Образование и воспитание в исламе. Часть первая. Лекции, прочитанные на конгрессе преподавателей религиозных дисциплин (Муртаза Мутаххари)

Вступительное слово

Темой наших рассуждений является образование и воспитание в исламе. Образование и воспитание – это вопрос о формировании человеческих индивидов. Отдельно взятая идейная школа, обладающая конкретными целями, разносторонними правилами, правовой, экономической и политической системой, не может быть лишена специфической системы образования. То есть идейная школа, которая намерена осуществлять среди народных масс специальные нравственные, экономические, политические проекты, естественно, в качестве объекта воздействия подразумевает самих людей, независимо от того, имеется ли в виду отдельно взятый индивид или целое общество.

Так, если целью является общество, то, в конечном счёте, проекты воспитания и образования должны осуществляться посредством представителей отдельно взятой группы людей. Поэтому каждый человек должен быть обучен и воспитан таким образом, чтобы суметь претворить в жизнь намеченные задачи. Но если целью является индивид, то и в данном случае постановка вопроса об образовании и воспитании выступает в качестве необходимого условия.

Ислам признаёт реальность существования как отдельно взятого человека, так и общества. Это значит, что индивид, по исламу, не лишён подлинности, следовательно, для его формирования существует конкретно взятая программа или проект. Если учитывать такие проекты и программы в качестве предпосылки для формирования общества, то в подобном действии можно различить составляющие его элементы, которые могут быть направлены на преобразование людей.

Таким образом, каждый индивид должен быть воспитан как представитель общества, то есть в системе всеобщего образования, но с учётом того, что он сам является целью этого социального формирования.

Чтобы ответить на многочисленные вопросы: придаёт ли ислам значение вопросу воспитания в качестве обучения и информирования людей; уделяет ли внимание интеллектуальному воспитанию человека и многие другие, следует ознакомиться с принципами исламского образования и воспитания. А это значит, что, прежде всего, нужно выяснить, какова связь ислама с наукой. Этим вопросом задавались учёные ещё с ранних времён. Его подлинный смысл состоит в том, является ли ислам такой религией, которая призывает людей к освоению науки?

Если да, то что эта за наука? Об этом рассуждали такие учёные, как Газали[1] и Файз[2].

Что же касается нравственных установок ислама, то с точки зрения исламской педагогики, они направлены на формирование личности образцового человека. Отсюда возникает следующий вопрос: что собою представляет модель образцового человека, подразумеваемая в исламе? Наряду с этим вопросом существует множество других, связанных с качеством выполнения данной задачи, что говорит о том, что исламская педагогика имеет конкретно поставленные цели. Не ясными остаются методы, с помощью которых возможно воспитание такого человека. Другими словами, до какой степени в исламе учтены психологические наблюдения прошлых поколений людей? Например, какие предложены для воспитания и обучения ребёнка предписания, насколько они объективны, до какой степени в них учтены психологические требования? Соответствовали ли исламским требованиям (и если да, то насколько) прежние, то есть доисламские методы воспитания и образования? Как обстоит в этом плане дело с методами воспитания и образования, основанными на современных достижениях педагогики и психологии?

Итак, первый вопрос, с которого начнём рассмотрение заявленной темы – это «Воспитание интеллекта и мышления».

Лекция 1: Воспитание интеллекта и мышления

Здесь мы сталкиваемся с двумя вопросами. Первый вопрос касается интеллектуального воспитания, а второй – науки. Вопрос о науке сводится к образованию, то есть к обучению. В процессе обучения человек выступает исключительно в роли изучающего чего-либо, его мозг подобен хранилищу, в которое вливается определённое количество информации. Но в процессе образования и просвещения одного этого качества (как главной составляющей цели образования) недостаточно. Сегодня считается недопустимым, если цель учителя заключается только во вливании в мозг ученика разного рода знаний: правил и формул, вследствие чего его память напоминает бассейн, в котором накапливается определённый объём воды. Учитель должен преследовать более высокую цель – стремиться прививать своему ученику умение мыслить, быть инициативным в самостоятельном поиске информации по той или иной проблеме. Таким образом, работа учителя фактически сводится к зажжению факела. Есть разница между той печью для выпечки хлеба, при нагреве которой используется огонь, привезённый извне, и той, внутри которой имеются свои дрова, и эти дрова после зажжения будут гореть и постепенно давать необходимое для полного нагрева печи тепло. Кажется, что когда речь идёт о разуме и интеллекте, так же как и о науке и образовании, подразумевается то же самое состояние умственного развития или самостоятельность мышления, которое сводится к тому, чтобы человек обладал умением аргументировать.

У Повелителя правоверных ‘Али (‘а) в его достоверной книге «Нахдж ал-балага» («Путь красноречия»)[3] есть удивительное высказывание: «Знание бывает двух видов: впитанное и услышанное, и нет пользы в услышанном, если не стало оно впитанным»[4]. Впитанным называется такое знание, источником которого является сама природа человека, то есть наука, которой человек ни у кого не обучался, именно такое знание является силой человеческой инициативы. В данном высказывании также отмечается, что услышанное знание, не ставшее впитанным – бесполезно. В этом можно убедиться на практике. Есть люди, которые вовсе не обладают впитанным знанием. Причиной тому являются ошибки, допущенные при их воспитании и образовании, а не их природная бездарность. Другими словами, виною тому процесс их воспитания и образования, не организованный таким образом, чтобы способствовать пробуждению и развитию природных талантов.

Таковым было большинство из прежних наших образовательных систем. Поэтому сегодня есть такие люди, у которых (по причине недостатка таланта или из-за промахов в процессе обучения) полученная ими информация подобна магнитофонной записи. Проходя занятия по какому-либо пособию, они выучивали его наизусть. Затем сами становились учителями и обучали других по этой же книге. Всё потому, что они действительно прочитали её и запомнили всё, что есть в её содержании, сносках и соответствующих комментариях. Они готовы чётко ответить на любой вопрос, касающийся информации, содержащейся в том издании. Но если ученик хоть на йоту выйдет за пределы написанного, учитель остаётся в замешательстве. Ибо образование подобных педагогов ограничено в рамках услышанного (освоенного на прочитанной ими книге). Такие учителя оказываются бессильными даже тогда, когда задаётся им вопрос по той же тематике, но требующий каких-то выводов на основе накопленной ими информации. Любопытно, что встречаются и такие лица, которые в подобных случаях рассуждают прямо противоположно тому, что они вычитали из книг. Получается, что, с одной стороны, они обладают большим объёмом информации, с другой – оказываются абсолютными невеждами.

Рассказывают, что некогда один прорицатель и гадальщик на песке научил своего сына искусству гадания. В качестве придворного гадальщика он получал от падишаха хорошее жалование. Поэтому и сына научил своему искусству, чтобы тот впоследствии смог занять тот же пост. Однажды он представил сына падишаху. Падишах захотел испытать его, взял в свою руку куриное яйцо и сказал сыну гадальщика: «Что я держу в руке?» Тот, бросив песчинки, стал гадать, но догадаться не смог. Падишах дал ему подсказку: «Внутри него желток, который окружён белком». Тогда сын гадальщика, немного поразмыслив, сказал: «Это жернов, внутри которого поместили морковь». Падишах расстроился и, обращаясь к его отцу, сказал: «Это что за наука, которой ты его обучил?» Гадальщик ответил: «Науке я научил его правильной, но он не обладает интеллектом».

Действительно, то, что сказал сын прорицателя, соответствовало его знаниям, но не разуму. Его мышления не хватило, чтобы определить, что жернов в руках у человека не поместится. Подобное суждение свойственно разумному, но не мудрому человеку.

Есть весьма распространённый рассказ, согласно которому некий иностранец встретил в Карад-же[5] одного сельчанина. При беседе сельчанин дал на все его вопросы чёткие и исчерпывающие ответы. Иностранец спросил: «Откуда тебе известно всё это?» Сельчанин ответил: «Мы, будучи неграмотными, вынуждены думать». Это очень содержательный и многозначительный ответ. Ибо тот, кто грамотен, говорит согласно своим накопленным знаниям. А неграмотному человеку следует подумать, прежде чем говорить. Но размышление – гораздо лучше, чем грамотность.

Таким образом, вопрос о том, что в человеке следует формировать рациональные начала, умение анализировать и аргументировать[6] должен стать главной целью образования. То есть в процессе любого обучения и воспитания во всех школах учитель должен, прежде всего, стремиться к тому, чтобы способствовать усилению навыков мыслительной деятельности обучающихся: анализа и синтеза (или индукции и дедукции), а не ограничиваться вливанием в мозг учеников обширной информации. Ибо если делать чрезмерный упор на простое информирование, то разум ученика подвергается стагнации.

По нашему мнению, не следует доверять учёным, которые долгое время обучались у наставников. Они слишком долго получали свои знания. Более того, они гордятся продолжительностью периода своего образования. О таких говорят: «Такой-то человек тридцать лет ходил на занятия к покойному Найини[7]» или «в течение целых двадцати пяти лет присутствовал на занятиях Ага Дийа’»[8]. Учёный, который долгое время делал только то, что обучался на занятиях у того или иного наставника, не оставляет себе времени для самостоятельных размышлений. Он все свои силы направляет на освоение информации, тем самым лишая себя возможности добиваться чего-либо своими силами.

Мозг человека во многом напоминает желудок, принимающий пищу извне и переваривающий её при помощи желудочного сока. Но желудок, который постоянно до отказа набивают едой, не будет иметь возможности и времени переварить её. Тогда процесс пищеварения нарушается, и освоение пищи в кишечнике проходит ненормально. Мозг человека подвержен подобному же влиянию извне. В процессе образования и воспитания ученик должен иметь возможность и время для размышления и обдумывания пройденного материала. И за это его следует поощрять, а не наоборот.

Любопытно, что среди духовных наставников более инициативными всегда были те, которые обучались не столь продолжительно у своих учителей. Шейх Ансари был одним из таких инициаторов-учителей по фикху за последние сто пятьдесят лет. Период, когда он посещал каких-либо учителей, был недолог. В поиске знаний он путешествовал в Наджаф, где встречался с несколькими великими учителями того времени, затем направился в Мешхед. Проработав там недолгое время, приехал в Тегеран, оттуда перебрался в Исфахан, где задержался на более длительный срок. В этом городе выдающимся преподавателем по ‘илм ар риджал («науке о передатчиках преданий») был Мухаммад Бакир, с его помощью Ансари кое-что изучил по этой дисциплине. Затем он переехал в Кашан, где провёл больше всего времени – три года. Таким образом, если посчитать весь период его ученичества, то в целом он не составит более десяти лет, в то время как другие учатся гораздо дольше – по двадцать-тридцать лет.

Ещё один пример – поиск знания Боруджерди. Его также обвиняли в том, что он мало посещал учителей. Вместе с тем в течение двенадцати лет у него были первоклассные наставники. Семь лет он провёл в Наджафе и четыре года в Исфахане. Однако же впоследствии жители Наджафа не приняли его, они не хотели считаться с его мнением, говорили, что этот преподаватель мало чего повидал, т. е. мало учился. По их мнению, тридцать лет он должен был только учиться…

Из вышесказанного можно заключить, что в процессе образования и воспитания более всего необходимо обеспечение умственного развития обучаемых индивидов как будущих членов интеллектуального общества. И обучающее лицо, кем бы он ни был, – учителем, воспитателем, проповедником или духовным наставником, должен стремиться предоставить индивиду всё возможное для его интеллектуального развития: формирования умения анализировать и аргументировать, а не только настаивать на заучивании того или иного материала. Только так можно достичь действительных вершин каких-либо наук (подобно Ансари, Боруджерди и др.). И не важно, сколько для этого следует затратить времени и у какого количества учителей перенимать знания. Главное, чтобы в основе обучения было мышление индивида, способного делать выводы из изученного материала, опровергать косвенное посредством основного содержания и уметь доказательно отстаивать свои собственные научные идеи.

Относительно вопроса иджтихада[9] один из учёных высказал интересное мнение. Он отметил, что «реальным иджтихадом может считаться случай, когда человек в отношении вопроса, с которым ранее не был знаком, и о котором ничего не сказано ни в одной книге, моментально может посредством применения методологии (усул) делать верные выводы. В обратном случае, если человек выучил, например, из “Джавахира”[10] какие-либо темы, по которым в книге уже имеются предпосылки и сделаны выводы, то он может разве что сказать, что “автор "Джавахира" сказал так, а я выбрал его мнение, ничего не добавив от себя”. Но это уже не иджтихад, а простое заимствование, которое доступно многим».

Иджтихад является инициативой, с помощью которой человек выбирает главное, опровергая второстепенное. Настоящий муджтахид при любых научных выводах поступает именно таким образом. В большинстве же случаев муджтахиды фигурируют в качестве группы подражателей, которые при этом находятся на более высоком уровне подражания, в отличие от так называемых «простых» подражателей. Так, раз в несколько столетий, как правило, появляется лицо, которое взамен одного из принципов иджтихада предлагает другой и вводит новые правила, после чего все другие муджтахиды начинают подражать ему. Таким образом, настоящим муджтахидом является именно данное лицо, другие же представляют собой разве что подражателей в образе муджтахидов.

Настоящие муджтахиды есть в любой отрасли наук, будь то литература, философия, логика или фикх[11], физика или математика. В любой науке есть основатель той или иной теоретической доктрины, школы, направления, которой впоследствии следовала целая плеяда других учёных. Он-то и является настоящим муджтахидом в отличие от множества умов, следующих его учению.

Но мышление не может существовать без обучения и приобретения знаний[12]. Часто мы ошибочно отождествляем утверждение ислама о том, что размышление над тайнами бытия является формой богослужения, с тем, что изучение наук тоже является своего рода богослужением. Получается, что с одной стороны, мы утверждаем, что обучение и изучение наук – это форма богослужения, а с другой – говорим, что размышление о творении является формой богослужения. Любопытно, что с утверждением о размышлении мы сталкиваемся чаше, чем с суждением об обучении и изучении, например: «Лучшим богослужением является размышление»[13], или: «Нет богослужения, равного размышлению»[14], или: «Большую часть богослужений Абу Зарры[15] составляло размышление»[16]. Высказываний по этому поводу много, и они совершенно не относятся к вопросу об обучении. К тому же относительно размышления и обдумывания имеется множество примеров в Коране. Соответственно, можно сделать вывод, что наряду с приобретением знаний, умея размышлять и размышляя, человек совершенствуется.

В качестве другого фактора мусульманского образования выступает вопрос о знании и его приобретении, который сводится к тому, что одни люди получают знания от других. И, наверное, не следует рассуждать о призывах ислама к обучению и получению знаний. Скорее, стоит разобраться в том, что это за знания, к которым призывает ислам.

В самых первых ниспосланных Божественных откровениях говорится: «Читай [откровение] во имя Господа твоего, который сотворил [все создания], сотворил человека из сгустка [крови]. Возвещай, ведь твой Господь – самый великодушный, который научил [человека письму] посредством калама, научил человека тому, чего он [ранее] не ведал»[17].

Данные айаты[18] – лучшее свидетельство того огромного значения, придаваемого в Коране вопросам обучения и приобретения знаний. Здесь говорится о великодушии Господа, «Который научил [человека письму] посредством калама»[19] – символа грамотности и письменной речи.

В других айатах Корана также говорится: «Неужели равны те, которые знают, и те, которые не знают [пути истины]?»[20]; «А те, которым было даровано знание, сказали: “Горе вам! Аллах лучше вознаграждает тех, кто уверовал и творил праведное дело”»[21].

Кроме того, некогда Посланник Аллаха (с)[22] произнёс: «Я послан для обучения»[23]. Это высказывание из следующей истории. Однажды, согласно преданию, пророк Мухаммад (с), входя в мечеть, заметил две группы людей, одна из которых молилась, а другая была занята изучением наук. Пророк (с) сказал: «Все они заняты добрым делом, но я послан для обучения». После этого он подошёл к тем, кто учился, и сел вместе с ними.

В Коране также говорится: «Он – тот, кто направил к неграмотным посланника из их числа. Он возвещает им Его айаты, очищает их [от многобожия], учит их Писанию и мудрости»[24]. Выражение «очищает их» (йаз-кихим) в данном случае имеет отношение к воспитанию. А словосочетание «учит их Писанию и мудрости» означает, что Писание (Священная Книга) и мудрость сочетаются друг с другом. Мудрость – это постижение истины, и это бесспорно. Вопрос о том, что относится к мудрости, а что не имеет к ней никакого отношения – является второстепенным. Главное – это то, что всякое постижение истины называется мудростью.

Кроме того, в Коране сказано: «Аллах дарует мудрость, кому захочет, а тот, кому дана мудрость, награждён великим благом»[25].

Следовательно, нет никаких сомнений в том, что ислам призывает к обучению и освоению знаний, то есть его целью является просвещённость мусульман. Согласно хадису[26] Пророка (с), «поиск знаний – обязанность каждого мусульманина», а слово муслим – «мусульманин» здесь не подразумевает только мужчину, в отличие от слова женского рода – муслима[27].

При рассмотрении вопроса об обучении и освоении знаний главным является определение пределов поставленной цели. В ходе одной из лекций по теме «Необходимость приобретения знаний», которая была опубликована в издании «Гофтар-и мах» («Высказывания месяца»), мы выдвигали на обсуждение вопрос о том, что изучение некоторых наук является объективно необходимым или обязательным. Некоторые из этих знаний в качестве убеждения необходимы для каждого мусульманина. К ним относятся познание Бога, знания о Творце, об ангелах, об Его Книгах, посланниках и о Судном дне. И даже подобные познания являются предпосылками и необходимыми условиями веры, ибо вера в исламе – это осознанное следование, а не подражание. Эти науки относятся к категории объективно необходимых и обязательных знаний. В этом плане все религиозные учёные единодушны. Следовательно, поиск обязательных знаний подразумевает освоение тех знаний, которые выступают в качестве необходимых условий веры. А затем мы должны разобраться в том, что собой представляет подобное знание.

Среди различных категорий исламских учёных разгорелся почти бесполезный спор о том, что собой представляет знание, которое является необходимым и обязательным. Факихи утверждают, что речь идёт о знании фикха, ибо он представляет собой предпосылки для действий. А знатоки этики говорят, что имеется в виду наука о нравственности, ибо она более важна и необходима, чем фикх. А знатоки калама настаивают, что подобной системой знаний может быть только калам[28], знатоки науки о толкованиях Корана (тафсир) утверждают, что эту роль выполняет экзегетика и, прежде всего, сама Божья Книга.

Но тут спорить не следует, ибо наука (или знание) или сама по себе выступает в качестве цели, или служит предпосылкой для другой задачи. Когда она выступает в качестве цели, то сама становится необходимой – подобно основам религиозных убеждений (усул-и ‘акайид). Но когда наука не является целью, и если с ней связана какая-либо другая из исламских задач, то она становится необходимой уже в качестве предпосылки для данной цели. Сами факихи утверждают, что изучение [религиозных] вопросов выступает в качестве необходимой предпосылки или подготовительной необходимости, то есть индивидуальной подготовительной необходимости. Это не что иное, как конкретные действия. Например, верующим предписано совершать обрядовую молитву (араб. салят или перс. намаз), но без знания соответствующих рекомендаций по данному действию эта задача недостижима. Так, для того, чтобы человек был готов к совершению молитвы, то есть для того, чтобы он правильно её совершал, ему необходимо знать вопросы, связанные с правилами и требованиями такого обряда. Подобные обязанности связаны не только с намазом, но и с постом (араб. саум или перс. руза). Для каждого из исламских предписаний, которое нуждается в каких-либо предварительных установках, эти знания становятся особо важными, то есть индивидуально необходимыми обязанностями. Так называемая необходимая обязанность подготавливает верующего к выполнению других его обязанностей. Следовательно, необходимая обязанность является и предварительной обязанностью.

Так, знание этики по своей природе является индивидуальной и подготовительной обязанностью. Ислам требует, чтобы верующий «очистился душой», но этого состояния невозможно достичь без определённой системы подготовки. Следовательно, изучение вопросов психологического и этического характера необходимо в качестве предварительных условий для очищения души. Для той же цели необходимо изучений определённых предписаний Корана. И для этого сначала требуется изучение всего Корана и его комментариев.

Таким образом, горизонты науки расширятся именно тогда, когда кроме объективных необходимостей (ваджиб-и ‘айни) существует ещё и определённая совокупность достаточных необходимостей (ваджиб-и, кифайи), которые должны возникнуть на основе распределения труда. Например, если необходимо наличие врача, значит, врачебная наука в данном случае выступает в качестве достаточной необходимости, то есть является необходимой по мере того, чтобы среди людей существовало нужное количество врачей, к которым могут обращаться больные. И врач, естественно, не может быть таковым без определённых профессиональных знаний и навыков. Это люди должны стать врачами. Следовательно, чтобы быть врачами, необходимо освоить врачебную науку. Ислам утверждает, что обществу нужны врачи, но для этого следует создавать также и необходимые предпосылки. Поэтому врачебная наука является достаточной необходимостью. А каков предел необходимости этой науки? Таковых пределов, видимо, не существует, хотя можно сказать, что наука врачевания в каждую эпоху была своя. Всегда был ряд заболеваний, более всего характерных определённому историческому периоду. Соответственно, находились способы излечения болезней, свойственные тому или иному времени. Когда-то врачи были обязаны изучать «Ал-Канон» Авиценны, а сегодня перед ними в этом плане возникают иные задачи, более, может быть, сложные. Таким образом, врачебная наука необходима каждой эпохе и в нужном для неё пределе.

Другим примером может служить торговля. Разве в исламской экономической системе дозволено, чтобы какая-то группа людей выступила в качестве посредника между производителями и потребителями товаров? А если это дозволено, следовательно, является необходимым изучение науки о торговле.

Ещё один пример – в Коране, в котором говорится: «Приготовьте [, верующие,] против неверующих сколько можете военной силы и взнузданных коней – таким образом, вы будете держать в страхе врагов Аллаха и ваших врагов»[29]. Действительно ли необходимо наличие силы, чтобы, например, как сказано в Писании, «держать в страхе врагов Аллаха и ваших врагов»? Наш ответ – да, необходимо, но подобное состояние достигается не само по себе. Одним лишь поднятием лопаты не возникнет сила. Для достижения силы необходим определённый путь, а этим путём является знание. Но в какой мере? В той мере, которая необходима для того, чтобы «держать в страхе врагов». А данная задача в зависимости от эпохи меняется.

Не случайно Пророк (с) сказал: «Поиск науки является обязанностью всех мусульман». Это вполне понятная задача. Некоторые науки являются объективно необходимыми, и их изучение необходимо для каждого индивида. А некоторые другие науки относятся к категории достаточно необходимых, ибо они служат предпосылкой для иного необходимого действия. И нет никакого повода для сомнений в этой истине. Конечно, некоторые люди могут подумать, что наука, являющаяся необходимой, имеет отношение исключительно к религиозной категории наук, то есть к тем дисциплинам, предметом которых являются чисто религиозные вопросы. Но это не так, изучение религии само по себе является отдельно взятой наукой.

Таким образом, мы разобрали два момента. Во-первых, выяснили, что в процессе исламского образования и воспитания уделяется огромное внимание вопросам умственного и интеллектуального развития; во-вторых, в центре внимания находится сам процесс обучения, имеющий определённые пределы, посредством которых определяются области таких наук, как, например, калам, экзегетика, этика, физика и математика. Более того, Ислам не конкретизирует ту или иную науку и не призывает, например, к изучению физики, математики, философии или, наоборот, к отказу от их изучения. Ислам выдвинул свои предписания, которые следует соблюдать, что в той или иной мере связано с вышеобозначенными науками, изучать которые, соответственно, необходимо.

Лекция 2: Интеллектуальное воспитание

В предыдущей лекции мы рассуждали о том, что ислам призывал к изучению наук, как собственно к процессу размышления. Кроме того, мы отметили разницу между этими двумя понятиями, отмечая, в частности, что знания включают в себя и обучение, и освоение нового материала. Но одного лишь обучения и освоения недостаточно, так как то, что требуется для процесса постижения наук, нуждается в размышлении над изучаемыми компонентами. Вначале мы полагали ограничиться этими результатами исследования, но затем решили рассмотреть хотя бы обзорно ещё несколько моментов (накопившихся в работе над этой темой на протяжении нескольких лет), посвящённых вопросам разума и мышления. И если до этого нам виделось достаточным ограничиться рассмотрением теоретических положений, то затем выяснилось, что все они фактически подчинены вопросам воспитания и нужны для того, чтобы мусульмане восприняли их как назидание, поэтому, начиная разговор об интеллектуальном воспитании, сообразно начать его с рассмотрения вопроса о разуме.

Существует очень популярное предание, которое встречается в разделе «Разум и невежество» книги Кулайни «Ал-Кафи фи ‘илм ад-дин» («Достаточное о религиозных науках»), а также в книге Маджлиси «Бихар ал-анвар» («Моря света»), и рассказывается из уст Хишама б. ал-Хакама, известного знатока калама и сподвижника Имамов Садика[30] и Мусы б. Джа‘фара[31] (‘а). Данное предание представляет собой весьма пространный рассказ. В нём делается ссылка на айат из суры «Аз-Зумар» («Толпы»): «Так обрадуй же Моих рабов, которые прислушиваются к слову и следуют наилучшим из них. Это те, которых Аллах наставил на прямой путь, они – обладатели разума»[32].

В данном айате Господь говорит о тех, которые «прислушиваются к слову»[33]. А затем как они поступают? Разве верят всему, чему слышат и следуют ли услышанному? Нет, они анализируют услышанные слова и оценивают их. Затем выбирают наилучшие из этих слов, после чего действуют на основе выбранных ими смыслов.

Далее в том же айате говорится: «Это те, которых Аллах наставил на прямой путь (то есть Божественные наставления заключаются в использовании силы разума). Ибо говорится: «Они – обладатели разума».

Из этого айата и хадиса чётко выявляется, что одним из самых основных качеств человеческого разума является именно подобное умение отличать правдивое слово от лживого, логическое рассуждение от нелогического, то есть умение просеивать. Разум является настоящим и человеческим лишь тогда, когда он может выступать в роли решета. При этом разум просеивает всё, что попадает в него, выбрасывая то, что не нужно и оставляя то, что необходимо.

Существует хадис, который, видимо, принадлежит Пророку (с) и имеет отношение к упомянутому вопросу. В этом хадисе говорится: «Чтобы быть невежественным, человеку достаточно рассказать всё услышанное им (то есть быть легковерным)»[34]. Некоторые лица своим поведением напоминают магнитофон. Услышав что-то от одних людей, они рассказывают об этом другим, не стараясь отличить правдивое слово от ложного.

Ранее мы уже говорили, что есть такие учёные, которые являются достаточно компетентными в своей области, но отнюдь не мудрыми людьми. Их учёность сводится к обладанию обширной информацией. Но мудрыми их невозможно считать по причине того, что они легко передают услышанное от кого-либо, не задумываясь о том, соответствует ли полученная информация реальности или нет.

Таким образом, мы пришли к выводу, что повествователь или рассказчик (рави) должен быть в какой-то мере критиком и рассказывать не обо всём, что услышит. Удивительно, что именно среди знатоков хадисов или историков существует много людей, которые не соблюдают данное положение.

Ибн Халдун[35] во «Введении» к своей исторической книге, критикуя некоторых историков, отмечает, что они при передаче исторических событий заботятся только о достоверности цепочки передатчиков (сиххат-и санад), добросовестно указывая, что данное событие было передано таким-то лицом, которое является заслуживающим доверия человеком, не заботясь о достоверности содержания рассказа, исторических событиях.

В частности, он отмечает, что согласно письменным свидетельствам этих лиц, когда народ Мусы (Моисея) переправлялся через реку, преследуемый людьми Фир‘ауна[36], в его рядах насчитывалось 250 тысяч воинов. Однако ему следовало бы учесть то положение, что израильтяне все были потомками Йа‘куба (Иакова), после которого до эпохи исхода из Египта не прошло и более пяти-шести поколений. Допустим, что со времени Йа‘куба прошло 400 лет. Но когда говорим о 250-и воинах, то следует согласиться с тем, что общая численность израильтян в тот момент достигала не менее одного миллиона. Это, несмотря на то, что Фир‘аун уничтожал младенцев мужского пола, родившихся у израильтян: «[Вспомните,] как Мы спасли вас от рода Фир‘ауна, которые подвергали вас жестоким наказаниям, убивая ваших сыновей и оставляя в живых ваших женщин»[37]. Разве, возможно, несмотря на все эти уничтожения детей, говорить о подобном количестве воинов в период жизни пяти или шести поколений? Ибн Халдун отмечает, что историки вовсе не обращали внимания на подобные обстоятельства, их не интересовал вопрос о соответствии передаваемых им материалов здравому смыслу.

Однажды некий проповедник, который пытался выявить причины падения Омейядов[38] и ниспослания Божьей благодати сыновьям Имама Хусейна[39], сказал: «От Имама Хусейна в день ‘Ашуры[40] в живых остался только один сын, то есть ‘Али б. ал-Хусейн, и от него пошли многочисленные поколения саййидов[41]. А от рода Омейядов никого не осталось». Затем относительно Омейядов он сообщил, что «в 61 году хиджры (в 680 г. н. э.), в день трагедии Кербелы в домах у членов рода Омейядов стояло 12 тысяч золотых колыбелей». Так какова же была численность членов рода Омейядов? И сколько должно быть в их домах колыбелей, из общего количества которых 12 тысяч оказались бы золотыми?

Хансари[42] в своё время подшучивал над подобными рассказами и однажды иронически заявил: «Да, в своё время город Герат был до того огромным и многолюдным, что одних только одноглазых торговцев требухой с именем Ахмад в нём насчитывалась 21 тысяча! А теперь сами подсчитайте. Естественно, не всех мужчин в городе звали Ахмадом, и не все люди, которых звали Ахмадом, были одноглазыми, а одноглазые Ахмады не все были торговцами требухой. А теперь представьте себе население города, в котором проживает 21 тысяча одноглазых Ахмадов, торговцев требухой!»

Подобные факты в исторической литературе всё же встречаются. В одной книге по истории, написанной одним из крупных учёных, нам довелось прочитать, что в ходе битвы при Харре[43] воины халифата, занятые истреблением населения Медины[44], ворвались в дом одного из бедных ансаров[45], жена которого недавно родила и всё ещё лежала в

постели. А новорожденный в это время находился в колыбели. Один из сирийских воинов[46] вошёл в этот дом с целью присвоить что-нибудь. Но сколько он не искал, ничего подходящего в доме не нашлось. Он очень расстроился, что приходится покинуть дом с пустыми руками, и решился на страшное преступление. Женщина стала умолять его не пощадить их, заявив, что она – жена сподвижника Пророка, и что она и её муж дали клятву Пророку (Бай‘ат ар-Ридван[47]), то есть относятся к числу «людей клятвы довольствия». Она умоляла сирийца, пытаясь задобрить его. Но он не отказался от своего намерения и, взяв новорожденного ребёнка за ногу, кружил его вокруг головы и ударил им о стену так, что мозг у ребёнка рассыпался в разные стороны. Данное предание рассказывалось многократно. Но разве подобный рассказ может соответствовать действительности? Как женщина, присягавшая вместе со своим мужем Пророку (в 6 г. хиджры), смогла рожать в 63-м году хиджры, то есть 58 лет спустя? Даже если допустим, что тогда, когда она вместе со своим мужем присягала Пророку (с) на верность, ей было 10 лет, то в момент завоевания Медины войсками халифа ей должно исполниться, как минимум, 68.

При передаче таких «фактов» требуется хотя бы простой подсчёт. Даже при простом обдумывании человек поймёт, что рассказ не соответствует действительности. Поэтому Пророк (с) говорил: «Нужно увидеть, а верить всему услышанному – это невежество». В хадисах невежество не всегда означает незнание, скорее – отсутствие разума. Чтобы считаться глупцом и непрозорливым, человеку достаточно верить всему услышанному.

Очередным вопросом, который напрашивается из упомянутого айата и из некоторых хадисов, является анализ слова, то есть выделение в нём верных и неверных компонентов. Более того, человек может не только из двух высказанных слов выбрать верное, оставив в стороне неверное, но и анализировать отдельно взятое слово, выделяя его верные компоненты и аннулируя неверные. Другими словами, он может безошибочно рассуждать о верности или неверности той или иной части высказанного слова. А это именно то умение, которое трактуется в преданиях как критический анализ.

Когда говорят, что кто-то «подверг критическому анализу понятие дирхема[48]» или «слово», то это означает выявление недостатков или достоинств дирхема или слова. Так, когда анализируют монету, вычисляют в ней количество чистого золота. А анализ слова означает отделить его положительные стороны от отрицательных.

В этом плане мы располагаем большим количеством хадисов. Согласно одному из них, пророк ‘Иса (‘а) изрёк: «Принимайте правдивое слово, сказанное неправедными людьми, но не ждите у праведных людей неправдивых слов». Здесь, видимо, имеется в виду то, что вы не обратите внимания на того, кто говорит, а, скорее, будете ценителем его слова. Для вас важным должно быть не то, кто говорит, а то, что говорит. В этом отношении другое его высказывание послужит подтверждением смысла первого: «Будьте ценителями слова»[49].

О том же говорит имам Садик (‘а): «О, Хишам! Всевышний Господь возвеличил людей, опирающихся на доводы разума; помог пророкам посредством Слова, и известил о своём Господстве посредством знамений, и сказал: “Ваш бог – Бог единый, нет божества, кроме Него, милостивого, милосердного. Воистину, в сотворении небес и земли, в смене ночи и дня, в [сотворении] корабля, который плавает по морю с полезными для людей товарами, в дожде, который Аллах заставил литься с неба, а потом оживил [влагою] его иссохшую землю и расселил на ней всяких животных, в смене ветров, в облаках, покорных [воле Аллаха] между небом и землёй, – во всём этом знамения для разумных людей”»[50].

То есть имам отмечает, что Господь проявлял свои знамения для людей посредством их разума и помог своим посланникам посредством Слова, и доказал им Своё господство посредством явных знамений (что подтверждает процитированный имамом айат Корана).

Другим свойством разума, на основе которого должно осуществляться интеллектуальное воспитание, является учёт будущего. Данное обстоятельство в исламской литературе освещается многократно, в частности, подчёркивается, что не следует ограничивать себя настоящим моментом, а, наоборот, учитывая последствия и предпосылки всякого дела, стоит задумываться о будущем. Существует знаменитый хадис, о котором мы говорили в нашей книге «Дастан-и растан» («Сказания о праведных»). Согласно этому хадису, некий муж пришёл к Пророку (с) и сказал: «О, Посланник Бога! Скажите мне слова увещевания». Мухаммад (с) изрёк: «А если скажу, то ты будешь действовать сообразно моим словам?» Тот сказал: «Да!» Пророк (с) ещё раз повторил свой вопрос. Мужчина ответил утвердительно. Но Посланник Бога (с) повторил и в третий раз. Подобное повторение вопроса было связано с тем, что Пророк (с) хотел полностью подготовить этого человека к восприятию своих слов, так что после трёхкратного повторения вопроса он, наконец, сказал: «Прежде чем решиться на какое-либо дело, подумай о последствиях»[51]. Отсюда и вошло в исламскую литературу словосочетание «умение узреть последствия», то есть прозорливость. Об этом особо часто рассуждает автор Маснави[52]:

Одним из важных требований в деле интеллектуального воспитания является сочетание разума и знания. Если человек размышляет, но мало информирован, то он подобен заводу, который работает, но не имеет сырья или располагает недостаточным его объёмом. Подобный завод вынужден будет простаивать или выпускать мало продукции (так как производство конечной продукции зависит от наличия достаточного для этого обрабатываемого сырья). А если завод располагает достаточным количеством сырья, но не работает, то также не будет выпускать никакой продукции.

Имам Садик (‘а) некогда изрёк: «О, Хишам! Разум и знание должны сочетаться». Как нами выше было отмечено, знание – это освоение информации, напоминает приобретение сырья; а разум – это размышление, выводы, анализ и синтез. После упомянутых слов Имам Садик (‘а) ссылается на айат: «Притчи эти рассказываем Мы людям, но [смысл] их постигают только Знанием обладающие»[53]. Соответственно, теперь не трудно убедиться, насколько важно сочетание знания и разума.

Другим важным моментом интеллектуального воспитания является вопрос об освобождении разума от власти внушений окружающей среды, обычаев и традиций и предании ему рациональной самостоятельности. В этом отношении примечательно предание, согласно которому, Имам Садик (‘а), обращаясь к своему сподвижнику Хишаму, изрёк: «О, Хишам! Порицаемы те, которые не действуют согласно разуму, ибо сказано: “Когда говорят им: «Следуйте тому, что ниспослал [вам] Создатель», – отвечают они «Нет! Следовать мы будем тому, на чём стояли наши отцы». А если не разбирались ни в чём отцы их и не видят пути истинного?”»[54].

Основой Корана является упрёк в адрес тех, которые находятся в плену у подражаний и следований своим предкам, и не размышляют над тем, чтобы спасти себя от этого плена. В чём заключается цель этих коранических упрёков? Коран видит эту цель в воспитании. Целью Корана является пробуждение людей путём предупреждения их о том, что мерилом распознавания истинности должны служить разум, размышление и обдумывание, а не исключительное следование традициям отцов. Однажды я выделил все айаты Корана, посвящённые слепому подражанию предкам, и заметил, что таких айатов много. Удивительно, что все пророки в процессе осуществления своей пророческой миссии так или иначе сталкивались с одним и тем же вопросом, который формулируется таким образом: «Воистину, знали мы о вере, которой следовали отцы наши и не станем мы отклоняться от пути их»[55].

Народы, к которым были посланы пророки, с точки зрения традиций и обычаев были различными, а пророки выдвигали вопросы, которые соответствовали условиям жизни каждого конкретно взятого народа, и сталкивались со свойственными этому народу проблемами. Тем не менее, призывая людей к размышлению, все они говорили: «Разве люди должны следовать путём своих отцов, если “не разбирались ни в чём отцы их и не видят пути истинного”?».

Согласно знаменитому преданию, как-то раз Имам Садик (‘а) пришёл в дом к одному из своих друзей (или «своих шиитов»[56]). Дом этот был очень маленьким и убогим. По мнению Имама Садика (‘а), этот человек был из числа тех, у которых должно быть более обустроенное жилище. Имам Садик (‘а) спросил: «Почему ты живёшь в таком доме? Ведь счастье мужа зависит от широты его дома»[57]. Тот в ответ сказал: «О, сын Посланника Бога![58] Это дом моего отца, деда и прадедов, и я не хочу покинуть его. Ибо здесь жили мой отец, мой дед и мои прадеды». Имам Садик (‘а) сказал: «Допустим, что твой отец был неразумным человеком. Разве ты тоже обязан быть в плену у неразумности своего отца? Найди себе хороший дом». Это действительно изумительное событие. Человек не думает о воспитательных аспектах коранических высказываний. А ведь в Коране заложена цель воспитания достойных последователей ислама.

Относительно воспитания интеллекта имам Муса Казим (‘а) выдвигает другой вопрос, в частности, говорит следующее: «Господь упрекает тех, которые следуют за большинством и велит: “Если ты [, Мухаммад,] будешь слушаться большинства обитателей земли, они сведут тебя с пути Аллаха”»[59].

В целом здесь подразумевается освобождение от власти большинства и указывается, что желание большинства не должно служить мерилом для принятия решения. Мудрому не следует смотреть, каким путём идёт большинство людей, и считать этот путь единственно верным, это подобно слепому подражанию. Вообще, человек по своей природе склонен к подражанию – повторением за другими. В Коране содержится упрёк в адрес подобной склонности и предупреждается, что следование за большинством может привести к тому, что верующий сойдёт с пути Господа. Причина запрета заключается в том, что большинство людей являются последователями предположений, а не разума и достоверных знаний. Именно поэтому Повелитель верующих ‘Али (‘а) говорит: «О, Люди, не страшитесь пути прямого из-за малости по нему следующих»[60].

Действительно, бывает так, что приходится выбирать один из двух путей: по одному из них следует большое количество людей, по другому – считанные лица. И тогда человека обуревает страх. Представьте себе, что вы идете к цели, и по пути у вас окажется развилка. В одну сторону движется огромное количество людей, в другую – никого. По какой дороге вы пойдёте? Любой человек в такой ситуации может запаниковать и всё-таки решит, что ему также следует двигаться по тому пути, который выбрало большинство. И, таким образом, его ждёт такая же участь, что и всех этих людей. Повелитель верующих (‘а) советует быть знатоком единственно верного пути, который выбирают не по подражанию.

Другой вопрос, касающийся интеллектуального воспитания, заключается в том, что суждения людей о каком-нибудь человеке или о чём-нибудь не должны служить мерилом для принятия решения. Влияние мнения других лиц – это своего рода болезнь, которой в той или иной степени страдает большинство людей.

Например, часто можно увидеть такую картину: когда кто-либо выбирает себе одежду и первоначально считает, что подобрал подходящую цветовую гамму, то через некоторое время меняет своё решение попросту из-за вопроса постороннего: «Это что за неподходящий цвет вы выбрали?!». Но затем, как правило, следуют подтверждения о том же других людей, после чего первоначальный выбор ему начинает казаться действительно неудачным. Так, по вопросу, который касался лично только его, человек оказался под влиянием посторонних суждений.

Люди порою делают подобные замечания отнюдь не по собственному убеждению, а всего лишь для того, чтобы воздействовать на мнение другого человека, поэтому никогда не следует поддаваться влиянию со стороны.

Известен рассказ, встречающийся в Маснави, согласно которому когда-то жил на свете учитель некого духовного заведения, который преподавал большому количеству учеников. Дети мечтали хотя бы на один день избавиться от этого учителя (так как раньше в процессе учёбы детей было принято наказывать). Находчивые ребята, посовещавшись между собой, решили сделать так, чтобы учитель отпустил их с занятия. Они придумали хитрый план. На следующий день один из них пришёл раньше всех и, увидев учителя, сказал: «Что с вами? Почему вы побледнели? Вы, наверное, больны!» После этого вошёл другой ученик и сказал то же самое. Затем один за другим пришли несколько других учеников и каждый из них делал вид, что обеспокоен состоянием здоровья учителя. Аучитель после каждого замечания учеников чувствовал себя всё хуже и хуже и, наконец, сказал: «Да, я болен, чувствую себя неважно». Таким образом, ему внушили, что он действительно болен. Затем ученики ему сказали: «Позвольте приготовить вам еду». Учитель постепенно начал чувствовать, что серьёзно болен, и температура у него повышается. Он лежал, начал стонать и, обращаясь к детям, сказал: «Всё идите домой, сегодня я болен». А детям как раз этого и нужно было.

Одним словом, ученики посредством внушения способствовали тому, что бедный учитель действительно заболел.

Однажды Имам Садик (‘а) сказал: «О, Хишам! Не обращай внимания на суждения людей». После этого он удивительным образом призывал к самостоятельности разума и мышления и, в частности, изрёк: «Если у тебя в руках орехи, и каждый, кто встретится с тобой скажет: “Что за великолепные жемчужины, и какова им цена?”, то это вовсе не должно воздействовать на тебя, ибо тебе известно, что у тебя не жемчужины, а всего лишь орехи. И, наоборот, если у тебя в руках жемчужины, и всякий человек, идущий тебе на встречу скажет: “Откуда ты нашёл эти орехи?”, то ты не должен попасть под влияние их слов». Иначе говоря, всегда вначале следует уточнить, чем владеете, какие у вас реальные навыки и убеждения, чему верите. И когда видите, что ничего собою не представляете, то даже если люди питают к вам большое доверие, подумайте об улучшении своего характера и исправлении себя в целом. И, наоборот, если почувствуете, что идёте верным путём, то даже если люди вас осуждают, вы не должны попасть под их влияние.

А теперь рассмотрим ещё один вопрос относительно науки и завершим наши рассуждения в этом направлении. Это вопрос, который напрашивается в качестве вывода из коранических айатов и преданий. Однако подробно рассматривать его будем в разделах, посвящённых исламскому воспитанию и образованию, а пока ограничимся упоминанием о разнице между учёностью и обладанием научного духа в нашей книге «Имдадха-йи гайби» («Сокровенные поддержки»).

Сегодня можно встретить много людей, которые, обладая научным духом, не владеют знанием и, наоборот, большое количество учёных, лишённых научного подхода (в то время как реальным знанием можно считать только такое, которое сочетается с научным духом). Так что же подразумевается под понятием «научный дух»? Имеется в виду знание, которое питается инстинктом приверженности к поиску истины. Господь создал человека стремящимся к поиску истины, то есть жаждущего понимания истинных аспектов бытия в их реальном состоянии, желающего ощущать вещи такими, какие они есть. А это косвенно зависит от самого отношения к истинам, которое должно быть, прежде всего, беспристрастным. Если человек будет относиться к истине с желанием познать её такой, какая она есть, а не такой, какой он сам желает её видеть, то следует сказать, что подобный человек обладает научным духом. Но часто случается иначе: человек, как правило, заранее формирует свои представления о свойствах исследуемого предмета и затем желает, чтобы этот объект действительно оказался таким, каким ему хотелось бы его видеть. Подобный подход – источник заблуждения.

В айатах суры «Ан-Наджм» («Звезда») говорится, что один из источников заблуждения людей заключается в том, что они в процессе распознавания допускают вмешательства страстей низменной души[61] и в результате приступают к исследованию вопросов с корыстью.

Маулави[62] об этом пишет:

Или:

Если человек сохранит своё бескорыстие по отношению к истине, что является неимоверно трудным делом, то Бог наставит его на путь истины: «А тех, которые радели за Наше [дело], Мы наставим на Наши пути. И, воистину, Аллах с теми, кто вершит добро!»[64].

В основном научный дух состоит именно в этом. Научный дух – это дух, стремящийся к истине, бескорыстный и по своей природе лишённый предвзятости, косности и гордыни. Когда человек изучает многочисленные предания посвящённых в знания, то замечает, что во многих случаях в них делается упор на аргументы. То есть вначале выбирается цель обсуждения, а затем ищутся аргументы для её подтверждения. Эти искомые доводы по своей природе являются поддельными. А поддельные аргументы не могут быть реальными и приводят к заблуждениям.

У великих учёных, наделённых научным духом, меньше надменности по сравнению с теми, которые, обладая мизерными знаниями, думают, что все знания в мире заключаются именно в них. Гордыня у великих учёных вовсе отсутствует. В одном из хадисов сказано, что «знание состоит из трёх необходимостей или трёх отрезков, или трёх этапов. На первом этапе человек испытывает гордыню, и он думает, что ему доступны все истины в мире. На втором этапе он понимает, что это неверное представление; тогда он спускается с высоты своей гордыни и становится “малым”. На третьем этапе ему становится ясно, что он ничего не знает по сравнению с тем, что ему надлежит познать.

Таким образом, в процессе образования и воспитания ученика следует обучить умению применять научный подход в добывании знаний. То есть нельзя ограничиться тем, чтобы он был только информированным, надлежит делать всё, чтобы у него появился дух поиска истины, полностью защищённый от «болезней», которые сбивают человека с верного пути, то есть от предвзятостей, косностей, гордыни и надменности.

Лекция 3: Воспитание талантов

Воспитание в общих чертах отличается от искусства одной своей особенностью.

Искусство основывается на созидании, при котором любая вещь или совокупность вещей подвергаются особому роду переделки и облагораживания: устанавливаются связи между предметами и силой, которой они наделены; происходит своего рода укорачивание или соединение этих вещей в нужном человеку направлении, после чего появляется конкретная продукция. Представьте, что нам следует смастерить из золота кольцо или какое-либо другое украшение. Мы придаём ему определённую форму или, иными словами, наводим глянец, наносим узоры, и получается готовая продукция.

Воспитание же зиждется на обеспечении развития, то есть выявлении, активизации и совершенствовании внутреннего потенциала вещей. Следовательно, воспитание (в широком смысле этого слова, включая и выращивание) применительно только по отношению к воодушевлённым предметам, то есть к флоре, фауне и человеку. А по отношению к невоодушевлённым предметам данное понятие используется не в прямом, а в аллегорическом смысле. Это значит, что невозможно воспитать, например, камень или металл, так как этот процесс применим исключительно лишь к флоре, фауне и к человеку. Под подобным воспитанием подразумевается обеспечение процветания внутренних способностей существ, что имеет место только по отношению к живым существам. Следовательно, воспитание должно находиться в соответствии с внутренней природой существа и в зависимости от неё. Ведь если хотим, чтобы какая-либо вещь процветала, то следует стремиться к тому, чтобы заложенные в ней способности обнаруживались и проявлялись. Но если в вещи нет никаких способностей, то развивать то, чего не существует, не имеет никакого смысла. Например, птица не способна заниматься учёбой, поэтому мы не можем обучать её (например, математике или геометрическим вычислениям), ибо невозможно обнаружить способности, которые в ней отсутствуют.

Отсюда следует, что страх, устрашение и угрозы не могут служить факторами воспитания человека (воспитание в смысле совершенствования). То есть развивать способности человека путём физического наказания, запугивания и устрашения невозможно – равно как невозможно силой превращать в цветок нераскрытый бутон, как и не возможно путём физического воздействия растянуть саженец до уровня полноценного дерева. Вегетация дерева подобным способом невозможна. Применение силы здесь не имеет смысла. Для обеспечения подобной вегетации нужен потенциал самой земли и почвы, то есть естественные факторы: вода, воздух, свет и температура. И мы должны обеспечить саженец дерева именно этими факторами. При этом нам следует относиться к нему бережно, с учётом всех правил, помогающих обеспечить его естественное развитие. Но если мы хотим развивать саженец силовым методом, то положительного результата не добьёмся. Здесь фактор силы принципиально не пригоден. Также и в воспитании людей применение силы, принуждение и запугивание не могут служить факторами обеспечения развития.

В афоризмах из книги «Нахдж ал-балага» в трёх местах встречаются слова нижеследующего содержания: 1) «Сердцу свойственны состояния счастья и несчастья»; 2) «Сердце следует закалять с учётом его склонностей, не заставляя его; 3) «Если сердце становится объектом принуждения, то оно будет похоронено»[65]. В 91-м мудром изречении из этой книги говорится: «Сердца, как и тела, могут утомиться, так что ищите для них изысканные и мудрые высказывания»[66] (Здесь под словом «сердце» имеется в виду дух).

Таким образом, сердце (дух) нельзя нагружать тяжёлыми мыслями, следует предложить ему изысканные и уникальные, радующие и захватывающие мудрости, такие как литературные и эстетические, чтобы в нём воцарилась радость и ликование. «Сердцам свойственно наступление и отступление, и если сердце рвётся вперёд, то нагрузите его добровольным поклонением, если же отступает, то ограничьте обязательным»[67]. В данном высказывании подразумевается богослужение, которое нельзя навязывать духу, его следует вводить в душу человека мягким и изысканным способом, учитывая разнообразные состояния и склонности его духа. Одним словом, сердцу нельзя навязывать богослужение, ибо когда богослужение навязывается путём принуждения, то оно не только бесполезно, но даже оказывает отрицательное воздействие.

У Рассела в его книге «Супружество и мораль» есть интересная трактовка некоторых вопросов воспитания. Методы запугивания и страха он называет «медвежьими способами» воспитания. В частности, Рассел пишет: «Чувство вины, сожаления и страха не должны господствовать над ребёнком[68]. Малыш должен быть весёлым, ликующим и счастливым и не отворачивающимся от познания тайн природы. Есть много людей, которые уподобляют обучение дрессировке медведей в цирке. Нам известно, как “обучают”этих медведей танцам. Их заставляют находиться на горячем металлическим листе и играют на флейте, а они “танцуют”, но стоит им остаться в неподвижном состоянии, они обожгут свои лапы.

Относительно фактора страха и запугивания напрашиваются вопросы: может ли страх и запугивание служить воспитательным методом в процессе совершенствования и развития? И может ли страх быть фактором, способствующим духовному развитию индивида? Конечно, нет, страх не может быть применён в качестве метода воспитания. Но тогда возникает следующий вопрос: можно ли использовать фактор страха и устрашения в качестве элемента из совокупности методов, которые должны быть использованы для воспитания ребёнка или общества или нет? Скорее да, чем нет, но не для обеспечения развития и воспитания талантов, а для предотвращения склонности духа ребёнка или взрослых в обществе к некоторым неповиновениям. Другими словами, страх является фактором подавления, он – средство не для развития и воспитания высоких талантов, а для предотвращения мятежей и подавления низких инстинктов.

По нашему мнению, есть ряд случаев, когда фактор страха можно использовать в воспитании. Но тогда следует учитывать одно важное обстоятельство, а именно: ребёнок должен быть хорошо осведомлён о том, какова необходимость наличия угрожающего ему действия со стороны взрослых. Если малыш не знает, за что его ругают, он может подвергнуться депрессии. Сегодня установлено, что большинство психических болезней развивается у детей под воздействием неуместных запугиваний, устрашений и физических наказаний.

Приведём пример, аналог которого встречается в хадисах. На каком-то собрании сидела мать, ребёнок которой находится на руках у её знакомого. Малыш, конечно же, не знал, что ему не следует мочиться (хотя для него мочиться такая же необходимость, как пить воду). И он позволил себе подобную вольность. Мать расстроилась и, рассердившись, стала бить своего ребёнка. Естественно, он не понял, что его бьют за то, что он помочился в ненадлежащем месте. Но с тех пор в его душу проникло осознание того, что мочиться нельзя. И поэтому при каждом следующем мочеиспускании у него возникало состояние безудержного страха и тревоги, отчего он громко плакал.

Конечно, любой ребёнок после такого случая будет со страхом справлять свою нужду, и это может стать причиной возникновения у него физиологических и психологических расстройств. (Такова природа некоторых «табу»). И если для матери подобный запрет может иметь какой-то смысл, то для ребёнка он ничем необоснованный страх.

В многочисленных хадисах рассказывается о том, как к Пророку (с) однажды привезли ребёнка, чтобы Посланник Алаха (с) прочитал ему в ухо молитву[69]. Находясь на руках у Пророка (с), ребёнок помочился. Присутствующие при этой сцене отец и мать малыша были смущены этим и расстроены. Но Пророк (с) изрёк: «Оставьте его в покое». То есть дайте ему справлять нужду. Он подобным образом относился и к своим детям, считая, что справлять когда угодно нужду – естественная потребность детского организма, и когда он начнёт мочиться, не следует останавливать его.

Когда же ребёнок достигнет такого возраста, когда поймёт, где и когда этого делать нельзя, то без всякой грубости его следует приучить к тому, чтобы он не делал этого. После этого, если он специально помочится в недозволенном месте, такое действие будет характеризоваться как протест и неповиновение, то есть преднамеренное упрямство с его стороны.

В подобном случае допустимо грубое вмешательство взрослых в данную ситуацию. До этого применение грубости полезным действием не является.

В рамках же общества применение силы необходимо. Ведь человек, будучи взрослым, знает о недопустимости определённых действий, и если нарушает правила или законы, предписанные обществу, в котором он живёт, по отношению к нему применяются специальные меры наказания. Поэтому наряду с тем, что фактор страха, запугивания и жёсткости не может быть средством воспитания и обеспечения процветания личностных качеств, тем не менее он необходим как одно из возможных условий воспитания гражданина того или иного общества.

Одной из основ воспитания человека должно быть обеспечение расцвета его духа. Есть ли с этой точки зрения разница между различными этапами жизни человека или нет? Естественно, разница существует. Некоторые периоды жизни человека являются более подходящими и плодотворными для обеспечения процветания талантов. В хадисах также говорится, что возраст от семи до тридцати лет является наиболее плодотворным и походящим периодом для процветания различных талантов: научных, религиозных и даже нравственных. Поэтому лучшим периодом жизни каждого человека считаются ученические и студенческие годы. Это очень подходящий период для духовного развития человека, в течение которого он ежедневно приобретает что-то новое в плане информации, мыслей, эстетического вкуса и эмоционального начала. Это действительно незабываемый и уникальный период.

Те, кто хотя бы несколько лет были студентами, всю жизнь будут вспоминать эти годы с восхищением, хотя то время для них может быть и не отличалось хорошими материальными условиями. Это было время расцвета и окрыления. И если человек будет лишён этого периода научного и духовного развития, то понесёт такой урон, которого полностью компенсировать в зрелые и пожилые годы будет невозможно.

Вопрос, который считается основным в наших рассуждениях, гласит: что представляет собой то, чего следует развивать и воспитывать в человеке? Человек обладает телом и системой телесных сил, а также духом и совокупностью духовных сил[70]. С психологической точки зрения, физические способности представляют собой одну совокупность способностей, а духовные возможности – другую[71].

Первый вопрос заключается в том, уделяется ли в исламе какое-либо внимание физическому воспитанию или нет. Может быть, кто-то скажет, что нет, приверженность к телу и ко всему телесному в исламе считается предосудительной. А это значит, что ни в коем случае нельзя заниматься физическим воспитанием. И так как понятие «воспитание» предполагает выхаживание и пестование, то тело не должно стать предметом подобных воздействий. По мнению таких людей, в исламе пестование тела осуждается и порицается. Но это не совсем так, подобный поход – это чистый паралогизм. В исламе уход за телом в правильном понимании этого слова, то есть в плане физического воспитания и совершенствования телесных сил не только не осуждаемо, но даже одобряемо.

Например, разве с точки зрения ислама похвально, чтобы человек сделал всё, чтобы у него было плохое зрение? Конечно, нет, наоборот, похвальным являются попытки для улучшения зрения. Поэтому в ахбаре[72] и хадисах встречаются многочисленные предупреждения о том, что нельзя допускать те или иные действия, которые могут привести к ослаблению зрения, рекомендуются определённые меры, направленные на улучшение зрения.

В качестве другого примера можно указать на ду‘а – мольбу, которая читается после совершения обязательной обрядовой молитвы: «Господи! Пока мы живы, сохрани нам уши, глаза и силы, даруй нашим глазам озарение, а нашей религии – прозрение!» Разве это пестование тела? Отнюдь! Что лучше: когда человек преднамеренно принимает меры, чтобы сохранить свои зубы здоровыми, или когда делает всё от него зависящее, чтобы они у него были испорченными? Разумеется, первое. Ислам рекомендует пользоваться зубной щёткой (мисвак), чтобы зубы были здоровыми; чистить зубы тонкой зубочисткой (хилал), чтобы они не портились; дополнительно очищать зубы от остатков зелени и всяких приправ, которые могут стать причиной зубных болей. Кроме того, немало в исламе рекомендаций относительно принятия в пищу продуктов, которые, например, способствуют приумножению сил в ногах, улучшают слух и состояние желудка.

Закаливание тела означает его усиление, обеспечение здоровья, что в исламе не то что не осуждается, а наоборот, рекомендуется. Если бы это было не так, то к чему тогда рекомендации ислама относительно соблюдения умеренности в еде и отказа от чрезмерного употребления пищи: «Желудок – очаг всех болезней, а воздержание от [чрезмерного употребления] пищи – источник здоровья»[73]? Если всё это изнеженность и пестование тела, то остаётся рекомендовать людям быть прожорливыми и тем самым собственноручно разрушать себя. Физическое же воспитание и уход за телом способствуют закалке организма. Это необходимые требования ислама. Даже философия многих исламских предписаний, таких как соблюдение чистоты, ритуальное омовение (гусл) и рекомендации санитарно-гигиенического характера, также сводится к телесному закаливанию.

То, что называют потаканием телу, исламом считается следованием низменной душе, то есть собственным вожделениям. В мире много людей, которые таким образом способствуют ослаблению своего организма. Нет сомнения в том, что ислам выступает против подобных действий. Ведь первым последствием всякого рода вожделений, вкушения разнообразных лакомств и стремления к наслаждениям является ослабление и истощение всего тела. Как правило, настоящее физическое закаливание предполагает испытание некоторыми физическими лишениями, то есть полностью противоречит склонности к неге и вожделениям.

Но если все усилия человека направлены исключительно на своё телесное воспитание, то его промахом является не то, что он занимается усовершенствованием своего тела, а то, что он пренебрегает другими аспектами, способствующими здоровью. Подобных людей отличает присущая им ограниченность (хаср). Приведём пример. Замечая, что ваш ребёнок постоянно всё своё время проводит в играх, вы будете чувствовать беспокойство. Но это не значит, что вы против того, чтобы ваш ребёнок играл. Если он хоть на один день престанет играть, то вы ведь поведёте его к врачу. Следовательно, если человек всё своё время посвящает физическому воспитанию, это плохо, но не потому, что он занимается закаливанием своего тела, а в связи с тем, что все остальные аспекты деятельности им запущены.

Когда говорят, что нельзя быть ленивым и изнеженным, то подразумевают нечто другое. Ослабление организма противоречит исламским подходам. С точки зрения ислама, закаливание организма и физическое воспитание для человека являются не целью, а необходимыми средствами. Иными словами, человек, не обладающий здоровым и сильным телом, не может обладать и здоровым духом.

Мы отметили, что воспитание означает способствование расцвету талантов. А какие же способности принято называть человеческими талантами? И какими скрытыми способностями обладает человек по своей природной сущности, которые подлежат выявлению? Нам следует выяснить, уделяет ли ислам внимание подобным способностям и какова его логика по отношению к ним.

Итак, различные по своей сущности идейные школы смотрели на этот вопрос по-разному. Но современные психологи, занимающиеся исследованиями в области духовного состояния человека, излагали эту тему на более широкой основе. Так, например, в одной из статей ежегодного издания «Мактаб-и та-шаййу’», вышедшей под названием «Религия – четвёртое измерение человеческого духа», говорилось, что человеческий дух наделён четырьмя измерениями, то есть четырьмя формами способностей:

1. Умственная способность (научная и основанная на поиске истины)

2. Этическая способность (или этическая совесть), считающаяся (по Юнгу) основной составляющей человека, ибо человек по своей природе сотворён нравственным, то есть способным любить других людей, служить им, понимать их. Нравственный человек всегда будет чувствовать беспокойство, если совершит какое-либо злодеяние. Одним словом, совесть, благодаря которой человек считает себя достоянием других, а других – своим достоянием, существует у каждого.

С древних времён людей интересовал вопрос: откуда взялись такие чувства, как сострадание по отношению к другим или готовность служить людям? Разве они уходят корнями в человеческую природу или являются исключительно общественным внушением? И если они имеют отношение к человеческой природе, то к какой именно её части? Разве они относятся к чувствам эгоизма (когда человек испытывает жалость к кому-нибудь по причине того, что сначала жалеет себя, представляя, как сам он может оказаться в подобной ситуации; или когда невольно оказывает другому услугу с надеждой, что и тот тоже окажет ему такую же услугу при необходимости)? Или же всё-таки человек создан таким, что без всякой корысти готов благодетельствовать другим?

3. Религиозное измерение. В упомянутой статье говорится, что способность быть религиозным является подлинной человеческой способностью, которую автор статьи трактует как чувство освящения и чувство поклонения. Данное чувство отличается от чувства стремления к истине и от основанного на нравственности чувства долга. Чувство поклонения – это состояние необходимости преклонения перед сверхъестественной и пречистой истиной, которой человек хочет покориться, молиться ей и обожествлять её.

4. Эстетическое измерение или измерение, связанное с красотой. Человек любит красоту ради неё самой.

Конечно, можно назвать и пятую форму способности, а именно, способность к творению, ибо человек создан созидательным и инициативным. Все люди наделены силой творения, новаторством, что доставляет им удовольствие.

Что касается развития в человеке чувства правдолюбия, то оно тесно связано с процессами понимания и размышления. Ранее нами было отмечено, что ислам не оставлял вне поля своего зрения вопросы знания и разума. Было доказано, что они значительно влияют на способность человека быть религиозным: совершать богослужения, уединяться для молитв, упоминаний Создателя и т. д.

Но, наверное, более других аспектов в исследовании нуждается вопрос о том, уделяется ли в исламе внимание так называемому «четвёртому измерению» человеческого духа, то есть эстетическим способностям, красоте и великолепию? Некоторые лица думают, что в этом отношении ислам чёрств и неблагосклонен, другими словами, способствует подавлению эстетического вкуса. Они ссылаются на то, что, например, ислам не благосклонен к музыке, к общему использованию женской красоты, к занятию женщины некоторыми видами искусства, такими как танцы и скульптура. Подобные суждения неверны. Следует поразмыслить над теми аспектами, против которых ислам действительно вёл борьбу, и выяснить, связано ли это с красотой или имеются другие причины, противоречащие индивидуальным или социальным способностям человека. Кроме того, нужно выяснить, ведётся ли борьба против каких-либо других видов искусства, кроме отвергаемых моментов? Начнём с музыки.

Вопрос о музыке и пении является весьма важным, хотя определение этого вида искусства и его границы недостаточно очерчены. Музыка является примерным вариантом тех вопросов, которые используются знатоками фикха и методологии (усул) религии в качестве обзорных (то есть вопросы, границы которых непонятны и не конкретизированы). Например, в фикхе в случае отсутствия недвусмысленных выражений (насс), обзорного рассмотрения выражений и противоречивости двух чётких выражений в качестве примера приводят отношение к музыке.

Говоря о музыке, однозначно можно утверждать, что некоторые мелодии способны привести к конфузу разума (хиффат-и ‘акл), то есть возбудить страсти до такой степени, что разум временно теряет власть над человеком. Подобные мелодии обладают такими же свойствами, что и вино или азартные игры. Такая музыка считается увеселительной. Трактовка состояния, возникшего после прослушивания такой музыки, посредством словосочетания «конфуз разума» (хиффат-и ‘акл) принадлежит факихам и, в частности, шейху Ансари[74]. Запрещая подобную музыку, ислам, таким образом, стремится к защите и опеке человеческого разума.

Мас‘уди[75] в своей книге «Мурудж аз-захаб» («Золотые копи») пишет, что во времена ‘Абд ал-Малика[76]или кого-то другого из Омейядских халифов, при котором увеселения и музыка стали весьма популярными[77], халифу сообщили, что такое-то лицо занимается пением, и у него есть прекрасная наложница, которая тоже поёт. И если не будут приняты надлежащие меры, то эта женщина сможет развратить всю Медину. Халиф велел заковать певца в кандалы и вместе с наложницей отправить его в Дамаск (столицу халифата). Тогда певец сказал халифу: «Вряд ли её пение можно назвать увеселительным» и попросил его испытать наложницу. Халиф велел девушке спеть. Едва она начала демонстрировать своё искусство, как заметила, что халиф качает головой в такт музыки. Постепенно дошло до того, что халиф стал ходить на четвереньках и, обращаясь к ней, сказал: «Иди, моя душа, сядь на своего коня!»

Действительно, музыка обладает неимоверной силой, особенно в отношении разрыва завесы набожности и целомудрия.

Говоря о скульптуре как одном из весьма распространённых видов искусства, следует заметить, что в данном случае запрет, объявленный исламом, связан с борьбой против идолопоклонства. Усилия в рамках исламского учения в этом направлении оказались успешными. Если бы сделали какое-либо скульптурное изображение Пророка (с) или кого-либо другого из святых, то, несомненно, и сейчас идолопоклонство процветало бы.

Что же касается таких вопросов, как отношение к женщинам и к танцам, то, пожалуй, запрет на них был связан с целью соблюдения принципов целомудрия. Исходя только из этого, невозможно утверждать, что ислам непременно выступает против искусства и эстетических факторов. Ислам не имеет ничего против красоты и великолепия. К тому же он не только не вёл никакой борьбы против красоты, но, наоборот, во многих случаях поощрял подобные чувства. Так, в книге Кулайни «Ал-Кафи фи ‘илм ад-дин» («Достаточное о религиозных науках») содержится глава под названием «Одеяние и красота», в которой подобное чувство характеризуется как средство самовыражения. Более того, существует хадис: «Воистину, Аллах прекрасен и любит красоту»[78].

Однако из всех видов искусства ислам ценит красоту речи (риторику), этому вопросу в мусульманской культуре уделяется огромное внимание.

Таким образом, мы выяснили, что всем выше обозначенным видам искусств ислам придаёт большое значение. Единственным моментом, вызывающим сомнения, остаётся вопрос о чувстве красоты. Более подробно рассмотрим его на следующей лекции.

Лекция 4: Вопрос о привычке

Мы рассуждали о том, что воспитание (тарбийа[т]), как об этом говорит терминологическое значение данного слова, – это взращивание и совершенствование способностей человека, которое, конечно, подразумевает и физическое воспитание. И как было заявлено, воспитание – это не строительство, например, какого-либо дома, в ходе которого соединяют отдельные его детали, устанавливая между ними определённый порядок, а вид пестования живого существа, то есть создание условий для развития способностей, существующих в живом организме. Так пестуют и взращивают стада и деревья. Но, конечно, пестование человека – более сложный и многомерный вопрос. Например, если в животных или в деревьях невозможно развивать отдельно взятую способность, атрофируя при этом другую, то по отношению к человеку подобный подход уместен, то есть, вполне возможно, чтобы одна из способностей человека развивалась, а другие оставались в неизмененной форме (что может стать причиной отсутствия сбалансированного состояния человека). Отсюда возникает необходимость наличия сбалансированности между всеми природными способностями в процессе развития человека. Но об этом мы пока рассуждать не будем.

Нами было отмечено, что воспитание – это не созидание, и оно к видам искусства не относится.

Может быть, кто-либо скажет, что часть воспитания состоит их пестования, а другая – из созидания, или хотя бы будет утверждать, что здесь существует два мнения, одно из которых основано на древних науках, а другое – на современных?

С точки зрения древних учёных-педагогов, нет никакого сомнения в том, что некоторые этические аспекты должны быть заложены в природе человека и, говоря словами знатоков этики, в человеке должны создаваться добродетели в качестве навыков. По их мнению, воспитанный человек – тот, у кого мудрость и добродетель встречаются в виде привычек и навыков[79]. А пока конкретная добродетель не приобрела форму навыка или не превратилась во вторую натуру человека, является простым состоянием (хал), а не добродетелью, ибо она – преходящее явление. Чтобы оказаться долговечным состоянием, ей следует стать навыком. Учёные древней эпохи, определяя понятие «справедливость» (‘адл) говорили: «Справедливость – это навык в области богобоязненности и воздержания». Иначе говоря, она возникает тогда, когда богобоязненность и воздержание становятся навыками человека. Учёные отмечали, что человек считается обладателем превосходных моральных качеств тогда, когда не допускает ничего противоречащего этим качествам даже в состоянии сна[80]. Поэтому так важно, чтобы процесс воспитания проходил в детском возрасте. Ведь это наука прививания привычек.

Дух человека вначале – гибкий материал, подобный гипсу, которому можно придавать разные формы. Но затем он становится несгибаемым. Пока этот материал свеж и податлив, ему можно придать желаемую форму, но после, высыхая, этот податливый вначале материал становится неподатливым. Утверждают, что дух человека в детстве податлив и напоминает упомянутый нами гибкий материал, а по мере взросления этот материал теряет свою гибкость. Когда говорят, что «учение в детстве подобно гравировке на камне», имеют в виду не только знание. Также следует говорить, что «воспитание в детстве подобно гравировке на камне». Человек в возрасте пятидесяти лет – это уже вполне сформировавшаяся личность. Конечно, здесь нельзя допускать какие-либо преувеличения. Человек – существо, способное изменяться, каяться и возвращаться в различные состояния. Он может менять себя даже в возрасте ста лет. Нет сомнения только в одном, что духовное состояние постепенно превращается в навык, после чего индивиду сложно будет что-либо в себе изменить.

Маулави приводит притчу о том, что по мере взросления человека его качества становятся более устойчивыми и основательными.

Некий мужчина посеял семена колючего кустарника на пути соседа, что стало затруднять шествие других людей по этой дороге. Он обещал в следующем году выкорчевать этот кустарник. А когда наступило обещанное время, оставил данное дело на следующий год. С такими обещаниями прошло несколько лет. Кустарник с каждым годом укреплялся и стал более коренастым, а мужчина с течением времени всё больше ослабевал. В результате образовалась обратная пропорция между ростом кустарника и физической силой человека.

Любой человек подобен колючему кустарнику и тому мужчине, который обещал выкорчевать его. С каждым днём приобретённые качества в человеке всё больше укореняются, ослабевая его волю. Так, юноша в отличие от старика обладает большими силами, чтобы воспитывать свою душу:

Он уподобляет человека кустарнику, который пока свеж, гибок, а по мере развития и взросления нагибается всё труднее, а когда полностью высохнет, принимает одну постоянную и неизменную форму.

Маулави говорит: «Первая любовь не покинет сердце». Он много раз указывает на эту тему, отмечая, что однажды укоренившаяся в сердце человека любовь сохраняется до конца его жизни, как и первая ненависть, которая также никогда не покинет своё обиталище в его сердце.

Му‘авийа говорил: «То, что впитывается с молоком матери, уходит вместе с душой».

У древних учёных, знатоков этики, как будто, не было никаких сомнений в том, что добрые качества и навыки должны превращаться в привычку, а привычка – это созидание, а не пестование. Пестование – это обеспечение развития существующих способностей, а привычка – это придание желаемого состояния. При этом человек считается подающимся обработке материалом, которому можно придать желаемую форму. С этой точки зрения человек – существо подающееся созиданию, и большинство его нравственных черт созидаемы и должны превратиться в привычку.

Следовательно, неверно предполагать, что воспитание состоит только из пестования. Львиную долю воспитания составляет созидание по собственному желанию.

Среди западных учёных относительно воспитания появилась новая теория, согласно которой основу воспитания должно составлять пестование. И так как они в основном рассуждали о нравственном воспитании, разуме и этической воле, а не о религиозных и эстетических чувствах, то отмечали, что воспитание состоит исключительно только из развития силы разума и этической воли. Нельзя способствовать тому, чтобы человек привыкал к чему-либо, как к хорошему, так и к плохому, ибо привычка по сути своей – скверное состояние. Привычка властвует над человеком. Если он станет привязываться к чему-либо, то потом не сможет отказаться от него. Под влиянием привычки человек выполняет необходимые действия ни согласно разуму, ни на основе воли и ни в результате определения положительных или отрицательных сторон этого действия, а по причине беспокойства за невыполненное действие. О подобном состоянии говорится в двух хадисах от Пророка (с) и от Имама Садика (‘а). В хадисе от Пророка (с) говорится: «Не смотрите на множество поясных и земных поклонов, постов и многократных паломничеств человека, ибо всё это может быть сложившейся у него привычкой, от которой ему трудно отказаться»[82].

А слова Имама Садика (‘а) в этом плане являются комментариями к упомянутому хадису от Пророка (с). В частности, он изрёк: «Не смотрите на продолжительность молитв со стороны некоторых мужей, ибо это у них может быть привычкой, от которой они боятся отказаться. Смотрите на их искренность и надёжность»[83].

Данные хадисы служат подтверждением того, что привычка устраняет нравственную ценность конкретно взятого дела и не может служить мерилом веры и человечности. Всё, что становится привычкой (и даже самые хорошие дела и качества), теряет свою ценность, ибо при этом становится навыком, который властвует над человеком. Иными словами, привычка – вторая натура человека, властвующая над ним, независимо от того одобряется ли подобное властвование разумом или нет.

Лидерами этой идейной школы являются Кант и Руссо. Так, Руссо в своей книге «Эмиль» говорит: «Эмиля надо приучить к тому, чтобы он ни к чему не привыкал». Его высказывание – прямая противоположность мнению древних учёных, которые считали воспитание наукой о формировании привычек. Так что же такое воспитание, если не формирование привычек духа? Это – усиление духа и воли, чтобы в любом деле разум был способен свободно размышлять, а воля могла свободно принимать решение и бороться, особенно против сложившихся привычек.

Именно поэтому в процессе воспитания возникает вопрос об этической свободе. Упомянутые лица фактически являются защитниками свободы нравственности. Они считают свободу квинтэссенцией духа, утверждая, что у человека ни в коем случае не должна быть отнята свобода. То есть человеку следует совершать действия исключительно на основе своего разума и воли, и никакая сила не должна над ним властвовать, даже сила привычки. Можно сказать, что большинство умозаключений Руссо посвящены именно борьбе против привычек. Критикуя древний метод воспитания, он говорит: «Ребёнок приходит в этот мир пленником, и пленником его покинет». Он имеет в виду то, что ребёнок с момента рождения связан пелёнкой, а в момент смерти – саваном; и что человеческий детёныш от рождения до смерти находится в плену у привычек.

Но разве данная теория верна? И даже хорошие дела не должны войти в привычку? Конечно, нет. Авторы данной теории утверждают, что привычка превращает человечество в подобие машины, отнимая у него дух, лишая его свободы, самостоятельности и воли. Так, Кант говорит: «Чем больше у человечества привычек, тем меньше у него свободы и самостоятельности». Конечно, здесь имеется в виду свобода разума. Подобные авторы убеждены, что так как привычка по своему характеру способствует ослаблению воли, да таким образом, что человек не в состоянии восстать против неё, то она, таким образом, предосудительна в любой ситуации. Так, взамен определения: «Воспитание – это наука о формировании привычек» они предлагают иное: «Воспитание – это наука о ликвидации привычек».

В общих чертах они правы, когда утверждают, что человек не должен поступать так, чтобы что-то вошло у него в привычку. Но это вовсе не может служить основой для того, чтобы считать привычку абсолютно скверным явлением. Ибо она бывает двух видов: действенная (‘адат-и фи‘ли) и привнесённая (‘адат-и инфи‘али). Действенная привычка – это такое состояние, когда человек не оказывается под воздействием какого-либо внешнего фактора, а, наоборот после многократных повторений выполняет работу более лучшим образом. Так, привычными являются искусства и умения. Привычкой, а не наукой, являются наши действия, связанные с составлением письменных текстов. Мы не можем внезапно научиться писать, лишь постепенно, после многочисленных упражнений приобретаем навыки составления письменного текста. Даже многие чувственные навыки относятся к действенным привычкам, например, отвага и мужество. Конечно, не исключено, что человек может обладать некоторой долей отваги по своей природе, но для того чтобы у человека появилось какое-то необычное состояние и мужество, и он не терялся при столкновении с опасностями и оказался непреклонным, необходима определённая привычка. Подобная привычка вырабатывается у человека постепенно, когда он многократно оказывается лицом к лицу с опасностями. К этой категории относится также и наличие у человека щедрости, целомудрия и праведности.

Но почему критические замечания таких учёных, как Кант, подобным привычкам не адресованы? Потому что, во-первых, особенность данных привычек заключается не в том, что человек свыкается с ними, а только в том, что пока человек не привык, его воля лишена силы сопротивления против противоположных возбудителей. Но когда он привыкнет, то у него появляется необходимая сила для противостояния. Это как раз то, что говорят факихи относительно навыков богобоязненности и справедливости. Ибо навык богобоязненности и справедливости находится не в том состоянии, чтобы поработить человека.

С точки зрения Руссо и Канта, нравственная воля – это такая воля, которая подчиняется только разуму, и она представляет собой единую силу, несовместимую с отказом от упомянутых качеств (богобоязненности и справедливости).

Во-вторых, в качестве дополнения к вышесказанному, следует отметить, что знатоки этики, которые уделяли привычкам большое внимание, констатировали, что привычка облегчает выполнение тяжёлых по своей природе для людей работ. Иногда человек намеривается выполнить работу, которая противоречит его собственной природе. И, как правило, когда тяжёлая работа для него становится привычной и затем превращается в навык, то трудности, связанные с подобными противоречиями, устраняются. Но это не значит, что человек свыкается с ними. Представьте себе, что кто-то решил выработать в себе привычку вставать рано по утрам. Но до того как это действительно произойдёт, ему трудно будет утром покинуть постель. Стараясь облегчить для себя данную задачу, он в течение определённого времени заставляет себя вставать рано и постепенно привыкает к этому. Данная ситуация объясняется ничем иным как облегчением поставленной задачи. Другими словами, ранее он был в плену у своей природы, но под воздействием данной привычки у него появляется сила, равная силе его природы, так что он свободно может выбирать между ними. Он начнёт рассуждать сообразно своему разуму и принимать решение относительно того, спать ли ему дальше или вставать с постели. Подобную ситуацию нельзя считать отрицательным явлением. Трудно поверить в то, что человек, благодаря усилию воли и по велению собственного разума однажды выработав в себе привычку рано подниматься по утрам, вдруг решил отказаться от неё и снова вернуться во власть своей природы.

В-третьих, о том, что над человеком должна властвовать его этическая воля, упомянутые учёные рассуждают с религиозной точки зрения. Но мы, также рассуждая с религиозной позиции, добавляем, что этическая воля человека должна быть подчинена разуму и вере. Разве для того, чтобы обеспечить власть разума и веры над своей природой, мы должны способствовать ослаблению других наших сил, независимо от того, природные ли это силы или связаны с привычкой?

Для усиления силы разума и веры существует два пути, один из них – сохранять тело и собственную природу в расслабленном состоянии, чтобы тем самым способствовать усилению разума. Это подобно тому, если бы некий спортсмен, желая стать чемпионом, потребовал, чтобы его противника содержали так, чтобы тот стал истощённым и слабым. Победить слабого легко, однако реальным достоинством всегда была победа над сильным противником.

На заре ислама к Пророку (с) приходило множество мужчин, прося у него разрешения кастрировать себя, чтобы уберечься от вожделений и сохранить свою веру в чистоте. Но Пророк (с) всякий раз повторял: «В моей религии подобные поступки недопустимы!»

Действительно, проще избавиться от того, над чем не получается властвовать. Не каждый человек способен обладать разумом и сильной волей, чтобы полностью взять верх над своими низменными желаниями. Владеть собой – истинное достоинство мусульманина.

Точно такая же ситуация возникает при рассмотрении вопроса о связи разума с природой человека. Что говорят по этому поводу Кант и Руссо? Разве они утверждают, что для укрепления силы разума следует содержать природу человека в слабом состоянии? Нет, подобные утверждения у них не встречаются. Они вынуждены сказать: «Укрепляйте волю, чтобы она могла одержать победу над телесной и природной силой!» А мы в ответ утверждаем, что подобное высказывание имеет отношение к привычке, ибо привычка – это вторая натура человека.

Но способна ли сила привычки к чему-либо или нет? Выясняется, что способна, так как она облегчает нам работу. Вместе с тем, мы должны содержать разум и волю (или разум и веру) такими сильными, чтобы человек, не будучи пленником совей природы, не оказался у неё в плену. Действительно, если какое-либо дело войдёт у человека в привычку, он станет выполнять его машинально, иногда независимо от разума и веры. Другими словами, если разум и вера потребуют противоположного действия, он не будет им подчиняться.

Рассказывают, что некий шейх ‘Абад ал-Карим Хайири в месяц рамадан соблюдал пост (несмотря на то, что, будучи пожилым, мог и не поститься). Ему сказали: «Вы же сами утверждаете, что пожилые мужчины и женщины могут не поститься, а взамен принести искупительную жертву (каффара)». Он ответил: «Моя привычка не позволит мне поступить иначе».

Подобное состояние наблюдается у многих людей. Например, некоторые заявляют, что готовы, скорее, умереть, чем нарушить пост. Они не нарушают свой пост даже по велению Бога и Его Посланника (с), думая, что это доказательство их искренней веры. Но это всего лишь их привычка.

Встречаются случаи, когда какое-либо занятие до того входит у человека в привычку, что он не готов следовать велениям веры. Вместе с тем будет не верным утверждать, что нужно полностью игнорировать сложившиеся у нас навыки, и, например, заявить, что справедливость и утреннее бодрствование, которые стали для нас привычными, вовсе не нужны. Всё, что превращает человека в пленника, заставляя его отказаться от веления разума и веры, в исламе считается предосудительным и неправильным.

Как-то раз некий человек находился в саду вместе с Имамом Садиком (‘а). Указывая Имаму (‘а) на яблоко, он сказал: «Если вы сейчас скажете, что половина этого яблока чиста, а другая нет, я соглашусь». Это пример случая, когда человек, следуя привычке, отказывается от доводов разума и веры.

Таким образом, мы выяснили, что утверждения западных учёных относительно упомянутых случаев абсолютно верны. Тому подтверждение – хадис: «Не смотрите на множество поясных и земных поклонов, постов и многократных паломничеств человека, ибо всё это может быть сложившейся у него привычкой, от которой ему трудно отказаться». Данное высказывание Пророка (с) свидетельствует о том, что иногда привычка принимает такую форму, что способствует обесцениванию похвальных дел.

Ранее нами было отмечено, что привязанности формируются именно при привнесённых привычках (‘адат-и инфи‘али). А привнесёнными являются такие привычки, на основе которых человек выполняет какое-либо действие под влиянием внешних факторов. При действенных же привычках (‘адат-и фи’ли) или при искусстве, привязанность не формируется. Так, например, составление письменных текстов или простая ходьба являются своего рода искусством или конечным его результатом, который, будучи освоенным человеком с детства, остаётся относительно незамеченным.

Одному человеку объясняли разницу между определениями поэзии и прозы. Вначале рассказали ему об определении поэзии, затем объяснили, что разговорная речь является прозой. Он сказал: «Удивительно! Оказывается, мы постоянно разговаривали прозой, но этого не замечали!»

Одним словом, действенная привычка относится к той категории привычек, которые не зависят от внешних факторов. При привнесённых же привычках человек оказывается под воздействием внешних факторов. К привнесённым привычкам относится, например, привыкание человека к курению, желание постоянно ощущать сигаретный дым. Привнесённая привычка, как правило, пленит человека, например, ленность и изнеженность или желание спать на матраце из лебединых перьев. Есть люди, которые до такой степени привыкли к определённой еде, что не могут принимать никакой другой пищи. Всё это относится к привнесённым привычкам, которые порицаемы в любой ситуации. Но действенных привычек, которые по каким-то другим причинам являются порицаемыми, нельзя считать таковыми, ссылаясь только на то, что они также формируют состояние привязанности.

Другой, поставленный европейцами вопрос, который должен быть нами рассмотрен, и о котором мы будем рассуждать в ходе последующей лекции, заключается в том, что является мерилом этичности? Какие действия человека следует считать естественными и какие из них – этичными? Конечно, основа вопроса заключается в том, можно ли какое-либо действие объявить похвальным, а иное – порицаемым? Можно ли утверждать, что любое действие, которое соответствует свободе и воле человека является этичным? Можно ли считать соответствие какого-либо дела воле человека мерилом этичности, а отсутствие подобного соответствия – мерилом естественности? Так, например, движение сердца, которое представляет собой естественное действие, а также дыхание, будучи на половину естественным, являются ли этичными? Или ходьба, приём пищи, произнесение речей (которые по сути своей – волевые действия), считаются ли этичными? Конечно, нет. Воля не может служить мерилом этичности, на основе которой мы могли бы признать какое-либо дело с нравственной точки зрения приемлемым.

Быть может некоторые люди в качестве мерила этического действия признают наличие связей между этим действием и другими лицами, то есть наличие пользы или нанесение вреда, иными словами, наличие совокупности положительных и отрицательных эмоций по отношению к другим людям. Но это тоже неверно. Во-первых, многие действия человека основаны на этических принципах, независимо от того, связаны ли они с другими лицами или нет. Во-вторых, возможно, что какое-либо действие человека связано с другими лицами, но не основано на этических принципах и имеет корни в чувствах. К подобным действиям относится поведение матери, которая помогает и служит своему ребёнку, побуждаемая материнскими чувствами. Действия матери в данном случае нельзя характеризовать сквозь призму этики, ибо любовь к своему чаду для матери является естественным побуждением. Мать – пленница своих чувств и не может не любить и не служить, в обратном случае она испытает мучения. Эта же мать на чужого ребёнка будет смотреть не с такой любовью, а, может быть, как раз наоборот. Подобное поведение нельзя характеризовать как этичное. Отсюда и наличие связи с другими лицами также не может служить мерилом этичности.

Те, которые, говоря о привычках, утверждают, что действия человека должны быть подчинены его разуму и воле, в данной ситуации придерживаются иного мнения, и говорят, что этическим называется такое действие, которое основано на разуме, и никакие эмоции в нём не могут быть не задействованы (независимо от того, относится ли оно к самому человеку или касается других лиц).

Моральное действие не обладает приемлемым для всех мерилом. Каждая идейная школа определяет этическое действие согласно своему мировоззрению и своим принципам, при этом оно может отличаться от того, что утверждают другие. Некоторые лица убеждены, что этическое действие – это такое деяние, которое питается совестью, а советь – это то, что наличествует в природе каждого человека.

Кант твёрдо убеждён, что в человеке наличествует этическая совесть. Его практическая философия по степени своей важности и значимости стоит выше его теоретической доктрины. У него есть высказывания, которые высечены на его надгробной плите: «Две вещи наполняют душу постоянно новым и возрастающим удивлением и благоговением и тем больше, чем чаще и внимательнее занимается ими размышление: звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне».

Согласно учению Канта, этическим считается такое дело, которое питается природой и совестью человека. В этой школе этичным является всякое дело, которое совершается под диктовку совести человека, независимо от воспитания и какой-либо привычки. Но следует выяснить, какие ценности признаются теми, кто верит в существование подобной совести? Со ссылкой на эти ценности можно будет определить норму признаваемой ими этической деятельности.

Можно сказать, что те учёные, которые сегодня размышляют с позиции материализма, заметным образом снизили планку моральных ценностей. Современную эпоху они называют «эпохой шатания ценностей», то есть той, в которой нравственные законы стали бессмысленными, так как ценности, которые служили мерилом нравственности, аннулированы. Нигилизм – единственная идейна школа, последователи которой не верят ни в какие ценности, таковыми являются все материалистические школы. Все они говорят о нравственности, но их мировоззрение на самом деле давно поколебало этические устои.

Лекция 5: Этическое действие (1)

Один из вопросов, обсуждаемый в философии морали состоит в том, что является мерилом этического действия? Какими нормами мы можем оценить действия, часть из которых могут быть отнесены к этическим действиям, а часть – к обычным? Другими словами, какова разница между этическими и обычными действиями? Несомненно, часть выполняемых нами работ относится к простым действиям, и их никто не считает этическими. Например, когда мы сидим за столом и принимаем пищу, никто не утверждает, что мы заняты этическим действием. Но есть и такая категория работ, которые считаются неестественными, но этическими. Например, есть такие люди, которые занимаются благотворительностью, но при этом сами испытывают материальную нужду. Когда они замечают, что кто-либо находится в материально стеснённом положении, то его интересы ставят выше собственных. Про таких людей говорят, что они совершили этическое действие.

Итак, прежде чем приступить к рассмотрению этических действий, нам следует разъяснить значение двух понятий: воспитания и морали.

Воспитание отличается от морали. Хотя мораль по сути своей является формой воспитания и означает своего рода приобретение какого-либо нрава, состояния или привычки, отличие воспитания от морали равнозначно разнице между пестованием и созиданием. С точки зрения воспитания, не имеет значения, с какой целью и каким образом организован процесс пестования. В понятии «воспитание» не наблюдается святости, на основе которой можно было бы утверждать, что данный процесс направлен на пестование, в результате которого у конкретного лица появляются особенности, отличающиеся от звериных качеств, ибо воспитание преступника также является своего рода пестованием. Данное слово применимо также и по отношению к животным. Можно пестовать даже и собаку, чтобы она изменилась по нраву и относилась к своему хозяину подобающим образом или защищала стада от волков, или охраняла дом. Своеобразному воспитанию подвергаются и легионеры, из которых страны-колонизаторы создают группы преступников, которые никого не должны бояться, обязаны, не раздумывая, выполнять любые приказы своих хозяев.

Но в понятии «мораль» заложена святость, и поэтому данное слово по отношению к животным не применяется. Например, когда занимаются воспитанием коня, то не говорят, что его учат морали. Мораль – это привилегия человека, в её понятии содержится своего рода святость. Таким образом, если желаем рассуждать при помощи специальной терминологии, то следует помнить, что наука о морали и наука о воспитании не являются идентичными понятиями. Когда говорим «наука о воспитании» (педагогика), подразумеваем пестование в любой форме, что зависит уже от поставленных перед нами целей и от выбора объекта воспитания. Но наука о морали (этика) – это аспект, который не зависит от наших целей и намерений. С учётом того, что в понятии морали заложена определённая святость, нам следует определить её нормы. Следует отметить, что этическое действие, образно говоря, находится в противоположной стороне от естественного действия. Конечно, необходимо, чтобы было вполне понятно, что, когда мы говорим «в противоположной стороне от естественного действия», то это трактуется по-разному. Например, если скажем, что этическое действие противоестественно, и всякое действие, направленное против требований естества, именуется этическим действием, то это высказывание нельзя будет считать верным. Наша цель не заключается в утверждении того, что направленность против естества, против природы является критерием этичности действия. Ведь если какой-нибудь отшельник подвергнет себя лишениям, поступая против своей природы, то мы не можем утверждать, что все его действия этичны только из-за того, что он идёт наперекор своей собственной природе. Это, пожалуй, не может служить мерилом, и никто не выступает с подобным утверждением. Под словом «неестественное» подразумевается не действие против природы. Неестественные действия – это действия, отличающиеся от естественных деяний; это такие дела, которые по своему характеру не совпадают с требованиями человеческой природы и с теми делами, которые выполняются человечеством сообразно требованиям своей естественной структуры. Всякое дело, которое совершается человеком под диктовку его естественной структуры, относится к естественным действиям, а этическим действием считаются деяния, отличающиеся от естественных действий.

а) гуманизм

Что является критерием этического действия? Некоторые люди утверждают, что нормой и мерилом этического действия является упор на гуманизм, ибо невозможно, чтобы волевые действия человека не имели стимула. Правда, в одних случаях стимулом для человека при выполнении тех или иных дел является извлечение выгоды, а в других – устранение убытка. Так или иначе, подобное дело нельзя считать этическим, ибо любое живое существо сообразно своей первичной природе инстинктивно стремится к извлечению выгоды и избавлению от убытков. Но когда действия человека, выходя за рамки собственных и индивидуальных интересов, будут направлены на извлечение выгоды для других и устранения убытков от других лиц, то эти действия обретут этическую подоплёку. Следовательно, согласно этому воззрению, всякие действия в рамках эгоизма не считаются этическими, но любые другие действия, выполняемые в гуманистических рамках, наоборот, относятся к этическим действиям.

Подобный взгляд нельзя считать безупречным, так как возможно, что гуманистические устремления и альтруизм в некоторых случаях проявляются инстинктивно и естественно, то есть по зову природы. Таким образом, их нельзя причислить к этическим действиям. Примером является материнская любовь. Можем ли мы любовь матери, которую она проявляет по отношению к своим детям благодаря силе своего естества причислять к этическим действиям? Этическое ли подобное действие или оно всё-таки естественное? Мать по отношению к своему ребёнку инстинктивно испытывает огромную любовь, и на основе этого естественного чувства желает принести ему выгоду, защищая от убытков. Она при этом проявляет даже альтруизм: лишая себя, отдаёт всё ему. К тому же, материнская любовь – это удел не только человека, она присуща и животным.

б) пожертвования

Мерилом этического действия является также альтруизм. Но следует выяснить, каковы стимулы для его проявления? Иногда человек проявляет альтруизм и ставит чужие интересы выше собственных, но при этом он желает прославиться и завоевать авторитет или совершает подобные действия, движимый националистическими и этническими предрассудками.

Часто случается и так, что отдельные лица жертвуют собой под воздействием особых патриотических или космополитических убеждений или из-за эгоистических устремлений, а также для того, чтобы их имена сохранились на страницах истории. Эта категория людей – самые настоящие эгоисты, их пожертвование несёт с собой проявление самолюбия. Поэтому нельзя считать альтруизм абсолютным мерилом этических действий.

Возвращаясь к сказанному, подчеркнём, что «всякое действие, стимулом для которого являются интересы других лиц, а не личные интересы, считается этическим действием». Однако и данная трактовка рассматриваемого понятия также не может считаться полной и окончательной.

в) сущностная красота и порочность действий

В древности говорили, что этическими являются такие дела, которые обладают сущностной красотой и, наоборот, неэтическими считаются такие дела, которым присуща сущностная порочность. Учёные того времени были убеждены, что разум человека способен отличать сущностную красоту этических от сущностной порочности неэтических действий. Например, разум каждого человека понимает, что правдивость – похвальна, величественна и красива по своей сущности, а ложь – порицаема[84].

Люди верили, что над человеческим существом могут властвовать как животные силы (например, вожделение), так и разум. Над существом сластолюбивых людей (например, чревоугодников) властвует вожделение. Над существом некоторых людей властвуют гнев и ярость или страх, сатанинские устремления и коварство. А над существом некоторых других лиц – разум. Упомянутые лица были убеждены, что разум постигает сущностные прелести и пороки действий, и утверждали, что этическим является дело, которое осуществлялось по велению разума, а этичными людьми считаются те, над существом которых господствует разум, а не гнев, ярость и страх. Страсти у подобных людей проявляются также соразмерно велениям разума. Страсти у этих людей проявляются в умеренных пределах, и лишь тогда, когда на это существует соизволение разума или вовсе не проявляются. Учёные также утверждали, что если над человеком властвуют вожделения, гнев или страх, то его действия в основном бывают неэтичными, а «животными». Таким образом, они трактовали упомянутые состояния не как этические и естественные, а как «человеческие» и «животные».

Конечно, доказать стопроцентную состоятельность подобных утверждений почти невозможно (хотя этика Сократа основывается на возможности подобного доказательства). Это касается в первую очередь вопроса об определении похвальных и порочных деяний, по которому между учёными существовало множество разногласий.

г) вдохновение совести

Другая рассматриваемая нами теория принадлежит Канту. Он убеждён, что этическим следует считать такое действие, которое является абсолютным, то есть человек совершает его бескорыстно, ради самого этого действия или в рамках выполнения обязанности, которая, на его взгляд, исходит из совести. Совесть человека возлагает на него определённую систему обязанностей, и он выполняет любое дело не из корыстных побуждений, а для того, чтобы выполнить свои обязанности. Подобные действия со стороны человека считаются этическими. При этом состояние человека напоминает положение индивида по отношению к другому индивиду, который готов исключительно к тому, чтобы выполнять возложенные на него вторым индивидом обязательства. При этом ему нет никакого дела до того, какие будут с его стороны поручения. Он беспрекословно выполняет всё, что ему поручается. Он убеждён, что всякое действие, исходящее от вдохновения совести, этично. А всякое действие, которое подвергается каким-либо вмешательствам (обуславливается какими либо ограничениями и условностями), не может быть причислено к категории этических действий. Это, пожалуй, очередное предположение.

д) приобретённая любовь к ближнему

Согласно другому воззрению, которое по своей сути близко к первому, мерилом этического действия является любовь к ближнему, но с тем условием, что подобная любовь является приобретённой, а не естественной. Существуют две формы такой любви:

1. Естественная любовь к ближнему, подобно материнской любви, а также симпатиям, основанным на этническом и семейном фанатизме.

2. Приобретённая любовь к ближнему. Такая любовь даётся человеку не по велению природы, она им приобретается.

Но это также является очередным предположением.

е) Божье довольство

Существует ещё одна теория, на основе которой вся мораль, даже религиозная, характеризуется как философская и научная. Сторонники этой теории стремятся к тому, чтобы выдвигать в качестве морали нормы, отличающиеся от религиозной веры. Они признают, что этическое действие – это такое деяние, целью и стимулом которого является Божье довольство. Конечно, в этой идейной школе вопрос об эго опровергается, то есть целью объявляется не собственная выгода и устранение от себя вреда, не принесение пользы другим людям, а довольство Господа. Они стремятся к принесению пользы другим людям только для того, чтобы заслужить довольство Бога: «Раздаём мы подаяние, взыскивая благоволения Божьего, и не хотим от вас ни вознаграждения, ни благодарности»[85].

Можно сказать, что во всех этих теориях существует единый общий нюанс, а именно то, что мораль в конечном итоге предполагает выход из сферы собственного эго индивида. То есть любое дело, цель которого заключается в получении выгоды и избегании ущерба, однозначно не относится к этической категории. Но здесь речь идёт о тех действиях, которые, не предполагая собственную выгоду и ухода от ущерба, тем не менее этическими не считаются.

А теперь будем специально рассуждать о теории Канта. Нами было отмечено, что, по мнению Канта, этическим является свободное от всяких ограничений и условностей действие, осуществление которого связано не с какими-либо иными целями, а именно с выполнением обязанностей. Возникает закономерный вопрос: разве возможно, чтобы человек выполнял какое-либо дело без учёта своих интересов? Некоторые лица утверждают, что подобное положение невозможно. Не допустимо, чтобы человек выбрал себе направление, не ведущее его к совершенству, не дающее ему ровным счётом ничего. Тем не менее не желающий совершенствоваться своими действиями добивается хотя бы малого своего развития, например, претворения в жизнь действия одной из сил собственной природы (даже если она изначально была направлена против его совершенства). Следовательно, утверждение о том, что при этическом действии человек никакой личной выгоды не ищет и собственных целей не ставит – неверно. Однако следует сказать, что при подобных утверждениях всё же допущена ошибка, которую необходимо исправить. Также отметим, что цель человека в любом деле заключается в извлечении выгоды (прежде всего для себя). Но всё-таки нельзя целиком согласиться с подобным мнением, так как бывает и так, что человек, выполняя какую-либо работу, выгода от которой ему заведомо не достанется, по завершении её всё равно может чувствовать некоторую удовлетворённость.

Следовательно, можно сделать следующий вывод: когда человек выполняет какую-либо работу, он получает от этого удовольствие или не получает. Но если данная работа не выполняется, он испытывает огорчение или его не испытывает. И если он не испытывает удовлетворения от выполнения работы и не чувствует огорчения от того, что она не выполнялась, то к этой работе он скорее всего не приблизится. В этой связи интересно, испытывал ли, например, ‘Али б. Аби Талиб в глубине души удовлетворение, когда вполне искренне ратовал за выгоду других? Если бы он не испытывал удовлетворение от успеха своей работы в этом направлении и не почувствовал огорчения от неудач на этом поприще, то вряд ли бы взялся за подобные дела.

Суть вопроса кроется именно в ощущении удовлетворения от проделанной работы или огорчении себя от не совершённого действия, что не зависит от того, извлёк ли он выгоду и оградил ли себя от убытков. Человек – такое существо, которое может испытывать удовлетворение, способствуя тому, чтобы другим досталась выгода, и даже более того, может достичь такого состояния, когда оказание услуги другим людям доставляет ему большее наслаждение, чем забота о себе.

Материалисты утверждают, что все действия человека всегда направлены на получение личной выгоды. Ислам же считает возможным достижение такого положения, когда верующий будет готов работать на пользу другим. Он будет чувствовать удовлетворение от любой выполненной им работы, что не будет обусловлено получением личной выгоды. Чувство радости и удовлетворения от оказания услуги другим лицам – свидетельство его совершенства.

Относительно утверждения Канта о том, что действия человека являются этическими, если они ничем не обусловлены, следует сказать, что если под отсутствием обусловленности он подразумевает отсутствие личной выгоды в проделанной им работе, то с этим философом вполне можно согласиться. Но если Кант имеет в виду то, что действия человека должны быть лишены пользы для других, то есть они не были обусловлены тем, чтобы служить другим людям, а человек должен ограничиться исключительно выполнением своих обязанностей, не почувствовав при этом удовлетворённость, то это не похоже на правду.

Таким образом, мы разъяснили основные положения теории, в которой утверждается, что «мерилом нравственности является принесение пользы другим», а также разобрались в рассуждениях учёных, которые считают, что «действие человека может быть абсолютным». Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что в одном аспекте действия человека могут носить абсолютный характер, в другом плане – нет. Действие может быть абсолютным, если оно свободно от оков эгоизма, и не может быть таковым, если оно свободно от оков альтруизма, и когда человек не испытывает от него удовольствия.

Кроме того, некоторые лица признают наличие у человека природной моральной совести, другие же опровергают существование подобной, утверждая, что человек сотворён для того, чтобы искать, в чём его польза. Таким образом, определение моральной совести по версии Канта не очень-то и точно. Поэтому доводом в пользу достоверности нашего взгляда на этот вопрос являются этические действия, цель которых состоит в принесении пользы другим людям, и при совершении которых человек чувствует удовлетворение и радость.

Лекция 6: Этическое действие (2)

Мы рассуждали о нормах этического действия, отличающих его от естественных видов действий. Как было отмечено, все единодушны в признании того, что человек совершает (или желает совершить) некоторые дела, стоящие выше уровня естественных или животных действий, к которым инстинктивно способны и животные. Подобные действия именуются человеческими или этическими действиями. Здесь имеется в виду то обстоятельство, что эти действия совершаются на уровне человека, но ни в коем случае не на уровне животного.

Сегодня мы являемся свидетелями того, как некоторые дела характеризуются как «человеческие» или как «нечеловеческие», при этом делается акцент на прилагательное «человеческий». Соответственно, нам следует выяснить, что представляют собой этические действия, совершаемые на уровне человека и отличающиеся от поведения животных и даже от бессознательных действий самого человека.

Здесь надо остановиться на двух вопросах. Во-первых, что такое этическая норма, а, во-вторых, что является гарантом совершения человеческих действий. Нам известно, что мерилом или нормой естественного действия является требование общего для человека и животного инстинкта. Фактором реализации подобных действий является сама природа.

А что выступает в качестве мерила этического действия и гаранта его выполнения?

Некоторые говорят, что этическое действие – это такое деяние, которое основано на чувстве благорасположения к другим людям. Если мы согласимся с этим выводом, то тем самым признаем его в качестве определения этического действия и даже до определённой степени в качестве фактора осуществления подобных действий. Это означает, что дело, выполняемое человеком для себя (ибо человек, как правило, сильно любит своё естество и действует с учётом собственных интересов), этическим действием не является. И как только действие выходит за пределы индивидуальных рамок и выполняется для принесения пользы другим, оно становится этическим.

Данное определение, конечно, опровергается и тем соображением, что в подобном случае приходится определённую совокупность естественных действий признать в качестве этических. В качестве примера здесь можно упомянуть о материнском поведении (как людей, так и животных). Мать обладает ярко выраженным чувством любви к ближнему, и этот «ближний» – её чадо. Под влиянием материнских чувств к нему она выполняет определённую вереницу дел, проявляя показательный альтруизм. Конечно, всё это своего рода величественные чувства, но называть их этическими не следует. Ибо они осуществляются под влиянием своего рода естественной направленности и определённой системы инстинктов, когда мать проявляет любовь и нежность только к своему ребёнку или детёнышу, но вовсе не к чужим.

Действительно, её поведение нельзя назвать ничем иным, как любовью к своему ребёнку, но подобное поведение не может быть отнесено к этическим действиям, ибо круг этических действий гораздо шире.

Некоторые другие авторы при определении этического действия использовали понятие любви к другим людям в более широком смысле этого слова, в частности, отметили, что этическое действие – это деяние, основанное на чувствах гуманизма. И сегодня данная трактовка является одной из центральных. Но здесь возникает вопрос о факторе осуществления подобного действия.

Действительно, обладает ли человек чувством любви к ближнему или нет? Из числа учёных древности Аристотель с учётом общественной природы человека считал его цивилизованным по природе и верил в существование двух видов инстинктов – индивидуального и социального. Философ утверждал, что человек под воздействием своих родовых инстинктов стремится к тому, чтобы соответствовать обществу, он проявляет к судьбе общества такой же интерес, как к собственной судьбе.

Среди философов новой эпохи в этом плане наиболее известен Роджер Бэкон. Он придерживается почти той же позиции, что и Аристотель, и признаёт наличие у человека подобного инстинкта. Тем не менее вопрос о наличии у человека подобного рода инстинктов не находил у обоих чёткого научного определения. В любом случае, это – отдельно взятая теория, по которой мерилом морали является то, что исходит из чувств любви к ближнему. И гарант его осуществления находится в самом человеке. Но данное воззрение с научной точки зрения ещё не доказано.

Согласно теории Дарвина, философскую основу которой составляет борьба за существование (таназу’-и бака), каждое живое существо создано своекорыстным, стремится к самосохранению. По этой причине данное стремление завершается борьбой за существование, естественным и наилучшим отбором. А это – основа эволюции. Согласно этой философии, индивидуальные и социальные инстинкты человека с социальной точки зрения становятся бессмысленными. Многие авторы в своих нападках против Дарвина говорят, что его философия вредна и угрожает устоям нравственности и взаимопомощи. На основе философии Дарвина чувство взаимопомощи как подлинное чувство существовать не может. Оно способно проявляться лишь в качестве следствия борьбы за существование, то есть подлинным является только борьба за существование, а взаимопомощь может существовать в качестве производного аспекта. Например, когда человек старается укрепить свою позицию (каждый индивид видит себя в состоянии противостояния другим, ибо он по всем параметрам отличается от них) на основе принципа борьбы за существование, он вступает в союз с другими индивидами – чтобы возможно было противостоять другим группам. Но подобный союз зиждется на борьбе за существование; взаимопомощь между ними устанавливается не потому, что они питают друг к другу чувства дружбы; она вызвана необходимостью бороться против других, которых хотят уничтожить или хотя бы устрашить своей сплочённостью. Следовательно, взаимопомощь между людьми не имеет подлинной основы и является следствием борьбы за существование. Сам Дарвин предпринимал немало попыток, чтобы создать для своей теории моральные основы, а сторонники его философии стремились оправдать его мировоззрение в моральном плане. Но это им не удалось.

В качестве другой идейной школы выступает «школа обязанностей». Её сторонники утверждают, что если человек выполняет какое-либо дело с применением своих чувств (даже если это чувства гуманизма), то всё равно его действие будет считаться естественным. Естественное действие определяется тем, что оно выполняется человеком инстинктивно, независимо от того, социальный это инстинкт или индивидуальный. А этическое действие состоит в том, что оно защищено от подобных примесей и основывается на чувстве необходимости выполнения обязанностей, то есть в процессе этого действия человек делает всё согласно своей совести и возложенных на него обязательств. При этом он не преследует никаких других целей, кроме выполнения своей обязанности. Теперь возникает вопрос: где находится месторасположение обязанности? Сторонники упомянутой идейной школы отвечают, что она расположена в совести человека. Господь создал человека наделённым совестью, которая отличается от чувства гуманизма. Совесть – это священное чувство внутри человека, которое приказывает человеку. А этическое действие берёт начало в совести.

Определение совести по идейным соображениям Канта заключается в следующем. Философ оценивает человеческую совесть необыкновенно высоко, он убеждён, что человек наделён подлинной моральной совестью. Относительно необходимости следования велениям совести Кант говорит те же самые слова, которые произносятся верующими людьми относительно необходимости подчинения Всевышнему Господу. Как и любой верующий, он считает, что преданным рабом Божьим является тот, кто подчиняется предписаниям Создателя, но не с целью того, чтобы ему достались Божьи блага и не из-за боязни перед Божьей карой. Другими словами, он не надеется на рай и не боится адских мучений.

Мы не опровергаем мнение о существовании подобной совести, однако отмечаем, что её наличие с научной точки зрения полностью не доказано. Конечно, ислам признаёт наличие у человека этической совести, но не в качестве неоспоримого принципа, который не терпит никаких оговорок, и не с той силой и интенсивностью, как, по мнению Канта, отчётливо замечается в духе и внутреннем мире любого индивида.

Упоминания Корана об угрызения совести и о том, «Кто внушил ей и грехи её, и благочестие её»[86], свидетельствуют о том, что в природе человека существует некая подлинность, связанная с различением похвальных и порицаемых дел. То есть когда человек совершает что-либо непредосудительное, его внутренняя природа станет это порицать. Так, выясняется, что в природе человека существует нечто, направляющее его к добру и предостерегающее от зла. Поэтому, когда он совершает что-либо похвальное, его внутреннее начало чувствует довольство и поощряет человека, а при совершении предосудительных деяний предостерегает его.

При рассмотрении этого вопроса современные психологи отмечают, что иногда человек против своих желаний и природных склонностей может решиться на какое-либо дело, выполнение которого, по его мнению, является похвальным. Например, он решается после еды почистить зубы или не спать слишком долго, или вставать по утрам рано. Когда человек принимает такое решение, остаётся под воздействием двух факторов: один из них велит ему быть умеренным в еде и вставать утром рано, а другой, который представляет его собственную природу, рекомендует ему обратное. Иногда человек следует совету той воли, которая принимала решение, а в другом случае – наоборот. Когда в этой борьбе побеждает его этическая воля, он чувствует удовлетворение, при этом считая себя победителем. И, наоборот, когда победителем оказывается его природа, он начинает себя ненавидеть, считать побеждённым, тогда как претерпел поражение от самого себя, а не от кого-либо другого. Это похоже на то, как если бы одному борцу предстояло соревноваться со своим сыном. В таком случае ему становится всё равно, кто из них победит. В любом случае он будет считать, что победа за ним, ибо не важно, кто проиграет: его природа или он сам. Но почему, когда побеждает этическая воля, человек чувствует, будто он сам одержал победу над чужим лицом, но когда победителем оказывается собственное эго, он воспринимает это как собственное поражение?

Чем объясняется подобное чувство удовлетворённости при победе и неловкости при поражении? Выясняется, что в глубине человеческой совести кроется нечто, которое радуется при победе человека над собственной природой и упрекает его, если он оказался побеждённым, то есть во внутреннем мире человека существует некая «упрекающая сила». В любом случае это ещё одна теория и одно предположение, принадлежащее Канту.

Существует ещё одна теория, которой придерживается большинство материалистов, за которую, в частности, ратовал Рассел. Это теория индивидуального или прозорливого разума. Вилл Дюрант в своей книге «Наслаждения от философии» трактует её как «инстинкт догадливости». Лица, подобные Расселу, утверждают, что такие понятия, как моральная совесть и любовь к ближнему или дружба никому не нужны. Мораль является результатом прозорливого мышления человека. По их мнению, если человек прозорлив, то он поймёт, что его интересы требуют уважительного отношения к себе подобным. Рассел говорит: «Например, я никогда не буду красть соседскую корову, так как знаю, что если я украду её, то он (или какой-либо другой сосед) украдёт мою корову. Или: мой интерес заключается в том, чтобы я никогда не лгал, ибо если я солгу, то и другие также будут обманывать меня. Взамен той пользы, которая достанется мне от моей лжи, я понесу в десять раз больше урона от неправды других. Так что я лгать не буду и не буду делать ничего плохого, ибо знаю, что если поступлю плохо, то буду ощущать отрицательные последствия от этого в многократном размере. Так, давайте договоримся быть правдивыми друг с другом, ибо если я солгу вам, а вы – мне, то мы все понесём урон. Если хотим создать сообщество на основе общих интересов, мы вынуждены делать всё, чтобы интересы всех его членов были защищены. Общность интересов нуждается в твёрдых моральных устоях. Следовательно, мораль является результатом прозорливости».

Конец ознакомительного фрагмента.