Глава 4
Казино-бар «Остров везения», по совместительству отель и – прошу прощения – бордель, был самым авторитетным в Бишкеке. Горожане коротко называли его «ОВ». Все здесь стоило очень дорого – и вход, и обслуживание, и трапеза, и выпивка, и особенно девушки. Поэтому ОВ посещали лишь самые богатые бездельники.
Персонал заведения отлично знал всех постоянных клиентов, потому что таковых было по пальцам пересчитать. И я также относился к этому немногочисленному «обществу олигархов», как любили величать себя эти толстосумы.
– О, Кирилл Игоревич! – приветствовали меня дюжие охранники. – Долго не было вас, дорогой. Пожалуйста, проходите!
Такое гостеприимное отношение они проявляли ко мне только, ибо догадывались давно, что Володя и Сыргак были всего-навсего моими «придворными».
Все те же лица, подумал я, когда мы очутились внутри. Приди в любое время – одни и те же рожи.
– Как дела, Кирилл, – бросил мне младший сын мэра, азартнейший игрок. – Рад видеть тебя.
– Я тебя тоже, – вяло и неискренне пробормотал я.
– Вчера 20 штук просадил! А буквально полчаса назад 5 штук выиграл, – глаза его округлились, и в них играл порочный огонек. – Присоединяйся к нам.
– Нет, – отказался я, а про себя вынес ему вердикт: бедняга, тебе никогда не выбраться отсюда, ты свихнутый маньяк.
Я уже видеть не мог автоматы и рулетку. Вопреки многообещающему названию заведения, мне здесь никогда не везло. Видно, не везло не только мне одному. Вот поэтому и расцветал ОВ. Поэтому и были жирными его два совладельца. Потому и катались эти жиртресты на здоровых «хаммерах», так как уже не влезали в обычные машины.
Мы расположились в заранее забронированных покоях. Пришли жрицы любви, официанты принесли вина, яств и… травку. А затем пошло-поехало. Зазвенели бокалы. Застучали ножи и вилки. Заработали челюсти. Задымились трубки, запахло коноплей. Замелькали расплывчатые видения в игривых глазах. Веселее забились сердца, и быстрее зациркулировала кровь молодая.
– Короче, расскажу вам анекдот, – начал Володя. – Собирает царь своих трех сыновей и объявляет: «Ну, дети мои, вы уже давно взрослые мужики, а еще в бобылях ходите. Давайте женитесь уже! Хочется быть дедушкой, внуков нянчить!.. Возьмите лук и стрелы и стреляйте туда, куда вам заблагорассудится. В кого попадете, с той и обвенчаетесь». Взял старший лук и пустил стрелу в сторону гор. Угодила стрела в глаз прекрасной дочери скотовода, и женился старший сын на одноглазой красавице. Второй брат пустил стрелу в направлении ночного клуба. Стрела полетела вихрем и вонзилась в ногу прелестной девушки, танцующей на шесте. Захромала она, но стала женой царевича. Больше всех не повезло младшенькому. Мало того, что он овдовел, даже не женившись, его еще разыскивает милиция. Ведь стрела этого несчастного пустилась туда, где на балконе особняка стояла единственная дочь прокурора, и попала ей прямо в сердце!
Взрыв хохота потряс всю комнату, люстры закачались, окна задребезжали, посуда на столе подпрыгнула.
– А вот еще один анекдот, – продолжил вошедший в страсть Володя, когда хохот ослабел. – Жили-были юноша и девушка. Юноша был – я подчеркиваю – безумно влюблен в нее. Однажды, набравшись храбрости, он сделал девушке предложение руки и сердца. Она ответила: «Я подумаю». Юноша сказал: «Я буду ждать». Она думала и думала, он ждал и ждал… Он отмечал свой вековой юбилей, когда она пришла к нему и промямлила застенчиво: «Я шоглашна». И женились они и жили долго и счастливо, то есть одну неделю. А потом их не стало.
Новый взрыв хохота – на этот раз более продолжительный. Мы все хватались за бока, а от напряжения на глаза навернулись слезы.
– Все… все… хорош! – выдавливал я из себя, хохоча. – Все… Володь… хватит рассказывать… Ха ха ха…
Я хохотал, парни хохотали, девушки хохотали. И чем меньше нам хотелось, тем упорней получался хохот.
Наступила тишина. Мы переглянулись и снова захохотали. Мы не могли контролировать себя. Это значило, что вино и трава, которую тут продавали открыто, делали свое дело. Сие сумасшедшее веселье длилось около получаса, но мало-помалу хохот сменился смехом, смех – легким смешком, тот – улыбкой, а улыбка, становясь менее диковиннее, – серьезным выражением лица.
– Ублюдок, что-то ты рано захотел, – обратился Володя к Сыргаку, который встал и, держа за талию одну из проституток, собрался в смежную комнату. – Обычно тебя от жратвы не оттащишь.
– Куй железо, пока горячо, – многозначительно изрек Сыргак и исчез за дверью со своей спутницей.
Володя называл Сыргака «ублюдком». Нет, не подумайте ничего плохого о его матери. У Сыргака была приличная мать. И приличный отец, кстати. Просто это неблагозвучное прозвище пухлощекий Сыргак получил из-за своей прожорливости. Чрезмерно воздавая должное своему желудку, он всегда находился, как говорил Володя, «у блюда». Право, Сыргак не отходил от стола.
Стоит также отметить, это именно Володя дал мне «имя» Кир. Он был начитанный и остроумный. Я порою удивлялся, как высокая эрудированность и низкая пошлость могут сосуществовать в одном человеке.
– Есть три вида женщин, – сказал Володя, обратившись к нам. – Назовите их.
– Блондинка, брюнетка, шатенка, – перечислил я.
– Не-а, не угадали!
– И какие же?
– Умная, глупая, хитрая, – и Володя окинул нас самодовольным видом. – Умная выходит замуж за богатого. Глупая – за красивого. А хитрая выходит за богатого, но изменяет ему с красивым.
– М-да, – вздохнул я, автоматически сравнив себя с богатым мужчиной, Азата – с красивым, а Наташа предстала в ипостаси хитрой женщины.
– Кир, а почему ты не тронул Азата? – Володя будто прочитал мои мысли. – Это несправедливо.
– То есть?
– Нам ты никаких поблажек не делал, хотя мы с Сыргаком твои друзья. А он тебе кто? Почему ты его не наказал?
– Промолчу-ка я.
– Может, признаешься, тут, братан, должна быть какая-то причина. Ты не из тех, кто отступает от своих принципов. И ты, как ни в чем не бывало, здороваешься с ним, словно он чуть ли не твой кровный брат. Что-то ведь тебя сдержало?
Я призадумался, вспоминая вчерашний закат и сумерки. «Сейчас, несомненно, небо уже покрылось звездами, – промелькнуло в уме, – И, наверное, можно было бы еще раз полюбоваться красотой. А я сижу в этой поганой клоаке рядом с этими грязными потаскухами и выслушиваю упреки этого пошляка».
Володя не отводил от меня взгляда, с любопытством ожидая моего разъяснения.
– А ведь его можно сравнить со вчерашним закатом, – ни с того, ни с сего вырвалось у меня.
– Кир, что ты имеешь в виду?
– Я посмотрел на лицо Азата и подсознательно уподобил его закату, который наблюдал вчера из окна моей спальни… И закат, и Азат – в них обоих присутствует красота.
– А кто такой Азат? —вмешалась одна из девушек.
– Да, я смотрел в лицо Азату и видел, что он очень красив, – абстрагировано пошел я дальше, игнорируя заданный вопрос. – Его лицо идеально. Оно – произведение искусства, сотворенное самой природой. С каким трепетом люди относятся к произведениям искусства. Они лелеют их и тщательно оберегают, будь то в музее или в частной коллекции… Я поначалу хотел превратить его лицо в окровавленное месиво, но благословенная мысль о закате и сумерках остановила меня. Если бы я избил его, это был бы вандализм. Избить человека – одно, но уничтожить красоту – совсем другое… Его идеальное лицо – оно сковало меня. Не посмел я кромсать красоту. Вчера я с упоением лицезрел закат и сумеречное небо. И это диво впечатлило меня. Я видел в этом невероятную красоту… а сегодня узрел точно такую же красоту на лице у Азата. Какой огромный был бы грех, если бы я, наслаждаясь одной красотой, разрушил бы другую красоту. Нет, я бы себя не простил.
– Я и предположить не мог, что ты такой романтик, – протянул Володя, удивленно выпучив глаза. – Кир, что-то не узнаю я тебя… Как же такое возможно?
– Тем более, – добавил я, – когда он смотрел на меня, протягивая руку, я видел в его взгляде искренность и доброту. В его добром взгляде не было ни капли страха и лицемерия. Он не раболепствовал. Он просто подошел и поздоровался. И это, мне кажется, естественно для него.
– Да, но он очень опасен для тебя. Вспомни, Наташа наградила его таким комплиментом, которым она, возможно, награждала лишь тебя одного. Прикинь, брат, твоя девушка называет какого-то парня симпатичным. Черт, я удивляюсь, как после этого он ходит живым.
– Но вы ведь вчера говорили, что мне не стоит беспокоиться, так как Наташа любит только меня?!
– Это не я, а ублюдок сказал, – поправил меня Володя, а потом его осенило что-то, и он добавил. – Вспомни, ведь Наташа вчера не постеснялась при тебе назвать его симпатичным. Постой, какой там симпатичный! Она назвала его красивым! Брат, она даже не испугалась тебя! При тебе, брат, твоя девушка имела дерзость…
– А-а, значит, вы подслушивали, – укорил я Володю.
– Мы стояли, ждали тебя и слышали все. Наташа говорила очень громко. А дверь аудитории была открыта.
– Но тогда ты, бесспорно, слышал и то, что она сказала, что ей плевать на его красоту, и что она просто считает его хорошим человеком.
– Вот с этого все и начинается: сперва «хороший человек», потом «единственный такой человек», затем «единственный мой любимый человек», а под конец «мой любимый муж, отец детей моих». Брат, никогда не доверяй женщинам!
Обе жрицы любви неприязненно посмотрели на Володю и переглянулись между собой.
– Слушай, ты мне друг или враг? – раздраженно выпалил я. – Такое впечатление, что тебе доставляет удовольствие причинять мне боль.
– Я, конечно, могу лицемерить и заливать, что Наташа стопроцентно предана тебе и все такое. Но факт остается фактом: Наташа неравнодушна к Азату.
– Ты хочешь сказать, она меня не любит и все это время морочила мне мозги?!
– Брат, я этого не говорю. Я говорю, что этот Азат представляет опасность. Есть угроза того, что Наташа может разлюбить тебя. Она чувствует к новичку симпатию. Будь жестче с ними обоими.
– Вот именно – симпатия! Да, простая, человеческая симпатия – вот что она испытывает к нему, не более того!
– Симпатия метаморфозируется в любовь, – настаивал Володя.
– И что ты предлагаешь? – спросил я, а в висках стучали сосуды.
– Я просто хочу предупредить тебя, братан. Приглядывай за Наташкой. Прояви строгость к ней, строгость высшего уровня.
– И все, что ли?
– Ну, еще, поговори с этим Азатом. Поговори по-мужски! Пускай знает, что в университете – твоем университете, между прочим – он особо хвост не распускает. Ты видел, как он ходит?
– Да, – коротко ответил я.
– Такое впечатление, что он «король студентов». Блин, Кир, в университете лишь один-единственный король – и это ты!
– Но он мне ничего плохого не сделал!
– Он уже сделал плохое: перевелся в наш вуз, в твой вуз, где небожитель – ты и только ты! Послушай, брат, тут что-то слишком подозрительно. Зачем он перевелся? Да еще строит из себя крутого! И походка у него какая-то наглая, высокомерная!
– Наоборот, мне он показался довольно-таки скромным. И лицо у него доброе очень.
– Ха, лицо! Братан, даже отъявленный преступник способен изобразить лицо мученика. Да у всех лицо доброе, когда смотрят на тебя.
– Согласен. Но у него было искренне-доброе. У других потому и доброе, что они боятся меня. А у Азата истинная искренность в глазах. Он не боялся меня… Знаешь, я всегда чувствую человеческий страх. У Азата не было страха. Он совершенно не боялся и не лебезил.
– Возможно, это и так, а возможно, так тебе кажется, – медленно произнес Володя, зевая.
– Безусловно, это так, – настоял я на своем мнении. – Что ж, чокнемся?
Мы вчетвером выпили по бокалу вина. Володя и одна из девушек встали и подошли к двери, где скрылись Сыргак и его партнерша. Володя постучал и крикнул:
– Эй, ублюдок, ты кончил? Или, пока ты раздевался, железо уже остыло?
Дверь открылась. Высунулась голова Сыргака.
– Мы еще не кончили, осел! Я собираюсь здесь ночевать.
– Ночевать?! – язвительно переспросил Володя. – Ты, что, с ума сошел?! А мы-то где будем? В коридоре, что ли?!
– А эта комната? – Сыргак имел в виду комнату, где находились мы.
– Идиот! Здесь же Кир и его девушка будут! Я тебе говорил, ублюдок, что надо занять три комнаты!
– Денег же не хватило! – проворчал Сыргак. – Ладно, щас мы выйдем.
Внезапно я встал и заявил:
– Я не буду. Можете остаться в этой комнате.
Разинутые рты увидел я.
– Ты, что, шутишь, Кир?
Я ничего не ответил и вышел в коридор. За мной последовала «моя» девушка.
– Извините, – промямлила она немного обиженно, – я, наверно, не в вашем вкусе?
– Да не в этом дело.
– Тогда в чем?
– Просто настроя нет – вот и все! Идите, присоединитесь к ним.
– Нет, не хочу!
– Почему же? – уставился я на эту красотку.
– Мне это противно! – энергично воскликнула моя собеседница.
– Противно?! – изумлению моему не было предела. – Нет, подождите, вы только что сказали, вам противно? Я не ослышался?
– Нет, не ослышались – мне действительно противно.
– Хм, тогда что вы здесь делаете?
– Я… я… устроилась сюда лишь вчера.
– Вчера?!
– Да. Кроме того, у меня еще не было клиента. Если бы вы согласились на это, то были бы моим самым первым клиентом.
– Вот как? – пробормотал я. – А скажите, как ваше имя?
– Гульджамал.
– Каким образом, Гульджамал, вы попали в «Остров везения»?
– У меня маленький ребенок, а его отец, мой бывший гражданский муж, оказался жалким сыночком своих лживых и подлых родителей. Он оставил меня с ребенком по их наущению. Нынче безработица. У меня не было иного выбора. Этот разврат значил деньги. А деньги мне позарез нужны.
– Гульджамал, знаете, что я вам посоветую: сию же минуту увольняйтесь отсюда! Иначе будет слишком поздно. Увольняйтесь, я вам повелеваю! Я подыщу для вас работу. Клянусь!
Оставив ей номер домашнего телефона, я удалился.