Глава 5
Последующее до прилета на Иволон время пролетело быстро. Теперь я каждый день уходила вместе с мужем в грузовой ангар, наблюдала за тем, как он ухаживал за оленями, как работал. А сделал он за это время очень многое. Для меня, привыкшей видеть бездельничающих в свободное от рейдов время мужчин, такое трудолюбие выглядело дико. В первую очередь старх смастерил мне широкое меховое «платье» ниже колен с длинными рукавами и с капюшоном, а также свободные штаны под него. Причем вся одежда была мехом внутрь! Еще сшил большущий меховой мешок. Но со всем этим Старх справился за два неполных дня. А потом он мастерил деревянную посуду и какие-то незнакомые предметы, а мне – расческу! Дерево тоже имелось среди обширных запасов моего неразговорчивого мужа.
Мне очень хотелось узнать о будущей жизни, но на большинство вопросов он отвечал или слишком обобщенно, или заявлял:
– Чего об этом говорить – сама же все увидишь.
Так что мне оставалось лишь пылать неудовлетворенным любопытством. А вот меня старх, наоборот, охотно расспрашивал, но тут тоже для диалога ситуация сложилась безнадежная. Я бы и рада была рассказать, но что-то плохое или незначительное не хотелось, а другого практически не было. Поэтому на большинство его вопросов я также отвечала или односложно, или максимально обобщенно.
Ежедневно и даже не единожды к нам заглядывал капитан. Он очень интересовался состоянием оленей и планами моего супруга. Олени по существу вопроса чаще безмолвствовали, а Рид (я для себя переняла манеру обращения капитана к моему мужу) тоже не вдавался в подробности. Но капитана это не смущало: по моим наблюдениям, он тоже не отличался разговорчивостью. Поэтому они порой не столько переговаривались, сколько переглядывались и многозначительно молчали, наводя меня на мысль, не мешает ли им мое присутствие. Когда я решилась спросить об этом своего старха, тот нахмурился и четко сказал:
– Мне спокойнее, когда ты на глазах. А поговорить обо всем важном мы уже успели.
Продолжая переживать относительно затрат на мое питание, на второй день пребывания в ангаре осторожно поинтересовалась: не могу ли и я быть чем-то полезной? И тогда меня приспособили к делу, но с настоятельной рекомендацией через силу не надрываться и делать произвольные перерывы на отдых. Моей задачей стала рассортировка по мешкам каких-то крупных сушеных плодов: в каждый мешок следовало отобрать по трехлитровому ведру этих плодов из общего огромного контейнера, который был забит ими до самого верха. Для работы выдали тканевые перчатки, которые потребовали обязательно надеть.
– Это бобы, – пояснил Рид. – Они растут на Земле и очень ценны своей питательностью и хорошей сохранностью.
Теоретически к Земле я имела больше отношения, но о бобах никогда не слышала.
– А зачем их сушат? – искренне удивилась я. – Почему не в виде концентратов?
– Так выходит дешевле и полезнее в итоге, – пояснил муж. – Они сами по себе отлично хранятся, а когда делают концентраты – добавляют химический консервант. У нашей расы такая пища непопулярна, она считается вредной. Есть, конечно, можно, но с сильного голода.
Странно, везде концентраты считались самым распространенным способом создания запасов, а стархи их не признавали. Но ему виднее, что там, на Иволоне, предпочтительнее.
Так и получилось, что я старательно наполняла мешочки, наблюдая то за работающим мужем, то за оленями. Обратила внимание, что все их отходы старх не отправляет в утилизатор звездолета, а заполняет ими те контейнеры, что освобождались от оленьего корма. И еще очень поразил один факт. Вода, которую он наливал им для питья, тоже была среди запасов. Техническую воду звездолета он для этих целей не использовал. На мое удивление по этому поводу пожал плечами и заявил:
– Мне надо их живыми довезти.
Старх тоже посматривал на меня, меряя взглядом и хмурясь. Всякий раз, поймав такой взгляд, я начинала волноваться. Но вскоре все прояснилось.
– Витара, что из самого необходимого тебе нужно?
Неожиданный вопрос! Порадовал сам факт проявленной заботы, но вот что ответить? По сути, на данный момент я была обладателем одежды, которая на мне, расчески и мехового комплекта! И где он сейчас еще что-то возьмет? И траты опять же… Вряд ли он располагает большими средствами, после того как закупился по максимуму. Поэтому озвучила самый необходимый минимум:
– Одежда нательная, чем зубы чистить, мыться… – Сказав это, неожиданно испугалась. – А мыться там возможность будет?
Муж кивнул. Я с облегчением выдохнула.
– И все, если еда и крыша над головой будут, – неуверенно завершила список.
– А что для твоих женских надобностей? – уточнил Рид.
Мысленно треснув себя по лбу за недогадливость, поразилась продуманности подхода старха.
– Ткань, наверное, нужна, – неуверенно добавила я, хотя подобным средством никогда не пользовалась.
– А что обычно использовала? – невозмутимо уточнил муж.
– Впитывающие хлопковые присоски, – смутившись откровенности вопроса, пробормотала я.
Старх спокойно кивнул и отправился за обедом. Несмотря на все мои уверения, что я смогу есть то, что он взял в дорогу, пищу он мне неизменно покупал свежеприготовленную.
А я теперь на время его отлучек оставалась запертой вместе с оленями на складе. Причем в компании мирно жующих и спящих оленей мне было спокойно и нескучно. По крайней мере не грозили ничьи домогательства.
В тот раз муж отсутствовал гораздо дольше обычного. Я уже начала волноваться, когда он наконец вернулся с едой в сопровождении капитана и еще двоих членов команды звездолета, нагруженных коробками. Коробки оставили возле входа, еду отдали мне, а стархи отошли в дальний угол и принялись что-то активно, но очень тихо обсуждать. Сообразив, что там третий явно лишний, и успокоившись при появлении мужа, принялась за еду. Для надежности, чтобы не смущать мужчин ненужным вниманием, развернувшись к ним спиной. Пусть обсуждают свои секреты.
На обед было мясо, земная цельная картошка в количестве шести штук и здар. Я отметила, что за все время на звездолете не ела ни одного концентрата! Видимо, их непереносимость стархами – реальный факт. Но раз капитан корабля тоже старх, то ясно, откуда тут такое количество натуральных продуктов. А может быть, и вовсе эта еда не из общего раздаточного пункта, а с капитанского стола? Потому-то Рид за ней всегда сам ходит и меня с собой не берет…
Пока я, с аппетитом пережевывая, размышляла о насущном, мужчины пришли к консенсусу и, очень довольные друг другом, разошлись: капитан отправился на выход, а мой муж – ко мне составить компанию за обедом.
– Витара, – с довольным видом сказал старх, – в основном всем необходимым обеспечить тебя удалось!
Ошарашенно переведя взгляд на две большие коробки, не поверила своим глазам. Если там присоски, то я обеспечена пожизненно! Идти и смотреть было откровенно страшно, поэтому решила поверить старху на слово.
– Спасибо, – все еще потрясенно пробормотала ему и тут же уточнила: – А во сколько все обошлось? Дорого?
– Нет, мы договорились о другой форме взаиморасчета, – потирая руки в предвкушении еды, сообщил муж.
– А… откуда тут взялось женское? – Про количество добавить постеснялась, но он и сам понял.
– Капитан тоже женат. – Сказано это было таким многозначительным тоном, словно объясняло все.
Возможно, кому-то и объясняло, но не мне! Но, смирившись, решила, что впереди будет время обо всем разузнать.
Не считая этого эпизода, оставшиеся дни путешествия были спокойными и умиротворяющими. Днем – несложная работа под мерный шорох животных в обществе старха, а ночью… Ночи стали моим любимым временем суток. Каждое утро, пробудившись, благодарила все высшие силы за то, что послали мне такого чуткого мужчину, а еще добрым словом вспоминала рябую сокамерницу, что надоумила на этот судьбоносный выбор. Надеюсь, и ей судьба улыбнулась.
Старх с неизменным постоянством перед сном озабочивался выполнением своего мужнего долга, причем в обязательном порядке предварительно заручившись моим согласием. Я очень смущалась, но согласие каждый раз давала. Мой предыдущий опыт ограничивался одним мужчиной и был безрадостным. Старх же поражал меня заботливостью, терпением и выдержкой. У нас даже возник маленький ритуал.
Каждый вечер, возвращаясь после ужина и посещения санитарной зоны к нашей спальной кабинке, раздевались по очереди. Сначала внутрь забиралась я, стягивала куртку и штаны, расстилала постель, потом раздевалась полностью и отодвигалась к стенке, прячась под одеяло. Муж на третий день нашей семейной жизни объяснил мне, что у стархов супруги спят рядом только полностью раздетыми.
– Жена под одеяло к мужу в одежде не ложится, – предупредил он меня.
Мелькнула паническая мысль о морозе, но выяснение подробностей решила отложить до момента первой ночевки на Иволоне.
Так что теперь каждый вечер перед сном я раздевалась донага, а потом, все еще смущенно отводя взгляд, наблюдала, как готовится ко сну старх. Всегда неизменно спокойно и деловито. Меня поражал тот факт, что, будучи так непривлекателен лицом, Рид обладал невероятно красивым телом. Мощные плечи, сильные и пропорциональные руки и ноги, поджарый живот. Особенно мой взгляд притягивали курчавые волоски на груди – такие же мягкие на вид, как и на ушах. Очень хотелось потрогать их, но отважиться не могла. Вообще, инициатива супружеской близости пока исходила только от старха, проявлявшего очевидное желание и уверенное постоянство.
Так, забравшись ко мне под одеяло, осторожно сильными руками, предварительно скользнув ладонью по животу, обхватывал меня за талию и, склонившись надо мной, тихонько спрашивал:
– Можно?
Как правило, к этому моменту от ощущений, вызванных прикосновениями к моей коже его грубоватых рук, у меня уже перехватывало дыхание, поэтому просто молча кивала. А он ночь за ночью занимался изучением моего тела. И в его руках я чувствовала себя очень стройной, легкой и… непривычно значимой. Большие ладони старха могли свободно обхватить мою талию, причем, обнаружив этот факт, муж что-то проворчал насчет моей недокормленности, но снова и снова продолжал так меня касаться. Ему явно нравилось ощущение моей хрупкости, абсолютной принадлежности ему. А мне тоже было приятно собственной кожей осязать его шершавые ладони, обхватывающие и осторожно поглаживающие меня. Я выгибалась дугой, способствуя этому захвату, чем он пользовался, перемещая руки дальше под меня и поглаживая спину. Вообще, успокаивающие поглаживания были ему свойственны, еще с оленями заметила. Но в моем случае присутствовал элемент нежного исследования. Если он замечал, что касание в каком-то месте вызывает у меня стон или довольный вздох, обязательно повторял прикосновение, и не раз, беря себе на заметку.
Очень нравилось старху касаться и моей груди, которую он невероятно нежно приподнимал, немного сжимал и поглаживал загрубевшими пальцами. Меня эти осторожные шершавые прикосновения его пальцев просто сводили с ума. Не думала о том, что такая простая ласка настолько чувственна. Каждый раз, как он добирался до груди, меня сразу пробирало восторженной дрожью, а внизу живота начинало томительно тянуть в предвкушении дальнейшего.
В кабинке вдвоем было не очень удобно и тесновато, без особенного простора для маневров, но даже самые простые ласки моего громадного мужа доставляли огромное удовольствие. Каждый раз, прежде чем осторожно сблизиться со мной, он медленно проникал в меня рукой, удостоверяясь, что его ждут и очень рады. Обнаружив меня влажной, довольно хмыкал и терся лбом о мою грудь и живот, обнимая сильными руками за бедра, бормоча мне, что я хорошая жена и что ему очень повезло со мной.
По части комплиментов опыта у него определенно было немного. Но у меня сердце замирало от того, как он, смягчая тон, особенно акцентируя раскатистое «р-р-р», говорил это «хор-р-рошая». Руки сразу сами взлетали вверх, обнимая его плечи, лаская их, прижимая теснее.
В любви он никогда не спешил, до определенного мгновения делая все без суеты и резкости. Своим огромным телом владел в совершенстве, поэтому ни разу не было случая, чтобы он где-то прижал или придавил меня, причиняя боль.
Мое тело тоже с каждым разом все увереннее принимало его, подстраиваясь под размер и наполняясь без остатка. И вот тогда он менялся. Словно отпуская поводья выдержки, преображался, становясь порывистым и быстрым. Мне хватало всего лишь нескольких сильных толчков, чтобы по телу побежали волны удовлетворенной слабости, а сознание исчезло в тумане приятнейших ощущений. Как правило, его последнее сильнейшее движение я встречала уже в расслабленном опустошении удовольствия, кусая его ладонь, сдерживающую мои стоны.
Старх каждый раз умудрялся одновременно лишить меня всяких физических сил и наполнить желанием жить и радоваться дальнейшему. Осторожно развернув мое, еще подрагивающее от напряжения супружеской близости, тело на бок, плавно обвивал своей лапищей мою талию и, прижав к себе, баюкал. Так мы и засыпали. И мне даже чудились робкие прикосновения его губ к моим волосам.
И каждое утро в последние дни я просыпалась одна. Не знаю, как он умудрялся выбраться из кабинки, не разбудив меня, но факт оставался фактом: он давал мне возможность поспать подольше. После первой панической реакции я начала наслаждаться этим временем. Еще в ленивом полусне, перевернувшись на живот и подмяв под себя одеяло, обнимала руками его подушку, впитывая его аромат, и расслабленно валялась еще с полчаса. Пока Рид не приходил за мной, чтобы проводить в туалет и забрать с собой на склад, где я и завтракала.
Именно эти дни полета к Иволону стали самыми счастливыми в моей жизни днями. Такого душевного комфорта и расслабленного спокойствия я не испытывала, кажется, никогда раньше. Поэтому день прибытия на ледяную планету помимо очевидного волнения и тревоги вызвал затаенную грусть. Да и страшно было… Перспектива вечной темноты и суровейших морозов (с точки зрения человеческого восприятия таково существование в северных пределах!) невероятно пугала.