерного пространства, которая предлагается для объяснения паранормальных явлений. В гипотезе есть трудности технические – все объекты материального мира трехмерны, хотя пространство полагается многомерным (более 3-х измерений). Приходится предполагать лабиринтную вложенность трехмерности в многомерность. Но важнее другое: Бог как бы сделал человека муравьем, ползающим по плоскости, не знающим всего объема. Здесь трудность не познавательная, а сущностная. Человек всего не знает, но многомерность – свидетельство априорной ущербности, “муравьиности” разума. Я не понимаю, как можно в игре пространств увидеть духовное подвижничество. Мир – это дом разума, а не лабиринт. Он сделан по-доброму. А кажущаяся паранормальность имеет иные причины. Другой пример: субстанциональная модель созидания, предлагающая объяснение животворящих процессов наличием в мире особой силы (“энтелехии”), направляющей все материальные превращения. В этой модели обезличивается истинный источник созидания – разум.
Выбор постулатов большинства научных парадигм осуществляется, к сожалению, вне этической логики. Если в основании модели лежат этические критерии, она не бывает абсолютно неверной. Этическая логика особенно продуктивна в поведении, в поступках. Она обостряет внутреннее зрение. Этический путь никогда не ведет в тупик; идущий по нему не испытывает разочарований. Одухотворенные люди много умеют, и никому в голову не придет сомневаться в их знании, если они и не знают техники исчисления интегралов.
Этическая логика теистична. Она опирается на нравственный закон, который первичен и осуществим только в личностях. Всеобщность нравственного закона обусловлена и гарантирована Абсолютом. Этическая логика опирается на этическую чуткость и крайнюю идеализацию, т. е. на этический максимализм, суть которого в том, что Творец Благ, а все остальное посредственно и не имеет долгой жизни. Никто не может быть судьей человеку. Только Бог. Для прикосновения к тайнам невидимого мира нужно иметь большой запас нравственной надежности. Этическая логика не позволяет его растратить.
1.1.2. Рациональная логика
Рациональная логика – это логика вывода. В отличие от этической, она не критична к постулированию и вступает в действие после постулирования. Это логика робота: вход – не ее дело, ее дело преобразование. Она следит за “строгостью” и последовательностью процедур вывода, опираясь на общепринятые каноны вывода. В противоположность роботу, центральное место в мышлении занимает отбор постулатов. Явно или неявно, такой отбор происходит всегда.
В теме рационального мышления следует отличать проблему единственности рационального метода от конструирования процедур вывода. Что касается метода, то он основан на (1) универсализме мировых смыслов и (2) универсализме гностической последовательности их. Об этом разговор будет в главе 4. “Смысл”. Если бы не существовало указанного универсализма, взаимопонимание индивидов было бы невозможно. Но есть другая проблема: Поскольку рациональный метод стремится к вербализации знаний, возникает желание формализовать его. Увы, здесь мы не находим надежной базы выбора. Аксиомы произвольны, формальны, модельны. Стремясь к строгости, рациональное мышление пытается постулировать свои свойства. Но оно попадает в заколдованный круг металогики: оно ищет и не находит самовоспроизводящегося робота.
Все мы интуитивно знаем, что существует возможность договориться, понять друг друга, что есть универсальные основы взаимопонимания, и мы пользуемся ими в общении. Не все, однако, отдают себе отчет в том, что эти основы этические, а не формалистические. Находя общий язык в житейской ситуации, мы, тем не менее, резко дистанцируемся при определении своих идейных позиций. Почему же рациональное мышление не объединяет, а разъединяет людей? Причина в том, что универсальные гностические смыслы в своем движении обнаруживаются лишь в одеянии энергетики любви. Поскольку рацио любовь игнорирует, ему остается лишь здравый скепсис.
Итак, два обстоятельства характеризуют рационализм мышления: (1) чрезмерная свобода в манипулировании постулатами; (2) убежденность в высокой надежности (даже единственности) формальной логики рационального вывода. Это способствует становлению культуры свободных допущений, которая характеризуется различными словами: культура технической интеллигентности, технократическая, точного математического мышления, демагогического педантизма и т. д. Она образовала костяк эпохи просветительства, постепенно вытеснивший мягкую плоть духовной метафизики. В творчестве победила точка зрения, что знание поведения природы содержится в математике ее законов, что смыслы мира не нужно искать, их просто нет, а нужно подбирать, создавать хорошие модели поведения, т. е. смыслы следует привносить. Большое внимание стало уделяться формальным процедурам. Родственная этому болезнь – поверхностное восприятие произведений культуры. Человек считает себя осведомленным, если ему известна фабула, общая идея. Он сопротивляется всему, что требует переживания, этического переосмысления. Ему некогда.
Мир рацио есть оторванное от Истока бытие. Недаром нормальной реакцией физика становится интерес к лирике. От душного сленга рацио он тянется к свежему языку сердечного общения.
Опасна, однако, и другая крайность – догматичность, бездоказательность, декларативность концептуальных положений при полном игнорировании как этической, так и рациональной логики. Многие положения метафизики обретают свою убедительность только тогда, когда они связаны крепкой нитью логического следования.
1.1.3. Две реальности
Существуют две реальности – рациональная и этическая. Их главные отличия:
1. Реальность рациональная:
• ее объекты поддаются точному описанию и алгоритмическому моделированию, имеют конечную сложность;
• рациональная реальность является предметом научного исследования;
• рациональная логика – это логика вывода;
• логика вывода не имеет формальной опоры внутри себя самой, ибо не существует рационального понятия (рационального объекта) “строгий логический вывод”;
• рациональное знание опирается на эксперимент и рациональную логику;
• рациональное знание неисчерпаемо.
2. Реальность этическая:
• ее объекты известны, не материальны, не поддаются точному описанию, имеют бесконечную сложность;
• этическая логика должна быть главным инструментом выбора;
• она имеет опору в логике этического максимализма;
• она предполагает наличие априорных смыслов;
• этическое знание опирается на этический опыт и этическую логику;
• оно переживается этически и имеет предел – понимание этического поведения множеств разумных монад мира.
Разногласия в рациональной сфере внутри самой этой сферы неразрешимы. Расхождения в этической области имеют потенцию полного разрешения, ибо согласие – это притягательная компонента полюса этического максимализма. В жизни мы наблюдаем большое количество религий, идеологий. Почему же логика этического максимализма не обеспечила человечеству единственность мировоззрения? Потому что этический максимализм не является первостепенным требованием для идеологий. Рядом с этикой живут политика, традиции, конфессиональная самость, религиозная исключительность, магизм и многое другое.
Этический максимализм выразим в переживании, но невыразим в формулировках. И это, пожалуй, главная причина разнообразия последних. Иногда противоречия в рациональной сфере переходят в этическую, где прекращаются споры, но это не устраняет противоречия.
Опору излагаемой в трактате этики я вижу в очевидном факте: искреннее желание добра ближнему максимально (предельно) по сути.
1.1.4. Еще об этической реальности
1. Этическое мышление конкретно, здраворассудочно. Его предметы единственны, неповторимы. Для него рациональное как бы не существует и представляется игрой воображения, а рациональная свобода лишена содержания.
2. Признание бытия этической реальности – нечто более сильное, нежели признание существования этических и идеальных факторов в мире. Этическая реальность – это не качество или степень совершенства; это объекты. Объектами этической реальности являются, в частности, любовь, совесть, личность. Они не выводимы и не конструируемы из чего-либо первичного. Они первичны. Для рационального мышления этическая реальность отсутствует или кажется реальностью несвободы.
3. Переход к бесконечности в рацио есть выход за пределы рацио. Предел, скорее всего, есть объект этической реальности. Таковым является бесконечная сложность. Все этические объекты являются бесконечно сложными и не постижимы рациональным мышлением.
4. Творческое начало мира принадлежит этической реальности. Она порождает объекты мира, она же раскрывает истинное содержание их. По этой причине успех есть этическая победа. Все раскрывается в любви.
5. Познание осуществляется через сопереживание. Проникновение в суть простого арифметического действия – акт этический (дважды два четыре – это хорошо!). Память реализована как память переживаний.
Превосходство этической реальности над рациональной обуславливает надежность вселенной.
1.1.5. Мировая асимметрия и сложность
В материальном мире имеет место принцип симметрии, которому в философии соответствует диалектический закон единства и борьбы противоположностей. Этот закон можно разложить на две составляющие: (1) Всякому началу соответствует противоположное начало. (2) Действие имеет противодействие. Первую составляющую назовем потенциальной противоположностью, вторую – актуальной. Наличие второй опирается на существование первой, но существование первой не обязательно в реальности обуславливает вторую, которой, собственно и соответствует термин “борьба”. Потенция борьбы не означает ее реальное наличие.
Существует очень важный феномен, предотвращающий трансформацию потенциальной противоположности в актуальную, – сложность. Чем “умнее” объект, тем меньше ему приходится бороться (“умный гору обойдет”). Собственно говоря, только это обстоятельство и заставляет природу усложняться. Метафизическая доктрина признает существование начала, обладающего бесконечной сложностью, которое по большей части исключает борьбу как способ существования. Наблюдаемый нами материальный мир является в плане оценки сложности ничтожно малой частью всего мироздания (мирового сознания), следовательно, можно полагать, что мир стоит не на борьбе, а на взаимоучете противоположностей. Далее будет развит тезис о том, что любовь – это внутренняя дисциплина мироздания, обеспечивающая ему максимальную бытийность. Зло же – это актуализированная в жизни разума деятельная противоположность, потенция которой, в основном, подавлена высочайшей самоорганизованностью Мирового
Разума. Любовь доминирует во вселенной. В этом смысле мир асимметричен. Если бы симметрия всех мировых начал была бы реально осуществлена в действии, мир не существовал бы. (Асимметрия, кстати, пребывает в физике большого взрыва.)
Вероятно, усложнение можно интерпретировать, как перенос противоположностей внешних действий во внутренние, но тогда мы должны констатировать асимметрию внутреннего и внешнего. В Мире Разума все является только внутренним. В этом и заключается его целостность.
Замечание
То, в чем я ищу согласие читателя, заключено в двух положениях:
• С возрастанием сложности объект начинает проявлять черты адаптации, свойственные поведению живого организма. Иначе говоря, высокая адаптивная сложность – не только необходимое, но и достаточное качество жизни.
• Мир бесконечно сложен в каждой своей атомарной ячейке, мир суть живой универсум.
1.1.6. Знать и уметь
Человек выделяется из природы тем, что он не только умеет, но и объясняет свое умение. Объяснение, порой, важнее умения. Но можно все знать и быть несчастным. Можно многое уметь и не знать истины. Бывает разное знание, разные основания и мотивы его применения. Я говорю об этическом основании.
Для того чтобы привести в движение популяцию разума, требуется не рациональное знание, а любовь, обращенная к сердцам людей. Академик знает, проповедник умеет. Умение такого рода творит вселенную. Оно в основе бытия, и одними законами объяснить вселенную невозможно. Для “знатока” эффект, творимый любовью, кажется парадоксальным, случайным, обидно дармовым, необъяснимым. Он не понимает, как одно лишь этическое состояние перемещает миры, как любовь рождает разум. Может, с позиции академика Бога нет. Но с позиции Бога многие наши старательно выстроенные системы – труха. Слепота – это незнание. Незнание стремится к знанию. Слепота рождает знание магии превращений, но вовсе не умение в положительном деянии, ибо нет иного положительного деяния, нежели добродеяние.
Существует образное описание непознанного в виде бесконечной плоскости, на которой знанию отведен круг с человеком в центре. Но это совершенно непродуктивный образ. Зачем бесконечное знание? А что есть знание? Все прекрасное просто. Знание – это пережитое, точнее сопережитое. Но кто из нас по-настоящему использует знание? Мы ни одну мысль не проследили до конца, так как перемещаемся не по логике миропорядка, а по собственной судьбе, движимой желаниями. Не было бы желаний, не было бы “знаний”. Было бы чистое слияние с идеалом божественного. Была бы та несвобода крайности, которая и есть Абсолютное содеянное и Абсолютное еще не содеянное. Мы бы творили творением Его. Мы бы умели. А умея, – только любили. Однако, мы хотим уметь, зная, но не любя. Мы хотим уметь, чтобы иметь. Мы и умеем, не зная правды. Мы и имеем пошлость, т. е. пустоту, хотя нам дано все. Самодовлеющая страсть к рациональному знанию – знак потери истины, знак утраченного благоговения.
Человек – аристократ знания. Но главное знание – знание, помогающее жить нравственно. В будущем умение перейдет к роботам, и основным занятием человека останется толкование, объяснение происходящего. Человека далеко не всегда надо учить, что и как делать; чаще всего ему следует объяснить, как устроен мир, какова реальность, и он сам решит, “что и как”. А истина нравственна. С учетом этого будут выстроены все учения разума, и нравственное начало в них будет главным.
Там, где появляется бесконечность, кончается рациональная реальность. Ее замещает реальность этическая. Этическое умение есть уместность, и гнозис с любовью являются лишь в уместном познании.
1.2. Бог и свобода
Несмотря на то, что в этой книге часто встречается слово Бог, я адресую ее и верующим, и неверующим. Сам я верующий, но вера моя ограничена признанием первичности Мирового Сознания. Нравственные моменты жизни я связываю с Живым Образом Абсолюта, и все рассуждения мои о Боге имеют этический характер.
Во второй части книги (в “Метафизике”) я пользуюсь понятием “супервизор”, выделяя определенные свойства Абсолюта. Там есть конструктивная модель живого универсума.
1.2.1. Религия и наука
В принципе, религия и наука несопоставимы, поскольку это объекты разной природы: религия – мировоззрение, наука – вид деятельности, в которой участвуют люди разных мировоззрений. Но есть точки соприкосновения этих объектов, где им приходится защищать друг от друга свои позиции.
В наше время всеобщего естественнонаучного образования, когда умы с увлечением и страстью отдались служению математике, физике, биологии и т. д., когда достижения в этих областях позволили избавиться от голода, холода, болезней, невозможно, казалось бы, искренне поверить в нечто, игнорируя авторитет науки. Мешает одно принципиальное расхождение между наукой и религией. Оно касается бытия невидимого мира. Религия предполагает существование невидимого. Но это совершенно не подтверждено наукой. Задача постижения его (невидимого) для образованного человека много сложнее, чем для мало осведомленного. Ему нужно гораздо больше “концов свести друг с другом” для воссоздания цельного мироощущения, – без учета научной аргументации этическое воззрение теряет для него полноту убедительности.
История знает значительный период слитного жития религии и науки. Но с 17–18 веков, с приходом технологической эры произошел раскол. Эпоха просвещения, начав с крушения закостенелых церковных условностей, завершилась трагедией бездуховности 20-го столетия. В новое время религия, сохраняя принципиальные позиции, должна проявить гибкость в интерпретации своих догматов. Тайное ждет иных образов.
Групповое этическое движение начинается и строится на базе корпоративных истин. Ему так легче развиваться, ибо правда его защищается и подтверждается непосредственным сопереживанием. На каком-то этапе развития, в целях консолидации растущего числа последователей, возникает необходимость канонизации движения. Появляются постулаты веры – догматическая опора, а с ней – религиозная идеологическая система, развивающаяся по законам, свойственным ее организму. Она расцветает, будучи затем обреченной на медленное окостенение и смерть. В основании религиозных канонов пребывают Писания, непреходящая, ничем не уменьшаемая ценность которых заключена в этической составляющей. Имеется, однако, и сценическая, рациональная часть, которая отражает познание людьми, принимавшими участие в процессе становления Писаний. Опасной является попытка интерпретации Писаний в узко групповых целях. Происходит подмена истины: цель защиты традиции выходит на передний план.
Наука, несомненно, оказывает воздействие на религию, но она не “уничтожает” ее, а способствует трансформации. Есть два аспекта этого воздействия: рациональный и этический. Первый очевиден: разоблачение невежества всегда способствует культуре и глубине миропонимания (нужно видеть процессы там, где привиделись демоны). Однако один этот факт не способен оказать решающее влияние на религиозное творчество. Ведь в мире неисчерпаемой тайны сфера научного знания всегда остается бесконечно малой, а человек, несмотря на это, прекрасно ориентируется и способен жить счастливо. Нет, главную роль здесь играет второй аспект. Он, в целом, обусловлен тем обстоятельством, что истина невозможна без любви. А любовь рождает религию. Наука, не столько предметом своим, сколько пытливым трудом, дает импульс к нравственному восхождению в познании, тут ее главное содружество с религией. Искренний ученый – максималист, и его максимализм неизбежно проникает в сферу этической реальности. Лишь максималисты двигают прогресс.
Труженик науки знаком с эффектом обживания. Предмет, вначале казавшийся очень сложным, после определенного изучения и освоения становится привычным, простым. Путь в науке содержит бесчисленное множество вдохновенных взлетов и привыкания к новому. Последнее возвращает к обыденному, опустошает душу и накапливает разочарование. Новое становится будничным, чтобы вновь показать цену вечного нравственного. Лишь кичливость гордится малым возвышением ничтожного знания над поверхностью еще более ничтожного. Ищущий созревает до необходимости внимательно осмотреться и прислушаться к жизни. Он постигает религиозную истину через призму структурированного мышления.
Научное мышление воспитывает дерзкое чувство потенциальной разрешимости проблемы. Если, скажем, сложный биохимический процесс изучен лишь качественно, есть уверенность, что рано или поздно он будет досконально понят в деталях. Ясно, что в основе лежат фундаментальные физико-химические законы. Но чем длиннее путь размышлений, прочнее опыт поиска, тем явственнее и категоричнее заявляет о себе иное чувство, далеко не свойственное духу победного шествия разума. Исследователь обнаруживает, что ни на шаг не приблизился к пониманию таких реальностей, как Воля, Страх, Любовь, Совесть, Долг. Более того, он осознает, что никогда и никто научным методом их не постигнет. А между тем, их-то и хотелось бы главным образом постичь. Ученый обретает способность осязать четкую грань между двумя реальностями и силой гнозиса усовершенствовать свое нравственное чувство. Вот главный положительный итог его труда. Ведь, говоря языком математики, система постулатов его оказалась не полной. Открытие это не всегда приводит к Абсолюту. Часто оно разрешается агностицизмом разной формы и содержания. Если двигателем познания не является любовь, то верховодит логика, для которой нет добра и зла. Безопорное, диффузное сознание – одна из форм болезни духа, дисгармонии личности.
Замечание
Безопорность в мышлении – это неспособность индивида опираться на собственные императивы (которые и образуют основу его мировоззрения). Безопорность, таким образом, – это болезнь. Она чаще всего посещает человека с хорошо развитым рациональным логическим мышлением (“человека-робота”). Мышление состоит из чередования двух операций – выбора и вывода (выбор дороги и движение). Выбор осуществляется на основе этической логики. Безопорность – это расхлябанность в выборе пути, в попытке заменить выбор выводом. Это вседозволенность (диффузность) и легковесность суждений, это разрыв между постулатами поведения и постулатами в мышлении, это крайний субъективизм.
Как правило, субъективист не отрицает внешнее (вне его сознания) бытие, но он отрицает значимость для себя этого бытия. Для него значимы его собственные переживания, они-то и представляют собой реальность. А поскольку переживания разных людей разные, то реальность признается разной. Отрицание значимости мира и есть безопорность, сочетающаяся, порой, с агностицизмом. В частности, не существенным оказывается вопрос “есть ли Бог?”
Мышление проникает в область веры. С расширением сферы применения рациональной логики ослабляется вера, но обостряется потребность в этической логике. Выбрать и поверить – разные психологические переживания, но постулаты этического выбора зачастую оказываются близкими постулатам веры. Опора на этическую логику делает мышление этическим.
1.2.2. Диалог о ценностях
Автор: Надежда – милосердная сестра страданий. На кого нам надеяться? – вот первый вопрос, который мы хотим для себя решить: на Бога, на начальство, на близких, на себя или устойчивость законов природы? Сколько же здесь вариаций мнений, предположений, убеждений! Но ведь прежде, чем понять, “на кого надеяться?” – необходимо решить раз и навсегда: чего мы хотим? Однако мы не желаем решать для себя проблему ценностей! Мы ее отдаем на откуп большинства, морали, традиций. Проблема ценностей важна и не замечаема нами. Представления о ценностях защищены подсознанием; прикосновение к ним очень чувствительно, болезненно. Смена ценностных приоритетов сопряжена с усвоением новых смыслов. Отталкиваясь от них, индивид формирует мотивы поступков и совершает главные дела своей жизни, в том числе, религиозный выбор.
Собеседник: Вероятно, основное влияние на этот выбор все же оказывает осознание реальности.
А: Здесь-то и прячется основная коллизия отношений истины и ценностей. Для того чтобы определиться с реальностью, необходимо прежде определиться с ценностями. Ибо проверка истины осуществляется практикой, а значимость области практики определяется ценностями.
С: Многим область научной практики кажется исчерпывающей для истины. Они говорят: “наука явно указывает на отсутствие Бога в области уже познанных явлений природы и на возможность его отсутствия в еще не познанных, но принципиально доступных к познанию областях”. Вероятно, они считают, что наукой можно охватить все, а если что невозможно, это несущественно для решения вопроса о бытии Бога.
А: То, что невозможно охватить наукой – есть самое сложное, самое важное, наконец, самое ценное. Наука, например, никогда не ответит на вопрос “как возникли законы природы?” Этот вопрос далеко не праздный, с ним связана важная этическая составляющая нашего мировоззрения. Нынешняя наука вообще не занимается исследованием роли этического фактора в основании мира. Практика науки не указывает на отсутствие Бога, она лишь показывает возможность обойтись в своей области без гипотезы Бога, и она срезает эту гипотезу “бритвой Оккама”, что для науки вполне естественно и даже необходимо. Ведь она создает алгоритмы.
С: А что дала религия с ее ценностями за свою многовековую историю?
А: Не следует подменять вопрос о мировой реальности вопросом “что дала религия?”, и не нужно в этот разговор сразу вплетать свою модель веры типа “если бы был Бог, он бы этого не допустил”. Представление о первичности сознания порождает большое множество религиозных концепций, но это не свидетельствует о ложности самого представления.
Эволюция ценностей протекает значительно медленнее процесса созидания картины мира. Как бы ни было совершенно построение логики, оно не скоро пропитает душу индивида. Разочарование в старых ценностях, порой, приходит с отчаянием, болью, страданием. Нужно время.
С: Не только время, но и поддержка окружения. Трудно обрести веру, если она противоречит убеждению большинства.
А: В этом парадокс и трагедия мира. Ценности его – стоимостные, обменные, товарные. Реальность, конструируемая общественным сознанием, – камерная, замкнутая на материальных превращениях.
С: С этим ничего не поделаешь. Ведь главной жизненной потребностью человека является желание оставаться членом общества, быть ячейкой, хоть и безумного, но мира людей.
А: Мы не всегда должным образом оцениваем роль одного “воина в поле”. Волны добра и разума воздействуют на окружение не интенсивностью, а самим своим присутствием. Ценности мира сами не меняются, они имеют исток, и таковым являются конкретные индивиды. Ценности человека сильно связаны с его смысловым багажом, но об этом пишу отдельно.
1.2.3. Теодицея
Все, что возникло в рациональном созидании, познаваемо. Более того, если мы полагаем, что объект рационально познаваем, то признаем его творение в рациональных процедурах. Наоборот, все, сотворенное Богом, рационально непознаваемо, но познаваемо этически. Теодицея относится к догматическому основанию религии и напрямую связана с проблемой творения. Мы должны понимать Творца – в этом основной смысл теодицеи. В мире много зла и страданий, но Бог к ним не имеет отношения.
Можно говорить о двух типах религиозного откровения – об интуитивном и рассудочном. Первое мало зависит от догматов, и яркие представители его находят сочувствие и почитание в разных религиях. Теодицея же – элемент веры, в которой этической логике отводится важная роль. Непротиворечивое стройное представление об этическом аспекте мироустройства – важнейший фундамент религиозной доктрины.
Все это имеет прямое отношение к генезису материи. Если представить себе, что материя боготварна, то именно здесь мы обнаружим трудность в понимании этического смысла и цели Всеблагого. Мне пришлось слышать такое: “нам не дано знать Божий Промысел”. Но в таком случае проблема теодицеи отпадает, как ненужная.
Может, действительно, не нужно заниматься “объяснением действий Бога”? Большинству из нас это не кажется необходимым. Мы, либо не думаем о Нем, либо слепо доверяем: Бог есть Бог, “объяснять” Его бессмысленно. Но Сам Бог требует, чтобы мы поняли и “объяснили” Его. Такова нравственная логика. Если бы мы посмели думать, что Ему это не нужно, мы, следовательно, посмели бы думать, что Он нас не любит. Любовь и справедливость, ответственность и раскаяние, доверие и ожидание – все соединилось в сердце абсолютного Истока. У Бога нет тайн перед свободными сознательными личностями. А слепо верующий и непонимающий Его деяния – ненадежен. Бог живет по нравственному закону, данному миру, – это центральная мысль теодицеи.
Есть, однако, смыслы, познание которых приходит на определенном этапе восхождения, и теодицея относится к ним.
В классической психологии личностью называют то, что я полагаю индивидуальностью (психическим телом), а в теософии и оккультизме индивидуальностью называют то, что я полагаю личностью. Мое определение основано на библейской традиции. Личностное начало суть нравственное начало. Не все разделяют убеждение в первичности феномена личности. Мешает представление о ее составной сложности. Но личность не просто сложна, а бесконечно сложна, и это является фактором ее первичности, атомарности.
Вот основные свойства личности:
бессмертность;
бесконечная сложность;
ценность;
уникальность;
Личность неизменяема в плане Замысла Творца, но способна к греху и искуплению. Личность выражается только через свое конкретное воплощение, и никакой рациональный признак не помогает понять ее суть. Мое понимание личности, как я сказал, идет от библейского, однако, содержит одно существенное отличие. В религии “божья искра” – это тварный дух, через который устанавливается связь индивида с Богом. У меня же основание личности нетварно и образовано соприсутствием Бога в личности. Никакие другие объекты мира таким свойством не обладают.
Имеет смысл определиться вот с чем:
1. Не существует никаких рациональных предпосылок, на основе которых можно строить догадки о сущности феномена личности.
2. Никакое конечное, пусть очень большое, множество материальных “чипов” (например, нейронов) не объективируют личность. В частности, не моделируемой является разумная функция восприятия и комментирования мировых смыслов.
3. Никакое общественное сознание, никакое множество личностей не превосходит личность.
4. Личности не являются “винтиками”, не ведающими цели развития мира. Личности – суть ответственные и осведомленные деятели этого развития.
5. Вселенная в целом имеет глобальное направленное развитие, и личности реализуют это движение.
Долгое время я придерживался убеждения, что Бог – это личность. Но представление о личности усложнилось, личность обрела составную структуру. Бог же – это абсолютно неразложимая сущность. Несмотря на обладание важнейшими свойствами личности, Сам Он личностью не является. В дальнейшем (в главах “Метафизики”), я вместо термина “Бог”, использую термин “супервизор”. (См. разделы 8.2.“Ресурс”, 9.4.“Личность”).
1.2.5. Бог и всеведение
Во многих религиях (пожалуй, в большинстве) почему-то принято приписывать Абсолюту все качества в максимальном их значении. Будто крайность является атрибутом совершенства. А ведь крайности “человечны”. Я полагаю, есть лишь один максимализм, который истинно Ему присущ – этический. Все остальные излишни, не нужны самой религии, а, главное, – не истинны.
К ним относится всеведение. Знание наперед поведения каждого человека противоречит этическому максимализму. Ведь Божье Мнение истинно ценно для человека, когда оно онтологично. И мы боимся его лишиться. Мы знаем, что Бог нас любит, но мы хотим Его Признания. Как же можно мыслить о Божьем Мнении, если Он знает все наперед? А если Он Свое Мнение связывает с нашими поступками, какое значение имеет Его предвидение?
Вот пример из Библии, опровергающий тезис Божьего всеведения (Бытие 6:6): “И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем. И сказал Господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов и птиц небесных истреблю, ибо Я раскаялся, что создал их”. Или вот: (Щар.15:35) “… но печалился Самуил о Сауле, потому что Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем.” (Этим и другим местам Библии теологи дают специальные трактовки, защищающие тезис о всеведении Бога.)
В библейских религиях положение о всеведении глубинным образом связано с феноменом боготварности материи мира. Наблюдаемая материя далека от райской, ее беспощадные законы обуславливают мучения плоти. Если Бог и сотворил ее, Он остается вовне, отстраненным от нее. За фасадом наблюдаемой реальности пребывает идеальное трансцендентное начало, влияющее на воспринимаемую действительность, включающую наблюдаемые пространство и время. Идеальное, таким образом, не отождествляясь с реальным, сохраняет чистоту, пребывает над реальным.
Отсюда делается вывод, что идеальное якобы знает все коллизии реального, что. свобода тварного мира – есть внутреннее переживание мира, что Богу известно все наперед – выберет ли зло или добро конкретный человек в конкретной ситуации, ибо “конкретный человек” – это человек, уже сотворенный, не имеющий свободы абсолютного соприсутствия Творца. Такая религиозная идея не позволяет в полной мере оперировать понятиями “Божье мнение”, “Божье огорчение”, “Божья радость”. Существуют и усложненные представления о двойственности человека, включающие понятия “благодать”, “второе рождение”, где человек, приобщаясь к Богу, как бы приобретает иную сущность. Но трудно сказать, не предвидит ли Бог такое преображение в момент творения личности.
Способность рождать не исключает таинственность акта рождения для родителя. Творчество подчинено замыслу, однако плод любви наследует качества творца, которые представляют тайну для него самого. Творчество тогда и только тогда радует душу творца, когда оно являет нечто, оставляющее тайну для него самого! Только тайну можно любить (и ненавидеть), а Бог – это Любовь. Так творить, как Он, не может никто. Этого ли недостаточно для нас и нашей веры?
Замечание 1
Нетрудно предсказать выбор в поступке праведника и злодея. Но трудно предсказать грехопадение праведника и добродетель злодея.
Замечание 2
Есть некорректность в использовании понятия “творить не из себя – из ничего”. Если зодчий воплощает свою идею, он уже творит “из себя”. Он переносит на свой продукт часть своей сложности, создавая объект. Если он не воплощает свою идею, если объект возникает сам по себе, нет оснований говорить о творении. Творение “не из себя” по сути невозможно.
Замечание 3
Ничего не меняет тот факт, что мы для Бога якобы твари, а не дети. Если так, то мы не просто твари, но самые совершенные его создания. Даже дети могут быть плохими, но плохое совершенство невозможно. Нам дана свобода и способность проникнуть в тайны основания мира. Что же мы, как твари, должны понять? – свою априорную ограниченность? Чем Бог рискует, раскрывая нам свой этический замысел? Если мы твари, у Бога нет собеседника, и Ему некого любить. Нет, мы дети Его.
Замечание 4
О времени см. 8.6.3, о времени идеального мира см. 10.5.5.
1.2.6. Бог и всемогущество
Люди когда-то верили, что Солнце и звезды вращаются вокруг Земли. Наука помогла избавиться от этого заблуждения. А вот вера во всемогущество Бога, как была, так и сохранилась во многих религиях (например, во всех так называемых аврамических). Отказ от нее для некоторых равносилен отказу от веры в Бога. Полагаю, здесь скрывается главное “религиозное заблуждение”.
Дети, живя с родителями, получают и физические, и, в основном, моральные наказания. Однако любящие родители не оставят их в беде. Мы – дети Божьи, имеющие то или иное признание у Него, но, будь Он всемогущ, непременно пришел бы на помощь в беде. Реальные трагедии (типа Беслана, Холокоста, Катыни, Хиросимы и Нагасаки, голодомора и многие, многие другие – их не счесть) укрепляют мысль о том, что Бог не всемогущ. Укрепляет эту мысль и Распятие Христа.
Конечно, мы личностно бессмертны, наша жизнь на Земле – это малый эпизод, и странно требовать у Бога спасения в ситуации, когда смерть является неизбежным итогом земного существования каждого из нас. Но есть большая разница между смертью старца, окруженного заботой родных и докторов, и смертью подростка в газовой камере. Одно из двух: или Бог – это Любовь и Он не всемогущ, или Бог всемогущ, но любовь Его непонятна. Нам не понятно, как может Всеблагий миллионы невинных мучить, расстреливать, убивать в бедствиях, эпидемиях, газовых камерах.
Если Бог всемогущ, то божье милосердие должно воспрепятствовать насилию. Т. е. принцип свободы для всемогущего входит в противоречие с его милосердием. Человек обладает некоторой свободой, но она не “намеренно” сотворенная. Само наше рождение проистекает не от могущества, а от Любви. Божье могущество заключено в Его любви. Но любовь не попустительствует злу. Почему же в мире есть зло? Наверно, Бог любит всех, но – не все наши деяния. Бог мог любить Чикатило, но вряд ли Он одобрил убийства мальчиков и девочек. Для того, чтобы пресечь эти убийства, Богу “не хватило могущества любви?”
В целом, я полагаю логичным варианты этической теории, в которой Бог не всемогущ, хотя ни одно злодеяние не остается безнаказанным, но Божье наказание не порождает физическое мученье, Божье наказание, прежде всего, – духовное (см. главу 6.”Суд”).
Для меня слеза ребенка реальнее и весомее идеи божьего всемогущества, а совместить одно с другим невозможно (см. также 6.1.9.“Чудо и абсурд”, 7.3.9 “Итог”).
Замечание
В христианской религии центральным эпизодом священной истории является распятие Христа. Покинутый учениками, осмеянный, Он в страшных мучениях “возопил громким голосом: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил” (Матф.27:46, Мар.15:34). Но если для Христа деяние Бога оказалось мучительной тайной, то для подростка, ведомого на смерть, – тем более.
Однако, еще раньше в разговоре с Никодимом, Иисус сказал: (Иоан.3:16) “Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.” Т. е. Он знал, для чего Бог Его оставил, и вероятно, Его обращение к Богу на кресте было вызвано невыносимой болью и страданием. И можно думать, что для Бога это было последнее средство, что будь Он всемогущ, Он нашел бы иной способ достучаться до совести людской.
А еще раньше, в пустыне, Иисус не принял предложение искусителя обрести власть над всеми царствами вселенной (Лук.4:6). Он не хотел всемогущества.
1.3. Бог и материя
Важнейшим разделом концепции трактата является отношение Абсолюта к материи. Конечно, истоком всего в мире является Абсолют. Но нас интересует не то, “из чего сделана” материя, а то, кем и как она произведена. Раб может воспользоваться золотом хозяина, но он его мог и украсть. Материя – след неуместного деяния тварного разума (всей популяции разума), результат незаконного использования той жизненной “праны”, которая была дарована Абсолютом для возвышенной духовной цели.
Мысль о том, что вся наблюдаемая материя создана совместными усилиями обычного разума, кажется чудовищно фантастичной. Однако ее отрицание является величайшим заблуждением почти всех религий мира. В трактате подробно описан механизм порождения материи, но сейчас меня интересует нравственная сторона проблемы. Я полагаю, что нет оснований и веских причин предполагать, что материю создал непосредственно Абсолют. Поскольку эта проблема многоаспектная, я решил изложить ее в форме диалога.
1.3.1. Жизнь за счет жизни
Человеку свойственно обожествлять все, что ему нравится. Ему нравится, порой, и вино, и курево, и секс, и упоение властью, и многое, многое другое. Ему вообще нравится житие во плоти.
Собеседник: Итак, что же Бог сотворил?
Автор: Он сотворил Нравственный Закон и Разум и наделил Собой Разум.
С: И все?
А: Этого достаточно. Вселенная образовалась как вселенная разума. Все остальное возникает через разум, действующий от себя и от Него. Все остальное – трагедия самости и победа добра. Мир велик, но не весь прекрасен, а с Богом – только прекрасное. Говоря об отношении Бога к материи, я подчеркиваю неучастие Бога в непосредственном ее созидании. Наблюдаемая материя – результат падения тварного разума мира, но все ее процессы протекают на “теле” Абсолюта.
С: Говорят, материю Бог сотворил для того, чтобы человек, со временем, облагородил ее в гармонии с духом.
А: Т. е. Бог, создавая мир, как бы не завершил, не достроил его, оставив работу человеку. Похоже на то, как, если бы, прежде чем родить дитя, Отец заготовил игрушки, чтобы дитя могло позабавиться.
С: Существование грандиозной вселенной галактик и метагалактик объясняют антропным принципом: Вся вселенная есть предпосылка возникновения земных условий для существования человека в его плоти.
А: Мы же надеемся, что идеальное воплощение разума в веществе, которое в перспективе ожидает мир, является также устойчивым состоянием вселенной. Почему Бог не сотворил его сразу повсеместно? Неужели, из опасения, что человеку ничего не останется для работы?
С: Да нет, Бог так и создал, – именно идеальное воплощение. И весь мир был для Разума. Бог вначале создал материю, развел в ней живность и подготовил приход человека – носителя нравственности.
А: Но живность сразу стала поедать живность (обычные органические превращения); выходит, Бог подготовил мир борьбы и мучений, где нравственность человека сразу подверглась тяжкому испытанию.
С: Может быть, Бог сотворил материю как среду общения, как условие, необходимое для реализации творчества и свободы? О какой свободе, о каком нравственном выборе может идти речь, если нет материи для реализации выбора?
А: Греховными могут быть любые действия. Ты же утверждаешь, что действия вообще могут быть только материальными.
С: Всякое переживание, всякая мысль должны иметь материальное “сопровождение”.
А: Полагаю, что сознание первично, следовательно, и сознательное действие первично, а значит, оно может быть греховным без “сопровождения”.
С: Мы привыкли к мысли о Божьем творении всего.
А: Нас подавляет грандиозность мира. Но разве Бог в количестве? Да нет же. Он куда более величественен. Он в Любви, а Любовь и Гнозис не видны, но они в сердце мира. Материя – атрибут богатства, а Бог нищ. Материя – след греха, а Бог чист. Материя – это прах, а Божье – Разум. Вся материя вселенной конечна, а личность бесконечна.
С: Через творение Бог Себя проявил, без мира нет Его, хотя Он и вне мира. Самопроявление было сутью акта творения.
А: Творение разума – вот самопроявление. Нравственный закон был главным, следовательно, и первоочередным деянием. А вне разума он не имеет жизни.
С: Материя, вероятно, создана на благо разуму, но разум должен пользоваться ею умеренно, осторожно, не покоряясь вещизму и соблазну обогащения.
А: Что же это за благо, если им нужно пользоваться умеренно, дозировано? Разве мы ограничены в любви и добре? А ведь стоит нам поддаться искушению материи, как сразу попадаем в цепкие объятья дьявола. Телесно мы связаны с этим миром, где в каждой точке радость рождения и раскрытия сочетается с тоской увядания и смерти. Красота материи – красота вожделенная и угрожающая.
С: Есть и такое утверждение: Бог в качестве первичного свойства мира положил желание наслаждаться и, управляя этим желанием, Он управляет миром.
А: Дух не имеет желания. Дух уникален, ответственен, действенен. Если целью жизни духа является наслаждение от своей ответственности, то это просто означает, что целью является ответственность. Слово “наслаждение” оказывается лишним.
С: По-твоему, Бог создал бестелесные личности. Неужели Он хотел создать идеальный мир бестелесных существ?
А: Далее будет рассказано о Ресурсной плоти. Такова плоть этих существ. Но если говорить о материальном теле, то да, именно так. Он желает только идеального.
С: Слышал такое: Людям дано было шесть тысяч лет самим управлять миром с тем, чтобы убедить их в невозможности жить независимо от Бога. Лишь колоссальные жертвы заставят вернуться к Богу.
А: Это похоже на то, как кто-то лишает малыша пищи, чтобы убедить его в невозможности жить без родителя. И вообще, странная логика: Многие поколения людей принесены в жертву ради урока нынешним. Чем одни хуже других? Кроме того, тут признается факт неучастия Бога в делах мира.
С: Некоторые говорят: “Если тварная личность избрала зло, оно уже было в сотворенном мире”.
А: Зло – не объект, а действие. Объекта “зло” в тварной вселенной не было, а потенция злого действия – атрибут истинной свободы личностей. Мир возможен, как симметрия противоположных начал, но для реального существования мира эта противоположность должна оставаться лишь во внутренней потенции, над которой царит согласованность и благожелательность. Абсолют поместил разум в пространство, где много дорог, но лишь по одной из них личность может следовать за Ним, и ей дано право это решать.
С: Почему намеренность трактуется как предательство? Ведь Бог благ и дал нам свободу?
А: Свобода может считаться данной (дарованной), если есть возможность ее отнять. Однако Благость “не может” отнимать, поэтому отпадение от Нее – это предательство. Зло – есть предательство Благости и любви.
С: Абсолют берет на себя грехи мира; почему бы ни сотворить и косность, прибавив ее к числу “грехов” Своих?
А: Потому что косное суть объект, и творение косного – нечто чрезмерное, не свойственное Богу, тому Богу, который нам понятен. Все объясняется и без того.
С: Еще говорят: “Материя была иной, но она изменилась с падением Адама”.
А: Физика не знает иного состояния материи.
С: Твой подход прост: ты у Абсолюта “отнял” Материю, оставив Его наедине с Идеальным.
А: Именно так. В этом и заключается мировоззрение этического максимализма. Всякая идеализация материального есть фальшь, заводящая в тупик противоречий и досады неудовлетворенности. Правда не сложна, сложны заблуждения.
С: Наверное, я нашел не все аргументы, другие оппоненты приведут более убедительные доводы возражения.
А: Усложненные представления о замысле Творца обусловлены попыткой шестодневом объяснить возникновение вселенной. Священная Книга продиктована Богом, но писали ее люди, имевшие свои понятия о мире и звездах. Ценность ее не в букве, а в духе.
С: Лучше вообще не задумываться о замысле Творца; не нашего ума это дело.
А: Смотря, какая вера. Этическая логика ставит человека в центр вселенной. Если Бог материю не творил, а мы говорим, “творил”, представь себе, насколько это оскорбительно для Него.
С: А если, действительно, творил? Разве не трагично непонимание Его Замысла?
А: Да, мы рискуем ошибиться в обоих случаях, но лучше недооценить масштаб Его созидания, чем приписать Ему авторство мерзости. Мысли, теории, убеждения должны быть совершенными, этически безупречными. Бог ничего не скрывает, Он объясняет намерения, следовательно, Он открыт в понимании. Но лишь достойность обретает истину. Смысл творения – это смысл нашего существования. Судит Бог, но и наш земной суд совершенствует свое слово.
Я не верю, что наблюдаемый нами материальный мир сотворен Богом. Но материя не первична. О том, как она возникла, рассказано в книге.
Я верю в Начало типа “Мировой Ресурс”, “Дао” (см. 5.1.4.”Дао и Любовь”), “Абсолют” и смею полагать: (1) Оно является телом-Ресур-сом всех процессов. (2) Оно является сочетанием Любви и Гнозиса. (3) Оно обрело сингулярные атомарные состояния бесконечного Ресурса. (4) Эти состояния породили формы, обладающие свойствами личностей. (5) Всякой личности дано сознание, и всякое сознание пребывает в личности (исключение – Абсолют, чье сознание вне личности).
Любовь может трансформироваться в волю, гнозис – в конечную сложность (рацио). Мы не говорим: “любовь и гнозис обладают волей и сложностью”; нет, мы говорим: “воля и идеи образуются в результате разделения любви и гнозиса”. Когда мы упоминаем бесконечность, то имеем в виду неограниченную потенцию роста сложности деяний личностей. Только в таком смысле можно говорить о бесконечной сложности Гнозиса и Любви. Любовь и Гнозис – это плоть и кровь Абсолюта.
Термин “Ресурс” выбран не случайно: Личности суть ответственные Носители Мирового Ресурса. Ответственность есть Нравственность. Мировой Ресурс сосредоточен в сознании. Материя являет собой ничтожную долю Ресурса, хотя демонстрирует себя ярко. Можно ли Мировой Ресурс назвать материей? Словом “материя” можно обозначить все, что угодно, но важно сохранить известный нам смысл, отражающий косность части мироздания, поведение которой подчиняется открытым и еще неоткрытым законам физики. Про Мировой Ресурс мы можем лишь сказать, что это активно функционирующая бесконечная сложность сознания. Если материализм утверждает, что сознание – высшая форма материи, тут не о чем спорить. Он просто Мировой Ресурс включает в понятие “материя”. Но нужно тогда обязательно добавить, что такая “материя” изначально существует в форме сознания. Более конструктивно иерархия Мирового Ресурса изложена в разделе 8.2.“Ресурс” второй части книги.
Я попытался найти ассоциации своих взглядов с некоторыми известными видами мировоззрений, и вынужден констатировать следующее:
• Мое мировоззрение не является материалистическим, хотя я оперирую понятием “Мировой Ресурс” как субстанциональным фундаментом Мироздания. Однако этот Ресурс бесконечно сложен и проявляет себя в форме Абсолюта и порождаемого Им (“из Себя”) конечного множества личностей, т. е. в форме Сознания. Таким образом, Сознание – основная и вечная форма существования Ресурса. Материя является особой (не основной) формой проявления Ресурса. Материя имеет конечную сложность.
• Мое мировоззрение не является в чистом виде идеалистическим, хотя Абсолют – Творец мира Разума (всех остальных личностей). Но именно Мировой Ресурс есть бесконечная сложность и Исток всего (и Самого Абсолюта), а Сознание – есть оптимальная форма Его самоорганизации. Первичность мировых идей, я полагаю, имеет место лишь в сфере нравственного поведения индивидов – это первичность мировых смыслов. В остальных (не духовных, материальных) сферах авторами идей являются сами индивиды, но эти идеи возникают на основе идей поведения (см. главу “Смысл”).
• Оно (мировоззрение) не является пантеистическим, хотя Абсолют соприсутствует в каждой личности в сфере нетварной стихии сложности. Однако Абсолют не участвует в процессах преобразования материи даже трансцендентно, ибо материя явилась результатом падения личностей.
• Оно не относится и к деизму, хотя Абсолют отсутствует в материальных превращениях. Но Он выступает перед остальным разумом как Родитель, Учитель и Судья.
• В отличие от гностиков, я исключаю существование Демиурга (8.2.1) и ищу конструктивное объяснение происхождения материи мира.
• Знатоки и любители теософии заметят, что некоторые темы здесь изложены не так, как в теософии. У меня не было намерения противоречить или соответствовать их “науке”. Это совсем другая доктрина с другим основанием и дискурсивным аппаратом. На какие-то вопросы пытается подробнее ответить теософия. Например, структуры тела теософия рассматривает более детально под углом зрения раскрытия феномена человека. Здесь же (в трактате) обращено внимание на этические процессы в Мировом Ресурсе, на их роль в генезисе мира.
• Более содержательно мое мировоззрение раскрывается в главах метафизики живого универсума.
Однако в излагаемой доктрине есть элементы всех указанных мировоззрений. Идеализм мне ближе всего (в сочетании с рационализмом).
В целом, суть доктрины такова: Сознание первично, но в глубинах его произошло драматическое событие, условно называемое “падением”, повлекшее за собой возникновение относительно самостоятельного феномена – материи. Материя – это след падения, а не продукт Разумного Замысла. Незаконно рожденное дитя обрело ту свободу, которую видит материализм. Абсолют не проявляет Себя в материи, но только – в духовной жизни разума. В появлении вещества нашего мира “повинно” неуместное поведение разума так называемого “уровня микролей”, об этом будет рассказано во второй части трактата.
Мне самому не очень ясен жанр трактата. Помимо общих рассуждений здесь довольно много конкретного. Называя свой трактат религиозной доктриной, я подчеркиваю характер материала, а не значимость содержания. Я полагаю, человек свободен в выборе веры, и единственный императив его таков: В основе любого действия должно пребывать желание добра людям. В своей метафизике я ищу правдоподобную модель мира, объясняющую генезис материи. Если следовать логике трактата, идеологические противоречия между наукой и религией полностью устранимы без привлечения идей креационизма.
1.3.3. Об этике в трактате
Определение этики, как учения о морали и нравственности оставляет широкий диапазон в выборе вопросов и тем, которые мы вправе включить в это понятие. Такое включение не является общепризнанным. Некоторые считают, например, что этика охватывает лишь проблемы позитивного смысла – правильное поведение, исполнение заповедей, добродеяние и т. д. В связи с этим, я вспомнил, как моя маленькая дочь, услышав, что на улице 5 градусов холода, спросила меня: “а сколько тепла?” Она еще четко не осознавала, что тепло и холод сущности одной природы. Так и в этике – позитивное невозможно оторвать от негативного, ибо их противопоставление является внутренней пружиной возникновения и движения основных мировых начал. Я утверждаю: в этике и только в ней скрыты причины появления материального мира. Любовь, смыслы, нравственный закон, отступление, падение, раскаяние, суд, наказание – в общем, факторы, присутствующие в феномене материализации. Их невозможно объединить никаким иным понятием, кроме как “этика мира”.
Этика – базовая сущность мироздания и потому должна стать основой предмета науки. Не физика, не биология, не математика, не другие знания будут фундаментальными дисциплинами, описывающими мироустройство, а именно этика. Но поскольку этика есть основа поведения живых монад, то сказанное означает, что мир – это живой универсум. Все попытки придать этике характер фундаментального начала без принятия концепции живого универсума обречены на неудачу. Концепция живого универсума продуктивна лишь при условии принятия гипотезы бесконечной (в математическом смысле) сложности универсума. Эта гипотеза дает объяснение процессам воспроизводства живых монад такой же (бесконечной) сложности. Она исключает редукцию мировой сложности к конечному набору простейших форм.
О том, каким образом наука может развиваться, опираясь на этику, рассказано в данной книге.
1.3.4. О бесконечности в трактате
Напомню известный математический факт: из любого бесконечного счетного множества можно вычленить конечное число бесконечных счетных множеств. И наоборот, объединение произвольного конечного числа бесконечных счетных множеств есть бесконечное счетное множество.
В трактате понятие бесконечности используется при оценке алгоритмической сложности, которая определяется как количество символов текста-описания процесса созидания объекта. Бесконечная сложность есть предел возрастания конечной сложности. Реально процесс созидания завершается актом отделения (вычленения) сложности. Сложность творца порождает сложность творения. Из сказанного следует, что объект бесконечной сложности, отделяя от себя в процессе творения бесконечную сложность, создает второй объект бесконечной сложности. (В творении отделяется не только сложность, но и энергия любви.)
Трактат построен на основе гипотезы об априорной бесконечной сложности мира. Сознание обладает бесконечной сложностью. Подробнее см. раздел 8.2 “Ресурс”.
1.3.5. Заключение
В мировоззрении, признающем существование Бога, но отрицающем Его всемогущество, есть некоторая уступка материализму. И в главном – в объяснении материальных превращений – оно не противоречит науке. Но оно остается верным принципу первичности мирового сознания.
Отказ от веры во всемогущество столь же радикален, как уход от поклонения идолам. Можно сказать “всемогущество” – это второй идол, который пора отвергнуть, чтобы осознать реальность.
Глава 2
Процесс познания
2.1.1. Введение
Бытие определяет сознание – это факт. Но факт, констатирующий положение дел в мире земного разума, а не факт истины мира. Действительно, большинство озабочено материальными проблемами и ведет себя как материалисты. Однако большинство не право. Так же можно сказать: “Целью человека на Земле является эволюция сознания, разума, форм”. И это будет верной констатацией наблюдаемого факта развития. Но настоящей целью Человека является эволюция духовная. Может быть, на Земле она и влечет (хотя не очевидно) другие виды эволюции, но надо в первую очередь нам выделить то, что первостепенно важно. Под этим углом зрения рассматривается роль и структура Познания.
2.1.2. Невыразимое
Главное разделение людей мы обнаруживаем в слове. Формулировка законов закрепляет в нашем сознании инварианты одних свойств за счет изменчивости других (так, неизменность скорости света связывается с вариацией расстояния и длительности при смене системы наблюдения). Постоянство одного за счет изменчивости другого – это непреодолимый барьер, не оставляющий нам надежды на примирение в словах, правилах, концепциях.
После известных работ Геделя, посвященных основаниям арифметики, мы поняли, что говорить о полноте систем аксиом бессмысленно. В теории можно сформулировать такие утверждения, которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть. Но это относится к строгим рациональным системам. Что касается метафизических, они оперируют невыразимыми категориями. Примером может служить концепция единого нравственного критерия, которая обустроена двумя, казалось бы, противоречивыми тезисами: (1) критерий известен каждому, (2) он неформулируем (для всех одинаково). Первое утверждает существование критерия, второе – конструктивную неполноту всякого этического учения. Однако, неполнота здесь формальная, а не сущностная. Ибо учение апеллирует не только к разуму, но и к тому невыразимому нечто, которое есть у всех. И в этом оно внутренне логично.
Слова нужны не только для формулируемого знания, но и для озвучивания неформулируемого. Но, если в первом случае они привлекаются на службу рацио, то во втором – для образования среды узнавания, для ассоциативного сопереживания. Точное знание имеет формулу воспроизведения: “если сделаешь то-то, получишь то-то”. И это воспроизведение, в принципе, можно поручить роботу Собственно, таково определение формулируемого. Неформулируемое знание можно именовать, но невозможно выразить алгоритмически.
2.1.3. Адамово падение в науке
До школы Галилея главным занятием естественной науки считалось объяснение явлений. Шел позитивный процесс отката от демонических представлений древности и средневековья. Галилей осуществил революцию. Он утвердил описательные знания природы, где математика стала источником фундаментальных понятий. Напомню известный пример с падающим телом. Средневековый ученый пытался найти причину падения. Вместо этого Галилей сформулировал закон движения в виде 8=4,9С, где б – расстояние, которое в свободном падении объект пролетает за время Г Не важна причина, важно описание движения. Внимание исследователя перенеслось с вопроса “почему?” на вопрос “сколько?”. Это, с одной стороны, прямо отвечало потребностям практики, с другой – нашло обоснование в том, что Бог искусный математик, и познание количественной стороны поведения мира – есть своеобразное служение Богу. На деле получилось наоборот. Мощный прорыв науки позволил человеку достичь выдающихся успехов в сфере умения, но ответы на вопрос “сколько?” никак не возвысили нас духовно. Произошло парадоксальное и трагическое упрощение (“адамово падение” в науке) – умение стало свидетельством знания, оно стало трактоваться как знание.
Отказ от объяснения первопричин мироустройства позволил проигнорировать в научном методе проблему мировой этики. Эта стерилизация в технократическом общественном сознании открыла широкий путь к избавлению от этики вообще и к стерилизации самого мировоззрения. Смелость в сочетании с утратой информированности явила, в итоге, безответственность.
Фактически, я пытаюсь вернуться к догалилеевским временам. Это никогда не вредно, но у меня есть особая причина: тема генезиса материи позволяет осуществить прикосновение к тайне ответа на вопрос “почему?”. По-человечески, этот вопрос важнее вопроса “сколько?”, ибо, сколько бы ни было в материи полезного, собственно духовное от него не зависит. А если зависит, то не в лучшую сторону
В соответствии с характером научного “продукта”, историю науки я условно делю на 4 периода:
1. Детство: Стремление, прежде всего, объяснить мир.
2. Юность: Стремление объяснить и найти количественные характеристики явлений.
3. Зрелость: Отказ от объяснения, как необходимого компонента научного результата. Главным становится математическое моделирование, создание алгоритмов производственной деятельности. Начало роботизации производства.
4. Старость: Отказ от рутины моделирования и алгоритмизации. Здесь важен переход от рациональных к этическим объяснениям, когда рациональное исчерпает себя, и человек вынужден серьезно обратиться к этическим первопричинам мира. Вся деятельность в сфере умения переходит к роботам. Наука срастается с искусством и религией, теряет самостоятельный статус. Стремление к объяснению диктуется не производственной, а духовной потребностью.
В попытке ответить на вопрос “Что такое наука?”, мы, к сожалению, забываем об историчности ее задач. Цикл жизни науки связан с эволюцией основной области интересов человека. По сути, полем деятельности науки является лишь материальная, природная область, с уходом которой с авансцены, уходит сама наука. Итак, в науке меня занимают, прежде всего, объяснения, причем, согласованные с этической логикой.
Путь познания материи сопряжен с разгадыванием головоломок, возникших в ажурном сплетении простейших идей, которые сами по себе никакой тайны не представляют. Здесь нет высокой априорной сложности, но есть познавательная – нужно распутать клубок. Основная трудность в доступе к объекту. Наука развивается от места, времени и размера человеческой плоти. И сложность познания концентрируется не в предметах, а в средствах воспроизведения. Такой проблемы в метафизике нет. Личность ближнего всегда доступна, она поистине бесконечно сложна.
2.1.4. О математике
Знаки и числа – косная субстанция. Абстракция не может быть истинной или неистинной. Истина – это сущность живая и конкретная. Если бы существовала словесная формулировка истины, то человеческий суд не отличался бы от Суда Бога. Но этого нет. Значит, говорить об истинности математики не корректно. В чем же сила и тайна ее?
Математика – это наука, обслуживающая другие науки. Математика пользуется понятиями, которые по возможности не привязаны к конкретным вещам. Чем более постны ее аксиомы, тем успешнее и обширнее область применения. Она порождает собственный мир и героев – “куклы”, наряженные знаками, обозначениями, символами.
И эти куклы конкретны. Получается зигзаг – уйдя от конкретного в абстракции, мы обрели новую конкретность. Но в отличие от старой, обыденной, новая как бы изъята из жизни. С ней не связаны переживания справедливости, добра, зла – это предмет этики. Математика и этика – “космические” дисциплины, их утверждения не зависят от мира обитания (10.1). Математика концентрирует в себе рациональные идеи, этика – этические (см. 10.3.19).
Постижение идей происходит в сопереживании. Переживание наше обретает характер положительный или отрицательный, в зависимости от того, согласны мы или не согласны с действиями героев наблюдаемой драмы. То, с чем мы согласны, становится для нас правдивым. Почему же, глядя на математические куклы, мы переживаем одно и то же? Почему мы все одинаково сочувствуем (или не сочувствуем) куклам? Ответ уже известен: Потому что мы опираемся на универсальные смыслы. Если бы не они, мы бы друг друга вообще не понимали.
Однако наличие общего критерия вовсе не означает осуществление выбора истины общественным сознанием. У каждого из нас есть компас, но мы дружно перемещаемся не по стрелке, куда-то в сторону. Этому тьма примеров. Самый простой – идеологии. Мы вживаемся в одно и то же отклонение, и массовый психоз поддерживает чувство кажущейся правды. Мы равны в своем отходе, что и способствует взаимопониманию. Существует много несовместимых математик – логицизм (Б. Рассел и др.), интуиционизм (Л. Брауэр и др.), формализм (Гильберт и др.), теоретико-множественное направление (Э. Цермело и др.). Это как раз и говорит о том или ином отклонении, как причине, без которой математики, казалось бы, вообще не было бы, потому что стержень трансцендентен, формулировке не подвластен. Оставаясь центральным связующим звеном взаимопонимания, он пребывает в стороне от понятийных систем, порожденных разумом. Получается, что даже в такой идеальной системе знаний проявляется падение разума, защищенное инертностью гиперболизированных идей. Поистине мир наш дискомфортен.
В математической логике центральное место занимает дедукция. Например: из того, что все люди смертны и Сократ человек, следует, что Сократ смертен. Но проблема не в дедукции, а в ее применимости. Когда мы произносим “все”, то имеем в виду некоторое допущение, реальность которого нас не интересует. Это просто исходная посылка, и если в действительности она ложна, математика как бы ни при чем. Однако представим себе, что формальная посылка никогда и нигде во вселенной не реализована. Соответствующая математика оказывается ненужной, и более того, неверной! Ибо логика глубинным образом связана с реальностью.
Разум способен плодить пустышки. В наше время основания математики сильно пошатнулись. В этом можно убедиться, прочитав книгу М. Клайна “Математика. Утрата определенности”. На странице 359 ее мы читаем: “…математики поняли, что основы логики – такие же продукты человеческого опыта, как и аксиомы евклидовой геометрии”. И далее (стр.363): “Доказательство, абсолютная строгость и тому подобные понятия – блуждающие химеры… Строгого определения строгости не существует. Доказательство считается приемлемым, если оно получает одобрение ведущих специалистов своего времени или строится на принципах, которые модно использовать в данный момент”. Становится очевидным, что не существует такого феномена, как универсальная формальная логика, следовательно, сами основы научного метода являются предметом веры. Все, как в жизни!
Чем тогда объясняется тайна эффективности математики? Почему наша математика так хорошо описывает поведение материального мира? Ответ станет очевидным после изучения главы “Смысл”. Суть такова: Математика – это язык комментирования мировых смыслов. Смыслы же: (1) универсальны, (2) передаются только в комментариях, (3) и потому точно не воспроизводимы. Из последнего пункта следует неполнота отражения смысла в любых комментариях, что объясняет все расхождения вообще, и множественность математик, в том числе (8.6.16.“Законы материального мира” раздела 8.6.“Место”).
Замечание 1
Математические идеи имеют вселенскую (“космическую”) ценность, но порождаются не Абсолютом, а обычным (“тварным”) разумом.
Замечание 2
Ранее (1.1.2) я говорил, что этическая логика – это логика выбора. Однако выбор математических постулатов не имеет отношения к этике. Этика оживает в процессе выбора (раздела) математики в качестве модели явления. Математический инструментарий привлекателен и эффективен, но пользоваться им надо осторожно, не поддаваясь его гипнозу (См. подраздел 8.1.3.“Математика и физика”).
Замечание 3
Есть причина, по которой я не пользуюсь математикой в трактате: Не хочу зашифровывать смыслы. Чаще всего и не могу, так как это чревато сменой области переживаний. Мне порой кажется, что чрезмерный формализм – завуалированная демагогия. Если итог математических спекуляций (в сфере метафизики) нельзя выразить простыми словами, он не нужен, а если можно, – скорее всего и так очевиден. Математика убеждает лишь математика. Ее символы стремятся стать героями собственной интриги, уводящей в дебри холодной логики рассудка. Человеческая интуиция не всегда может доверять математике. Например, такое фундаментальное и, казалось бы, простое математическое определение, как линия, претерпело изменения от Евклида до Жордана и Кантора. И все равно это не спасает нас от парадоксов типа “кривая, проходящая через все точки квадрата” или “линия, имеющая ненулевую площадь”. Математика выступает в роли робота, который делает лишь то, что в него заложишь, и про который, порой, говорят “машина-дура”. Куда важнее – смыслы.
2.1.5. Раздробленность знания
Мы живем в искривленном мире, наши идеи и знание разорваны, не целостны. (Сейчас модно говорить о клиповом сознании.) Если попытаться колпак в форме полусферы распластать на плоскости, придется сделать на нем надрезы вдоль меридианов, начиная от экватора до северного полюса. Получится своеобразный цветок, и чем более узки его лепестки, тем плотнее они прижмутся к плоскости. Современную науку можно представить себе в виде такого цветка, где лепестки – отдельные ее разделы, оторванные друг от друга. Она лишь фрагментарно “прижимается” к абсолютным смыслам. В самой жизни отсутствует логическая связность. Мы делим ее на куски, на разделы, переключение между которыми происходит так, как будто переходим из одного помещения в другое. Эта внутренняя “кривизна” овеществленного мира отразилась в знании и науке. Логическая раздробленность преодолевается только самим фактом нашей жизни, а попытка найти внутреннюю смысловую связь оказывается столь же безуспешной, как и построение единой “непрерывной” науки, науки обо всем.
Кто-то скажет: раздробленность суть следствие незрелости знания, она обязательно будет ликвидирована с развитием и углублением его. Но знание мы выстраиваем прежде всего как практический навык, поэтому раздробленность нам, в общем, не мешает и замечается лишь в теориях, в попытках осмысления устоявшихся истин. Физики становятся философами; брешь между старыми разделами науки затягивается паутиной связей и отвлеченных логических построений, а новые знания и разделы, независимые и дерзкие, устремляются вперед. Отвлеченные, абстрактные конструкции очень долго никому, кроме авторов, не нужны; они по существу уже не имеют прямого отношения к науке, ибо привлекают к себе объекты эзотерического и этического содержания; они выталкиваются за пределы науки. Чем шире мы смотрим на мир, тем в большей мере мы пытаемся обнаружить обобщающие, углубленные смыслы. Практически полезное знание обрастает паутиной практически бесполезного. “Критерий истины” – материальная практика тонет в море мыслительных построений. Тыл науки врос в общечеловеческие слои духовной культуры, а фронт остается фрагментарным.
Технический прогресс можно уподобить наступающей армии, захватывающей территории чужих стран, вынужденной везде оставлять гарнизоны (а мы телесно прикреплены к константам среды обитания), технический прогресс имеет определенные тенденции к насыщению, которые рано или поздно начнут проявляться.
2.1.6. Наука и материализм
Наука (в частности, естествознание) безразлична к конфессиональным особенностям и мировоззрению. Математика, физика для материалиста, исламиста и буддиста одна и та же. В этом заключена потенция единства рационального взаимопонимания людей, благодаря которому мир обретает технократическую монолитность. С другой стороны, всякое традиционное вероисповедание, эзотерическое духовное движение внутренне гармонично и нравственно безукоризненно. Оно опирается на общечеловеческие ценности добра, и разделительные стены вырастают вокруг первичных концептуальных образов и мифов. Но стены “до неба не достают”. Умудренные опытом переживаний, адепты различных религий находят общий язык.
Авторитет науки не распространяется на нравственную духовную сферу. Ведь современная научная парадигма в чистом виде усиливает лишь один миф, одно мировоззрение – материализм. Последний вынуждает религиозного человека с осторожностью, с оговоркой принимать, а порой, отбрасывать научные доводы. Между тем, религиозные и конфессиональные разногласия пребывают не в этической сфере, а рациональной, в области модели мира, в первичных предпосылках. Здесь бы самый раз опереться на науку, ее достижения и опыт, но это не всегда оказывается возможным: Материализм присваивает инструмент рационального метода, внушая ошибочное представление о неизбежности органической связи науки и материалистического мировоззрения.
Однако нужно констатировать следующее:
• Нет понятия “научное мировоззрение”, есть мировоззрение вообще. Есть научный метод, который применяется к явлениям материального мира, и этим методом пользуются люди разных мировоззрений.
• Но по-разному складывается отношение к науке. Это зависит от оценки фактора умения в сфере производственной практики. В любом случае естественная наука остается инструментом оперирования с материальными объектами. Однако, если в материализме умение пребывает в центре внимания, то в идеализме оно является лишь средством существования, наполненного духовными задачами, поэтому и отношение к науке более спокойное. Идеализм не считает науку единственным источником знаний, но он и не отрицает научные знания, а лишь сомневается в обязательной необходимости этих знаний, ибо настороженно относится к практике, которой они служат.
• Наука в материализме оказывается более “обласканной”. Поскольку он не признает существования нематериального мира, современный научный метод познания для него оказывается единственным, и он называет его материалистическим.
• Если проблемы неразрешимы для науки, они неразрешимы и для материализма. Материализм оспаривает их наличие. Но даже такие, лежащие на поверхности вопросы, как (1) происхождение законов природы, (2) происхождение структурности, дискретности материальных форм – вне досягаемости науки. Вообще всякое фундаментальное свойство мира исключается из проблематики материализма, ибо бессмысленно для науки.
Замечание
Выражение “природа учит” не корректно. Природа – объект привлечения смыслов исследователя, которые в исследователе уже пребывают. В конце концов, смыслы науки относительно просты, и даже видимое продвижение в ней далеко не всегда сопряжено со смысловым восхождением. Ведь восхождение требует этического и рефлекторного обновления и совершается, как преображение нравственного сознания личности. Нередко можно видеть ученого, относящегося к своей профессии, как к наиболее возвышенной сфере приложения духовных сил. Это самоограничение рано или поздно обнаруживается. Хороший исследователь обладает развитым мировоззрением, в котором научная работа играет подчиненную роль.
2.1.7. Научная парадигма и научная гипотеза
Термин “парадигма”, применительно к науке означает систему понятий и представлений, дающую внешнее объяснение основ “всего”. Наука в своем предмете и методе оставляет над собой нечто такое, что принципиально вне ее досягаемости, и парадигма отражает этот факт. Парадигма охватывает сферу мыслительных спекуляций, пребывающую между наукой и мировоззрением. Созидание в ней – довольно частое явление, иногда не осознанное, обобщающее профессиональное знание до масштабов мировоззренческой концепции. Это обобщение, с одной стороны, отражает высокую зрелость индивида, с другой, – демонстрирует преувеличенную значимость идей профессионального знания в системе мировых начал. Парадигма, в той или иной мере, сочетает элементы эстетического, этического и рационального содержания, применительно к области, наиболее близко примыкающей к науке.
Первостепенная роль мировоззрения в формировании парадигмы не всегда осознается ясно. Если бы было не так, то всякое творчество в этой сфере оказалось бы изначально именно мировоззренческим. Но необычайная красота и простота общетеоретических установок, порой, кажется самодостаточной. Однако это годится только для научной гипотезы. В чистом виде самостоятельной проблемы парадигмы не существует. Есть лишь две фундаментальные проблемы: (1) поиск научного ответа на вопросы практики и (2) общая проблема формирования человеческого мировоззрения. Парадигма имеет право на существование лишь как правдоподобное следствие мировоззрения.
Разница между парадигмой и научной гипотезой заключается в том, что гипотеза (например, тождество инертной и тяжелой масс в теории относительности) является внутренним компонентом науки, парадигма – внешним. Примеры парадигм: золотая пропорция в основании мира, информация в электроне, множественность вселенных, творческий вакуум, инварианты на масштабной оси мира, многомерность мира, живая Земля, фрактальность вселенной, спиральность развития, мировая “матрица”, нумерология, астрология и т. д. В частных задачах эти идеи могут быть полезны, но они не достаточны для представления первопричин мира.
Парадигма активизирует поиск, но изменение ее не влияет на результаты науки, главные из которых – алгоритмы, систематизация фактов, опыта. Гипотеза же обладает, по выражению К. Поппера, свойством фальсифицируемости. Это означает, что (1) она должна предсказывать эффекты, которые не следуют из предыдущих теорий, (2) должно существовать описание хотя бы одного реального эксперимента, в котором она рискует быть опровергнутой. (Таковым для общей теории относительности, например, был эффект отклонения луча света звезд при прохождении его вблизи Солнца.)
Если мировоззрение подкреплено развитой религиозной верой, то научная парадигма, в целом, теряет свою привлекательность и, по большому счету, не нужна. Если этого нет, парадигма исполняет роль такого подкрепления и становится религиозной идеологией, где на передний план выходит проблема онтологии мировых начал. Ее задача – согласовать рациональную реальность с этической, а науку – с ценностными представлениями индивида. Созидание парадигмы становится религиозным. Но, раз так, есть смысл обратиться к мировому опыту. А он показывает, что религии изначально базируются на нравственных ценностях. В противном случае имеет место идолопоклонение избранным феноменам рационального мышления, отражающим вкусы и фантазию автора.
Замечание
Религия формулирует сущности, выходящие за пределы науки. Парадигма в этом случае является метафизической. Метафизика – это подструктура религиозного мировоззрения.
2.1.8. Заключение
В своих действиях мы можем опереться на интуицию, но во многих случаях надежнее опираться на знание. То же относится к мировоззрению. Оно присутствует во всех наших делах – чаще всего неосознанно, интуитивно, но разочарования и огорчения преследуют тех, кто бездумно и доверчиво воспринимает жизненные коллизии. Глубоко осознанное мировоззрение, помимо прочего, помогает нам спокойнее относиться ко всему происходящему, легче адаптироваться и свободнее ориентироваться в этой нелегкой жизни. Мировоззрение можно уподобить карте местности, по которой предстоит перемещаться. Чем обширнее область, отображенная на карте, чем больше информации, тем основательнее и надежнее выбор пути движения. На основе такой “карты” строится наше поведение.
Много ли у человечества дел? Даже очень. Технический прогресс сопровождается увеличением разнообразия предметного обеспечения. Движение мысли разветвляется, распараллеливается, распадается на ручейки школ, концепций, идеологий. Многое оказывается ненужным, сработанным “в корзину”, пустой тратой сил, неудачной метафорой, игрой случайных предположений. Колоссальная избыточность проб и ошибок – спутник окончательного выбора. Но с насыщением оптимальное найдет себя в ограниченном множестве универсальных форм. Появится единый образ реальности. Центральным объектом внимания станет личность.
Глава 3
Сложность
Сложность является важнейшим конструктивным элементом, который активно и повсеместно используется в трактате. Сложность здесь понимается не в обычном, житейском смысле, а в кибернетическом. В основном, имеется в виду “алгоритмическая сложность”. Сложность объекта оценивается длиной текста креативного алгоритма создания данного объекта (его производства, сборки и т. д.).
3.1.1. Слой
Многоликость личности и многослойность мира – два центральных звена трактата. О многоликости рассказано в главе 8.“Генезис материи”. Следствием многоликости является наблюдаемая дискретная вариация масштабов элементов мира (организмы, клетки, частицы) Что касается многослойности, то в одной фразе дать ей исчерпывающее определение не удается, так как она содержит необычное сочетание качеств сложности и причинности. Обращаю, однако, внимание на то, что ни о какой объектно-физической многослойности здесь речи нет (типа многослойности общества, природы, сфер Земли). Путь личности внутри одного слоя имеет начало и конец, он содержит большое множество телесных трансформаций. В новом слое личность реализует новую свою “историю”.
Термин “слой”, вероятно, не совсем удачен. Главное в этом понятии – Большой Цикл жизни мира, подобный тому, который описывается в циклическом варианте теории Большого Взрыва. В нашей модели, действительно, имеет место наслоение нового содержания Цикла на старое и описывается связь этих Больших Циклов, поэтому я все же осмелился оставить термин “слой”. О слоях см. также подраздел 8.3.10
Изложенное в текущих главах нуждается в определении понятия “материя”. Однако философское определение мне не достаточно, я решил не спешить и отнес его к главе 8.“Генезис материи” (8.2.4.“Материя и вещество”).
3.1.2. Поступок
В теме поступка, как и во многих других, я выделяю лишь этический аспект и совершенно не касаюсь общих проблем психологии личности.
Поступок – это волевое действие, возникающее после внутреннего решения индивида “да будет”. Поступок индивида непосредственно влияет на другие личности. Размышления и переживание – еще не поступок. Важны нравственные мотивы деяния, тайные намерения. В целом, с учетом нравственного фактора, можно определить следующие типы деяний:
1. Действие, не касающееся других индивидов; оно не относится к поступкам.
2. Злодеяние: Действие, осознанно направленное против другой личности, намеренное предательство любви, нравственного закона, искушение, унижение достоинства. Злодеяние – это умышленная неуместность.
3. Простая неуместность: Проявленная самость без злого умысла.
4. Добродеяние: Деяние, исполненное любви к человеку. Добродеяние всегда уместно.
Что есть добродеяние – трудно выразить словами; легче сказать “в деяниях надо быть добрым”, и каждый знает, что это означает. Таков парадокс невыразимого знания. Когда человек совершает добрый поступок, он исходит из своих представлений о пользе деяния. Реальный результат его не влияет на факт добродеяния, но есть надежда, что добродеяние, по большей части, окажется полезным, хотя в нашем мире возможно всякое. Лучше, конечно, когда добродеяние совершается в условиях хорошей предсказуемости последствий действия. Т. е. лучше, когда любовь сочетается с гнозисом.
Тема поступка, добра и зла продолжена в главах “Суд”, “Общество”.
3.1.3. Слои – следующий и предыдущий
Процесс, инициируемый неуместным поступком личностей, порождает материальную субстанцию так называемого следующего слоя, т. е. материя слоя является следствием неуместных деяниях разума предыдущего слоя. Текущий слой возник точно так же. Слои в многослойном мире выстроены в причинную последовательность. Материя – это отделенная сложность, появившаяся в результате поступков индивидов предшествующего слоя.
Время слоя велико, но в какой-то момент личность перемещается в следующий слой. Переход определяется Судом и зависит от успеха этического и смыслового восхождения личности. Это не просто перерождение, но погружение в среду иной материи.
3.1.4. Пространство идей
Существуют пространства – (1) пространство идей, (2) реальные пространства. Вторые порождаются материей. Размерность пространства идей нам не известна. Идея имеет векторное представление; длина вектора условно пропорциональна энергии реализации идеи (см. 4.1.5). Следует отметить, что главные объекты мира (Ресурс, Абсолют, супервизоры) лишены дислокации. Для них не существует феномена места в обыденном понимании.
Что касается наблюдаемого пространства-времени (названного вместилищем), его становление описано в главе 8.“Генезис материи” (раздел 8.6.“Место”). В нем обитают личности. Для изучения мира реального необходимо понимание свойств идеального.
Идея является сущностью не количественной. Геометрический образ ее – это не сама идея, а модель, говорящая о том, что идея имеет универсальную структуру, сходную со структурой переноса и движения в реальном пространстве-времени. Ведь все, происходящее в мире, является движением (изменением) или совокупностью движений, это находит отражение в свойстве идей. И поведение – есть движение. А в этике живет идея правильного поведения, т. е. правильного движения. Главные проблемы мира вращаются вокруг этой “правильности”.
Идея состоит из обертонов. Обертон – это спектральная составляющая идеи – тоже некоторая идея. Одна и та же идея может быть представлена разными наборами обертонов (как сумма своими слагаемыми). Представление идеи конкретным множеством и последовательностью обертонов называется реализацией идеи.
3.1.5. Мировая сложность
Я признаю онтологию мировой сложности. Не уверен, однако, что сложность можно определить исчерпывающим образом. Оценка ее включает субъективные черты наблюдателя. В этом она сходна с информацией и вероятностью; последние в массовых явлениях обретают статус объективного показателя. Сложность же – внешняя оценка внутреннего устройства – не всегда имеет адекватное отражение в числах. Феномен сложности предполагает существование оценщика, знающего абсолютный смысл ее.
В конце концов, нам не требуются точные оценки сложности, но важны два крайних значения – конечное и бесконечное. Я исхожу из следующей гипотезы: Для данного объекта либо все приемлемые определения сложности дают конечную величину, либо все – бесконечную. Иначе говоря, не может быть такого, что по одному определению сложность конечна, по другому – бесконечна. Основанием такой гипотезы является наличие смысловой характеристики сложности. Бесконечность – это “неподвижная точка” всех определений, и важно реальное существование объектов бесконечной сложности.
Алгоритмическая сложность объекта определяется длиной текста алгоритма воссоздания его универсальным роботом.
Замечание
Алгоритмическая сложность обладает замечательным свойством – она почти не зависит от языка, на котором написан данный алгоритм. Почти – значит с точностью до длины текста транслятора, которая есть константа, зависящая лишь от соотношения языков, но не от самих алгоритмов (теорема А.Н. Колмогорова).
3.1.6. Сложность и смысл
В утверждении “любовь обладает бесконечной сложностью” подчеркивается непостижимость рациональным сознанием феномена любви. Мы говорим, что объекты этической реальности бесконечно сложны. Но ведь хаос предстает лишенным смысла, а кажется бесконечно сложным. В чем здесь преимущество объектов этической реальности? Нравственное узнаваемо и онтологично по сути, как первопричина всего. Его непостижимость рациональным сознанием находит объяснение в представлении о бесконечно сложном. Оно само устанавливает смыслы в мире. С другой стороны, хаос, будучи лишенным смысла, имеет нулевую сложность (постулируется). Бессмысленность – и есть хаотичность. Хаотичность означает отсутствие объекта.
Что есть смысл собственно? Смысл изначально присутствует в процессе творения. Логика нам говорит: указанный вопрос не к ней, она отказывается от ответа, не отказываясь от признания феномена смысла. Она признает: это объект этической реальности. Следовательно, она утверждает: постижение смысла есть не столько логическая функция сознания, сколько нравственная. Смысл всему в мире дается творческим разумом, однако, творение бывает доброе и греховное. Все, что есть в материи, возникло в неуместном деянии, и смыслы, стоящие за ним, “отрицательны”.
Если известен алгоритм порождения объекта (креативный алгоритм), то длина текста его дает оценку сложности, и, формально, смысл объекта здесь не нужен. Смысл, однако, привлекается в представлении объекта как алгоритма – когда мы говорим, что данный алгоритм относится к данному объекту, когда мы их отождествляем. Алгоритм – это продукт сознания, а сознание предполагает наличие креативной идеи, ассоциированной с объектом. Создать алгоритм и спроектировать объект – творчески, одно и то же.
Если некоторый объект рассматривается, как возникший случайно, то говорить о сложности можно лишь в плане моделирования его создания. Но, будучи лишенным смысла созидания, он ничем не отличается от объекта хаоса и априорной сложностью не обладает. Однако в излагаемой идеалистической доктрине все базовые элементы материи (частицы, атомы, молекулы) обладают априорной сложностью, ибо возникли в процессе целенаправленной деятельности сознания.
Бывает необходимость дать более или менее точное описание самого смысла. Для представления и передачи его создаются тексты (объекты). Мы не можем говорить о сложности смысла вообще, но можем – о сложности текста (об этом рассказано в разделе 8.4.“Текст” главы 8.“Генезис материи”).
Замечание 1
Некоторые авторы полагают, что существуют материальные объекты, лишенные сложности, объясняя это тем, что невозможно создать их креативный алгоритм. Во-первых, речь идет о принципе, о потенции такого созидания. Во-вторых, концепция первичности мирового сознания предполагает творчество разума при возникновении всякого материального объекта. Даже в искусстве процесс созидания продукта содержит последовательность операций конечной сложности.
Замечание 2
Сложно не то, что кажется таковым, а что не поддается простому рациональному описанию. Например, бесконечный ряд представляется формулой своего члена, и сложность ряда равна сложности этой формулы. Она конечна. Другими примерами могут служить известные в математике так называемые фракталы, множество Мандельбройта. Они формально просты, но задают узоры, поражающие своей красотой и фантастичностью. То же можно сказать о всякой монотонной иерархичности. Бесконечность множества никак не характеризует сложность множества. Важна внутренняя описательная сложность, а не та, что действует на наше воображение. Конечная сложность поддается конечному описанию. Предел же ее возрастания является объектом этического переживания. И сколько бы от него наше рацио ни отнимало, его тайна останется той же.
Замечание 3
Алгоритмическая сложность сама по себе является некоторым конструктом, который лишь приближенно отражает наше интуитивное понятие сложности. Такой пример: Нужно описать алгоритм построения прямоугольника со сторонами, имеющими длины, исчисляемые двумя разными иррациональными числами – количество знаков в описании их бесконечно. Смысл простейший, а алгоритм бесконечный. Но дело в том, что реальный физический прямоугольник содержит конечное число атомов, поэтому фактически его алгоритмическая сложность, в любом случае, конечна. Как я сказал, в трактате важно не само значение сложности, а отличие конечной сложности от бесконечной.
Замечание 4
Бесконечная сложность (как бесконечное множество) можно разделить на части той же “мощности”, т. е. – бесконечно сложные, где части “эквивалентны” целому. Таким свойством не обладают сущности конечной сложности. Это свойство бесконечности лежит в основании иерархии автономий Мирового Ресурса – иерархии жизни (см. раздел 8.2. “Ресурс” второй части книги).
Замечание 5
Неравновесная термодинамика открытых систем описывает происхождение порядка из хаоса, но этот порядок имеет очень низкую сложность. Есть другая задача – объяснить переход от низкой сложности к высокой, например, – объяснить спонтанное возникновение самовоспроизводящихся автоматов, функционирующих на базе регулярной среды простой структуры. Или, говоря конкретнее, – объяснить происхождение живой клетки.
Замечание 6
Не корректно использование свойства высокой сложности в качестве аргумента малой вероятности. Лишь в массовых событиях вероятность информативна. Если же речь идет об уникальных явлениях, типа первого появления клетки (я опускаю проблему достаточности одного появления), то случайность вполне логична. И аргумент здесь только один – вера. Однако тут нет преимущества у материалистов. Ведь случайно могло так оказаться, что нашим миром правит Бог.
3.1.7. Сложность и информация
Сложность – это абсолютная “креативная” характеристика объекта, информация – относительная. Алгоритмическая сложность связана с первым появлением идеи объекта, информация – с ее воспроизведением средствами, доступными человеку. Было ли реальное начальное созидание или нет – вопрос мировоззренческий, но сложность оценивается длиной алгоритма потенциально предполагаемого процесса, осуществляемого процедурами универсального робота.
Процесс воспроизведения на основе информации экономит труд повторного созидания, поскольку алгоритм воспроизведения проще алгоритма создания. Обычно это означает наличие процедур, сходных с матричными, которые, собственно, и представляют стержень информационного процесса. Такой пример: Нужно вырастить злак. “Информационный” алгоритм прост: внеси удобрение, выбери время, посади семя – вырастит злак. Сложность же злака не меньше сложности его генома. Алгоритмическое основание феноменов сложности и информации роднит их. Но лишь информация обладает атрибутом ценности, который заключен в относительной простоте процедур воспроизведения. Последние избавляют разум от труда познания сложности. Информация эффективна тогда, когда экономит усилия, главное из которых – изучение деталей внутреннего устроения компонент и продуктов процесса. Информация избавляет нас от сложности. В этом факте заключается глубинная причина повышенного внимания к информации.
Информация – цель науки. Существует ли ситуация, когда людей интересует сложность, но не интересует информация? Да, такая ситуация имеет название “нравственное состояние”, и главным объектом интереса в ней является человек.
3.1.8. Априорная сложность и познание
На первый взгляд, если некоторый объект не является объектом изучения, он сложностью не характеризуется. Ситуация здесь очень похожа на стоимостную оценку товара: Вне разума, вне социума категория сложности бессмысленна, как и категория стоимости. Все определения сложности (алгоритмическая, информационная, статистическая и т. д.) содержат оценку затруднений разума.
Почему мы полагаем, что живые организмы сложнее неживых? Почему вообще мы одно называем сложным, другое простым? Разве мы в чем-то исчерпали путь познания? Живое требует от нас больше внимания. Оно движется, мешает, помогает, паразитирует, и мы вынуждены больше усилий тратить на его постижение. И уж самую высокую сложность мы приписываем человеческому телу. Мы говорим: человеческий организм очень сложный, хотя мы констатируем лишь высокую степень своего усердия в изучении его. Столько же сил можно потратить на изучение муравья или песчинки. Песчинка проста, потому что нам достаточно малой информации о ней.
Итак, сложность не существует вне разума, как не существует стоимость вне труда, и то, что законсервировано в материи, с одной стороны, явилось результатом отделения сложности в процессе деятельности разума, с другой – может наблюдаться как сложность только в познании.
Замечание
Иногда говорят: общество сложнее человека, потому что оно состоит из людей. Однако вхождение элемента в состав объекта не означает автоматическое привнесение его полной сложности. Например, армия, как механизм ведения войны, вообще говоря, не сложнее человека-солдата. Все зависит от определения, от смыслового содержания объекта. Оценка конечной сложности зависит, в частности, от выбора базовых “конструктивных” элементов. Общество сложно для социолога, человек – для биолога и психолога.
3.1.9. Воля и поступок
Поступок сопровождается волевым актом субъекта-созидателя. Если воспользоваться образом вычислительной машины, то можно сказать: тело машины является ресурсом, идея – характеристикой вычислительного процесса. Однако, с феноменом воли субъекта, модель вычислительного ресурса расширяется до модели вычислителя.
Сложность имеет отношение к реализованной идее. Когда мы говорим о переносе сложности на внешний объект, остается не совсем ясной проблема “расхода” сложности. Понятно, например, что информация тиражируема. Нет, здесь в значительной мере отражен жизненный фактор, т. е. воля как абстрактная жизненная сила. В воле присутствует трансформированная любовь Творца, а она не тиражируема. Поэтому перенос сложности связан с преобразованием нетварной стихии любви, имеющей абсолютный исток.
3.1.10. Действие, желание, долг
В общем случае в поступке участвуют, по меньшей мере, три идеи:
• Идея действия характеризует непосредственное использование воли и ресурса индивида в поступке. Например, программист отладил средства компьютерной защиты информации от копирования. Отладку полагаем одним действием.
Желание характеризует мотив действия. В нашем примере – желание защитить данные. Идея желания имеет социальную значимость и свидетельствует о ресурсных отношениях в обществе. Мотив – сердцевина поступка, главный показатель его этичности, главный атрибут поступка личности.
• Идея долга – осознаваемый нравственный эталон поведения в ситуации поступка. В примере – подспудное осознание тщеты перестраховки. Идею долга можно считать императивом индивида. Если индивид выбирает мотив вопреки этому знанию, поступок, чаще всего, оказывается неуместным.
Один и тот же тип поведения может скрывать разные мотивы, а одни и те же мотивы людей возможны при различных видах поведения.
Всегда ли мы в поступке руководствуемся мотивом? Всегда ли мы осознаем свои цели? Ведь бывает так, что, защищаясь, мы убиваем, а убийство – это волевое действие; мы и подумать толком не успели, как действие уже совершилось. Или другое: всегда ли применимо понятие “мотив” к любви?
Продолжение темы – в подразделе 7.3. “Добро и зло”.
3.1.11. Время слоя
Абсолют отделил от Себя часть и сотворил личности. Каждая личность получила бесконечную порцию сложности. В сфере стихии сложности Абсолют породил личности именно из Себя – такова интерпретация самого процесса творения, и в этом смысле все личности – Его дети. Почему бы не предположить, что личности существуют, независимо от Творца, зачем вообще говорить о творении, в каком смысле трактовать деяние Абсолюта? Ответ, как обычно, лежит в этической плоскости: творение личностей объясняет существование единой нравственной правды, и это главное.
С нравственного все начинается и к нравственному возвращается. Только в каком времени? Речь идет о череде слоев. Они выстроены последовательно во времени, объединяющем все слои. Многослойный мир – это книга, где каждая страница повествует почти одну и ту же историю, но история заново переписывается, дополняя и совершенствуя простой сюжет рассказа.
Можно предположить, что, создавая свободные личности, Бог сохранил связь с ними, и воля всякой личности поистине принадлежала ей, когда принадлежала Богу. Разрубив связующий узел, Адам сделал самоубийственный шаг – он собственную сложность объявил автономной. Что же осталось на месте связи? – “торчащие провода”. Личность без Бога стала открытой системой, не полной, не целостной. Она пустилась в плавание по жизни в поиске ответов на запрос оборванной связи. У нее появились желания. Обретя желания, личность оказалась перед соблазном их неуместного удовлетворения. Разрывы происходили где-то во времени разных слоев, и мы видим не их, а последствия – следы греховных деяний.
Со временем разум обнаруживает законченность, исчерпанность своей рациональной функции. Опосредование – неизбежная функция сознания, обнаруживающего те же идеи на новом уровне абстракции. Каждый шаг суть законченный цикл деяний, получающий оценку Высшего Суда, подводящего нравственный итог жизни личности. В пределах одного слоя начинается и заканчивается путь постижения мировых смыслов. Перемещение в новый слой – это погружение в мир следующего этапа пути, мир материализованной греховности старого слоя, это обретение плоти в новой серии перерождений. Собственно, только этика дает основание для разговора о времени. Ибо грех содержит необходимость последующего искупления.
3.1.12. Заключение
Ощущение этического фактора, лежащего в основании мира, вероятно, – наиболее ценная составляющая познания. Я лишь прикоснулся к тайне связи между судом и конструкциями. В действительности, связь эта очень сильная, и познание разумом может иметь успех, если подкреплено мудростью сердца.
Сложное может существовать только наряду с разумным, как категория смысла, как продукт созидания. Смыслы и созидание пребывают внутри этики. Материя предстает созиданием, несущим окраску темного тона.
Глава 4
Смысл
4.1.1. Введение
Исчерпывающий ответ на вопрос “что такое смысл?” неизвестен, хотя существование этого феномена не вызывает сомнения. Вся наша деятельность, да и сама жизнь, есть развернутый комментарий смыслов. В трактате много говорится о поведении. Смысл поведения имеет этическое содержание.
4.1.2. Смыслы и жизнь
Обычно (объективный) идеализм рассматривает идеи и смыслы как нечто априори данное, не зависящее от людей. Но кто же автор их, если не человек, – конечно, Бог. Однако в варианте идеализма, который утверждает неучастие Бога в делах материальных, невозможно приписать Богу авторство всех идей. Остается предполагать Его участие лишь в созидании духовных смыслов – тех, которые регламентируют отношения и поступки разумных монад. Идеи и смыслы вещей сами по себе (до появления разумных монад) в мире не существуют, а смыслы поведения – существуют. Мы говорим: “смыслы изначально рождены Абсолютом”. О чем они? К чему относятся? Что в них? Мой ответ: Смыслы отражают жизнь разума и относятся к взаимоотношениям и поступкам, к поведению в общении. Никаких иных, специфически материальных, “физических”, природных смыслов априори не существует. Человек, не задумываясь, привлекает смыслы поведения к материи, и все модели его по сути живые, даже антропоморфные. Фетишизация, идеализация вещей питается подспудным желанием превратить в куклы и оживить предметы этого большого кукольного театра. Мы запоминаем, потому что переживаем (“дважды два четыре!”), а переживаем, потому что оживляем. Хороший экспериментатор преуспевает в опыте, когда входит “в душу” объекта, будь то человек, бактерия или электрон.
Например, смысл функции болта и гайки – это общий смысл явления закрепления, связи, сборки. Основополагающих идей в мире не так уж много, и познавательный процесс нацелен на постижение смысловых иерархий. В трактате речь идет, в основном, о смысле действия и о мотиве поведения. Когда мы говорим о смысле вещи, то, скорее всего, имеем в виду смысл использования вещи. Смысл вещи в общем случае не совпадает со смыслом, который обуславливает сложность вещи (3.1.6).
Итак, все смыслы изначально относятся к области отношений разума. Постижение их есть проникновение во все более тонкие нюансы отношений и расширяющуюся сферу ответственности.
Бесконечная сложность не может быть проявлена в чисто материальных конструкциях. Она проявляется в поведении разумных существ, и смыслы – суть основа их поведения.
Смысл не следует отождествлять с идеей. Идею можно описать, а смысл – нет – только прокомментировать (см. 8.4.7 “Смысл, идея, текст”).
4.1.3. Последовательность
Смысловое движение осуществляется в сознании. Хороший шахматист помнит все свои партии, композитор – симфонии и т. д. Для них идея творения есть идея развития. Проникновение разума в суть явления есть смысловая упорядоченность. Разум во всем находит последовательность, а иначе знание не достигается.
Духовное развитие индивида включает гностическую последовательность “восходящих” смыслов, постигаемых (переживаемых) в состоянии одухотворенности (7.5.2). Прогресс общества увеличивает сложность жизни, номенклатуру обстоятельств, разнообразие содержания разумного взаимодействия. Однако последовательность “восходящих” смыслов универсальна. Она играет роль “натурального ряда”, негласно присутствующего во всякой упорядоченности. Образы и понятия обретают привязку к этому ряду, знание окрашивается в позитивный тон этического переживания и становится общедоступным, общепонятным.
Последовательность смыслов порождает время (8.6.3).
4.1.4. Смысловой геном
Гнозис – это в некотором роде правильная (гностическая) смысловая последовательность, а поскольку речь идет о смыслах поведения, то гнозис – это нравственный закон – правильное поведение в текущих обстоятельствах. Бытие гнозиса означает, что все в Разуме Абсолюта представлено последовательно и связно. Существует одна гностическая мировая последовательность, включающая мысли и идеи Абсолюта – Путь Абсолюта. Я называю ее Мировым Геномом, так как она содержит в себе все гностические смыслы поведения мира.
Можно говорить о продвинутости, осуществленности идеального движения личностью. “Расстояние”, пройденное вдоль “линии” мирового генома от начальной точки, свидетельствует об успешности труда осмысления, о совершенстве, о личном геноме. Построение своего генома личность осуществляет в общении с теми, кто ушел вперед, кто познал больше.
Создав личности, Творец поместил их в начало, задав равные стартовые условия этического развития и смыслового обогащения. Он и Сам поместил Себя в это начало, предоставив возможность всем двигаться рядом с Собою, в единстве и согласии. Неуместность поступков разрывает гностическое движение в попытке осуществить иную идею. Личность отыскивает смыслы, не наследуемые гностически. Но где она может их найти? Только на пройденных участках идеального движения. Она возвращается к старым смыслам, и ее хаотические перемещения обретают характер броуновского движения, осуществляемого в пределах личного генома. Метания возможны и назад, и вперед, но они ограничены тем, что удалось достичь в гностическом восхождении.
В трактате используется понятие “смысловой фон” – совокупность смыслов, которыми оперирует окружение индивида, смысловая “ситуация”, в которой индивид совершает поступок.
4.1.5. Идеальное мышление и движение
Идеальное мышление – это мышление Абсолюта. Человеку, в принципе, известна некоторая начальная часть генома, и он способен к идеальному мышлению. Но два обстоятельства создают помеху: неуместность его собственных деяний и текущие смыслы падшего мира. Если мы желаем разговора с Богом, нам следует опереться на свое идеальное, и тогда смыслы обретут термы языка общения. И между собой нам легче, надежнее так договариваться. В этом этическая логика.
В процессе “наращивания” личного генома смыслы актуализируются дискретно. За смыслом А следует смысл В, и “заодно” все промежуточные смыслы из мирового генома между А и В включаются в личный геном индивида. Это похоже на то, как удлиняя отрезок на некоторую величину, мы привносим в него все точки этого удлинения. Фактически, индивид во внутреннем “пространстве логики” осуществляет перенос своего внимания в новую смысловую точку, “проглотив” некоторый участок идеального движения. Что может оправдывать такое смелое перемещение, на какую мудрость оно опирается, что может гарантировать его успех? Любовь – любовь, соединенная с гнозисом. Поскольку любовь живет в отношениях между личностями, идеальное смысловое движение происходит в общении.
4.1.6. Высшие смыслы
Восхождение в смыслах – это восхождение в чистоте и одухотворенности наших тайных желаний. Если бы мы всегда жили в любви и гнозисе, наш личный геном был бы мировым. Но грех сокращает диапазон идеального мышления. Для того чтобы его расширить, нужно выйти на вершину собственных этических достижений и продолжить восхождение. У каждого своя вершина. В жизни, по большей части, помыслы наши мечутся в пределах между нулем гнозиса и высшим достижением. Мы шарахаемся во все стороны, прерывая цепь последовательного восхождения. Положение на вершине отличается от всякого другого добродетельного состояния тем, что только здесь личность соприкасается с Учителем, принимая в откровении новые, неведомые смыслы и надстраивает свой геном.
Различие в высшем достижении знания смыслов задает неравенство личностей, которое никакого отношения не имеет к их устроению (все свойства личности присущи каждой из них, см. 1.2.4 “Личностное начало”). Багаж смыслов личности растет не в одной жизни, не в одном воплощении. Не следует, однако, отождествлять его с багажом идей. Первый систематичен, целостен; второй хаотичен и отражает степень внимания, которое пришлось уделить идеям общественных эгрегоров. Поскольку личный геном является лишь недостроенным основанием мирового, нравственное чувство может иметь различные степени развития. Нравственность, как система гностических смыслов, едина, но не всегда в полной мере ощутима личностью.
Любовь гарантирует идеальное движение, но не гарантирует пребывание в высшей точке личного генома. Последнее достигается особым желанием этого состояния. В высшей точке личность творит истинное добро. С другой стороны, пребывание в высшей точке смыслового “рекорда” без любви не является состоянием одухотворенности.
4.1.7. Учитель и ученик
Главная профессия – учитель. Главный Учитель – Бог. Главное духовное желание разума – обрести учителя. Ибо в этом спасение.
Всякий намеренный уход вниз от высшей точки личного генома есть падение. Когда знающий высшее увлекает себя низшим, это грех. Если же он еще привлекает другую личность, то это зло. Лишь высшая точка – идеальное “место” жизни индивида. Для нового восхождения нужен учитель; индивид обращается к другой личности, для которой уровень ученика является пройденным. Ученик как бы заставляет учителя спуститься к нему с вершины. В этом случае спуск не является падением (а, по сути, по переживанию, он не является спуском). Он содержит уважение и любовь к ученику, стремление помочь. Получается так, что позиция ученика активна. Учитель не навязывается, и он не может по своей воле спуститься – это грех. Но он приходит по призыву ученика, оставаясь духовно в своей высшей точке. Он приходит лишь в том случае, если и ученик пребывает в своей высшей точке. Все это так и во взаимоотношениях индивида и Бога. Бог ждет. И это понятно. Не понятно, чего ждем мы.
Преуспевание в собственном духовном образовании есть частная задача спасения, и, если мы помогаем другим, то тем самым способствуем всеобщему спасению. В этом главном мировом деянии можно поставить знак равенства между любовью ученика и любовью учителя. Ценность Божественного Признания является самой важной; она включает все наши искренние старания. Любовь к младшему, к ближнему открывает для нас сердца Учителей. Как сказано в Евангелии от Матфея, “так как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне”. Наличие в мире процесса перманентного обогащения смыслами говорит о непрерывности Абсолютного Созидания. Нет такой точки, которая могла бы быть названа покоем, равновесием. Есть лишь движение, возглавляемое Богом. Продолжающийся Божий Промысел заключен в Его Учительстве. Переживание новизны связано с потрясением. Потрясает истина учителя.
Кто может назваться учителем? Ведь не всегда логика убеждает. Истина познается умом и сердцем. Очень неприятно наблюдать притязания на роль учителя людей, движимых тщеславием, навязчивой саморекламой. Знающий скромен и в учителя не набивается. Индивид станет учителем, когда, став сам учеником, услышит Божье повеление, и когда другие захотят поверить ему. Но и ученики бывают кичливые, лживые, нетактичные. Они спрашивают, не слушая, вопрошают для самоутверждения. Только любовь – атмосфера учения; вопросы в любви обретают ответы; ответы в любви ложатся на плодородную почву.
Наше обычное состояние далеко от нашего высшего. Мы ждем помощи, хотя еще не вернулись на площадку достигнутой ранее духовной высоты. Желая подсказки, мы ждем знамения. Но возврат к самому себе – процесс не простой, порой мучительный. Высшее может быть разное по смыслу, но одинаковое по нравственному переживанию. Любовь нас роднит и помогает выровняться в смыслах.
4.1.8. Комментирование смыслов
Бог судит наш выбор смыслов, но не судит наши комментарии.
Существует лишь две операции со смыслами – (1) привлечение и (2) комментирование. Всякое разумное деяние – есть акт комментирования, всякая попытка что-либо понять есть акт привлечения смысла. Впервые привлеченный смысл становится актуализированным. Он известен супервизору личности, и теперь стал еще и (высшей) частью личного генома. Актуализация возникает в учении под воздействием наставника. Дальнейшее привлечение известного смысла осуществляется самостоятельно под влиянием внешних или внутренних процессов. Смысл этот “извлекается” из личного генома.
Смыслы образуют внутренний мир индивида, и с внешним миром он связан двумя указанными операциями. В них реальное соприкасается с идеальным абсолютным.
Операция привлечения смысла лежит в основе процесса познания. Эта операция может сопровождаться последующей операцией комментирования, когда индивид пытается свое познание оформить в новом действии (в слове, в знаке…). Процессы познания и общения содержат последовательность чередующихся шагов – “привлечение смысла” и “комментирование смысла”.
Замечание 1
Привлечению смысла к комментарию предшествует привлечение внимания к этому комментарию. Смысл – объект комментирования, комментарий – объект внимания.
Замечание 2
Любовь и Смысл – главные атрибуты состояния Ресурса всякой монады. Любовь помогает ученику воспринять смыслы учителя, и любовь учителя дарит смыслы.
Чем обширнее комментарий, тем он точнее выражает смысл, т. е. в общем случае, соответствие комментария смыслу неоднозначно.
4.1.9. Смысл и Замысел
Смысл и Замысел – суть творения Абсолюта, но смысл постижим личностью, а Замысел непостижим. Смысл есть во всяком сознательном деянии, Замысел – только в деянии Абсолюта и воплощен в Его главном творении – в личности. Существует множество смыслов и множество Замыслов. Выразителем конкретного смысла является конкретная идея, выразителем Замысла – конкретная личность.
Будучи бесконечно сложным воплощением уникального Замысла, человек способен к рефлексии в процессе познания. Он способен оперировать понятием смысла вообще как носителем некоторого частного смысла. Он способен так или иначе его прокомментировать. Но личность, как комментарий Замысла, остается влекущей и непостижимой тайной познания.
Поэтому не корректна какая-либо схематизация человека, представление его в качестве ячейки более сложной масштабной структуры. Сложнее личности нет структур.
4.1.10. Заключение
Жизнь любой монады нанизана на единую смысловую нить, являющуюся универсальной основой ее поведения. Путь жизни может содержать разные события, происходящие в разных условиях, в разных мирах, в разных одеждах, но по поведению, по смыслу – это один и тот же путь. Он может включать в себя отклонения и отставания, “круги и петли”. Именно этот путь объединяет всех монад во вселенское братство разума. Для Суда важно, пройдем ли мы его (путь) и как пройдем.
В идеальном разумном мире действие осуществляется ради смысла. Священные книги, наука, искусство, да и сама жизнь – все является комментарием универсальных мировых смыслов. Но тайны мира не ограничиваются смыслами. Тайной являются сами личности, и смыслы дают ключ к их разгадке. Идеальное движение вдоль последовательности мирового генома – основа саморазвития личности как таковой. А во взаимодействии индивидов единство смыслов становится внутренней опорой познания чужой тайны. Гнозис способствует перманентной “настроенности” любящих душ. В этом, пожалуй, главное значение смыслового универсализма мира разума.
Тема смыслов продолжена в разделах 9.5 “Сеть смыслов” и 11.2 “Телепатия”. Предлагаю, в заключение, прочитать 12.1. “Сказку о тропе”.
Глава 5
Любовь
5.1.1. Введение
Время отстирывает белье переживаний, делает его все более чистым, белым. То, что выпадает в осадок нашей памяти, является самым главным и необходимым. Оно нас характеризует. Вспоминая свои прогулки с мамой по зеленым улочкам тихого городка на берегу Березены, я вижу, как мы в легких одеждах парим в прозрачном воздухе над бревенчатыми тротуарами, мимо высоких деревьев и невысоких домишек. Мы о чем-то обыденном говорим, и нам так хорошо, спокойно, уютно. А ведь, сделав усилие, другой своей памятью я могу припомнить шум, палящий зной, пыль, жалобы, усталость и скорби. Нет, я это не хочу помнить. Я думаю, и мама где-то там не хочет. Я знаю, что Божье вечно, а дьявольское бренно. Пройдут годы, тысячелетия, и останется Божье. Но почему нам нужно лекарство времени? Почему мы сегодня не видим свое счастье, свою любовь? Почему нас мучает ад, и мы не видим реалии рая? Дети способны видеть рай.
Любовь – это нравственное состояние, состояние максимальной бытийности, которое и есть бытие в истине. Всякий новый разговор о любви не излишен, ибо нельзя сказать, что ей оказывается избыточное внимание. Тема эта требует особого вдохновения и настроя. Она трудна, необходима и бесполезна, если не встречает соответствующего настроя слушателя. Ясно, что любовь в наименьшей мере подвержена рациональному анализу. Но эту малую меру я пытаюсь исчерпать. Таково веление моей совести и пытливости. Поскольку рацио в нашем мире далеко не всегда служит добру, постольку мы обязаны обратить его на службу добру. В этой теме я услышал свою мелодию – рассказ о супружестве любви и гнозиса.
5.1.2. Состояние любви
Нет во вселенной тропинки, по которой бы не прошли влюбленные. Мир сотворен Любовью ради любви. Влюбленный человек совсем по-иному чувствует реальность. Он счастлив даже в своем страдании. В любви он обретает истинный смысл жизни, проникается благодарностью к миру, его Творцу. Человеческое соединяется с Божественным.
Проходят годы, и мы узнаем этот мир, его закоулки, его обитателей, его радости и болезни, удовольствия и страдания. Мы начинаем привыкать к процессу узнавания, ощущаем насыщение. Но судьба ведет из мира в мир, и это разнообразит наше бессмертие. Однако и в мелькании миров есть насыщение. Бытие разума само по себе бессмысленно, неэтично, если оно сводится лишь к бесконечному существованию. Единственное, что может обрадовать, удовлетворить нашу глубинную суть – нескончаемый восторг новизны. Есть ли такое бытие? Да – это Любовь. С ней все перемешивается – и движение, и остановки, и творчество, и богатство, и бедность. Все закручивается в быстро вращающийся клубок счастья.
Некоторые пытаются классифицировать: любовь-эрос, любовь-жалость, любовь эгоистическая, любовь альтруистическая. Все это пустое; любовь – состояние, которое может быть более или менее длительным. Попытка разумного исследования – скорее всего следствие досады на ее ускользающую свободу. Любовь – вне суда. Призыв йога “не привязываться к предмету любви” есть желание и невозможность непрерывной любви.
Всякая работа имеет свой смысл, уводящий человека по скользкой тропе в дебри неодушевленного. Если поддаться самодвижению, то легко превратиться в азартного игрока, легко стать придатком машины материальных процессов. Возникает дьявольское созидание типа компьютерного вируса, бомбы. Жизнь на Земле питается жизнью – это тяжелое испытание для любви. Но когда любовь становится содержанием бытия, приходит полнота жизни.
Любовь желает движения. Ее высшие состояния – мгновения. Но мы хотим непрерывной любви, следовательно, мы хотим движения. Поиск истины, гармонии, уравновешенности – это проявление любви и желание ее. Каждый человек – неповторимый мир, совершенная идея Творца, сочетающаяся гармонично с уникальностью всех личностей вселенной. Увидеть и полюбить личность – значит, еще больше полюбить Творца. Любовь активизирует первичную функцию разума – творческое мышление.
5.1.3. Любовь и сознание
Истина неумолима: Жизнь без любви – не жизнь, а потому любовь должна быть сознательным деянием, в котором воля самоочищается. Суетные желания отнимают силы у любви и никогда сами от себя не отказываются. Но живые крупицы любви есть в каждом человеке, иначе он не жил бы. Они помогают себе сами, и растут, если им не мешают. Сознательной любви не грозит фарисейство. Недаром Господь призывает любить ближнего. Если бы любовь не зависела от сознания, то зачем призывать любить? Любовь как самоцель, как забота, как смысл бытия – редкий дар, мужественное, чистое состояние души, глубокое служение нравственному долгу.
Человек – существо духовное. Буду условно различать два вида любви – телесную и духовную. Телесная любовь жертвенна, духовная – нравственна. Именно вторая невозможна без сознания. Что касается телесной, она присутствует во всех видах жизни. Она нам необходима, в ней надежность жизни. Это о ней мы сетуем, говоря о безответности, неравенстве, ревности, счастье любимого и несчастье любящего. Но о ней ли речь идет в призыве “возлюби ближнего”? Ведь к любви телесной призыв бесполезен.
Обращение к сознанию человека – есть обращение к духу. Духовная любовь – это любовь истины и тайны личности. Одухотворенность дает ощущение запредельного существования, которое в любви приоткрывает себя. Любовь духовная связана с духовной жаждой, которая не частое явление в человеке. Никто не знает, как она появляется, но разгорается она в лучах света истины.
5.1.4. Дао и любовь
Проблема соотношения целого и его частей – важнейшая в метафизике. Мировой Ресурс – это Нечто Изначальное, Единое. Но вот вопрос: Почему это Нечто, Абсолют, или Дао, как его называют в Китае, породило личности? В поиске ответа рациональные доводы не помогут. Ответ лежит только в этической плоскости. Любовь не может замыкаться на себя. Она творит любящих и любимых. Ей необходима свобода, она не терпит рабства, стремится к братству. Ей нужно равенство достоинства. В этом и состоит главная причина и суть разделения. Абсолют породил личности уникальные и бессмертные. Уникальность содержит неисчерпаемость интригующей тайны, бессмертие – ответственность и надежность. Личность обладает нравственным знанием, она подсудна, и ей дана возможность искупления. Любви необходимы излияния и ответ. Поэтому ей важно единение личностей. В единении заключены целостность Дао и Нравственный Закон. Таким образом, разделение и соединение присутствуют в Дао одновременно. Дао, в трактате, есть Абсолют.
Ответить на вопрос “Что такое Дао и Любовь?” невозможно, поскольку сами эти понятия первичны. Но иногда нам становится уютнее, если удается подобрать какие-то знакомые аналогии, помогающие лучше пережить непостижимость тайны. Мне, например, хочется представить Дао, как кипящий суп процессов обработки данных, где данными являются сами процессы. Обладая многоуровневой, многотонкой природой, процессы формируют Ресурс из самих себя. Такое варево не должно и не может быть хаотичным. Оно дисциплинированно Любовью. Таким образом, Любовь – фактор самоорганизации
Мирового Ресурса. Любовь обуславливает жизнестойкость Дао и потому является Его внутренней сутью. В мире действует не план, а самоорганизация мирового сознания.
Любовь содержит априорное стремление, и это стремление есть энергетический фактор. Любовь – это энергия и дисциплина Ресурса.
Замечание
Бесконечная сложность Ресурса означает бесконечную сложность организации функционирования совокупности указанных процессов, но может означать и бесконечную сложность самих процессов.
5.1.5. Истина и тайна
Истина там, где тайна. Поскольку существует две реальности, существует и две истины. Истина реальности рацио единственная – это истина науки. Истина же этической реальности многообразна, ибо тайна всякой личности заключает уникальный Замысел Творца.
Истина – это объект и состояние. Как объект, она служит практике и проверяется практикой. Например, всякий результативный алгоритм есть достигнутая цель науки. Но уже в науке мы обнаруживаем другую сторону истины – ее способность породить переживание откровения. Ведь научная истина содержит рациональный комментарий мировых смыслов. В религии, в искусстве также осуществляются комментарии. Успех постижения истины зависит от смыслового багажа познающего. Это лишь первая ее сторона – объектная. Есть и вторая, называемая бытием в истине. Она-то и обусловлена движением к тайне. Ведь тайна бесконечна, ее невозможно постичь, к ней лишь можно идти, и сама эта устремленность есть состояние, где истина переживается как действительное движение.
Мне представляется, что вторая сторона истины – основная. Но является ли постижение тайны единственной целью бытия? Ответ – нет. Цель не сводится к тайне и значительно важнее ее. Цель подчиняет себе процесс движения к тайне. Цель – Божье Признание.
Замечание
Тайна личности хранит не только Замысел, но и нечто, представляющее тайну для Самого Творца. Ведь личности дана свобода.
5.1.6. Ближние
Я сам, мои ближние, общество, Бог – вот главные объекты внимания и взаимодействия. Но только отношение к ближнему показывает меру нашей нравственности. Если поступок, совершенный ради себя или ради общества, игнорирует ближнего, он неуместен, если противостоит ему, – это зло, если помогает ему, – добро. Ближнему мы доверяем, мы спокойны за его поступки, за его мотивы. В то же время поступки именно ближних мы воспринимаем особенно остро.
Иногда мы совершаем добро, не любя. Например, помогая больному, спасая слабого. В общем случае, добро без любви означает, что мы данной личностью не интересуемся. Мы жертвуем, проходя мимо. Доброжелательность – чувство позитивного настроя по отношению ко всему разумному, человеческому. Это чувство сродни сердечному отношению взрослого к детям. Однако только любовь позволяет нам проникнуть в тайну ближнего.
Добро сближает людей; именно в добре мы становимся ближними. Ведь добро определяется не делом, а мотивом поступка (см. раздел 7.4. “Добро и зло”). Этически, переживание близости важнее для того, кто совершает поступок, чем для того, кто является объектом поступка.
Ближние – это не обязательно находящиеся рядом. Ближние – те, кого мы любим, хотя именно находящиеся рядом, прежде всего, нуждаются в нашей любви. Наша жизнь, судьба – суть история взаимоотношений с ближними. Не всякая близость содержит любовь, но отсутствие близости (нет ближних) – есть индикатор отсутствия любви. По большому счету, мы здесь ради ближних.
5.1.7. Слава и тщеславие
Тщеславие – это жажда внимания, а внимание – главный ресурс общества. В тщеславии есть одно положительное свойство: оно заставляет докопаться до истины, ибо за истину нас оценят, и эта оценка будет заслуженной. Ведь мы хотим заслуженной славы. Но порой, дело творца становится инструментом тщеславия, и истина уходит на второй план.
Человек не всегда достоин того, чего добивается. В лучшем случае он предлагает свои ценности, в худшем – использует славу как ступень, ведущую к благам. Ведь жажда внимания – это жажда власти, но даже Бог ее не имеет. Социум создает инструментальные средства фокусировки общественного внимания – сцены, трибуны, тиражи изданий, и человек стремится ими воспользоваться. Но часто усилия околосценической деятельности превосходят талант и трудолюбие человека. Между тем два обстоятельства способствуют все большему размыванию фокуса: (1) рост информации и средств ее воспроизведения, (2) измельчение, падение цены информации и заинтересованности в ней. Труд, который раньше считался уделом небольшой группы профессионалов, стал доступным многим. Ведь профессионализм проявляется в аранжировке; формы канонизируемы, алгоритмизируемы. В том-то и дело: именно форма, а не содержание завоевывает сценические подмостки.
Основное назначение авторского текста – зафиксировать вершину личного смыслового генома – вершину, в которую текст нам помогает вернуться, и пойти дальше. Именно эта цель, а не тщеславие, должна руководить автором. Что касается славы, она ищется не у людей, а у Бога, и зарабатывается не на поприще человеческих страстей. Божью славу сопровождает аскетизм в потреблении славы людей. Людская слава иногда нужна, но есть предел, порог, за которым “игра не стоит свеч”.
Когда же “игра не стоит свеч”? – Когда слава у дальних портит отношения с ближними, когда ценится выше любви, когда отнимает свободу. Людская слава капризна, изменчива, свидетельствует о нашем материализме. Без надежного, доброго тыла, состоящего из родных и друзей, всякий, даже самый знаменитый человек, по сути, несчастен.
Духовное творчество невозможно без любви и поддержки ближнего. Ведь суть его простая: прийти на зов жаждущего, утолить духовную жажду. Одухотворенный труд находит отклик в одухотворенном сознании.
Добавление
Мы свои дела и успехи ценим больше, чем ценят их другие, а хотим признания всего общества. Мы думаем, что люди без нас не обойдутся, а они спокойно обходятся. Мы хотим им помочь, а они не нуждаются в нашей помощи. Но это фальшь, мы сами нуждаемся в их внимании, мы тщеславны. Нам кажется, что мы уже заслужили славу, мы нашли нужную им истину. Но это только наша истина. Человек обязательно владеет какой-то оригинальной истиной, – это незыблемое свойство разума. Почему же обычное свойство должно делать человека необычным среди остальных? Конечно, его истина не похожа на истины других, и, если ему удалось привлечь к себе внимание, то это всего лишь означает, что ему удалось усилить свой голос, заглушив остальные. Он добился славы, и люди прислушиваются не столько к его истине, сколько к его славе. Ибо слава – вожделенная стихия социума – предмет восхищения и зависти. Некоторые авторы чувствуют себя именно авторами, и это чувство является фоном их жизни. Однако тщеславие никогда в полной мере не удовлетворяется. Тщеславие это болезнь.
Но вот переедете вы в другую страну, где вас никто не знает, и тут ощутите цену вашей истины, вашей идеи. Так будет и после смерти. Перед Богом мы явимся не с идеями и талантами, а со своими поступками. Мы думаем, что верим в Бога, но мы верим лишь на словах, ибо хотим признания людей. Между тем, идеал нашей жизни прост: сделал доброе дело и будь доволен.
5.1.8. Любовь в Царстве
У вечности нет мелочей. Всякая деталь может обрести высокое значение и занять все внимание; остальное отступает на задний план, блекнет, исчезает. Остальное у нас либо отнимают, и мы привыкаем к новым условиям, либо мы сами теряем к нему интерес, преодолев желания и оставшись один на один с тем, что раньше не замечали, откладывали, пренебрегали. Разная значимость ценностей – основа непонимания, разноликости и относительности правды. Бедный не понимает богатого, богатый – бедного, счастливый – несчастного, страдалец – смеющегося. Злобствующий не понимает любящего.
Эпоха технологий подменила ценности, и далеко не в лучшую сторону. Воспроизводство стало расширенным. Мы вырвались из окружения естественной природы, и попали в паутину рукотворного мира. Мы сами у себя отняли любовь. Ибо вместо живых лиц разглядываем вещи. Мы многому плохому научились, хорошему разучились. Впрочем, эта тема стала общей. Но мы разучились любить и принимать любовь. Мы потеряли уверенность в том, что любовь может быть основным, даже единственным занятием жизни. Именно такова она в Царстве (см. 9.1.4. “Царство” в разделе “Разум и тело”).
Почему любовь может занять все время и пространство жизни? Возможна ли интрига без зла? Что является фоном узоров любви, каковы ее контрасты в коллективе, где кроме любви нет ничего? И что тогда есть любовь? Короче, может ли любовь быть единственным фактором существования? Я уже говорил, что Дао использует само себя, т. е. любовь “любит любовь”; процесс и объект – одно и то же. Процесс воздействует на объект, видоизменяет объект, т. е. себя, но для того, чтобы при этом сохраниться таковым, не разрушиться, он должен быть осторожным, рефлексивным, соблюдать меру и свои же правила. Таким образом, Абсолют должен любить, и любовь пребывает рядом с ответственно стью.
Что означает любить ответственно? Я думаю – нельзя любить без разбора. Когда мне говорят “люби всех”, я это понимаю как признательное отношение ко всем людям – отношение доброе, открытое, доверчивое, сердечное. Но деятельная любовь требовательна. Она предполагает готовность полной отдачи и ответа. Это значит, неизбежное близкодействие, особое внимание, обособление. А хорошо ли обособление? В Царстве, я полагаю, имеются неоднородности, группы, семьи, и соединение ответственности и любви порождает все многообразие его событий. Повторяю, речь идет не об отношении к окружающим, содержащем в себе готовность к добродеянию, а о самом деянии, сознательном состоянии влюбленности, в котором мы познали и ценим любимого. Такая любовь не может быть универсальной, внешней. Она глубока, консервативна, цепко обустраивает близость и защищает ее. Если предположить обратное, а именно – что любовь как состояние, никого не выделяет, что она раздаривает всем поровну, то это значит, что личность проста и любовь поверхностна. Между тем, личность бесконечно сложна, и полюбить ее можно (и важно!), окунувшись в бездну ее тайны. В любви нужно находиться рядом. Любовь неизбежно обособляет, рождая напряженную беззлобную интригу. Интрига задает динамизм жизни Царства. Там есть, от чего страдать, к чему стремиться и радоваться. И самое тяжкое несчастье – смерть любви. Интрига любви создает высочайшее напряжение душевных сил.
5.1.9. Животворящая Любовь (Вместо заключения)
Действия воли и любви существенно различаются: Воля направлена на явление, стремится подчинить его; любовь создает явление. Бог Своей Любовью сотворил личности. Способность к созиданию – самая главная особенность любви. Фактически это следует из ее свойства порождения состояния максимальной бытийности. Тенденция к самоорганизации бесконечной мировой сложности уже содержит в себе необходимость любви, как фактора совместного пребывания самостоятельных монад мира. Их множественность можно полагать оптимальным состоянием бесконечной сложности, при условии, что отношения складываются на основе любви. Таким образом, творческий потенциал любви – это потенциал оптимальной самоорганизации. Обычно мы говорим: “Бог – это Любовь”. Можно также сказать: “Бог – это Гнозис”. Любовь находится у истоков рождения, Гнозис – у истоков движения. Рожденному дается любовь и гностическое знание, он должен их раскрыть и приумножить. В творчестве любовь опирается на гнозис, в учении гнозис опирается на любовь.
Не всякое религиозное воззрение признает нравственное Божественное Начало. Часто с Богом ассоциируется непостижимое искусство светлой магии. Могущество Его кажется титаническим, сверхличностным. Тайна, однако, имеет не магический аспект, а этический. Так любить, как Он, действительно, не может никто. Мне возразят: то, что ты называешь этической тайной, иные назовут магической. Назвать можно как угодно, но есть существенная разница между этими понятиями. Магическое предполагает накопление потенции некоторого умения. Этическое же признает наличие этой потенции априори, а восхождение заключается в способности этического раскрытия ее, т. е. раскрытия любви, которая дана личности.
Итак, Бог в любви творит личности, а что мы творим? Отделяя от себя ту или иную порцию сложности, мы рождаем некое новое “существо”, которое нетленно и способно жить своей жизнью. Но в акте добродетельного созидания мы отдаем его ближнему, собеседнику, любимому человеку, залечивая раны его души, творя комфорт, радость. У нас нет такой силы любви, чтобы сотворить новую личность, но достаточно, чтобы вернуть к жизни гибнущую.
Глава 6
Суд
6.1.1. Введение
В творчестве бывает так, что автор как бы недобирает воздуха в легкие. Ныряя в глубину своей души, он так и не прикасается к ее основанию. Там, где мы хотим быть особенно убедительными, нам недостает выразительных средств. Выходя за пределы своего метода, мы попадаем в сферу веры, где утверждения теряют силу. Из тесного сосуда самокопания, из рудника зыбких истин нас вновь выбрасывает в жизнь, и мы еще и еще раз убеждаемся, что есть только одна ценность, одно сущее – любовь и личность. И, выходит, для этого мы столько размышляли, искали, объясняли. Вот мы уже и оправдываемся. Следовательно, мы живем.
Самый глубокий стыд – стыд перед Богом. Всякое зло, творимое по отношению к окружению, есть, прежде всего, зло по отношению к Богу. Окружение может забыть, уйти в иные миры, но Бог не забывает. Во вселенной ничего не забывается. Мы питаемся животворным зарядом энергии, которая есть любовь Абсолюта, что бы ни совершили – добро или зло. Но наступает время усталости и страха, когда заряд истощается. Рано или поздно, мы обращаемся к Нему, становясь вновь объектом Его созидания. И именно стыд мы испытываем, а не страх.
В размышлениях о природе личности тема Суда является центральной. Жизнь индивида – это цепь поступков в больших и малых сюжетах. Сюжеты – фон, а поступки – главный предмет Суда. Речь идет, конечно, о Божьем Суде, ибо суд людей не всегда праведный. Я попытаюсь дать свои ответы на вопросы:
• Зачем Божий Суд?
• Что осуждает Суд?
• Что решает Суд?
• Когда совершается Суд?
6.1.2. Вера
Вера содержит миф, принимаемый “по умолчанию”, о котором верующий не задумывается. “Что есть вера?” – вопрос неверующего, но поскольку людей, ни во что не верящих, нет, он адресован к человеку другой веры. Термин “вера” мы применяем не только к Божественным категориям, но ко всему, что для нас столь очевидно, что не требует доказательств. Вероятно, физик, биолог, ученый любой дисциплины может привести пример веры в открывшуюся научную истину, столь несомненную, что даже некоторое расхождение с опытом не смущает его. Это откровение может быть сильнее доводов еще не устоявшегося мировоззрения и способно повлиять на религиозное мышление. Живя в мире множества идей, мы оказываем доверие далеко не всем идеям. Мы присваиваем некоторый вес истинности воспринимаемым словам и утверждениям. Первоначальное распределение этого веса формируется под воздействием воспитания, затем оно меняется по мере накопления знаний и опыта.
У нас может быть свое мнение относительно многих обстоятельств, но не все из них важны для нас, и доверие, оказываемое незначительным вещам, не так уж серьезно. Для некоторых людей малозначащей является вера в Бога; размышление о высших категориях – вообще редкое занятие. Религиозная апатия, неуверенность в данной теме является, зачастую, причиной стихийного материализма. Изменение значимости идей – первое и наиболее существенное движение в системе взглядов и убеждений; это изменение шкалы ценностей. Малозначащие блоки наших предубеждений складываются под воздействием среды. В процессе же формирования мнения относительно серьезных факторов в игру вступает основной инструмент индивида – его сознание. Сфера высокой значимости становится сферой исследования, опирающегося на глубинные переживания индивида, на интуицию, откровение. Здесь он способен пренебречь установками воспитания и морали, если они вошли в конфликт с логикой искреннего самораскрытия; априорные постулаты подвергаются критической переоценке. Источником истины выступает личностная сущность индивида, о которой можно сказать: “вера – Божий дар”.
Почему некоторые обстоятельства и идеи меняют статус значимости? Работа сознания перемещает наши убеждения. Мы ищем свой дом веры. Мы можем войти в него через разные двери, но, попав, становимся теми, кто есть на самом деле. Не важно, кто и как приоткрыл нам дверь. Если мы готовы, достаточно “любой спички”. Личность неповторима, и глубинная предустановленность сознания формируется на протяжении всей нашей предшествующей жизни во вселенной. Я не хочу сказать, что вера предопределена с точностью до конфессии, но ощущение реальности высших идеалов записано в нашей памяти еще до рождения на этой грешной планете. Если ученый в конце концов обретает религиозную веру в соответствии со своими научными откровениями, это значит, что глубоко дремавшая в нем вера обрела язык его откровений. Он обретает целостность веры.
Есть много причин, подталкивающих к поиску истины, а главная – наше беспокойное мышление, которое невозможно ограничить рамками догм, которое разрушает любые догмы, чтобы найти иные высоты познания и откровения. Быть может, в каком-то идеальном мире, где срок существования ничем не ограничен, мы достигнем состояния, называемого нирваной. Но меня смущает жизнь любви в этом состоянии.
И вот мысль опять не находит покоя. А пока – идеальное мы ищем в своем реальном.
Замечание
Человек всего не знает, он не знает Бога, и вера его, в любом случае, примитивна. Как я понимаю, Богу важна не только наша вера собственно, но (1) чтобы мы в поступках желали друг другу только добра, (2) чтобы восходили в Его смыслах, помогающих нам любить и понимать друг друга – понимать Замысел, заключенный в Его творении, (3) чтобы были одухотворенными.
6.1.3. Когда Суд?
В книге пророка Исайи есть такие слова: “И суд отступил назад, и правда стала вдали, ибо истина преткнулась на площади, и честность не может войти”. Действительно, честный суд творится не людьми и не здесь.
1. Бог создал Нравственный Закон и его исполнителя – Разум. Закон исполняем только в условиях свободы выбора, и Разум истинно свободен. Он свободен в выборе нравственной несвободы, т. е. в выборе жития с Богом.
Суд имеет место для того, чтобы нравственный Замысел – творение Абсолюта – осуществился полностью. Суд, таким образом, является инструментом реализации Замысла. Этим мы отвечаем на первый вопрос из введения.
2. Зло и простая неуместность судятся по-разному. Там, где нет целенаправленного предательства, нет истинного падения. Есть лишь несовершенство души, глухота, самость. Мир так устроен, что все его грехи материализуются. Но зло обретает особое внимание Суда.
3. Что делает Суд? Какие “постановления” выносит? Проще всего сказать: “Бог дал свободу и теперь отнимает ее у провинившегося”. Но этот ответ поспешен. Ведь каждая личность – уникальная идея Творца. Отнять свободу – значит отказаться от Замысла, уничтожить личность. Вряд ли это возможно внутри времени слоя. Всякое наказание, направленное на ограничение свободы, по существу невозможно. Суд не действует, как зло, и Бог не пользуется услугами дьявола. Божественный максимализм проявлен в Любви, а не в наказании.
Суд – не казнь, а квалификация. Он объявляет не меру пресечения, а виновность. Бог выносит приговор, давая Определение. И в этом Страх, ибо Бог дает Определение и для Себя. Вряд ли это сказывается на Любви, но происходит нечто в Божественном Мнении. Можно сказать, Божье наказание – не физическое, а духовное.
Суд над личностью протекает не раз, а последний Суд (“в конце времени слоя”) принимает важные решения. Что касается наказания, то зло зачастую порождает ответное зло.
4. Четвертый вопрос: когда Суд? Проблема в том, что время дается нам для исправления, но никакое время не может считаться достаточным. Ведь личность бессмертна. Есть, однако, важные этапы необратимых процессов, с окончанием которых теряется шанс конкретного добродеяния (например, смерть и уход в иной мир). Суд внутри времени слоя называется частным. Он определяет отношение к нам Всевышнего. Но есть и Суд “в конце времени слоя”, определяеющий возможность жития личности в новом слое. Вероятно, в нем заключен Страшный Суд религии.
5. Деяние добра не является “геройством” в глазах Бога, это норма поведения разума в Царстве (9.1.4). Добро по сути нравственно (4.1.4).
6.1.4. Четыре причины страдания
Первое страдание: от неразделенной любви.
Страдание любящего – главное страдание мира. И мы в любви открыты и ранимы.
Второе страдание: от отсутствия истины.
Страдание любознательного, ищущего правду и своего Учителя. И Учитель утоляет эту жажду.
Но зачастую, мы не желаем Его напитка. Мы петляем по лабиринтам материальных структур, очарованные их узорами, не понимая, что это всего лишь пена на поверхности океана истины.
Третье страдание: в раскаянии.
Тяжесть отступления невыносима, и раскаяние долго еще мучает нашу совесть, пытаясь вернуть в прошлое, в те времена и мгновения, когда мы уже все знали, но нам казалось, что есть иная цель, и мы поступили вопреки этому знанию, поддавшись соблазну, предав любовь. Раскаяние дает возможность Суду отделить нас от наших грехов (простить). Это происходит поистине тогда, когда мы грехи свои от себя не отделяем, признавая свою греховность.
Четвертое страдание: от зла.
Страдание от оскорбления и предательства, от поругания чести и достоинства, от сердечной боли, наносимой нам ближними. Конечно, не всякая обида вызвана злом. Часто нас мучает ущемленная гордыня, неуемные требования к миру. Иногда мы становимся жертвами неумышленного разрушительного действия, но обижаемся так, как будто оно совершено прицельно. Но на Суд выносится лишь то, что обусловлено безнравственным мотивом обидчика. В любом случае Бог рассудит.
Все перечисленные страдания не безразличны Богу. Но есть еще много других.
6.1.5. О смысле жизни
В молодости мы желаем денег, в старости – почета. Старость мудрее. В ней индивидуальные ценности кристаллизуются окончательно. Если вы верите в Бога, основные ценности у вас связаны с Ним. Но ведь и неверующий, в конце концов, понимает, что честь, слава, уважение дороже всяких вещей. Они достойны того, чтобы ради них трудиться и жить. Прощенный и прославленный у людей – счастливый. А уж что говорить о прощении у Бога! Я отношусь к тем, кто верит в реальность феномена Абсолютного Мнения – специфического отношения к личностям со стороны Всевышнего, видящего степень соответствия образа жизни личности тому нравственному Замыслу, который был изначально заложен в нее Творением. Это никак не сказывается на любви Божьей. Однако само Мнение является той ценностью, ради которой имеет смысл существование верующего. В том-то и дело, Мнения достаточно, чтобы наполнить жизнь содержанием, ибо нет ничего выше, ценнее этого признания. Именно эта конечная цель делает нашу жизнь истинно человеческой. Она и есть Благодать.
Надо сказать, фактор Абсолютного Мнения является сильнейшим этическим аргументом. В нем индивид всегда имеет одну и ту же цель. Без нее, без Абсолютного Суда вероучение теряет центр притяжения, и восхождение по иерархии обретает монотонность накопления некоего количества, которое не может быть ничем иным, как знанием. А зачем знание, и какое умение за ним стоит, ответ не дается, ибо незнающему не объяснишь, а знающий в сомнении. Так, загадочность становится манящим фактором, и счастье (счастье магии) откладывается.
Как всякий этический процесс, путь обретения доверия не легок, но счастье его надежно. Самое высокое положение у тех, кто прославлен у Бога; такие живут в Царстве. Но это положение не дает власти. Можно понять, какой трагедией для всех и для Бога является предательство. Предающий физически не наказывается, но о нем уже знают – знают, как об оставленном Богом.
Подчеркиваю, явление признания вовсе не подменяет любовь. Наоборот, то, о чем идет здесь речь, предполагает любовь как основное условие, фон, на котором происходит становление славы. Так, начальник может любить всех солдат, но не все они в равной мере приближены к нему. В принципе, каждый хочет признания, но вопрос: у кого? Общественное мнение, мораль, мода склоняют нас к тщеславию, дьявольской славе, которая не только не предполагает любовь, но зачастую опирается на зависть, раболепие, страх. Выбор среды признания есть выбор начальника и кумира.
В религиозных размышлениях мы исходим из лучших своих чаяний, и от Бога ждем того же, что от себя и других в идеале. Но идеалы наши несовершенны, и мы незаметно, неумышленно привносим в них примитивные критерии падшей жизни. Если, к примеру, человек воспитывался в воровской обстановке, где приходилось постоянно остерегаться подвоха, предательства, унижения, в нем с годами выработалась подозрительность, осторожность, искушенность в интригах. Надежды и идеалы его, так или иначе, отразили этот печальный опыт. Важнейшим, чуть ли ни главным элементом этической системы становится мечта о справедливости, о наказании зла, о власти добра; Высший Суд ассоциируется с карательным мечем, воздающим всем по заслугам. В мире, где правит грубая сила, не может возникнуть представление о решающем значении нефизического, нравственного аспекта наказания, о том, что самым ужасным и катастрофическим является, нет, не потеря любви, а просто изменение Божьего Мнения. Так трагическая испорченность создала собственную религию, для которой простодушие кажется глупым и неприемлемым. В том-то и дело, что искушенность в грехах полагает себя осведомленной во всем и считает целомудрие незнанием.
6.1.6. Бог и связь миров
В мире много такого, в котором Бог не участвует, Его там нет. Вся материя лишена Божьего участия, но если бы только она! Наша судьба, вся жизнь, воплощенная в ткань вещества, не зависит от Бога. И во всем, чего мы хотим добиться в материальном мире, в природе, стихии, в движении и в покое – во всем этом Бога нет. Следовательно, Его нет вообще для тех, кто иного, кроме материи, не видит, не признает.
Но неужели бесполезны наши просьбы и молитвы, когда мы исповедуемся, сообщая о делах, успехах, болезнях, когда мы просим Его помочь? Нет. Потому что мир разума велик и распростерт далеко за пределами Земли. Его популяция – это глубоко структурированная иерархия, где случается и так, что одни видят других, а другие о них только догадываются. Мы оказываемся внутри крупных космических эгрегоров, где желания и чаяния людей обретают резонанс во многих разумных существах. Мы обращаемся к Богу, а наш призыв слышат те, кто разделяет нашу любовь к Нему. Дело здесь не в том, что они могут то, чего не может Бог, или что они поступают вопреки Его желанию. Нет, именно Бог призывает отвечать на просьбы, потому что от разума к разуму должно идти добро, разум должен “дружить”, добродеяние – норма жизнедеятельности. Ничто так сильно не может объединить разум (реализованный, к тому же, в различной плоти), как любовь к Богу
Богу нужно, чтобы мы любили друг друга. В любви божественное начало находит Собеседника. Единство мира пребывает в Нем. Поэтому правы и идеалисты – наши молитвы слышны.
А на Суде предстанут все грехи наши.
6.1.7. Истина и веротерпимость
Религиозная нетерпимость – не только неуважение к личности, но безграничная самоуверенность и истерическая торопливость, которая есть “знак безумия”. Мы хотим, чтобы уже сегодня, сию минуту восторжествовала наша правда, хотя мы и сами ее еще до конца не поняли. Культура индивида формируется под влиянием многих обстоятельств жизни. Мучительно и медленно истина пробивается в сознание. Нетерпимость влечет за собой последствия и более тяжкие, чем разделение религий. Таковым является изгнание науки на сырое поле материализма.
Присмотримся к понятию “истина”. Кажется, наука, например, имеет отношение к истине. Но многие полагают, что истина не формулируема, а наука обязана свои утверждения формулировать. Наука имеет дело с достоверностью, информацией, алгоритмами (“тряхнул ветки, посыпались яблоки”). Также печатное слово, да и всякое произведение рук, ума и души человека, отчужденное от человека, лишь исполняет функцию катализатора узнавания истины. На холсте, на бумаге, в скульптуре, в теории мы находим телесный след ее, но не саму ее.
И все же существует выразитель истины – сама личность. Если ей дать слово, мы увидим истину. В одном единственном деянии – в общении, на короткое время, мы непосредственно соприкасаемся с истиной, при условии, что наш собеседник открывает свою личность. Мы ее узнаем сразу без сомнения в разговоре, жесте, обаянии, в убежденности, в каком-то неуловимом движении и нюансах, в ауре. Личность, дух пробивает толщу плоти, подчиняя плоть, играя в глазах, эмоциях, словах собеседника. Мы узнаем ее по той высокой чистоте любви, совершенства, доверия, открытости, непосредственности, которая только и должна быть в истине. Я такое испытал рядом с Александром Менем. Он сеял добро, заражал энергией вдохновения, поражал эрудицией и глубиной мысли.
А что еще для нас может быть истиной? Проповедник – тот, кто чист, кому дано раскрыть свое доброе сердце людям, свою личность. Его сердце становится дверью истины. Истинность есть свойство ученья (вероучения) и свойство его проповедников. Истину мы можем услышать в устах христианина, иудея, мусульманина, буддиста, даосиста и т. д., и материалиста. А если постараемся, то и в себе. Можно по-разному относиться к концептуальным основам веры, но великие деятели мировых религий достойны уважения и почитания.
Замечание 1
Мне скажут: Наука вызывает переживание истины. Но этим-то как раз она не отличается от религии, искусства. Принято, однако, называть истиной результаты науки, что не совсем верно. Происходит неосознанная подмена понятий: переживание истины ассоциируется с истинностью научного результата, который, к сожалению, немедленно находит материалистическую интерпретацию, а само переживание в расчет не берется.
Замечание 2
Строго говоря, не корректно утверждение “после лета будет осень” называть истиной. Лучше его называть правдой, достоверностью. Термин “истина” мы приберегаем для более возвышенного содержания, имеющего нравственный смысл. В нем откровение окончательной сути и цели бытия. В истине есть радость узнавания высшего чаяния души и разума, полнота ощущения присутствия в центре жизни.
6.1.8. Сотвори чудо
Люди, как дети, ждут подарка от Деда Мороза. Они хотят чуда. Они ведь не понимают, что чудес не бывает, что чудо – это реальное деяние разумной личности, у которой свои проблемы. Как добрый родитель, заботливый некто подкладывает под елку ожидаемый или неожиданный подарок. Самая лучшая профессия – это кудесник. Впрочем, нет, лучшая профессия – учитель, а потом кудесник, волшебство которого просто и объяснимо: он так живет. Сколько нужно душевного тепла и любви? Нам кажется много, но для него это естественно. Когда мы обнаруживаем счастливую неслучайность, надо понимать, что кто-то о нас позаботился, ибо само собой приходит чаще разрушение.
Почему мы сами не такие, почему только просим и ждем? Как будто обстоятельства обязаны выстраиваться в соответствии с нашими ожиданиями. А как расстраиваемся, когда мир ведет себя по-своему, не так, как хотим! Мы любим владеть ситуацией и готовы винить весь свет, но не себя. Во всех наших серьезных начинаниях присутствует наивная мечта о кладе. Мы и в познании настроены на клад. Физик, психолог, оккультист, астролог, да и философ – где-то внутри хранят ожидание – кажется, еще немного, еще шаг, и вот оно. А что?
Но вот, наконец, мы все пережили, поняли, что счастье только с Богом. Всем нутром, всей своей душой вняли: твори добро ближнему Но нет, раздался звонок, и опять мир ожиданий. Несомненно, понимание творит свою тихую работу – мы меняемся. Но очень, очень медленно. Потому что требуется полное перерождение, уход, исчезновение, чтобы пришло обновление. Наше понимание не только помогает, но и мешает. Оно по большей части мешает. Ибо мы знаем, где лежат подарки, и думаем о них, а это отбрасывает назад. Не нужно стыдиться призыва “НАДО ЛЮБИТЬ”. Не нужно бояться фальши, ибо это, вероятно, боязнь любви. Другого, более умного, разум не подскажет.
Для хандры у нас много причин, но хандра – это грех. Что нужно человеку, чтобы он всегда находился в состоянии духовного подъема? Нужна память любви. Да, мы должны помнить солнечное утро, ласку, улыбку, подаривших нам радость. Нам дано поверить, что они – главные составляющие вселенной, без них ничего бы не было. Это не чудо, это реальность, это опора, к которой невозможно привыкнуть.
6.1.9. Чудо и абсурд
Не хочу выступать в качестве разрушителя чьей-то веры, но мне кажется, сказанное ниже поможет некоторым неверующим устранить препятствия, мешающие поверить в Бога.
Все, что происходит в мире, можно условно разделить на (1) действие и (2) поведение. Действие частично описывается законами природы, поведение оценивается по соответствию законам этики. В принципе, нам известны определенные правила действия и поведения. Иногда они нарушаются. Действие, происходящее вопреки известным законам, мы называем чудом, неуместное поведение – грехом или злом. Порой кажется, что неэтично поступает субъект, от которого мы такого поведения не ожидаем. Эту ситуацию мы называем абсурдной, и абсурдной кажется вера в такую возможность.
Абсурдной является вера в попустительство зла Богом, ибо Бог является эталоном нравственного поведения. Эту абсурдность признает сам верующий. Он полагает, что поскольку мы не единосущны Богу (лишь подобны Ему), нравственный закон, которым Он руководствуется, не соответствует закону, данному людям, в частности, для Него наше зло не является злом, и жизнь человека предопределена. Но это не объясняет попустительство злу, и адепты христианской религии давно уже обсуждают так называемую проблему теодицеи – объяснение существования зла в мире, управляемом Богом.
Некоторые утверждают, что истинная вера и есть вера в абсурд. Однако и без того есть нечто, требующее веры – мир содержит трансцендентную составляющую, этические законы которой являются универсальными, и вера в существование этой невидимой составляющей мира ничего общего с абсурдом не имеет. Почему же вера в абсурд оказывается столь сильной? Ответ, полагаю, таков: важнейшим элементом веры является признание всемогущества Бога. Ведь Бог предстает как справедливый Судья, способный наказать любого грешника. Если мы утверждаем, что некоторое явление имеет божественное происхождение, то всемогущество нам как бы гарантирует абсолютный успех этого явления. Но всемогущество сочетается с всеблагостью, и мысль о попущении злу обнаруживает нелепость.
Материя мира – результат творения, но какого творения? Я согласен с теми, кто полагает, что Бог материю не создавал и в ней не действует. Существуют миры, лишенные материальной субстанции, обитатели которых не имеют физического тела (см. 10. “Миры”). Материя – следствие падения разумных монад, и к Богу никакого отношения не имеет. Она несет в себе следы порчи, соблазна, борьбы и смерти. Когда мне приходится спорить о генезисе материи, я говорю: мы рискуем ошибиться в своих гипотезах, но лучше недооценить масштаб Божьего созидания, чем приписать Ему авторство мерзости (1.3.1). Для Бога воспрепятствование злу, требующее материального действия, фактически невозможно.
Мир – бесконечно сложный объект, управляемый Абсолютной волей. Управление может быть либо (1) только централизованным, либо (2) сочетаться с элементами самоорганизации. Второй вариант наиболее логичен. Поскольку мир состоит из множества автономных монад, он сохраняет свою устойчивость на основе самоорганизации, предполагающей наличие свободы разумных монад. Этой свободы оказывается достаточно для произрастания плевел зла, и дело не в том, что Бог честно соблюдает принцип свободы человека, не желая ее отнимать, а в том, что отнять ее невозможно без разрушения устоев мира. Бог не вмешивается в наши намерения, но Он является Учителем мира.
Ограниченность власти Бога не распространяется на возможность справедливого божьего наказания. Ибо (а) наказание совершается именно в моральной сфере, (б) не ущемляет свободу человека, (в) оно наиболее серьезное из всех мыслимых наказаний. Речь идет о Божьем Мнении, которое, в принципе, имеет два крайних полюса – божье признание и богооставленность (отвращение). Именно последнее и есть страшнейшее по сути наказание. У Бога нет возможностей непосредственно повлиять на акт злодеяния, но есть (моральная) возможность наказать грешника. Бог наш Родитель, Учитель и Судья. У нас есть свобода выбора в поведении и есть нравственный закон, нарушение которого наказывается Его Судом.
Верить в чудо можно, в абсурд – бессмысленно.
6.1.10. Заключение
Всякая концепция, теория, писание, проповедь суть отражение веры. Но лишь приближенное отражение. Оно излагает рациональную модель. Скудность слова и рационального метода лишает нас возможности адекватного описания – не только для читателя, но и для самого автора. Не нужно его спрашивать: “Веришь ли ты в то, что говоришь?”. Ибо и он порой сомневается (и должен сомневаться) в своих утверждениях. Слово – элемент культуры и связи людей. Термы понятийной системы рассеяны в широком поле общения. Мы используем ближайшие подходящие вешки, но они расставлены на некотором расстоянии, и, хватаясь за них, оказываемся не совсем там, где хотели бы. И все же – это ближайшие вешки. В творческом откровении многое возникает исподволь, как будто подсказанное, нашептанное кем-то, и автор вправе усомниться в своем авторстве. Где тут вера, а где видение? Верить, видеть, объяснять – разные качества. Верит священник, видит художник, объясняет философ. Все это сочетается в каждом, но средства выражения ограничены. А вера наша не поддается описанию.
Если спросить человека, во что он верит, то вопрос скорее всего его смутит. В крайнем случае, вы услышите ответ типа: “Верю в справедливость, в дружбу, в любовь”, или “Верю в силу богатства, материального благополучия”. Мало, кто искренне скажет “Верю в Бога”. Слишком интимны и плохо осознаваемы отношения с Всевышним. Некоторые идентифицируют себя с какой-то религией, что обусловлено, вероятно, не верой, а традицией. В религии мы ищем объяснения и мистический опыт, а верим все равно в простые вещи. Мы верим, что весна сменит зиму, что добро победит, что мир гармоничен и достоин любви. Счастлив верующий в небесного Отца – Бога Благодатного. Счастлив увидевший протянутую руку Господа и прильнувший к ней.
Глава 7
Общество
7.1. Введение
Человек – базовая ячейка общества, и при определении первичных отправных условий анализа общества мы должны отталкиваться от жизненных потребностей ячейки. Но дело в том, что эти потребности вовсе не всегда выражаются в желаниях индивида. Если спросить человека, что он хочет, что любит, то услышим, как в “денискиных рассказах”, перечисление вкусного. Это и есть телесный подход. В большинстве случаев человек не знает своего счастья. Он уже давно стал придатком самообусловленных процессов производства избыточного материального блага. Он растерял цели и смыслы. Духовные мотивы этического максимализма звучат фантастично, хотя в них-то и заключено знание идеала, предчувствие основной реальности.
Общество образуется как синтез коллективного выбора его участников, но общественное сознание не знает реального выбора. Выбора и нет на ниве удовлетворения потребностей человеческой плоти. Есть лишь гомеостат страстей, перманентно и драматично меняющий одно устойчивое состояние на другое. Изменения эти остаются в рамках, выстроенных всей предысторией. Человек, появляясь на свет, вынужден перенять культуру, условности и ограничения социума. Взрослея, он пытается их преобразовать, задавая новые заботы будущим поколениям.
Центральная проблема общества, как системы регулирования отношений людей – проблема зла. Общество – есть механизм организации “дальних (неближних)” отношений, призванный минимизировать зло.
7.2. Мораль, Закон, Учителя
У каждого своя дорога, но иногда она пересекается с дорогой другого человека, и кому-то надо уступить. Человеческая самость творит дискомфорт конфликта. Конфликт разрешается многими способами. Остановлюсь вкратце на них.
Мораль – фундамент отношений в социуме, совокупность неписаных правил поведения (впрочем, правила могут быть и записаны, но от этого они не обретают юридическую силу). Мораль определяет, что стыдно, а что не стыдно, на нее оказывают влияние культурные традиции, этнические и национальные особенности, общее благосостояние людей, законы социума и религия.
Законы образуют выраженную в слове и закрепленную в документах правовую базу отношений. Правила отражают социально-экономическое устроение общества, его систему вешек. Чем стабильнее социум, тем совершеннее законы, тем выше правовая культура граждан. Процесс формирования законов испытывает влияние морали и идеологий.
Идеологии также накладывают ограничения на поведение людей. Основное их поприще – мировоззрение; они навязывают свое и отрицают иное мировоззрение, беря порой на себя ответственную функцию оправдания зла. Обрастая развитой системой описания мира, идеология пытается дать ответ на все вопросы, унифицировать мысль и поведение индивида. По существу все мировые религии – суть идеологические системы. Они противостоят условностям и морали “светского” общества и в хорошем смысле творят человеческую культуру. Вне идеологий, как и вне мировоззрения, индивид не живет, поэтому влияние их весьма сильное.
Духовные учителя пребывают в основании идеологий, но не отождествляются с ними. Трансформация учения в идеологию, к сожалению, неизбежное историческое явление. Но чем чаще рождаются Учителя, тем заметнее и успешнее восхождение социума. Эпоха бездуховности, пошлости, меркантильности, холодной рассудочности очень нуждается в учителях, которые помогли бы вернуться человеку к своему возвышенному началу без риска общественного непонимания. Хорошие наставники способны внести свежую струю в одряхлевшую систему. Ведь люди следуют за идеями, и за их яркими проповедниками, сумевшими проникнуться болью страдающей души, отразить ее чаяния в речах и делах, посеять надежду, утешить, обратить к разумному человеческому началу. Деятельность политиков создает белый шум вокруг осевой линии истории, медленный подъем которой обусловлен подвижничеством духовных учителей.
7.2.1. Мораль
Существует важное явление духовной жизни индивида, названное в главе “Смысл”, восстановлением. Высшее духовное достижение личности фиксируется в ней навечно. Личность не часто пребывает в этом состоянии, но оно остается в ее глубинной памяти, образуя самое ценное достояние. Мы возвращаемся в свою высшую точку, когда ничто нам не мешает, или в раскаянии. Более того, возврат неизбежен, ибо с ним сопряжен основной смысл и стимул существования. По этой причине нам нужен отдых – не только от трудов, но и от людей. (Столпотворение – такая же беда, как и одиночество: мы лишаемся общения; ведь наши ячейки близости имеют оптимальные размеры.) В суетной жизни индивид настоящего отдохновения не получает.
Трудно находиться в высшей точке своего нравственного состояния и постоянно спускаться в пространство обыденных ценностей. Это требует нравственной жертвы. И легче оставаться на одном уровне, на одной плоскости, цепко держась за мораль и условности мира. Собственно, здесь-то и обнаруживается настоящее назначение морали. Ее смыслы доступны; она спасает людей от постоянного переживания грехопадения, она вообще уменьшает страдания совести. Мы не “падаем” уже потому, что и так пребываем низко, а раз не “падаем”, то, следовательно, меньше грешим. Впрочем, это относительно – мы просто меньше сомневаемся.
Человек вынужден подчинять себя обстоятельствам, поступая, порой, в ущерб собственным принципам. Мораль помогает совершать жертву служения мамоне. Но если бы в личности не было процесса восстановления, человечества не существовало бы. Этот процесс идет постоянно и действует, как сжатая пружина, стремящаяся распрямиться.
Итак: (1) Мораль мира сего уменьшает общее число переживаний падения в грех. (2) Она добивается этого путем культивирования смыслов, которые для индивида не являются высшими. (3) Она внушает заинтересованность в пребывании на этом низком уровне – меньше падения. (4) Однако индивид тянется к своему высшему нравственному состоянию. Ему приятны минуты одиноких раздумий, полезно общение с природой. Возвращаясь в среду коллектива, он невольно стремится повысить планку морали. (5) Кому удается удержаться на вершине, тому удается улучшить свой смысловой “рекорд” в общении с Учителями. (6) Но мораль не отпускает от себя далеко. Чем выше стремление индивида, тем в большей мере оно становится личным подвигом.
Уровень культивируемых моралью смыслов является главным показателем состояния общества и определяющим фактором его прогресса.
Замечание 1
Приведу пример морально оправданной пошлости: труд за деньги на ниве помощи человеку. Есть страны, где профессия врача является высокооплачиваемой. Нас уже не удивляет факт постоянного заработка на болезнях человека. Жизнь на Земле протекает за счет жизни, но в данном случае – за счет больного. Если есть чем заплатить – лечить будут, если нет – не будут. Чем это не мародерство? Можно ли представить себе спасателя, берущего деньги у спасенного, раненного, покалеченного? По сути, целитель не должен требовать вознаграждения и жить должен “на подаяния и пожертвования”. Но это невозможно. Мы либо во всем обязаны поступать лишь по душевному велению, либо за все брать мзду. В таком случае само общение высыхает, и любовь отчуждается, ибо, по логике вещей, и ей подобает иметь денежный эквивалент.
Замечание 2
Важной функцией морали является поддержание, оправдание, защита неравенства. Казалось бы, свобода современного цивилизованного общества гарантирует полное равенство людей. Но это равенство нарушается не диспропорцией материальных благ, а моралью, фактически идеализирующей эту диспропорцию. Нормальный человек понимает, что его достоинство не измеряется богатством, что миллиардер ничем не лучше его, и все мы равны пред Всевышним. Но, если бы это убеждение было полным и широко распространенным в массе людей, современной экономики не было бы. Мир озабочен мамоной.
7.2.2. Законы
Злом является намеренное действие, имеющее безнравственный мотив, направленное против личности. Такое действие содержит унижение человеческого достоинства, пренебрежение. Все, что мы совершаем от себя, от своего имени, без учета намерений соседа, может кем-то трактоваться как зло. В свободных сообществах, где правила еще не совершенны, так и бывает – многие произвольно трактуемые действия приводят к конфликтам, ссорам, дуэлям. Эти так называемые “неуставные отношения” зачастую являются настоящим бедствием, приносящим страдания и гибель. Поэтому совершенство общества во многом определяется совершенством действующей системы права. Закон берет на себя ответственность за некоторые неудобства, доставляемые вами вашим спутникам, исключая переживание унижения.
Но законы общества должны быть гуманными и непротиворечивыми. Законы должны быть запрещающими (как большинство заповедей), а не разрешающими. Это естественно: ведь мы стремимся к добру, а добро не требует разрешения; требуется запрещение зла. Причем, запрещать следует конкретные действия, а не принципы. Запрещающее законодательство менее ошибочно. Например, разрешение движения по правой стороне хуже запрещения движения по левой. Ибо в первом случае мы негласно “прокладываем рельсы”. Также, вместо разрешения частной собственности лучше запретить посягательство на нее. Разрешается все, что не запрещено. Разрешительное законодательство возникает в обществе рабства и страха; запретительное – в обществе свободы. Законы особенно важны в свободном обществе, где есть риск трактовки свободы как вседозволенности.
Конец ознакомительного фрагмента.