Глава 2
Утреннее солнце, бесцеремонно господствовавшее в большой комнате с голыми окнами, настойчиво щекотало Катино лицо. Прозрачное стекло, не прикрытое занавесками, поблескивало, отливая тусклым светом в местах с серо-коричневыми разводами, оставленными многочисленными дождями, которые долгое время обрушивали на него свою смешанную с пылью воду. Катя медленно провела пальцем по скользкой поверхности, думая о том, сколько ей предстоит работы, чтобы привести в порядок надолго оставленную без внимания хозяев квартиру. Ладонь скользнула ниже по оконной раме, отмечая ее неровности и большие щели между деревом и стеклом. «Зимой здесь должно быть холодно», – подумала она. Аромат кофе, распространявшийся по всей квартире, заставил ее окончательно проснуться.
– Доброе утро, котенок, – проговорила Катя, появляясь в легком ситцевом халатике в двери крошечной кухоньки, где у плиты стоял Павел. – Утро, а уже жарко.
Она сзади обхватила мужа за талию, слегка повиснув на нем, и уткнулась лицом в широкую крепкую спину.
– Привет, солнце, – ответил он, поворачиваясь к ней. – Ты еще спишь, глаза еле открываются.
Он наклонился и чмокнул ее в нос, отчего она слегка поморщилась и провела по месту поцелуя тыльной стороной ладони.
– Не щекочи, – проговорила она, слегка надувая свои аккуратные выступающие вперед губки.
Он снова наклонился к ней, захватил своими губами сначала ее нижнюю, а затем верхнюю губу, и они застыли в страстном поцелуе.
– Какая же ты любимая и желанная, Катерина, – проговорил он, сжимая ее в своих объятиях. – Вечером я зацелую тебя всю. А сейчас кофе – и за работу.
Весь день они передвигали мебель, пересортировывали привезенные вещи и попутно делали мелкий ремонт в недавно купленной квартире. Несмотря на небольшую площадь, почти соизмеримую по размерам с их прежней однокомнатной квартирой, Катя сразу же почувствовала себя здесь как дома. Просторный зал встык сходился с вытянутой спальней, которая сначала показалась подобием узкого коридора, но благодаря обилию дневного света, поступавшего в нее из расположенного на южной стороне окна, вовсе не была угрюмой, а скорее приветливой и по-своему уютной. Стены маленькой прихожей были оклеены светло-сиреневыми обоями, создававшими впечатление большего простора. Но это не увеличивало ее размеров, так что здесь могло разместиться не более трех человек. Большое овальное зеркало в плетеной раме с левой стороны почти касалось крошечного встроенного шкафа, а с правой – вплотную соседствовало с двумя темно-коричневыми навесными полками. Они были заняты многочисленной парфюмерией, помадой, расческами, ключами и другими мелочами и, в свою очередь, упирались в наличник двери, ведущей в спальню. Узенький, не более двух метров длиной коридорчик соединял прихожую с такой же маленькой кухней. Снизу доверху она была выложена большого размера, белой, с легкими розоватыми разводами плиткой, которая, с одной стороны, визуально увеличивала ее площадь, а с другой – даже в мрачные дождливые дни отражала значительное количество дневного света, попадающего сюда с северной стороны. На участке между кухней и прихожей располагались ванная и туалет. Их стены были облицованы плиткой среднего размера с абстрактными линиями на бежевом фоне. Катя с Павлом нашли очень удачным решение прежних хозяев убрать ванну и поставить в углу крохотной комнаты небольшую душевую кабину, предоставляя оставшееся место стиральной машине, ради которой не пришлось жертвовать умывальником, как это делали многие жильцы квартир подобной планировки.
– Хорошо, что все здесь в сравнительно неплохом состоянии, – говорила Катя. – Иначе бы мы просто не потянули еще и капитальный ремонт, как Мишка. Помнишь?
– О да. Ему пришлось всю плитку со стен обдирать, все обои переклеивать. Б-рррр, – тряхнул головой Павел. – Вообще повезло, что все так удачно завершилось с этой покупкой.
– Жаль, что так не получилось год назад. Тогда бы ты точно смог спокойно продолжать учебу в ординатуре, – говорила Катя, попутно протирая пыльные полки и расставляя на них книги. – А так год потеряли.
– Год назад цены на квартиры были в три раза выше, – ответил Павел.
Он пытался передвинуть в угол только что собранный шкаф, отгоняя Катю, все время пытавшуюся ему помочь:
– Я сам, не мешай.
– В общем, правильно выбрали момент. Я не думаю, что цены все время будут такими смешными. Они обязательно поднимутся рано или поздно опять. Слушай, а тебе не кажется, что Мишка какой-то не такой, более молчаливый, что ли, стал? Как он вообще отреагировал на наш переезд? – спросила Катя, задумчиво поднимая на мужа глаза.
– Да я бы не сказал, что с энтузиазмом, – сказал Павел, садясь на диван, чтобы перевести дух. – Растерянный какой-то был. Потом, по-моему, справился с эмоциями и стал поздравлять. Я думаю, что эта новость была для него неожиданной.
– Теперь вместе с ним будем работать на одной кафедре. Может, ему это не очень нравится? – приподняла свои тоненькие черные брови Катя.
Павел сверкнул голубыми округлыми глазами:
– Ну, не придумывай. Если бы я не поговорил с Потаповым год назад, Мишка никогда бы не работал в институте. Он это хорошо понимает, потому что был совершенно незаметным средним студентом, а другом, кстати, просто замечательным.
– А как теперь с его диссертацией? – Катя вопросительно посмотрела на Павла.
– Потапов теперь его новый руководитель. Но Мишка сказал, что у него уже почти все готово. Прежний руководитель ему за год прилично помог. Так что к окончанию ординатуры планирует защититься.
Павел во весь рост распластался на диване, раскинув в стороны длинные руки.
– Ха, – вдруг усмехнулась Катя. – Значит, чтобы стать кандидатом наук, не обязательно быть отличником. Нужно просто иметь хорошего руководителя.
– А ты не знала? – с улыбкой посмотрел на нее муж.
– Я думала, что в ординатуре учиться и защищать диссертации в первую очередь должны самые достойные, а не самые удачливые и пронырливые, – Катя даже слегка обиженно поджала нижнюю губу.
– Хорошо, что Мишка тебя не слышит. Обиделся бы, – засмеялся Павел, обнажая свои аккуратные ровные зубы, и уткнулся лицом в диван.
Ничего не сказав, Катя встала и продолжила расставлять вещи на подготовленные полки. Спустя несколько минут она услышала ровное посапывание уставшего за день мужа и тихо перешла в другую комнату. В одном из картонных ящиков с еще не разобранными вещами она натолкнулась на семейный фотоальбом. Поток воспоминаний лишь усиливался с каждой переворачиваемой страницей. Она задержала взгляд на студенческой фотографии отца, где он стоял в обнимку со скелетом на лабораторном занятии по анатомии. На другом снимке он с мамой в общежитии готовил обед. Счастливое лицо мамы на фотографиях лишь усилило ее грустное настроение. Катя очень жалела, что ей так и не довелось увидеть своего отца. Судя по фотоснимкам и маминым рассказам, он был очень веселый и симпатичный.
Катя не любила расспрашивать маму об отце, потому что это всегда вызывало поток слез у оставшейся без любимого мужчины женщины. Даже спустя годы боль утраты в глубине ее души не проходила, а, казалось, притаилась до поры до времени. Из скудных маминых рассказов Катя узнала, что родители встретились в институте и не успели расписаться. Отца сбил автомобиль на одной из улиц Горска, когда мама была на первом месяце беременности. Не справившись с потерей, она оставила институт, лишь немного не доучившись, и уехала к своей матери в Зареченск, где и появилась на свет Катя.
«Беда не приходит в одиночку», – часто повторяла Елена Аркадьевна. В роддоме ее крошечная дочь перенесла одновременно стрептококковую и вирусную инфекцию, чудом оставшись в живых. Позже подрастающая девочка постоянно жаловалась на сердечные боли. Врачи ставили разные диагнозы, больше склоняясь к ревматизму. Однако симптомы то исчезали, то появлялись вновь. Со временем тяжесть в области сердца прошла, но остались тахикардия и одышка. С окончанием переходного возраста Катю перестало беспокоить и это, хотя слабые шумы в сердце иногда прослушивались. Изредка без явных причин у нее начинался легкий озноб, обычно прекращавшийся в течение нескольких минут.
Елена Аркадьевна всячески старалась ограничить дочь в любых физических нагрузках особенно после того, как однажды на уроке лечебной физкультуры она потеряла сознание. Ярко выраженных патологий сердца, как и других органов, тем не менее у Кати выявлено не было. Всю жизнь она находилась на учете у кардиолога, и ее «пляшущие», по словам врача, электрокардиограммы приводили в тупик даже известных специалистов своим непостоянством, демонстрируя то норму, то умеренные отклонения от нее.
Проблемы со здоровьем полностью убедили Катю пойти в медицинский институт, чтобы, как часто с улыбкой повторяла она, разгадать тайну «загадочного Y-зубца», остававшегося всегда неизменным на ее кардиограмме. Мама, казалось, пришла в полное отчаяние, узнав о решении дочери поступать в институт, который так и не смогла закончить она сама. «Какой институт? – причитала она. – Ты хочешь, чтобы я здесь с ума сходила, не зная, как ты там. Пойдешь в медицинское училище или какой-нибудь техникум здесь на месте – и достаточно». В такие моменты Катя лишь замыкалась в себе и никак не реагировала на мамины слова, а по окончании школы просто спросила, не поедет ли она с ней в Горск подавать документы в институт.
Конец ознакомительного фрагмента.