Глава 6
– Доброе утро, мисс Сент-Мартин. Я скажу мистеру Симпсону, что вы пришли.
– Спасибо, Пэт. Как ваши дела?
– Сумасшедший дом. Такое впечатление, что у всех после лета родились идеи для новых книг. Или ищут новую рукопись, или потерянный чек за авторский гонорар.
– Да, я вас понимаю.
Кассия сочувственно улыбнулась, подумав о своих собственных планах на новую книгу.
Секретарша быстро взглянула на свой стол, взяла какие-то бумаги и исчезла за тяжелой дубовой дверью. Литературное агентство «Симпсон, Уэллс и Джонс» не сильно по виду отличалось от юридической фирмы Эдварда, или офиса Уита, или брокерского дома, который вел большинство ее дел. Это серьезный бизнес. Длинные полки с книгами, деревянные панели, бронзовые дверные ручки и толстый ковер цвета бургундского вина. Сдержанно. Внушительно. Престижно. Ее интересы представляла фирма с очень высокой репутацией. Именно поэтому она поделилась своим секретом с Джеком Симпсоном. Он знал, кто она, и только он и Эдвард знали о ее многочисленных псевдонимах. И штат Симпсона, конечно, тоже был в курсе, но все они были безупречно осторожны. Секрет охранялся очень строго.
– Мистер Симпсон примет вас сейчас, мисс Сент-Мартин.
– Спасибо, Пэт.
Он ждал ее, стоя за своим столом, приятный мужчина примерно того же возраста, что и Эдвард, лысеющий, с седыми висками, широкой отеческой улыбкой и мягкими руками. Как обычно, они поздоровались за руку. И она устроилась в кресле напротив него, помешивая ложкой чай, который принесла Пэт. Сегодня чай был мятный. Иногда это был «Инглиш Брекфаст», а в полдень всегда «Эрл Грей». Офис Джека Симпсона для нее точно рай, место, где можно расслабиться и развеяться. Место, где она испытывала возбуждение от своей работы. Она всегда чувствовала себя здесь счастливой.
– У меня для вас есть заказ, моя дорогая.
– Чудесно. Что именно?
Она выжидательно посмотрела на него поверх чашки с золотой каемкой.
– Ну, давайте сначала поговорим.
В его глазах сегодня было что-то необычное. Кассии стало интересно, что же это такое.
– Это несколько отличается от того, что вы обычно делаете.
– Порнография?
Она сделала глоток чая и с трудом сдержала улыбку. Симпсон усмехнулся.
– Так вот что вы хотите делать, не так ли? – Она рассмеялась, а он зажег сигару. Эти сигары были от «Данхилла», а не с Кубы. Она каждый месяц посылала ему коробку. – Что ж, в этом случае мне придется разочаровать вас. Это решительно не порнография. Это интервью.
Он внимательно вглядывался в ее глаза. Она так часто напоминала ему загнанную лань. В ее жизни были такие сферы, куда даже он не смел вторгаться.
– Интервью? – Ее лицо стало непроницаемым. – Ну что ж. Есть ли еще что-нибудь?
– Нет, но, я думаю, нам следует обсудить это более подробно. Вы слышали когда-нибудь о Лукасе Джонсе?
– Не уверена. Имя кажется знакомым, но я не помню, где я его слышала.
– Он очень интересный человек. Между тридцатью и сорока, провел шесть лет в тюрьме в Калифорнии за вооруженное ограбление и отбывал наказание в Фолсоме и Сан-Квентине – этих легендарных местах ужаса, которые у всех на слуху. Итак, он пробыл там шесть лет – и выжил. Он был среди первых, кто организовал профсоюзы внутри тюрем и поднял много шума о защите прав заключенных. И сейчас, когда он уже на свободе, продолжает заниматься этим. Мне кажется, он посвятил этому всю свою жизнь. Он борется за отмену тюрем вообще, а пока за улучшение содержания заключенных. Даже отказался в первый раз от условного освобождения, потому что не успел закончить то, что начал. Второй раз, когда ему предложили условное освобождение, ему не дали выбора. Они хотели отделаться от него, таким образом он оказался на свободе и начал свою работу за пределами тюрьмы. Он оказал огромное влияние на общественность, рассказав, что в действительности происходит в наших тюрьмах. Между прочим, он написал очень впечатляющую книгу на эту тему, когда вышел на волю год или два назад, сейчас точно не вспомню. Это принесло ему известность – речи, выступления по телевидению и все такое. И это особенно удивительно, потому что он все еще освобожден условно. Я полагаю, он очень рискует, продолжая так себя вести.
– Я думаю.
– Он отсидел шесть лет, но все еще не свободный человек. Насколько я знаю, в Калифорнии существует некая система, называемая «неопределенный срок заключения», что означает, что срок, к которому приговаривают, не вполне ясен. Мне помнится, что его срок был «от пяти лет до пожизненного». Он отсидел шесть. Я полагаю, он мог отсидеть и десять, и двадцать, на усмотрение руководства тюрьмы. Но я думаю, что они просто устали от него, мягко выражаясь.
Кассия кивнула, заинтригованная. Симпсон на это и рассчитывал.
– Он убил кого-нибудь во время ограбления?
– Нет, я почти уверен в этом. Я думаю, просто побуянил. У него была довольно бурная молодость, если судить по тому, что он написал в своей книге. Большую часть образования получил в тюрьме – окончил школу, колледж и получил диплом магистра по психологии.
– Во всяком случае, деятельный человек. Были ли у него проблемы с тех пор, как он вышел на волю?
– Не такие проблемы. Кажется, все это осталось в прошлом. Единственная проблема, о которой я знаю, – это то, что он ходит по тонкой проволоке, заигрывая со средствами массовой информации ради своей агитации в пользу заключенных. Поводом для этого конкретного интервью является тот факт, что он написал еще одну книгу, которая вскоре выйдет. Очень бескомпромиссное изложение существующих условий, которое является как бы продолжением первой книги, но гораздо более откровенное и беспощадное. Я слышал, что книга произведет фурор. Сейчас очень удачный момент написать о нем, Кассия. И вы сможете сделать это очень хорошо. В прошлом году вы написали две статьи о волнениях среди заключенных в Миссисипи. Так что это не совсем незнакомая для вас область.
– Но это и не сухое изложение фактов. Это интервью, Джек. – Она посмотрела ему в глаза. – И вы знаете, что я не беру интервью. Кроме того, он говорит не о Миссисипи. Он говорит о тюрьмах в Калифорнии. А я, как и все остальные, знаю о них лишь то, что читаю в газетах.
Слабый аргумент, оба понимали это.
– Правила такие же, Кассия. Вы сами это знаете. И нам заказали интервью о Лукасе Джонсе, а не о тюремной системе в Калифорнии. Он сможет рассказать вам очень многое об этом. Если на то пошло, вы можете прочитать его первую книгу. Это поможет вам узнать все, что вас интересует, если вы сможете это переварить.
– А какой он?
Симпсон сдержал улыбку. Он нахмурился и положил сигару в пепельницу.
– Странный, интересный, сильный, очень закрытый и очень открытый. Я видел, как он выступает, но никогда лично не встречался с ним. Создается впечатление, что он расскажет кому угодно все, что угодно, о тюрьмах, но ничего о себе. Взять у него интервью – это настоящий вызов. Я бы сказал, что он очень настороженный, но в то же время странным образом подкупающий. Он выглядит как человек, который ничего не боится, потому что ему нечего терять.
– Всем есть что терять, Джек.
– Вы думаете о себе, моя дорогая. Но некоторым действительно нечего терять. Некоторые уже потеряли все, что любили. До тюрьмы у него были жена и ребенок. Ребенка насмерть сбила машина, а жена покончила с собой за два года до его освобождения. Может быть, он один из тех, кто уже все потерял. Такое может сломать человека. Или дать ему своеобразную свободу. Я думаю, это как раз его случай. Для тех, кто его хорошо знает, он является чем-то вроде бога. Вы услышите много противоречивых отзывов о нем: сердечный, любящий, добрый или безжалостный, жестокий, холодный. Все зависит от того, с кем вы будете разговаривать. Он своего рода легенда и загадка. Похоже, никто не знает, каков он на самом деле.
– Судя по всему, вы знаете о нем немало.
– Он интересует меня. Я читал его книгу, слышал его выступления и проделал небольшую исследовательскую работу, прежде чем позвал вас обсудить это со мной, Кассия. Эту работу, по моему мнению, вы можете проделать блистательно. По-своему он так же замкнут, как и вы. Может быть, это научит вас чему-нибудь. И это интервью не пройдет незамеченным.
– Именно поэтому я и не хочу его делать.
Она внезапно снова стала решительной, хотя какой-то момент колебалась. Но Симпсон не терял надежды.
– А чего вы теперь хотите – безвестности?
– Не безвестности, а осторожности. Анонимности. Душевного покоя. Для вас в этом нет ничего нового. Мы обсуждали это и прежде.
– В теории. Но не на практике. И сейчас у вас есть шанс сделать статью, которая будет не только интересна для вас, но откроет перед вами прекрасные возможности с профессиональной точки зрения, Кассия. Я не могу позволить вам упустить этот шанс. По крайней мере, не сказав, почему вы должны это сделать. Я думаю, вы совершите глупость, отказавшись.
– И еще большую глупость, согласившись. Я не могу. Слишком многое поставлено на карту. Как я могу сделать это интервью, не вызвав определенный фурор сама? Из того, что вы мне рассказали, я поняла, что этот человек не может быть незамеченным. И как вы думаете, сколько понадобится времени, прежде чем кто-нибудь узнает меня? Это может быть сам Джонс, если на то пошло. Возможно, он знает, кто я такая. – Она покачала головой, но теперь уже решительно.
– Он не такой человек, Кассия. Ему глубоко наплевать на светские справочники, котильоны с дебютантками и на все остальное, что происходит в вашем мире. Он слишком занят в своем. Я готов поспорить, он никогда даже не слышал вашего имени. Он из Калифорнии, живет сейчас на Среднем Западе, вероятно, никогда не бывал в Европе, и можете быть совершенно уверены, что он не читает светской хроники.
– Вы не можете знать этого наверняка.
– Я почти готов поклясться в этом. Я чувствую, какой он, и я уже знаю, что его волнует. Исключительно. Он бунтарь, Кассия. Самоучка, умный и совершенно преданный своему делу бунтарь. А не плейбой. Бога ради, девочка, проявите благоразумие. Это ваша карьера, с которой вы сейчас играете. Он будет выступать с речью в Чикаго на следующей неделе, и вы можете легко и тихо сделать заметки. Интервью с ним в его офисе на следующий день, и все. Никто не будет знать, кто вы, когда он будет выступать. Я уверен, что и он не будет. И нет никаких причин, почему псевдоним К. С. Миллер надежно не прикрыл бы вас. Это все, что он будет знать. Он будет гораздо более заинтересован в том, как вы будете освещать его деятельность, чем в вашей личной жизни. Это не те вещи, о которых он думает.
– Он гомосексуалист?
– Возможно. Не знаю. Я не знаю, что делает мужчина, находясь шесть лет в тюрьме. И это не имеет значения. Важно то, за что он борется и как он это делает. Это главный вопрос. И если бы я подумал хотя бы на минуту, что эта работа подставит вас под удар, я бы вам ее не предложил. Вы знаете это. Все, что я могу сказать вам, – это то, что я твердо уверен: он не проявит ни малейшего интереса к вашей личной жизни.
– Но вы не можете быть в этом уверены. А что, если он авантюрист, мошенник, который вычислит, кто я, и найдет способ повернуть это себе на пользу? Он может написать во всех газетах, что это я брала у него интервью.
Симпсон начал терять терпение. Он потушил сигару.
– Послушайте, вы писали о происшествиях, о разных местах, о политических событиях, о психологических особенностях разных людей. Вы проделали отличную работу, но никогда не делали ничего подобного. Я думаю, вы можете сделать это. И сделать это хорошо. И я думаю, вы должны взяться за это. Это отличная возможность для вас, Кассия. Вопрос лишь в одном: вы писатель или нет?
– Ясно. Но мне это кажется исключительно неразумным. Нарушением моих собственных правил. В течение семи лет я жила в покое, потому что была абсолютно и основательно осторожна. Если я сейчас начну брать интервью, если я сейчас возьмусь за это, последуют другие. Нет. Я просто не могу.
– Но почему хотя бы не обдумать это? У меня есть его книга, если хотите, можете ее почитать. Я действительно думаю, что вы должны сделать хотя бы это, прежде чем принимать решение.
Она колебалась несколько мгновений, потом кивнула. Это будет единственной уступкой, на которую она пойдет; она по-прежнему уверена, что не будет делать этого интервью. Она не может себе этого позволить. Может быть, Лукасу Джонсу нечего терять, но она – другое дело, она может потерять все. Душевное спокойствие и тщательно скрываемую тайную жизнь, которую она так долго налаживала. Она не станет делать ничего, что может поставить ее под угрозу, ни для кого. Ни ради Марка Вули, ни ради Джека Симпсона, ни ради какого-то незнакомого бывшего уголовника с горячими новостями. Пошел он к черту. Никто не стоит этого.
– Хорошо. Я прочитаю книгу. – Она улыбнулась впервые за полчаса и удрученно покачала головой. – Вы, безусловно, знаете, как уговаривать. Негодник.
Но Симпсон знал, что он все еще не убедил ее. Единственное, на что ему оставалось надеяться, – это то, что ее любопытство и книга Лукаса Джонса сделают свое дело. Он нутром чувствовал, что она должна взяться за эту работу, а ошибался он очень редко.
– Симпсон! Вы действительно чистой воды негодник. Судя по вашим словам, вся моя карьера зависит от этого или даже моя жизнь.
– Возможно, это так и есть. А вы, моя дорогая, чистой воды писатель. Но мне кажется, что вы достигли того момента, когда придется делать какой-то выбор. И, главное, этот выбор будет непростым, неважно, сделаете ли вы его сейчас, в связи с этим конкретным интервью, или позже, еще по какому-либо поводу. Меня больше всего заботит, чтобы вы сделали этот выбор, а не позволили своей карьере и жизни пройти мимо вас.
– Я не думала, что моя жизнь и карьера проходят мимо меня.
Она цинично приподняла бровь, потому что его слова позабавили ее. Так не похоже на него быть таким заинтересованным или откровенным.
– Нет, до сих пор у вас все шло хорошо. Стабильное развитие, но только в определенном смысле. Момент истины наступит обязательно. Момент, когда вы не сможете безнаказанно устраивать свою жизнь так, как вам хочется. Вам придется решать, чего вы на самом деле хотите, и действовать соответственно.
– А вы не думаете, что я так и делаю?
Она была удивлена, когда он покачал головой.
– У вас не было в этом нужды. Но мне кажется, что время настало.
– Для чего?
– Для того чтобы вы определились, кем хотите быть. К. С. Миллером, пишущим серьезные статьи, которые действительно продвинут вашу карьеру, Мартином Холламом, сплетничающем о своих друзьях, прикрывшись псевдонимом, или высокородной Кассией Сент-Мартин, посещающей балы дебютанток и обедающей в «Тур д’Аржан» в Париже? Вы не можете иметь все это, Кассия. Даже вы.
– Не говорите нелепостей, Симпсон. – Он поверг ее в смятение, и все это из-за статьи о бывшем заключенном. Какой вздор. – Вы прекрасно знаете, что колонка Холлама – это просто шутка для меня, – раздраженно сказала она. – Я никогда не воспринимала ее всерьез, уж во всяком случае, в последние пять лет. И вам также известно, что моя карьера как К. С. Миллер – это то, что действительно имеет для меня значение. А балы с дебютантками и обеды в «Тур д’Аржан», как вы выразились, – она сердито посмотрела на него, – это просто способ провести время, привычка, которая позволяет оживлять колонку Холлама. Я не продаю свою душу за такой образ жизни.
Но она отлично знала, что это ложь.
– Не уверен, что это правда, но если так, вы обнаружите рано или поздно, что цена, которую придется заплатить, – это ваша душа или ваша карьера.
– Не будьте таким драматичным.
– Не драматичным. Честным. И озабоченным.
– Что ж, не нужно быть «озабоченным», по крайней мере в отношении меня. Вы знаете, что я должна делать и чего ожидать от меня. Вы не можете изменить уходящие в глубь веков традиции, проведя несколько коротких лет за пишущей машинкой. Кроме того, многие писатели работают под псевдонимом.
– Да, но они не живут под псевдонимом. И я не согласен с вами в вопросе традиций. Вы правы только в одном – традиции нельзя изменить за несколько лет. Их меняют неожиданно, грубо, в крови революции.
– Я не думаю, что это необходимо.
– Или «цивилизованно», не так ли? Вы правы, это нецивилизованно. Революции никогда не бывают цивилизованными, и изменения никогда не приносят успокоения. Я начинаю думать, что вам следует почитать книгу Джонса ради себя самой. По-своему, вы провели в тюрьме тридцать лет. – Он взглянул ей в глаза, и его голос смягчился. – Кассия, неужели вы хотите так жить? Ценой отказа от счастья?
– Вопрос об этом не стоит. Иногда у людей не бывает выбора.
Она отвернулась от него, частично раздосадованная, частично задетая за живое.
– Но это именно то, что мы обсуждаем. Выбор есть всегда. – Неужели она этого не видит? – Вы что, собираетесь всю свою жизнь прожить во исполнение «долга», чтобы угодить своему опекуну спустя десять лет после того, как вы достигли совершеннолетия? Или угождать своим родителям, которых нет в живых уже двадцать лет? Как можете вы требовать этого от себя? Почему? Потому, что они умерли? Бога ради, это не ваша вина. Времена меняются, и вы изменились. Или это то, чего ожидает от вас тот молодой человек, с которым вы обручены? Если дело в этом, возможно, наступит момент, когда вам придется выбирать между ним и вашей работой, и будет лучше, если вы примете решение сейчас.
Какой человек? Уит? Какая нелепость. И почему Симпсон поднял этот вопрос сейчас? Он никогда раньше не упоминал об этом. Почему сейчас?
– Если вы имеете в виду Уитни Хейворда, я не обручена с ним и никогда не буду обручена. Для меня он лишь партнер по очень скучному вечеру. Так что вы волнуетесь напрасно на этот счет.
– Я рад слышать это. Тогда в чем же дело, Кассия? Зачем эта двойная жизнь?
Она глубоко вздохнула и посмотрела на сложенные на коленях руки.
– Потому что когда-то меня убедили, что если я уроню Святой Грааль хотя бы на мгновение или отложу его в сторону на один день, весь мир рухнет, и это будет моя вина.
– Что ж, я скажу вам тщательно скрываемый секрет. Мир не рухнет. Ваши родители не будут преследовать вас; ваш опекун даже не совершит самоубийства. Живите для себя, Кассия. Вы просто должны это сделать. Сколько времени можно прожить во лжи?
– А псевдоним – это ложь?
Слабый аргумент, и она знала это.
– Нет, но то, как вы им пользуетесь, – это ложь. Вы используете два своих псевдонима, чтобы отделить один свой мир от другого. Две стороны вас самой. Одна – это долг, вторая – любовь. Вы похожи на замужнюю женщину с любовником, не желающую расстаться ни с одним. Мне кажется, что это тяжелое бремя. И совершенно ненужное. – Он посмотрел на часы и покачал головой со слабой улыбкой. – А сейчас прошу простить меня. Я читаю вам нотации уже почти час. Но я очень давно хотел обсудить все это с вами. Делайте что хотите со статьей о Джонсе, но подумайте немного о том, о чем мы говорили. Я думаю, это важно.
– Подозреваю, что вы правы.
Внезапно она почувствовала себя обессиленной. Это утро истощило ее. Казалось, что вся ее жизнь прошла у нее перед глазами. И какой незначительной она оказалась при близком рассмотрении. Симпсон прав. Она не знала, что будет делать с интервью, но это и неважно. Проблема гораздо глубже.
– Я прочитаю книгу Джонса сегодня ночью.
– Сделайте это, и позвоните мне завтра. Я не буду отвечать журналу до вашего звонка. Вы простите меня за то, что прочел вам проповедь?
Она улыбнулась ему уже более теплой улыбкой.
– Только если вы позволите мне поблагодарить вас. Вы сказали то, что я не хотела бы услышать, но думаю, мне это было нужно. Я размышляла об этом сама в последнее время, и когда я спорила с вами, отчасти я спорила сама с собой. Легкая шизофрения.
– Ничего подобного. Вы не единственная в своем роде; другие переживали то же самое и до вас. Кто-нибудь из них должен написать книгу о том, как это сделать.
– Вы хотите сказать, что другие это пережили?
Она рассмеялась и сделала последний глоток чая.
– На самом деле, вполне спокойно.
– И что они потом сделали? Убежали с лифтером, чтобы подтвердить свою правоту?
– Некоторые. Не обремененные интеллектом. Другие нашли лучшие решения.
Она постаралась не думать о своей матери.
– Например, Лукас Джонс?
Она сама не знала, почему у нее вырвалось это имя.
– Навряд ли. Я не предлагаю вам выходить за него замуж, моя дорогая. Только сделать с ним интервью. Удивительно, что вы подняли такую суету.
Джек Симпсон знал настоящую причину этой суеты. Она боится. И он по-своему пытался унять ее страхи. Только одно интервью. Один раз. Это может так много изменить для нее. Расширить горизонты, вывести из безвестности, сделать настоящим писателем. Если все пойдет хорошо. Он знал, насколько малы шансы, что ее «разоблачат». Конечно, если она обожжется на этом интервью, то спрячется навсегда, это он тоже знал. Ни один из них не мог позволить этому произойти. Он все обдумал тщательнейшим образом, прежде чем предложить ей эту работу.
– Знаете, вы открыли мне глаза на многое сегодня, Джек. Должна признать, что в последнее время эта «таинственность» изрядно мне поднадоела. С течением времени она утратила свое очарование.
Он прав. Она живет как замужняя женщина с любовником. Она просто никогда об этом так не думала. Эдвард, Уит, приемы, комитеты, а с другой стороны, Марк и Сохо и пикники на волшебных островах; и отдельно от всего этого – ее работа. Полный разброд. Каждая ипостась отдельна и спрятана, и это стало разрывать ее на части. Кто и что должно стоять на первом месте? Конечно, она сама, но об этом так легко забыть. Пока кто-нибудь не напомнит, как только что это сделал Джек Симпсон.
– Вы выдержите, если я обниму вас, дорогой сэр?
– Не только выдержу, а высоко оценю, моя дорогая. Мне это доставит истинное наслаждение.
Она обняла его и улыбнулась, собираясь уходить.
– Чертовски досадно, что вы не произнесли эту речь десять лет назад. Сейчас уже почти поздно.
– В двадцать девять лет? Не будьте глупышкой. А теперь идите, прочитайте эту книгу и позвоните мне завтра утром.
Она вышла из его офиса, помахав на прощание рукой в коричневой лайковой перчатке.
В лифте она рассмотрела невыразительную обложку книги. На обороте не было фотографии Лукаса Джонса, только краткая биография, которая сообщила ей о нем гораздо меньше, чем Симпсон. Это показалось странным; из услышанного сегодня утром она уже имела четкое представление об этом человеке. Она ожидала, что у него будет неприятное лицо, скорее всего, он невысокий, приземистый, суровый и, возможно, полный – и дьявольски напористый. Шесть лет в тюрьме меняют человека, и они, безусловно, не могли украсить его. К тому же вооруженное ограбление. Наверняка маленький толстый человечек с ружьем в винном магазине. А теперь он уважаем, и ей предлагают взять у него интервью. Тем не менее, несмотря на разговор с Симпсоном, она знает, что не сможет сделать этого. Он сказал несколько важных замечаний о ее жизни, но интервью с Лукасом Джонсом или с кем-либо другим все равно остается в области невозможного и неблагоразумного.
Она совершила глупый поступок. Отправилась на обед с Эдвардом.
– Я думаю, что ты не должна этого делать. – Он был категоричен.
– Почему нет?
Она словно подстраивала ему ловушку; она знала, что он скажет. Но не смогла удержаться от желания подразнить его.
– Ты знаешь, почему нет. Если ты начнешь брать интервью, это первый шаг к тому, что кто-нибудь пронюхает, чем ты занимаешься. Ты можешь на этот раз выйти сухой из воды, Кассия. Но рано или поздно…
– Значит, ты считаешь, что я должна прятаться всю жизнь?
– Ты называешь это прятаться? – Он демонстративно сделал жест рукой, указывая на предназначенные для избранных залы ресторана «Каравелла».
– В определенном смысле – да.
– В том смысле, который ты имеешь в виду, я считаю это благоразумным.
– А как же моя жизнь, Эдвард? Что ты скажешь об этом?
– Что скажу? У тебя есть все, что ты желаешь. Твои друзья, комфорт, писательская деятельность. Чего тебе еще не хватает, кроме мужа?
– Его больше нет в моем списке для Санта-Клауса, дорогой. И да, я хочу большего. Честности.
– Ты говоришь ерунду. Из-за этой честности ты рискуешь своей частной жизнью. Вспомни работу, которую ты так хотела получить в «Таймс» много лет назад.
– Это было совсем другое.
– Почему?
– Я была моложе. И это не была карьера, просто работа, я хотела кое-что доказать.
– А сейчас разве это не то же самое?
– Может быть, нет. Может быть, речь идет о моем душевном здоровье.
– Господи, Кассия, не говори глупостей. Ты совсем взвинчена после того, как сегодня утром Симпсон задурил тебе голову всяким вздором. Будь благоразумна, этот человек имеет корыстный интерес в отношении тебя. Он смотрит на все со своей точки зрения, а не с твоей. Для своей выгоды, а не твоей.
Но она знала, что это неправда. И еще она теперь знала, что Эдвард напуган. Даже более напуган, чем она сама. Но чего он боится? И почему?
– Эдвард, что бы ты ни говорил, рано или поздно мне придется делать выбор.
– Из-за интервью для журнала? Интервью с бывшим уголовником?
Он не просто напуган, он в панике. Кассия почти почувствовала жалость к нему, когда осознала, чего он так боится. Она окончательно ускользает из-под его влияния.
– Дело вовсе не в этом интервью, Эдвард. Мы оба это знаем. Даже Симпсон знает это.
– Бога ради, тогда в чем же дело? И почему ты говоришь какие-то странные вещи о душевном здоровье, свободе и честности? Все это не имеет смысла. Может быть, кто-то в твоей жизни давит на тебя?
– Нет. Только я сама.
– Но в твоей жизни есть кто-то, о ком я не знаю, не так ли?
– Да. – Честный ответ доставил ей удовольствие. – Я не думала, что ты рассчитываешь знать все о моих делах.
Эдвард смущенно отвел взгляд в сторону.
– Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. И это все. Я предполагал, что у тебя есть кто-то еще, кроме Уита.
Да, дорогой, но предполагал ли ты, почему? Безусловно, нет.
– Ты прав.
– Он женат? – практично спросил он.
– Нет.
– Нет? Я был уверен, что он женат.
– Почему?
– Потому что ты так таинственна на его счет. Я просто предположил, что он женат или что-то в этом роде.
– Ничего подобного. Он свободен, ему двадцать три года, он художник и живет в Сохо. – Эдварду понадобится время, чтобы переварить это. – И к твоему сведению, я его не содержу. Он живет за счет благотворительности, и ему это нравится.
Она почти получила удовольствие, а Эдвард стал выглядеть так, словно его вот-вот хватит удар.
– Кассия!
– Да, Эдвард? – сладко пропела она.
– Он знает, кто ты?
– Нет, и его это вообще не интересует.
Она знала, что это не совсем так, но она также знала, что он никогда пальцем о палец не ударит, чтобы узнать что-нибудь о другой стороне ее жизни.
– А Уит знает об этом?
– Нет. С какой стати? Я не рассказываю ему о своих любовниках, а он не рассказывает мне о своих связях. Это по-честному. Кроме того, дорогой, Уитни предпочитает мальчиков.
Она не ожидала увидеть такое выражение лица у Эдварда. Кажется, он не слишком удивился.
– Да я слышал. Я только не знал, в курсе ли ты.
– Я в курсе. – Они понизили голос.
– Он сам сказал тебе?
– Нет, кто-то другой.
– Мне жаль. – Он отвел глаза в сторону и похлопал ее по руке.
– Не переживай, Эдвард. Мне все равно. Может быть, я выражаюсь слишком резко, но я никогда не была влюблена в Уита. Мы просто используем друг друга. Не очень-то приятно в этом сознаваться, но это факт.
– А другой мужчина, художник, – это серьезно?
– Нет, это приятно, с ним легко и весело, и это отдых от утомительных светских обязанностей. Не беспокойся, никто не собирается сбежать с моими деньгами.
– Это не единственная моя забота.
– Я рада это слышать.
Почему ей внезапно захотелось причинить ему боль? Но он сам приставал к ней как не в меру усердный туристический агент, который всячески пытается заманить ее на ненавистный ей курорт. Однако у него ни малейшего шанса на успех.
Он больше не упоминал интервью, пока они не вышли из ресторана и не остановились у выхода, поджидая такси.
– Ты собираешься это сделать?
– Что?
– Интервью, которое Симпсон обсуждал с тобой.
– Не знаю. Я хочу подумать.
– Хорошенько подумай. Взвесь основательно, насколько это важно для тебя и какую цену ты готова заплатить. Возможно, тебе не придется платить эту цену, а возможно, придется заплатить с лихвой. Но, по крайней мере, будь готова, рассчитывай, на какой риск ты идешь.
– Неужели это такой ужасный риск, Эдвард? – Ее глаза снова стали нежными, когда она посмотрела на него.
– Не знаю, Кассия. Я действительно не знаю. Но почему-то я подозреваю, что, несмотря на то, что я скажу, ты все равно сделаешь по-своему. И я только могу ухудшить дело.
– Нет. Но, возможно, мне придется сделать это.
Не для Симпсона. Для себя.
– Так я и думал.