И насилие
Атакованный гигантской лепрозорией, Ханиф не заметил изготовившегося экслибриса и немедленно поплатился: несмертельный, но очень болезненный разряд, имитирующий действие яда, скомкал стройное тело спазмом, а затем претендент мешком рухнул на татами. Ренат выключил симулятор, монстры исчезли, сквозь стремительно тающие в воздухе остатки иллюзии проступили знакомые стены пещеры.
– Нет, парень, так не годится, – вздохнул тренер. – Влюбился ты, что ли? О чём думаем, а? Чем голова занята? Я же вижу, ты сегодня не здесь, витаешь где-то… Ну, так давай перенесем на завтра! или на послезавтра! Потому что мне моё время дорого и тратить его впустую смысла никакого не вижу.
– Господин Старший унций… – начал было канючить Ханиф, но тот в зародыше прервал все оправдания невинным, казалось бы, вопросиком: – Ты когда в последний раз убивал-то?
– Я?
– Да, ты. Не мама, не бабушка. Лично ты.
– Ну… В прошлом месяце.
– В начале прошлого месяца, если быть точным. А сейчас уже этот кончается. Значит, около двух… Хорошо, полтора. Полтора месяца без убийств! Милый, ты о чём вообще думаешь-то? На носу соревнования, а ты… Ты понимаешь, что без регулярных тренировок тебе как спортсмену, да что там как спортсмену, даже просто как воину, рядовому гражданину – цена агора*?!
Ханиф опустил голову. Слов нет, Старший прав: не тренируясь хотя бы раз в три-четыре дня поражать пускай лёгкие цели – как ты можешь надеяться отразить укол экслибричьего жала или, скажем, отрубить голову кинувшемуся на тебя ленточному фасцию! Однако… вот не лежит душа, и всё тут. Рассеянно ковыряя циновку пальцем ноги, юноша, чтобы не смотреть тренеру в глаза, уставился, будто увидел нечто новое, на затвор своего ручного демотиватора, с деланой озабоченностью смахнул ладонью воображаемую пылинку… Обратив наконец внимание на эти беспомощные хитрости, Ренат подошёл и решительно отобрал пукалку.
– У нас на Балканах мужчины (если ты до сих пор на затвердил это назубок!) славятся тем, что, любя время от времени позабавиться сказками, они тем не менее ни на минуту не забывают истинного положения вещей, парень. Знаешь ли ты имена трёх котов, на которых базируется любой успех?
– Собранность, Сообразительность и…
– Хорошая попытка, курсант. Жаль, мимо.
– А как же… я слышал, когда…
– Плевать, что ты слышал. Возможно, когда-то, давным-давно, это и было правдой. Но сегодня мы живём в мире изменившихся обстоятельств. А это значит, что и приоритеты к настоящему моменту сместились таким образом, что…
Снаружи послышался шорох. Учитель замолчал, а ученик инстинктивно присел на корточки. С осторожной грацией, неуклюжесть которой выдавала громадные размеры, невидимое в предвечернем тумане НЕЧТО топталось перед входом. От его дыхания мусор, скопившийся за порогом, ритмично вспархивая и вновь опускаясь, с каждым новым толчком воздуха всё ближе и ближе подкатывался широким веером к замершим в ожидании людям. Прошло минут десять. Наконец существо вздохнуло особенно тяжко, так что двое поперхнулись поднявшейся пылью, и… затихло. Подождав ещё минуты три, Ренат нарушил молчание:
– Итак, первый кот – это, конечно, Любовь. Любовь мужика и бабы. Любовь мужика к бабе и бабы к мужику. Всё на свете делается ради Любви, прямо или косвенно. От начала времён каждый поступок, каждое предприятие, каждый подвиг совершается только затем, чтобы потом встать подбоченившись перед своей ненаглядной (которая в это время набивает себе цену, демонстративно пялясь в зеркало или рассматривая маникюр) и скромно (якобы скромно) потупиться… Чтобы, как следует поломавшись, через некоторое время она смилостивилась и проговорила, делано шепелявя: «Ну, умничка, умничка… Иди сюда, дай пацалую!». О да, я утрирую: так проще ухватить суть… И, кстати, самки поступают точно так же, как самцы, просто подвиги у них иные…
Конец ознакомительного фрагмента.