Ворота Исправительной Колонии №33 с приятным лязгом закрылись за спиной Романа Пластинина. Он не стал вдыхать полной грудью якобы пьянящий воздух свободы, а закурил. Вряд ли трехметровый забор с колючкой, отделяющий зону для бывших сотрудников внутренних органов от остального мира, способен изменить свойства входящих в легкие газов. Что тут, что там одинаково пахло ранней майской сиренью, и солнце светило одинаково ярко, только здесь оно не было поделено решеткой на квадраты.
Роман – крепкий мужик, лишенным сантиментов. Сейчас он хотел только три вещи – отмыться, напиться, женщину (очередность не важна), а потом уже можно начать новую жизнь, никак не связанную с ФСБ и криминалом.
С него хватит!
Два года в банде он разрабатывал преступную группировку: производителей и продавцов новых наркотиков. Внедрился к ним, занимался паскудными вещами, чтобы его не раскрыли, тратил накопленный опыт на повышение ненужных нормальному честному человеку характеристик и навыков, вроде Вымогательства и Взлома, прокачивал Разговор по фене, повышал лояльность среди откровенно отмороженных ублюдков. Вместо увеличения Интеллекта или Восприятия, пришлось тратиться на повышение Ловкости и Удачи, таких необходимых, когда ходишь каждый день по лезвию даже не ножа – бритвы.
И что он за это получил? Как его наградила Родина, общество?
Свои же впаяли две статьи 285 и 286 за “превышение служебных полномочий” и четыре года колонии. А за что?
Добывал доказательства в лаборатории, с первой попытки взять все, что нужно, не удалось, вернулся и нарвался… То ли его ждали, то ли удача сработала в минус, но посреди ночи заявились туда ученый-химик с бойцами. Прятаться поздно, оправдываться – глупо. Все за стволы, перестрелка затянулась, одного он положил, второго ранил, но шальной пулей срезал еще и химика. Приехали менты… причем чужие, не свои. Всех задержали.
Из СИЗО выживший боец оперативно своим слил, что Роман – крот, значит назад дороги нет. По накопившимся за два года уликам коллеги в тот же день задержали и закрыли кого смогли, но верхушка ушла, в том числе самый подлый и мерзкий ублюдок – Рубинчик, не брезгующий собственноручно проводить акты публичной экзекуции неугодных или провинившихся.
Закрыли и Пластинина: на камерах видеонаблюдения видно, да и баллистическая экспертиза показала, что химика свалила его пуля. Сам ученый в перестрелке не участвовал, был признан случайным гражданским прохожим – абсурдный аргумент, как считал Роман – и как назло, в больнице в скором времени умер при странных обстоятельствах, но ведь ясно, что ему помогли!
В итоге срок. Все, что смогли сделать коллеги и начальство – определить в нужную зону для бээсников, где все бывшие служащие исправляются. На обычной зоне ему бы и ночи не протянуть.
А что теперь? На службу обратно таких не берут, да и противно после всего, что пришлось от своих же вытерпеть, выслушать. Из тех, кого считал друзьями, боевыми товарищами, его поддержали трое. Полковника Дунаева потом сняли, за то что заступался за Пластинина слишком рьяно. До пенсии год не дотянул. Зато прокурорским радость была.
Что стало с теми бандитами – не ясно. Они же как гидра: голову отрубил – три новых вырастут. И не забывается в преступном мире то, что бывший капитан Роман Пластинин им устроил. Развалил-таки функционирующую группировку, бизнес обломал, разработку новой дури откинул назад, химика главного шлепнул… хотя здесь большой вопрос. Допустим, на тридцать третьей зоне им было его не достать, а сейчас? Не захотят ли поквитаться?
Значит что? На дно и новую жизнь начинать… хотя он ее уже четыре года назад начал, когда за вот этот синий забор попал. Столько злости в нем было, столько обиды, но в четырех стенах ей выхода не много: работа, церковь и библиотека. От работы и так никуда не денешься, в церковь всю жизнь ходит, а вот библиотеке он стал посвящать все свободное время. За два года в банде так часто с химией сталкиваться пришлось – десять раз пожалел, что в науку и интеллект недостаточно в жизни вкладывался.
И вот ведь сволочи, таких головастых ученых собрали, что прямо на его глазах те все новые и новые наркотики, стимуляторы изобретали. И ведь не на благо общества, а наоборот.
Пластинина это еще тогда очень задело. Он реально увидел, как не силой, а умом можно помочь людям. Но что поделать, если он был раскачан иначе. Всю жизнь, с малолетства, готовили его стать мужчиной. Таким, который в первую очередь Воин. Поэтому кидал он по наставлению взрослых очередную единичку повышения характеристик то в Силу, а то в Выносливость… ну и изредка еще куда-нибудь, чтобы совсем троллем или огром мифическим не вырасти.
Но ведь понятно, что и за целую жизнь не прокачать так Силу, чтобы один человек всему человечеству помочь был в состоянии. А через Интеллект можно… через науку. И Восприятие добавить в помощь!
Его запала хватило на половину срока на зоне. Все-таки тяжело с непривычки совершенно нового человека из себя лепить. А потом вообще апатия и депрессия одолевать начали. Первый раз в жизни Пластинин растерялся и не знал, чего хочет. Делать он что-то продолжал, но как-то по инерции, на автомате. Очки характеристик копил и ни во что не вкладывал, решил, что когда откинется с зоны, там и определится. Потратить ведь легко, а вот назад вернуть пока ни у кого не получалось.
Сплюнув и щелчком послав окурок точно в урну, Роман отправился к автобусу в новую жизнь.
Остановка находилась чуть дальше по дороге, за кладбищем.
***
Три месяца спустя.
Красные листы металла на кровле одноэтажного кирпичного здания ловили последние лучи заходящего солнца. Скромная вывеска "Кафе-бар Волховстрой", оставшаяся бы без внимания в большом городе, в пятничный вечер манила жителей района лучше, чем раскрытая сумка – щипачей.
В помещении звучала радиостанция: одна из тех, словно застрявших в девяностых годах. Было многолюдно: разношерстная публика ужинала, пропускала стопки и кружки после рабочей недели, кто-то даже был на свидании, о чем говорили бутылка вина и три чуть подувянувших цветка.
За одним из центральных столов сидели трое молодых парней: пили пиво, громко, матерно и глупо шутили. В принципе, антураж допустимый для пятничной ночи, но было еще слишком рано и “Волхов” дурной славы не имел. По выходным, например, сюда приходили с детьми и можно было не боясь разрешить ребенку погулять по залу, если он вдруг засиделся на месте в ожидании еды. Хозяйка кафе – Стефания Гамова – часто сама встречала гостей, раньше с дочкой, но сейчас девочка подросла и у нее были, конечно же, другие интересы. Вообще, этот район города считался небольшим и в кафе часто можно было встретить знакомых, в целом обстановка дружелюбная.
– Э-кхм, кхм, – демонстративно громко Роман прочистил горло, но борзая компания за столиком никак не отреагировала.
Что же, за годы на зоне он уже перестал отождествлять себя с капитаном ФСБ: теперь ксивой не помашешь – надо вразумлять иначе. Но в уме Роман загнул палец – это раз.
Парни продолжали ржать и в перерывах орать друг на друга пьяными голосами.
– Молодые люди, потише можно? – сдерживая себя, спросил Роман из-за стойки.
– Не-е-ельзя! – отрыгнул ему в ответ самый щуплый, бойкий и голосистый.
Вдохнув поглубже, Роман перекрутил внутренний счетчик еще на единицу – это два.
– Э, мля! Фраер бессмертный! Пасть закрой, кому сказал! – Роман с силой опустил кулаки на высокую стойку. Выматерился про себя: от удара заныла старая травма левой кисти.
Парни приутихли и вонзили наглые взгляды в назойливого бармена, тот выглядел действительно одиозно: короткостриженный, небритый, зубочистка во рту, из-под закатанных по локоть рукавов рубашки выглядывали покрытые татуировками жилистые руки.
Любой здравомыслящий человек на их месте бы насторожился и прислушался, но выпитый алкоголь притупил полезные инстинкты.
– Папаша, ты не рамси, лучше пивасика нам принеси, – срифмовал бойкий и все загоготали. – У нас все ровно будет.
Глаз Романа дернулся, но так, что никто не заметил. На проблемный столик с опаской косились завсегдатаи. Нужно было что-то решать.
“Это три, – решил Роман, – прости Господи!"
Он деланно улыбнулся и принялся наливать пиво. Взяв массивные стеклянные кружки в одну руку, на манер подавальщиц на Октоберфесте, он двинулся к столику.
– Кушать подано, – улыбнулся он, после чего кружки с грохотом обрушились на стол, обильно орошая пеной и пивом тарелки с закусками, орешками, а также одежду сидящей троицы.
Как и ожидал Роман, бойкий парень остался сидеть, только выпучил глаза и приоткрыл рот, чем лишь дополнил образ.
Вскочить же попытался быкообразный пацан с действительно квадратным лицом. Роман коротко ударил его ребром ладони по шее и тот кулем опустился обратно. Все произошло так быстро, что ошарашенные дружки и не думали продолжать разборку. А может быть смекнули, у кого в Силу больше вложено, или в Ловкость: попробуй по такому попади.
Остальным посетителям хоть и не было приятно оказаться свидетелями конфликта, но на их лицах читалось молчаливое одобрение действий Романа. Кто-то даже чуть слышно пробурчал:
– Давно пора, распустилась молодежь совсем, вот в наше время…
Пластинин улыбнулся, обвел взглядом зал, успокаивая публику. А паршивцам бросил:
– Деньги на стойку, сами – вон. Три минуты. Три. – Затем достал заткнутую за передник тряпку, бросил на стол и добавил, – вытрите за собой.
В такие минуты прокачанные Разговоры на фене и Вымогательство не казались столь уж бесполезными навыками. Хотя на языке и вертелось слишком много блатных слов, фильтровать которые было, порой, утомительно. Да и вообще, такого же результата можно было достигнуть и другим путем, через Харизму, например, или попросту задавив Интеллектом. Но обходиться приходилось тем, что есть.
Через пару часов люди начали расходиться, пустых столиков становилось все больше и больше, поэтому их по традиции сдвинули в один угол, освободив пространство для танцев. Роман приглушил освещение, включил на ноутбуке заготовленный плейлист и меланхолично наблюдал за редкими танцующими парами и двумя подвыпившими женщинами, которым и кавалеры были не нужны, и музыка не важна.
В кафе вошла высокая женщина на каблуках в белой, в крупную вязку, свободной кофте. Хозяйским взглядом окинула помещение, поздоровалась с парочкой за столиком с тюльпанами, перекинулась несколькими фразами с официанткой и торопливо прошла к стойке.
– Здравствуйте, Роман Павлович!
– Добрый вечер, Стефания… Леонидовна, – ответил Пластинин, чуть смешавшись. Ему нравилась эта интеллигентная женщина, в одиночку, да еще и с ребенком на руках, поднявшая бизнес в таком месте.
– Маша не забегала сегодня? – справилась она о дочери, которая часто заходила в кафе пообедать или просто перекусить, особенно летом, когда на каникулах гостила у мамы.
– Нет, сегодня не было.
– Странно, не могу до нее дозвониться, – пожала плечами женщина.
Они помолчали. Роман ощущал ее беспокойство, но не знал, чем помочь. Кроме того, он сам начал переживать. Когда он видел Машку последний раз? Вчера вечером забегала с подругой. Наверное тусят сегодня где-нибудь. Что еще делать на каникулах после первого курса? Много ли забот? Но девочка она была ответственная, серьезная, вся в родительницу, чего за нее зря беспокоиться? Но попробуй объяснить это матери…
– Ладно, как дела на смене, все в порядке? – спросила Стефания, внимательно посмотрев на Романа.
– Как обычно, – развел он руками.
– Опять кто-то выступал? – В ее глазах Роман прочитал и неподдельную заботу о собственном кафе, и сочувствие к нему. Будь у него Восприятие побольше, он и еще чего-нибудь бы в этом взгляде прочитал… эх!
Роман слегка сморщился, мол, да чего уж там говорить, и непроизвольно потер травмированную руку – и так болит постоянно, а тут еще и ударить ей пришлось.
– Роман Павлович…
– Роман, называйте меня просто Роман, я же не сильно вас старш… – Роман осекся: вечно ляпнет какую-нибудь глупость, а потом выкручивайся. И как теперь можно отшутиться и разрядить обстановку? – А то… а то знаете, у меня от такого обращения седых волос прибавляется каждый раз.
Он натянуто улыбнулся.
– Роман Павлович, – настаивала Стефания, – с одной стороны я вам очень благодарна. Вы и за баром помогаете, и на кухне, и охрана больше не нужна, но… как бы это лучше сформулировать… не бейте, пожалуйста, людей в моем кафе. Я вас очень прошу. Можно же как-то иначе… понимаю, контингент разный, но ведь всегда можно попробовать договориться.
– Так ведь я попробовал, – сглотнул Пластинин. – Три раза…
– Пообещайте мне пожалуйста, что в следующий раз вы попробуете четыре раза, – Роман взглянул в ее внимательные глаза и начал тонуть: два зеленовато-серых озера словно искрились тысячами солнечных лучиков, источая непомерное для таких малюток тепло. Он даже почувствовал его на своем загрубевшем лице.
– Роман Павлович… обещаете? – настойчиво, но с улыбкой повторила Стефания.
Пластинин вышел из оцепенения и кивнул.
Женщина вздохнула и потянулась к компьютеру на кассе.
Роман частенько удивлялся, как она прожила здесь всю жизнь, открыла бар… хорошо, кафе-бар, и до сих пор верила в какие-то цивилизованные подходы в общении с пьяным отребьем. Роман тоже считал драку – крайней формой убеждения, он же все-таки человек с высшим образованием, бывший… да, бывший офицер. Но ведь сегодня никто и не дрался. Подумаешь, сделал предупредительный выстрел в голову, если так можно выразиться, и пресек конфликт.
Ладно, глупо было надеяться, что она его когда-нибудь поймет… но и не станет же он ради Стефании так прогибаться, что свободные очки характеристик раскидает под нее. Ну, чтобы соответствовать лучше. Хотя много ли для этого надо? Прокачать Харизму? Или лучше Интеллект и Восприятие? Очевидно, они у нее на высоком уровне, а подобное тянется к подобному, это он еще из школьных уроков по магнетизму помнил… стоп! Там как раз одинаковые полюса отталкивались… да, поднять интеллект бы не помешало. Хотя ладно, подумаешь спутал, столько лет прошло.
А ведь именно такой план он и составил, когда только заехал на зону. Цель, правда, была другой – познать науку, химию. Может быть все-таки вложиться? Сколько у него нераспределенных очков накопилось за последние годы апатии?
– Роман Павлович, – легонько коснулась его руки Стефания. – Можно вас попросить… не дадите, пожалуйста, с вашего телефона Машу набрать? Вдруг она только мне не отвечает… может быть обиделась на что-то?
– Да ну, вряд ли, – вырвалось у Пластинина, – она не похожа на такого человека…
– На какого на такого? – вцепилась в фразу женщина.
Роман осекся… ну как рассказать, что уж в людях-то он разбирается, насмотрелся всякого. И в детстве, и студенчестве, и на службе, и… и в банде, и на зоне.
Машка была светлой, солнечной, без примеси гнили и ржавчины, которые стачивали, выедали со временем даже очень приличных людей. Стоило им только попасть под удар, как прогнившее нутро или уже дряхлый стержень, еще недавно казавшийся металлическим и несокрушимым, трещали, лопались и рушились вместе с человеком.
Машка была другой, совершенно точно! В детстве ходила по кружкам, любила читать, причем достаточно взрослые, серьезные книжки; в школе ее не сбило с пути окружение, мало интересующееся такими вещами; успешно миновала она и чисто дворовые пристрастья подростков – сигареты, алкоголь, наркотики. При этом, она не была ботаничкой, у нее много подруг из всех социальных слоев, но даже самые испорченные не могли затянуть ее вниз, наоборот, многие преображались под ее влиянием. Видимо, много очков вкладывала в Харизму. А может какой-то перк специальный выбрала в детстве.
Дальше она поступила в питерский университет, пришлось, правда, переехать от мамы в общагу. Мотаться каждый день со станции Волховстрой – выше человеческих сил и логики, но на каникулах и длинных выходных приезжала домой. Со Стефанией у них сильная связь, завязанная и на стандартных отношениях мать-дочь, и на доверительных подруга-подруга.
– На какого такого? – повторила Стефания на тон выше, – Роман Павлович, вы иногда как будто говорите что-то про себя, а словно громкость включить забываете… Извините… не хотела оскорбить, нервничаю просто.
В этот момент к стойке виляющей походкой приплыли две женщины.
– Сте-е-еша, приветик! – воскликнула одна из них и расхохоталась. – А мы и не заметили, как ты пришла, да?
Надо же, Роман никогда не слышал такого сокращения ее имени. Звучит как-то… нежно что-ли.
Стефания бросила в их сторону колючий взгляд, хотя и постаралась сдобрить его улыбкой:
– Здравствуй, Галя. Здравствуй, Надя. Хороший вечер?
– Просто за-ме-ча-тель-ный! – нараспев хором ответили дамы, а потом обратились к Роману. – Молодой человек… а… э… дай нам еще шампанского… ну бутылочку… и песню поставь… знаешь такую… младший лейтенант мальчик молодой все хотят па-тан-це-вать с тааа-бой!
Стефания отвернулась и поморщилась. Роман поспешил спровадить клиенток:
– Да, я принесу. Садитесь за столик.
– И песню, ага?
– Поставлю, садитесь, пожалуйста.
– А это… музыку еще, музыку сделай погромче! – пышущее жаром полное тело женщины навалилось на барную стойку так, что ее раскрасневшееся лицо почти уперлось в грудь Романа.
– Попробую, – ответил он, делая шаг назад.
– Стешка, а ты к нам садись! Че стоишь киснешь, а? – та лишь культурно кивнула в ответ.
– Ну все, – хлопнула по стойке женщина, улыбнулась во весь рот с отсутствующим зубом и направилась к подруге за столик. Вот уж кто про Харизму забыл… хотя алкогольное опьянение такие дебафы вешает, так понижает все характеристики, что сложно сказать с уверенностью, кем является и как себя ведет человек, будучи трезвым.
– Так вот, Маша не похожа на человека, который заставил бы маму переживать, – Пластинин поспешил наконец успокоить Стефанию, которой тяжело далось ожидание. – Скорее всего, она просто увлеклась чем-то и забыла про телефон. Или на беззвучном стоит, – как можно более спокойно продолжил Роман. – Куда она сегодня собиралась?
Стефания задумалась и начала грызть ноготь. Затем, опомнившись, покраснела, достала из кармана телефон, покрутила его в руках, положила на стойку возле кассы и выпалила:
– Они с Леной Щербининой в клуб собирались… ну в молодежный который… образовательно-развлекательный, помните, она рассказывала, что у нас на районе… в смысле, в районе открылся весной клуб. Она как на лето приехала, тоже туда ходить начала. Подружки позвали. Ей там нравится. С ними беседы проводят, лекции интересные читают, какие-то активности есть на свежем воздухе опять же. Пытаются настроить молодежь на правильную жизнь, чтобы не попали под тлетворные влияния разные. Маша несколько раз и сама с докладом выступала, тут же не много студентов, в общем-то, а она в Питере учится. Говорит, что рассказывают про карьерные возможности, про то, как лучше характеристики распределять, что прокачивать если, например, врачом хочешь стать, а что – если журналистом…
– Да помню я, помню, – оборвал Роман, видя, что речь Стефании все ускоряется и ускоряется – явный признак начинающегося невроза. – Держите телефон.
Женщина по памяти набрала номер, долго вслушивалась в гудки, затем скинула и протянула Роману.
– Спасибо, тоже не берет.
– Но не берет – это ведь лучше, чем выключен и вне зоны доступа. Значит просто не слышит. Стефания… Леонидовна, вспомните, вы же сами были подростком.
– Роман Павлович, спасибо вам… за телефон и… и поддержку. Не буду больше отвлекать, займусь делами, и вы тоже. Как там у нас на кухне дела, уже свернулись? – спросила женщина нарочито громко и бойко, словно сама пыталась отогнать от себя дурные мысли.
Когда начальница скрылась за дверью кухни, Роман быстро нашел заказанную песню – не было еще пятничного вечера, чтобы ее не просили включить – поставил в очередь воспроизведения, открыл бутылку шампанского… куда подевалась Светка-официантка? Курить опять выскочила? Пришлось ему с двумя бокалами направиться к столику.
Вернулся за стойку он в подавленном настроении. Почему он вообще здесь работает? Он никогда не был общительным человеком. По службе – да. По делу – можно. А выслушивать пьяных посетителей было для него в тягость.
Сперва он думал, что устроится сюда только на время, а потом как-то втянулся. И хоть не признавался себе в этом, но рядом со Стефанией, да и Машкой тоже, его апатия отходила, словно тьма, расступающаяся от свечек.
Что-то жужжало на столе – Стефания забыла телефон у кассы. Роман поднял его и машинально глянул на экран – Доча. Тут же вызов оборвался. Не успел он войти в кухню с радостной новостью, как его собственный телефон завибрировал. На экране значился незнакомый номер, Пластинин ответил.
– Здравствуйте, могу я узнать, с кем говорю? – раздался усталый мужской голос.
– Нет, не можете, – резко ответил Роман. – Кому вы звоните?
– У меня телефон девушки… я набираю пропущенные номера. Ее мать не отвечает. Последним ей звонили с вашего номера.
– А где девушка? – у Пластинина были крепкие нервы, поэтому и напряглись они тоже крепко.
– Скажите кто вы, вопрос деликатный…
– Друг семьи! – крикнул Роман и выругался в трубку. – Что с Машкой, говори?
– Хорошо… успокойтесь, она в очень тяжелом состоянии… У нее подозрение на передозировку наркотическими препаратами. Приезжайте пожалуйста в больницу… и сообщите родным.