6. Усё пропало, шеф!
Эта глава о том, что санитары просто так не сдаются, и о том, что влюбившись в профессию, уже невозможно свернуть с выбранного курса.
И вот год закончился. Снова пора было готовиться к экзаменам. На этот раз я поступал в родном городе – в Донецкий медицинский университет. Сдал экзамены и… не добрал одного балла! Здесь тоже был конкурс, конечно, не такой, как в Ленинграде, но все же – 4,5 человека на место. Не помог мне этот год работы в больнице. Но я уже для себя решил, что другого пути нет. Настырный. Если цель есть, она должны быть достигнута. Я влюбился в эту профессию, и знал, что только ей и буду заниматься. Я поступил на подготовительное вечернее отделение своего института. Мне рассказали, что если ты нормально проучился и сдал выпускной экзамен в подготовительном отделении, то автоматически зачисляешься на первый курс. Те, кто имеет трудовой стаж, получал преимущество при поступлении. Только после того, как я закончил это подготовительное отделение, я, наконец, сдал экзамены и поступил на первый курс института. Свершилось!
У нас был очень дружный курс. Мы до сих пор поддерживаем отношения – изредка встречаемся, а так – все больше в соцсетях. Ведь живем и работаем в самых разных уголках мира. Кто в Америке, кто на Украине, кто в России. Разлетелись.
А начиналось все с одной студенческой семьи. Мы были не просто дружны. Мы упивались общением друг с другом. Эйфория с первых дней студенческих лет сопровождала нас все годы учебы. Бывало, правда, всякое. Те из нас, кто поступил не после школы, а прошел через работу санитаром в больнице, несколько иначе, чем вчерашние старшеклассники, смотрели на профессию врача. Мы как-то были повзрослее, посерьезнее. Мы смотрели на бывших школьников, как дембеля смотрят на молодых.
До третьего курса студенты изучают теоретические дисциплины, и с настоящими больными мы не общались. Сначала изучали картинки, анатомию на трупах. А уж после этого стали знакомиться с настоящими пациентами. Есть такой предмет – пропедевтика внутренних болезней. Азы, основа. Мы приходили группой в палату во время обхода, и всегда было видно, кто из студентов «зеленый» – пришедший сразу после школы, а кто уже имел опыт работы в больнице. Мы, медицинские старожилы, стояли в халатах с «умными лицами», как будто что-то понимали. Серьезно, не торопясь, беседовали с пациентами. Что-то там записывали и вели себя очень солидно. А вчерашние школьники перешептывались и хихикали. Мы, конечно же, делали им замечания, чтобы они вели себя тихо. Вы же в палате! Как же так можно? Они испуганно моргали и замолкали. Смешно вспомнить.
Я обожал свою учебу, она занимала все мое время. Студентам-медикам нужно очень много всего учить и запоминать. При этом я еще и был активен в общественной жизни. Я стал Президентом Союза Греческой молодежи. Представляете размах? Но, расскажу все по порядку.
Чем старше и опытнее становится врач, тем отчетливее он понимает, как мало знает и как немного на самом деле от него зависит. Уверенность – удел молодых и «зеленых».
Моя мама – гречанка. Надо сказать, что в Донецке вообще проживает очень много греков. История их появления там тянется еще со времен Екатерины Великой, когда она пригласила греков заселять донские степи. Наши родственники уже 200 лет живут на этой земле. У нас в семье даже есть книга, где расписана история нашего рода. Ее составляли мой дед – очень уважаемый человек в общине, учитель, бабушка, родственники.
И вот в то время в Донецке активно работало греческое общество. Я часто посещал их тусовки, мероприятия – сначала с дедом, потом самостоятельно. А потом мы организовали Союз греческой молодежи, где я стал Президентом. Почему я? Ну, во-первых, я был активным молодым человеком, студентом медицинского вуза. А, во-вторых, мой дед Степан был легендой греческого общества. Учитель по профессии, он в совершенстве знал и новогреческий язык, и эллинский «старый», был автором первого учебника по изучению греческого языка. В этом Союзе греческой молодежи мы изучали язык и культуру Греции, проводили интересные и познавательные встречи. В общем, несли в народ все самое доброе и светлое. Дело было в 1995 году. Греческое правительство пригласило нас на форум греков, живущих за пределами Греции по всему миру. Почему бы не поехать? Я студент, поехать заграницу не в туристический маршрут на отдых, а в первую командировку – это было заманчиво. Только вот в чем ехать? Оказывается, одеваться красиво для таких мероприятий просто необходимо! Об этом мне рассказал мой приятель Андрей, который был настоящим пижоном, всегда красиво и модно одевался. От него постоянно пахло дорогим одеколоном. Откуда он его брал в то время? Сегодня уже не узнать. В общем, был он знатоком моды и стиля. И я – вечно в майках и белом медицинском халате. Я, кстати, до сих пор не умею одеваться. Потому что всю жизнь моя одежда – это белый халат. Так вот, мой друг пришел, чтобы посмотреть мой гардероб – в чем ехать за границу, чтобы, так сказать, не ударить в грязь лицом? Оказалось, что выбрать что-то было не так просто. Ничего не годилось! Одно не гармонировало с другим. С трудом подобрали прикид, и чтоб на каждый день разный. Комильфо, одним словом. Провожали меня как, как в той песне – пароход, совсем не так, как поезда. А поездка та оказалась чисто культурологическая и очень интересная. Впечатления от нее свежи, как будто это все было вчера.
Кстати, с ним, Андреем, у меня связана следующая забавная историю.
Никогда не стоит забывать, что встречают по одежке. Только вот врачу, вечно живущему в белом халате, научиться хорошо, стильно одеваться очень непросто.
Молодежные движения в то время просто были в моде. Руководители городского совета народных депутатов решили провести слет лидеров неформальных молодежных организаций, чтобы понять, кто чем занимается и какая у кого цель. Меня из греческого общества отрядили выступить с докладом. Собираюсь дома. Опять меня одевает мой пижон-приятель. Только на этот раз он всеми силами пытается отговорить туда ехать:
– Зачем тебе это надо? Поехали на бульвар к девчонкам!
– Я быстро вступлю и поедем! Давай, не хандри.
– Ой, ну быстро это не получится! Знаю я эти партсобрания!
– Да нет же, у меня доклад на 10 минут. И сразу рванем к девчонкам.
– Эх… (вздыхает, подходи к зеркалу, смотрит на себя и снова вздыхает). Ну, посмотри, разве я не красив? Красив! И должен купаться в счастье с девчонками! А я что вместо этого буду делать? Страдать на скучном собрании!
Я буквально выволок его из квартиры за рукав. Сели в машину и поехали. Я тогда, кстати, был очень крутой студент – ездил на «семерке». Февраль, гололед, мокро, видимость плохая. Андрей опять затянул свою песню: «Нет, ну, посмотри, я красивый?» У него, кстати, нормально с ориентацией. Просто заклинило, у всех бывает. «Я красивый? Нет, ты посмотри, красивый?» Я поворачиваю голову: «Красивый! Отвяжись только». (Некультурный аналог «отвяжись» сами додумайте). И тут нас так заносит, что машина становится с четырех на два колеса, накреняясь как в родео. Едва не перевернулись. И мой приятель громко, театрально, с отчаянием в голосе в этот момент орет:
– Какая нелепая смерть!
И вот после только что пережитого стресса и волнения, что опоздаю, это было так вовремя, так кстати сказано, что я расхохотался до слез!
Потом мы благополучно доехали до форума, и я выступил… Ну, а дальше, конечно же, рванули к девчонкам…
И, кстати, еще о машинах.
У другого моего друга отец был «большой человек». Был такой термин в то время. Что, кстати, никак не отражалось на отпрысках. Во всяком случае, на тех, с кем я учился и дружил. И вот как-то Андрюха мне и говорит: «Отец машину взял новую – «Вольво». Поехали кататься!» Конечно, я согласился! Это же было круто – на всю Украину их пришло всего несколько штук, и лишь одна была в Донецке. Тогда это было все в диковинку.
Юмор – самое лучшее лекарство от всех жизненных неурядиц, кроме здоровья, естественно. Любая неприятность или неловкость отлично «лечится» вовремя сказанной шуткой.
Едем мы в «Вольво». На седьмом небе от счастья. Чувствуем себя настоящими звездами. Проезжающие мимо машины притормаживают, все хотят получше рассмотреть крутую тачку. Мы свернули налево, через две сплошные, да еще под «кирпич». Проезд там был, и был он короче. И тут откуда ни возьмись нарисовывается гаишник. Подходит и наклоняется к окну, не решаясь в него постучать. Мы опустили стекло. Смотрит на нас, пораженный, и спрашивает:
– Ребята, а вы кто?
– А мы студенты-медики.
Гаишник еще больше побледнел – обычно на таких машинах ездили или бандиты, или начальство. А тут два пацана. Что же делать? Непонятка. Он нам: «Ребята, пожалуйста, не нарушайте правила дорожного движения. И поезжайте, поезжайте!» И отдает нам честь!
Дают – бери, бьют – беги. Как бы ни менялись времена, пословица сохраняет свою актуальность.
Сегодня так, конечно, нам не подфартило бы. Но то было другое время. И мы были другие. Нажали на газ и быстрее мотать оттуда.
Мы жили весело, бурно и с удовольствием. Сколько было выпито бутылок Артемовского шампанского! Я и сейчас считаю, что Артемовское шампанское – лучшее, которое когда-либо производилось в нашей стране. Я имею в виду – Советский Союз. Я и в Москве всех друзей приучил пить Артемовское. Этот потрясающий завод работал на виноградниках из Крыма. Весь цикл производства на предприятии расположен под землей, на глубине свыше 72 метров, в гипсовых выработках, добыча гипса в которых началась еще в середине XVIII столетия. Это целый подземный город, где рабочие ездят на машинах. Представляете, специальные люди там ходят годами между лафетами бутылок и каждую бутылку поворачивают вручную!
В общем, мы, студенты, пили только это шампанское. Тогда только начали работу ночные ларьки, и нам в долг давали бутылку шампанского! Продавцы нас уже знали – мы же постоянно к ним приходи. Сначала покупали одну бутылочку. Потом не хватало – шли, просили в долг. Денег-то не было. Я не знаю, где мы брали деньги на следующий день, но долги мы всегда возвращали.
Я не пропагандирую распитие спиртных напитков, естественно. Но у меня, как у врача, есть четкое представление, что все хорошо в меру. И алкоголь тоже. Главное, чтобы он был хорошего качества.
Примерно через год учебы становится понятно – твое это дело или не твое. Ты сидишь в анатомичке, учишь эти названия. Огромный объем информации, куча терминов и названий. И вскоре ты задумываешься, а надо ли тебе это? У нас были ребята, которые после первого курса понимали, что не хотят становиться врачами. И уходили. Много, кстати, так отсеивалось. Но те, кто перешел первый курс, потом уже не уходили. Учиться в медицинском институте действительно тяжело. Приходилось вначале просто зубрить, не очень понимая, что это. Потому что термины, названия костей, органов надо знать наизусть. Ведь потом, во взрослой жизни, это будет нужно. Анатомия, гистология…
Гистология была одним из самых нелюбимых предметов. Самым непонятным и трудным. Во всяком случае, для меня. Смотрел в микроскоп и не понимал ничего – какие-то разноцветные клетки… «На фига мне это надо? – думал я. – Я буду людей лечить, а не в микроскоп пялиться». Мы из одной клетки произошли. Срезы разных органов и тканей. Разные клетки. И они все ведь так похожи. Но судьба позже сыграла со мной интересную штуку – для того, чем я занимаюсь сейчас, постоянно нужен микроскоп! Без гистологии сегодня никуда!
Именно с морфологическим исследованием (то есть гистологией) связана технология интраоперационного контроля полноты удаления опухоли кожи. Так называемый метод Мохс (Mohs – по имени американского ученого, разработавшего технологию), которым я сейчас занимаюсь. Когда удаляешь опухоль, необходимо сразу смотреть ее боковые края под микроскопом – есть ли тут раковые клетки, все ли удалено? И вот необходимость смотреть на ткани под микроскопом и понимать то, что видишь, как карма, преследует меня всю жизнь. Что не срослось в институте, пришло потом – в процессе работы. Но о методе Мохс ниже, в другой главе.