Глава 7
Самолет сел в Чикаго в пять часов пополудни, меньше чем за час до выступления Лукаса Джонса. Симпсон попросил разрешения использовать апартаменты своего друга на Лейк-Шор-Драйв. Другом этим была престарелая вдова, чей муж учился с Симпсоном в одном классе. Она проводила зиму в Португалии.
Когда такси свернуло на набережную, Кассия начала испытывать растущее возбуждение. Она, наконец, приняла решение. Сделала первый шаг. Но что, если все это окажется больше того, с чем она способна справиться? Одно дело – сидеть за своей пишущей машинкой и называть себя К. С. Миллером и совершенно другое – брать интервью у известного человека. Конечно, Марк тоже не знал, кто она такая. Но это совсем другое. Его самый дальний горизонт не выходил за пределы его холста, и даже если бы он узнал, ему было бы все равно. Он посмеялся бы, но это не имело бы для него значения. Лукас Джонс может оказаться совсем другим. Он может попытаться использовать ее известность в своих целях.
Она постаралась отбросить свои страхи, когда такси остановилось напротив адреса, который дал ей Симпсон. Одолженные апартаменты располагались на девятнадцатом этаже солидно выглядевшего здания неподалеку от озера. Паркетный пол в фойе эхом отразил ее шаги. Ее поразила причудливая хрустальная люстра под потолком. Призрачная форма большого рояля молча скрывалась под чехлом от пыли неподалеку от лестницы. Большой холл с огромными зеркалами вел в гостиную. Еще несколько чехлов от пыли, две люстры и сделанная из розового мрамора каминная полка в стиле Людовика XV, мягко отражавшая свет, падавший из холла. Мебель под чехлами выглядела массивной, и Кассия с любопытством переходила из комнаты в комнату. Винтовая лестница вела на верхний этаж. Наверху, в главной спальне, она отдернула занавески и подняла кремовые шелковые шторы. Озеро, окрашенное в цвета заката, с лениво плывущими по нему яхтами завораживало. Было бы чудесно прогуляться по берегу и полюбоваться озером, но ее занимали другие мысли. Лукас Джонс – и каким он окажется.
Она прочитала его книгу и была удивлена, что она ей понравилась. Кассия была готова невзлюбить его, хотя бы потому, что интервью стало яблоком раздора между ней, Симпсоном и Эдвардом. Но она забыла обо всем остальном, читая книгу. Автор хорошо владел словом, прекрасно выражал свои мысли и отличался приятным чувством юмора и нежеланием принимать себя всерьез, несмотря на увлечение своим предметом. Его стиль на удивление не совпадал с его личной историей, даже трудно поверить, что человек, который провел большую часть юности в судах по делам несовершеннолетних и в тюрьмах, так мастерски владеет пером. Тем не менее время от времени он сознательно использовал тюремный жаргон и калифорнийский сленг. Его книга представляла собой необычную комбинацию догм и убеждений, надежд и цинизма, приправленных легкой усмешкой и немалой долей высокомерия. Казалось, он существует в нескольких ипостасях. Он больше не тот, кем был раньше. Он решительно стал тем, кем стал, и это главная ценность его жизни. Читая его книгу, Кассия позавидовала ему. Симпсон прав. Косвенным образом это книга о ней. Тюрьма может быть разной – даже обедом в «Ла Гренуй».
Ее представление о нем стало более ясным теперь. Глаза-бусинки, нервные руки, сутулые плечи, выпирающее брюшко и редкие прядки волос, прикрывающие блестящий лысеющий лоб. Непонятно, почему, но ей казалось, что она знает его. Она даже могла представить себе, как он говорит, читая его книгу.
Мужчина внушительных пропорций вышел со вступлением к речи Лукаса Джонса, в общих чертах яркими красками обрисовав проблемы профсоюзов в тюрьмах, шкалу зарплат (от пяти центов в час до четверти доллара в лучших заведениях), бесполезные профессии, которым там обучают, и невыносимые условия существования. Он говорил спокойно, без пафоса.
Кассия наблюдала за его лицом. Он устанавливал манеру и темп изложения. Неброско, негромко, но тем не менее очень внушительно. Больше всего на нее произвело впечатление прозаичное описание ужасов тюрем. Было странно, что они выпустили на сцену этого мужчину до Джонса; ему придется нелегко выступать после него. А может быть, и нет. Может быть, нервный динамизм Джонса будет выгодно контрастировать с более спокойной манерой изложения первого докладчика – спокойной, но полностью контролирующей зал. Характер этого человека заинтриговал ее настолько, что она забыла осмотреть присутствующих, чтобы удостовериться, что среди них нет никого, кто может ее узнать.
Она достала блокнот и сделала наброски о выступавшем, потом стала рассматривать собравшуюся аудиторию. Она заметила трех хорошо известных чернокожих радикалов и двух солидных лидеров профсоюзов, которые были знакомы с Джонсом с давних пор, когда он только начал свою деятельность. Среди присутствовавших она заметила несколько женщин, а в первом ряду сидел известный адвокат по криминальным делам, который часто выступал в прессе. Это были люди, которые большей частью хорошо знали обсуждаемую ситуацию и активно выступали за тюремную реформу. Ее удивило большое количество присутствовавших, и она с интересом разглядывала их лица и слушала окончание вступления. Все это происходило в пронзительной тишине. Ни шуршания, ни скрипа стульев, ни поисков сигарет и щелканья зажигалок. Никто, казалось, не шевелился. Все глаза были устремлены на человека, который сидел перед ними. Она права – Лукасу Джонсу придется нелегко выступать после него.
Она снова посмотрела на спикера. Он был чем-то похож на ее отца. Почти черные волосы и сверкающие зеленые глаза, которые, казалось, приковывали людей к их стульям. Он смотрел в глаза тем, кого он знал, задерживал на них свой взгляд, словно говоря только для них, а потом осматривал комнату, продолжая говорить тихим голосом. Его руки при этом оставались неподвижными, а лицо строгим. Но, казалось, что на его губах вот-вот появится усмешка. Интересные, грубоватые руки и невероятная улыбка. Его красота была, пожалуй, пугающей, но он ей понравился. Она наблюдала за ним, желая узнать о нем больше. Одет в старый твидовый пиджак; длинные ноги лениво вытянуты вперед. Внезапно его взгляд остановился на ней.
Она почувствовала, как он рассматривает ее точно так же, как она рассматривала его. Он долго и настойчиво держал ее в поле зрения, потом перевел глаза в другую сторону. Она испытала странное ощущение – как будто одной рукой ее схватили за горло и прижали к стене, в то время как другой погладили по волосам. Хотелось сжаться от страха и растаять от удовольствия. Ей внезапно стало жарко в комнате, заполненной народом, и она потихоньку стала оглядываться, удивляясь, почему этот человек говорит так долго. Вряд ли это вступление. Он говорил уже почти полчаса. Как будто хотел затмить Лукаса Джонса.
И тут до нее дошло, и она едва не рассмеялась в тишине комнаты: это не вступление. Человек, чьи глаза так недолго гладили ее, и есть Джонс!