6
Я давно не убирался у себя в коридоре, что видно по почти сантиметровому слою пыли. Он везде: на обуви, которую я ношу довольно редко, на полках, под ними. Если провести здесь пальцем, то на нём будет чёрный густой комок пыли. Я ставлю кроссовки чуть левее обувной полки – пыль там не успевает осесть, потому что эти кроссовки у меня самая популярная обувь.
Я прохожу на кухню и вдыхаю запах плесени. Хлеб, который уже отправляется в мусорное ведро. Закопченная турка, которую я также давно не оттирал от копоти стоит на столе. Я беру её и засыпаю туда две чайных ложки помолотого пару дней назад кофе, наливаю воду, а потом ставлю её на плиту. Главное, не забыть выпить вечером трифтазин, остальное мелочи. На воде появляются маленькие пузыри, она приобретает тёмно-коричневый, почти чёрный цвет, образуется кофейная тёмно-бежевая пенка и характерный аромат наполняет кухню. Кофе закипает, я снимаю его с плиты и даю пенке осесть, потом кипячу ещё раз, и ещё. Этот способ заварки называется «Кофе по-турецки».
Пройдя с горячим кофе в комнату и усевшись на диван, я замечаю на стене старую фотографию. Всё, что я могу, это снять и убрать её куда-нибудь подальше. Я не хочу её видеть, на ней всё то, чего у меня больше нет. Может быть, я бы и хотел её выбросить, но не смогу.
На фото четыре человека, ровно половины из них уже нет в живых. На выцветшей глянцевой фотобумаге за пыльным стеклом стоит мой отец в военной форме, на груди три ордена, не знаю каких, я не разбираюсь в военных делах. Отец левой рукой обнимает мою маму, она так устало и уютно улыбается, карие глаза, тёмно-каштановые волосы с небольшими кудрями. Мама левой рукой обнимает за плечо стоящего перед ней Стаса, моего брата близнеца. Он серьёзен, гордость семьи, спортивного телосложения, не накачанный, но заметно, что он занимается спортом, взгляд уверенного в своём будущем человека, глаза будущего военного. Героя. В другом конце фотографии отец небрежно держит меня за плечо правой рукой, на фото я в чёрной футболке, синих джинсах, волосы сантиметров, наверное, двадцать, чёрные, густые, отец это очень не любил. Стыдился меня, говорил, что мужчина должен выглядеть иначе, приводя в пример бритого почти под «ноль» Стаса.
Мне не хватает мамы, но не могу сказать, что скучаю по брату. Отец возлагал на него большие надежды, он мечтал, чтобы мой брат тоже когда-нибудь стал генералом, усыпал себе орденами и медалями грудь, в военном кителе приходил к старику отцу и пил с ним суровый армейский чай, обсуждал военные будни.
Мечтам не суждено было сбыться. Стас окончил колледж по специальности «мастер-краснодеревщик» и по наставлению отца сразу же отправился в военкомат. Отец похлопотал, чтобы его сын попал в хорошую военную часть, с отличными условиями, но не писарем, ведь ему нужно было вырастить настоящего мужчину, который смог бы достойно продолжить военную династию. В отличие от меня.
Всё пошло не по плану, когда Стас вызвался добровольцем в Чечню, где в тот момент шла локальная война. Он надеялся вернуться оттуда с медалью героя, зайти домой с сумкой на плече и, расставив ноги смотреть на глаза отца, которые переполняла бы гордость. Но не вернулся. Вернулся его жетон.
Костя, его сослуживец, рассказал мне как погиб мой брат. Несмотря на то, что я никогда не испытывал к Стасу братских чувств, мне стало жаль, что всё так вышло. Стас сопровождал БТР на дороге, что пролегала между гор. В один прекрасный момент, моего брата не стало. БТР наехал на противотанковую мину, и она рванула. От БТР остался водитель инвалид, у которого нет обеих ног и левой руки по локоть, и обгоревший корпус. От Стаса остался жетон, ошмётки военной формы и кровь на песке.
Костя потерял ногу. Он шёл довольно далеко от злосчастного БТР и взрывная волна его не так задела, за то задел осколок то ли мины, то ли самой подорвавшейся машины. Он перебил артерию на левой ноге. Её вполне можно было бы спасти, если медицинская помощь не была оказана так поздно. Всё, что сделали на месте – перетянули ногу, чтобы он не истёк кровью. Пока его доставили до заставы, где был врач, жара и грязь сделали своё дело – гангрена. Ногу пришлось ампутировать, чтобы хотя бы спасти ему жизнь.
Костя единственный военный, к которому я хорошо отношусь. Он не пытается заставить жить весь мир по уставу и доказывает, что он лучше кого-то потому что служил. Например, я не служил. Возможно, это потому, что армия забрала его ногу, лишила возможности начать отношения с девушкой и гулять с ней по парку. Он не может выйти прогуляться просто потому, что ему хочется. На костылях далеко не уйдёшь.
В кармане джинсов раздаётся вибрация и я встаю с дивана. Неизвестный номер – отвечаю, прижав щекой телефон к левому плечу и, снимаю фотографию. Я молчу до тех пор, пока женский голос не говорит:
– Привет, это я, Ирина. Ты как завтра согласен попозировать мне в студии? Я придумала интересную тему для фотосессии.
– Я не против. Как раз хотел немного развеяться, а во сколько встречаемся и где? – Она называет мне фотостудию, адрес и как туда добраться, а я выдвигаю полку в тумбочке и убираю фото в кучу вещей, которыми не пользуюсь уже несколько лет.