Глава 5
Обратный отсчёт
Нельзя сказать, что парк с обезьянками был тем местом, где я ощущала себя как дома, но мы всё равно были вынуждены начать наше путешествие именно оттуда.
Доктор Юли разбудила нас рано на рассвете. Вообще-то Кахла хотела отправляться в путь немедленно, но в конце концов согласилась сначала поспать несколько часов.
– Это и так довольно трудно и опасно, – сказала доктор Юли. – А пускаться в путь в таком утомлённом состоянии, пока вы ещё окончательно не избавились от последствий газовой атаки – просто верх глупости, если уж говорить прямо.
Кахла не тот человек, кто будет мириться с тем, что его называют как заблагорассудится, тем более глупой. Или… такой была прежняя Кахла. Новая версия моей лучшей и единственной подруги-ведьмы, терзаемая виной, просто опустила голову и кивнула. Возможно, потому, что доктор Юли одновременно похлопывала её по руке и ласково улыбнулась. Хотя, конечно, у крохотной приветливой старой дамы был примерно 90-летний опыт того, как настоять на своём.
Отпуска на море у меня не получилось, но я хотя бы смогла принять душ, перевязать руку и поспать несколько часов. Это на самом деле так помогло, что я слегка воспряла духом. Кахла сможет отыскать дорогу к Воронову котлу, я была в этом уверена, – даже отсюда. Пусть защитные костюмы и не новые, зато крепкие, и это успокаивало. Брючины и рукава оказались слегка длинноваты, но я вполне могла передвигаться не спотыкаясь.
Ящик, в который должны были залезть Никто с Котёнком и воронятами, был размером с чемодан, только более широкий и квадратный. Больше всего он напоминал огромный пластиковый контейнер с прозрачной крышкой, но защёлки были немного мощнее и сделаны из металла с резиной. Однако обращаться с ним оказалось не так-то просто, ведь ручек у него не было, поэтому нам пришлось обвязать его ремнями, чтобы нести. Мы немного потренировались, осознавая всю серьёзность задачи – времени возиться у нас не будет.
Доктор Юли рассчитала, что кислорода в ящике хватит на 26 минут. Если мы не доберёмся до места за 20 минут, нам – то есть Кахле – придётся, не теряя головы, найти «запасной выход», как тогда, когда мы впервые столкнулись с газовой атакой. К крышке ящика мы прикрепили скотчем большой таймер со светящимися красными цифрами, чтобы ориентироваться, сколько у нас ещё осталось времени. Я также установила на Старфоне будильник, который должен был прозвонить через 25 минут в качестве дополнительного предупреждения, если мы практически достигнем предела допустимого времени. Телефон я засунула в рукав костюма, так как карманов в нём не было.
Котёнок совсем не радовался перспективе сидеть в ящике. Он выкручивался и выворачивался, пытаясь выцарапать себе свободу, но на этот раз ему пришлось сделать так, как сказала я.
– Может, ты хочешь остаться здесь? – спросила я, пытаясь как можно чётче представить себе одинокого мяукающего Котёнка, который неприкаянно бродит между лабораторных столов доктора Юли. – Или снова хочешь глотнуть газа?
Не знаю, что на него подействовало, однако он вдруг совсем обмяк в моих руках, прекратив борьбу. Это было так на него непохоже, что я совсем расстроилась. Подняв его вверх, я осмотрела угловатую головку, золотистые глаза, вытянутое, чуть длинноватое тельце.
Страдающий взгляд, которым он посмотрел на меня, был минимум таким же понятным, как раньше мысли Кота.
«Ты злая и плохо со мной обращаешься. Бедный я, несчастный!»
Я еле сдержала улыбку. Единственное, от чего он страдал – так это от слишком ярко выраженного артистического таланта. Теперь я не очень-то верила в его полный отказ от борьбы, поэтому ему отвели в ящике собственное пространство, отгородив от воронят пластмассовой перегородкой.
– Ой-ой-ой, малютки вы мои, – произнесла Никто, слегка расправив крылья. – Не бойся, Аркус, я о них позабочусь.
Её крылья подрагивали, да и голос тоже. Но она сама запорхнула в ящик, а воронята, ей-богу, прижались к ней, словно к маме. Это, наверное, был самый смелый поступок, который я когда-либо видела. Ведь более беспомощное существо, чем Никто в тот момент, трудно было представить – у неё не было ни настоящих рук, ни пространства, чтобы взмахнуть крыльями, ни возможности самой выбраться наружу. Она и трое животных оказались заперты в ящике, где кислорода хватит всего на 26 минут. Понятно, почему она тряслась от страха.
После того как ящик был закрыт, времени на размышления и колебания не осталось, так как на дисплее таймера уже высветилось 25:55. Пошёл обратный отсчёт.
Кахла пропела первые звуки дикой песни – громко и пронзительно, так что они были слышны даже через капюшон с забралом. Мы с Оскаром подняли ящик. Я успела лишь мельком увидеть, как доктор Юли поднимает на прощание руку, а Бима прыгает на одно из деревьев в парке. Однако секунду спустя дерево застлало пеленой и мне уже было не видно доктора Юли, а только слышны её слова:
– Удачи! Верьте в себя, дикие ведьмы!
Туман, как обычно, был серого цвета, и, несмотря на защитный костюм, я ощутила, что температура упала на несколько градусов. Никакого газа не видно. По крайней мере, пока.
Из-за масок мы не могли по-настоящему разговаривать. Я слышала какие-то звуки, издаваемые Оскаром, но слова разобрать не могла. Надеялась только, что это не очень важно. Кроме того, мы не могли держаться за руки, как в прошлый раз, так как нам с Оскаром нужно было нести ящик. Мы понимали, что, если появится газ, нам будет трудно разглядеть друг друга, поэтому все связались одной верёвкой, которая шла от моего плеча к Оскару и дальше к Аркусу и Кахле.
Вдруг конец моей верёвки нетерпеливо задёргался. Оскар явно хотел прибавить шагу. Отличная идея – стоит поторапливаться, это точно.
Если не будем терять время, сможем добраться до Воронова котла одним махом. Я прибавила шагу. Бежать мы не могли, ведь между нами находился ящик, кроме того, в костюме я вскоре запыхалась и вся вспотела. Однако красные цифры, пылающие сквозь туман, подгоняли лучше, чем любой громко орущий тренер, призывающий увеличить скорость.
19:27.
Прошло уже больше шести минут! Куда они подевались? Я всматривалась в туман, но могла разглядеть только ящик, Оскара, Аркуса и чуть в отдалении спину Кахлы. Никаких деревьев. Ничего.
Но газ тоже не появлялся. «Если заблудимся, – подумала я, – то можем просто открыть ящик и запустить туда больше воздуха. В смысле если не появится газ».
Я не успела додумать мысль до конца, как Котёнок принялся буйствовать. Сквозь плотные пластмассовые стенки ящика и фильтр защитного костюма до меня еле-еле долетал его мяукающий писк, но внутри меня, там, где находилось дикое чувство, возникло ощущение, будто кто-то вонзил мне иглу в мозг.
«Выпусти. Выпусти-выпусти-выпусти-выпусти!»
Это были не просто слова, а безустанная, отчаянная борьба за свободу. Весь ящик ходил ходуном, Никто бросало из стороны в сторону, и она пыталась сохранять равновесие с помощью крыльев, которые даже не могла расправить, воронята испуганно хлопали своими крохотными неокрепшими крылышками.
Ящик начал выскальзывать у меня из рук. Я пыталась его удержать, одновременно выдвинув обвязанный верёвкой локоть вперёд, а затем потянув назад так, чтобы получилось три резких рывка – условный сигнал бедствия. Аркус уже встал на колени рядом с ящиком, пытаясь помочь нам удерживать его более-менее ровно; наверняка почувствовал страх воронят.
Кахла оглянулась. Я поняла по её глазам, видневшимся через прозрачное пластмассовое забрало, что она тоже напугана. Она вглядывалась в туман, но, очевидно, видела не больше нас, другими словами – ничего.
Котёнок царапал крышку и стенки ящика, полностью выпустив когти. Я пыталась успокоиться, но всё равно чувствовала, что меня охватывает страх: я не понимала, почему он так себя ведёт, и была почти уверена, что он тратит слишком много кислорода. Может, расчёты оказались ошибочными и он уже начал задыхаться? Нет, Никто, несомненно, могла дышать и постаралась накрыть крыльями двух испуганных воронят – боролся только Котёнок, словно речь шла, по крайней мере, об одной из его девяти жизней.
Оставалось только одно – открыть ящик и достать его оттуда. Но только не здесь, на диких тропах, ведь он в такой панике, что вполне может просто выскользнуть и удрать без оглядки – а здесь за это легко поплатиться. Что, если он потеряется и я его никогда не найду? Или если нас всё же окутает газ?
– Нам нужно отсюда выйти! – что есть мочи закричала я, наугад показывая направление.
Кахла в восторг не пришла, но кивнула.
Мы выпали из туманов диких троп так же резко и неожиданно, как в тот раз, когда спасались от кровавого газа и очутились в парке с обезьянками. Но теперь не было ни обезьян, ни цветов, ни деревьев…
Земля по цвету напоминала черепицу – красно-коричневую, алую, оранжевую. Её покрывали плоские стёртые камни, хрустевшие под ногами. Здесь также только что встало солнце и некоторые камни были тёмными от росы.
Однако меня волновал только Котёнок. Распахнув защёлки, я сдвинула крышку в сторону, и в следующую секунду мой маленький котик прыгнул в мои объятия, пытаясь когтями продраться сквозь защитный костюм. Я открыла защёлкивающийся механизм и откинула назад «шлем космонавта», и в течение нескольких мгновений он просто прижимался к моей шее. Я ощутила, как сквозь тёплую чёрную шёрстку и хрупкие рёбрышки бьётся его сердце – тук-тук-тук, – словно ещё один пульс, быстрее моего в два раза.
– Да что с тобой такое? – прошептала я.
Он ещё не научился как следует рассказывать мне, о чём думает и чего хочет – в отличие от Кота, который в течение нескольких столетий носил в себе душу дикой ведьмы Виридиан и осознал, что люди плохо понимают тебя, если не пользуешься словами. Я просто ощущала страх Котёнка, его отчаяние и безмерное чувство одиночества, но не знала, как мне ему помочь.
– У тебя ведь есть я, – прошептала я. – А я – вот она, здесь.
Но, похоже, этого было недостаточно.
– Что с ним такое? – спросил Оскар.
– Он… боится и чувствует себя одиноким.
– Одиноким? – удивилась Кахла. – Но ведь он прилип к тебе как репей. Да и почувствовать себя одиноким в ящике вряд ли можно.
– Интересно, а у котов может развиваться клаустрофобия? – спросил Оскар. – Моя мама как-то застряла в лифте с мужчиной, который так запаниковал, что начал стучать как сумасшедший по стенам, а потом упал в обморок.
Я не могла ответить ни на один из их вопросов. Просто знала, что мой Котёнок несчастен.
– Мне больше не удастся усадить его в ящик, – сказала я. – Что будем делать?
– Во всяком случае, здесь мы оставаться не можем, – ответила Кахла. – Иначе ссохнемся как изюм. Если вы ещё не заметили, мы вообще-то посреди пустыни.
Она была права. Сначала я об этом не подумала, ведь мы стояли не на песке, а без песчаных просторов я пустыню не представляла.
Но оказалось, такое возможно. Куда ни взглянешь, повсюду виднелись эти камни цвета черепицы, а вдали – скалы, чуть помассивнее. Остатки росы уже испарились на солнце, но утро всё ещё было ранним. Я боялась даже подумать о том, насколько жарко здесь будет ближе к полудню.
Тут я услышала, как Никто что-то бормочет себе под нос:
– Абигайль. Артемида. Анастасия. Или… Беата… Нет, думаю, я не Беата. Клара, как думаешь, я похожа на Беату?
– Э… нет… в смысле да, если только тебе самой нравится.
Если честно, по-моему, я не очень её слушала. Широкая тёмная тень скользнула по красной земле. Когда я взглянула вверх, меня пробрала дрожь: на этот раз сомневаться не приходилось – в небе парил, зависая между нами и солнцем, гриф, и хотя до него было далеко, я невольно схватилась за руку. В мире существует огромное количество грифов, и причины думать, что это тот самый, не было никакой – на самом деле это было бы просто невероятно. Но мурашки, бежавшие по моей спине, с таким логическим рассуждением не согласились.
– Клара? – Кахла подошла ко мне вплотную. – Извини. Но у нас нет выбора.
Я слишком поздно поняла, что она собирается сделать. Она положила руку Котёнку на голову, и вдруг нас с ним пронзила ужасная, тошнотворная боль. А потом он обмяк у меня на руках. Не так, как до этого, когда изображал вялость, прикидываясь бедным маленьким страдальцем, нет – теперь он обмяк по-настоящему, напомнив безжизненную тряпичную куклу с болтающимися лапками, так что сложно было определить, дышит он или нет.
– Что ты с ним сделала? – произнесла я, глотая ртом воздух – мне вдруг самой стало трудно дышать.
– Я… немного зажала его жизненную струну. Но не выкрутила её и не оборвала. Он придёт в себя, но… наверное, не сразу.
Я не отводила от Кахлы взгляда. Она столько всего умела, что вполне могла бы сравниться с Бравитой. Или Ламией. И это сходство ужасало. Хотя я и знала Кахлу, иногда она меня пугала. Как-то тётя Иса сказала, что добро и зло не делятся на «или-или», они едины. В Кахле же было столько всего тёмного, трудного для понимания, опасного – того, что многие, наверное, назвали бы злом.
– Мне пришлось это сделать, – прошептала она, похоже почувствовав или разглядев мои мысли. – Как же иначе нам двигаться дальше?
Сначала я не могла выговорить ни слова. Просто погладила своего маленького обмякшего котика по голове, хотя он этого и не почувствовал. А потом положила в ящик – вялого и смирного.
– Двигаться дальше, – повторила я. – Да. Давайте уже закончим это путешествие.
Я выудила Старфон из рукава костюма и заново установила будильник, стараясь не смотреть на Котёнка. Он казался таким маленьким, гораздо меньше, чем обычно.
Оскар довольно неуклюже похлопал меня по плечу.
Мы закрыли ящик, и он вновь установил время на таймере. 26 минут.
Я взглянула вверх. Гриф так и парил в небе.